После грозы - радуга

Врач убеждал, что Айше проспит, как минимум до утра, но Насух решительно заявил, что все равно никуда не уйдет и будет сидеть подле нее. Плевать на все, думал он, пусть хоть весь Мидьят, да что там — весь мир — назавтра начнет сочинять и разносить про них с Айше всякие небылицы, но больше он ее одну не оставит. Ни на минуту! — И зачем только ты туда пошла, Айше? — прошептал он, взяв ее за руку. Хотя, разумеется, ответ лежал, как говорится, на поверхности: жизнь Хазара оказалась в опасности, а Айше ради сына, не задумываясь, сделала бы что угодно, даже пожертвовала собственной жизнью. «Я умру, любя и защищая своих близких», — сказала ему Айше в тот день когда они с ней узнали друг друга, поняли, что все эти долгие годы, наполненные болью и скорбью, между ними стояла ложь его матери. Именно она разрушила их счастье и обрекла на муки… Сейчас, глядя на свою Айше, бледную, с плотно закрытыми глазами, опутанную всеми этими проводами, подключенными к попискивающим и мигающим аппаратам, Насух думал только об одном: он не может потерять ее во второй раз. Не за что Аллаху так его карать! В тот страшный день, когда Насух с Юсуфом вернулись в поместье из деловой поездки и узнали обо всем, что произошло, ему показалось, что время остановилось, замерло, сгустилось вокруг него вязкой, липкой массой, в которой он барахтался, как в болоте, пытаясь выбраться на поверхность, чтобы глотнуть воздуха. Но воздух точно обжигал его легкие, и Насух задыхался, будто это он горел заживо в закрытом доме. Первые несколько недель после гибели Айше он запомнил плохо: кажется, он пил, без продыху, а потом, вспоминая о прошлом, рыдал, бил посуду и громил мебель. Если же случалось ему немного протрезветь, он шел на кладбище и сидел на могиле Айше. Ну, той могиле, где, как ему сказала мать, похоронили Айше, ее младших сестер и брата. А на самом деле оказалось, что все то время Айше была жива. Она превозмогала адскую боль, как телесную, так и душевную, ждала его, а потом… Он не пришел за ней, и она решила, что он ее предал. Хотя… если бы Насух не оставил ее тогда в поместье и забрал с собой, как она его просила, если бы решился рассказать своему отцу всю правду, она была бы рядом. Они прожили бы вместе всю жизнь, как и мечтали… Получается, он все равно виноват в том, что с ней случилось… Когда же Насух узнал, что Айше жива, он решил, что теперь-то уже ни за что ее не отпустит, в конце концов им осталось жить не так уж много лет, так неужели они не заслужили хоть немного счастья? Когда Хазар сообщил обо всем, что произошло, Насух тут же помчался в больницу, предоставив Хандан дожидаться Джихана и Ярен. Сына он нашел в больничном коридоре; Хазар сидел около двери реанимации, чуть прикрыв глаза, и явно был целиком погружен в свои мысли. Увидев отца, он встал, быстро подошел к нему и крепко обнял, как в детстве, когда ему было очень страшно. — Они говорят, что состояние довольно тяжелое, плюс там… я плохо понял… какие-то перебои в сердце, но врачи сделают все что нужно, — сообщил Хазар Насуху. — Надеюсь, ей помогут… Ведь помогут же, пап? — Да, конечно, — кивнул Насух, опускаясь на стул, потому что ноги с трудом держали его. — Я не переживу, если что-то… Аллах не может снова забрать ее у меня! Только не сейчас… Хазар положил руку ему на плечо и чуть сжал его: — Я позвонил Зехре, — сказал он, — попросил рассказать Мирану. Он же должен знать, вдруг что… Насух вскинул на него испуганный взгляд, и Хазар тут же осекся: — Просто он бы точно не простил, если бы я скрыл, — повторил Хазар. — Да, конечно, — рассеянно отозвался Насух. — Сынок, тебе, наверное, лучше ехать домой. Будь рядом с братом. — Нет, я пока останусь с тобой, — отозвался Хазар. — Я хочу видеть, — еле слышно прибавил он, — когда она очнется. Мне надо кое-что сказать… Насух кивнул и откинулся на спинку стула; больше всего ему в ту минуту хотелось проснуться и понять: весь этот кошмар ему привиделся. Ждать пришлось довольно долго, а потом врач наконец соизволил выйти и сообщил Насуху, что с Айше все в порядке. Как он выразился, настолько, насколько это сейчас возможно. — Но… ее жизнь вне опасности, верно, доктор? — осторожно спросил Хазар. — Будем наблюдать, — отозвался врач, — но пока состояние стабильное. Скоро она придет в себя, и тогда посмотрим… — Хазар, — повернулся Насух к сыну, — ты поезжай домой, узнай, что там и как, поддержи брата и Ярен. А я пока останусь здесь. — Ладно, папа, — вздохнул Хазар, — но утром я вернусь. А ты… главное, не переживай, ты же слышал: все должно сложиться хорошо. Врач пропустил его к Айше после долгих уговоров и заверений, что он «не наделает глупостей». Насух лишь кивнул, после чего врач без лишних слов позволил ему войти в палату. Он смотрел на Айше и вспоминал, как ждал ее пробуждения, когда они были юными, и страсть захлестнула их обоих с головой. Они, практически ни от кого не скрываясь, встречались, а после стали жить вместе, и Насух называл ее своей нареченной, а после того, как они обручились — женой. Когда он оставался ночевать у нее, то, бывало, лежал всю ночь без сна, прижимая ее к себе и слушая ее мерное дыхание. Он думал, что хорошо бы утро никогда не наступало, и они бы вечно были вместе. Когда, по настоятельному требованию Хазара, Айше чуть было не уехала из Мидьята навсегда, а Миран не дал ей этого сделать и вернул обратно, Насух, заявив сыну, что тот совсем о нем не думает, тем же вечером помчался к ней домой. — Я же сказал: все мое принадлежит тебе, Айше, ну а ты… Ты собиралась вот так уехать, ничего не сказав мне? — Но ведь так Хазар захотел, Насух, — грустно улыбнувшись, ответила Айше. — Я ведь даже в глаза ему боюсь заглянуть, а тут оказывается, ему плохо, оттого, что я рядом. Мне пришлось… — А я? — обиженно взглянул на нее Насух. — Я совсем для тебя ничего не значу? — Зачем ты так говоришь, Насух, — вздохнула она, — у меня ведь во всем свете только один ты и остался! — Все наладится! — улыбнулся Насух, взяв ее за руки. — Смотри: ведь Миран же поехал за тобой и вернул тебя обратно, и Рейян при всех обняла тебя и назвала бабушкой. Вот так же и Хазар однажды все поймет и смягчится, вот увидишь, моя Айше. — Да, — кивнула она, — конечно… Но все равно, мне тяжело, Насух. Тяжело осознавать, что мой сын и мой внук вряд ли простят и полюбят меня. Сколько бы лет ни прошло, они так и будут думать, что я им враг и… — И пусть не любят! — вскричал Насух. — Пусть зовут плохой! Я люблю тебя, Айше! — воскликнул он и придвинулся ближе. — Разве этого мало? — спросил он, глядя ей в глаза. — Ведь один раз я уже потерял тебя, второго раза я просто не переживу, моя Айше. И запомни: если ты уезжаешь, то лучше сначала убей меня, а потом уезжай. Потому что я больше не вынесу этого, не смогу без тебя! Она улыбнулась сквозь слезы, и тогда Насух решился наконец на то, о чем мечтал чуть ли не с того самого дня, когда узнал, что Аллах вернул ему ее, спустя столько лет. Он протянул руку, осторожно стер слезы с ее щек, а потом обнял ее за плечи и поцеловал. Сначала робко чмокнул ее в уголок губ, а потом, осмелев окончательно, еще крепче прижал к себе, а дальше они оба уже, как говорится, себя не помнили, и Насух чувствовал себя так, будто ему снова было двадцать лет… А потом он, как когда-то в юности, смотрел, как она спала, нежно и невесомо гладил ее по волосам и слушал ее дыхание. — Как тогда, Насух, — шепнула она ему на ухо, пробудившись еще затемно, — помнишь? Тебе надо было уходить еще до рассвета. — Точно! — усмехнулся он. — Чтобы твой братец, светлая ему память, нас не застукал. — А сейчас, — хмыкнула она, — Эсма может увидеть. Мы сошли с ума, Насух! И это в наши-то годы! — Да и наплевать! — беспечно отозвался он, прижимая ее к себе. — Пусть! Если это так, то я счастлив буду умереть сумасшедшим! От воспоминаний и размышлений Насуха отвлекло слабое рукопожатие. Он, будто очнувшись от сна, вздрогнул и тут улыбнулся, увидев, как Айше вздохнула и открыла глаза: — Насух, — еле слышно произнесла она, — где… что случилось? — Тебя ранили, когда вы с Хазаром пытались найти Джихана, — ответил Насух, сжимая ее ладонь. — Зачем только вы пошли туда одни, Айше? А если бы с вами что-то случилось? Аллах, даже подумать страшно: я ведь мог всех вас потерять, и как тогда жить?.. — Прости, — прошептала она, — но просто не было времени размышлять и колебаться… А где Хазар? — спросила Айше. — С ним все хорошо, да? Скажи только… — Тшш! — он погладил ее по щеке. — Я клянусь тебе: с Хазаром все в порядке. Он так переживал, ты знаешь, сидел тут все время, пока врачи делали операцию. Ты же его собой закрыла, Айше! — Ничего, — вновь тяжело вздохнула она, — главное, он цел и невредим. А это… со мной… ладно уж! — она зажмурилась и закусила губу. — Что такое? Тебе больно? — встревожился Насух. — Немного… И голова кружится. — Наверное, от наркоза. Я сейчас врача позову! — он быстро нажал кнопку вызова на пульте рядом с кроватью, а после вновь взял Айше за руку. — Ничего, теперь все будет хорошо, все пройдет, Айше, — он поднес ее руку к губам. — Мы с тобой еще долго-долго будем вместе, да? — Конечно, — отозвалась она. — Не надейся, что сможешь так легко от меня отделаться, Насух Шадоглу! Насух наклонился, прикоснулся губами к ее щеке, почувствовав, что на душе стало полегче. Она жива! И она непременно скоро поправится.

***

Джихан молча смотрел на стоящую перед ним чашку кофе так, будто это было что-то необыкновенное, а он все никак не мог налюбоваться. Хазар же торопился как можно скорее покончить с завтраком (хотя, если уж начистоту, для завтрака было поздновато, так как часы на стене показывали без трех минут полдень), после чего намеревался ехать обратно в больницу и привезти отца домой. Ему надо отдохнуть, а врач, с которым Хазар недавно побеседовал по телефону, заверил его, что с Азизе ханым все хорошо. Ну, да, ей, разумеется, придется провести какое-то время в больнице, но она уже пришла в себя и, как выразился врач, «наметилась положительная динамика». Хазар, услышав это, вздохнул с облегчением. Ему захотелось сразу же сорваться в больницу, чтобы поговорить с Азизе, и в то же время было немного… боязно. Пусть она еще немного окрепнет, подумал он, а там уж они непременно поговорят. Телефонный звонок отвлек его от размышлений, Хазар достал телефон и увидел, что звонит Миран: — Сынок! — воскликнул Хазар. — Что-нибудь случилось? Как вы там? — Это ты мне скажи, что у вас случилось, папа, — отозвался Миран. — Что с бабушкой? — Не волнуйся, дорогой, с ней все в порядке, я буквально только что говорил с отцом по телефону, он там, рядом с ней. Она в сознании и… — Как все это произошло? — перебил его Миран. — Миран, сынок, это долгая история. Ты не думай ни о чем, заботься о жене, а здесь все будет нормально. — Я вылетаю через полтора часа, папа, так что скоро вы мне с дедом все и объясните. — Но… а как же Рейян? — опешил Хазар. — Ты ее одну оставишь? — Ну, я же ненадолго! И потом, во-первых, Рейян уже в клинике доктора Турана, рядом с ней Азра, Зехра ханым и сам доктор. Азра говорит, что анализы хорошие, первый курс терапии уже провели… Теперь только ждать рождения Умута. А мне нужно лично удостовериться, что у вас все нормально. Я должен увидеть… — Я понял, сынок, — улыбнулся Хазар, — что же, жду тебя. До скорого! — Что там стряслось опять? — Джихан наконец-то оторвался от чашки с уже остывшим кофе и уставился на Хазара. — Все в порядке, — отозвался он. — Это Миран, говорит, что через час с небольшим вылетает в Мидьят. — Ясно… — вздохнул Джихан. — Слушай, брат, — он поднялся со своего места и подошел к Хазару, — ты не сердись на меня, ладно? И извини за то, что я там наговорил. Я… я правда, не хотел, чтобы все так вышло, но просто моя дочь… — Перестань, Джихан! — Хазар похлопал его по плечу. — Я все понимаю. Тогда мы оба с тобой были на взводе, ведь Ярен угрожала серьезная опасность. — Как там Азизе ханым? Ей легче? — Врачи говорят, скоро пойдет на поправку. — Это хорошо, верно? — Джихан метнул на него растерянно-виноватый взгляд, совсем как в детстве, когда ему случалось набедокурить и поссориться с отцом и Хазаром, а потом он вот так же жалобно смотрел исподлобья и просил прощения. — Хорошо, — кивнул Хазар. — Ты мне лучше скажи, как Ярен. — Уснула, — ответил Джихан, — Хандан от нее всю ночь не отходила. Она, бедная, будто в бреду была, только и твердила, как ей страшно, из-за нее могли погибнуть мы с тобой. Она, дескать, уже погубила Харуна, а теперь еще это. Она «приносит всем только горе, и лучше ей умереть»… Самая настоящая истерика. — После всего, что она пережила, это совсем не удивительно. Джихан рассеянно кивнул: — Если с ней или с ее ребенком что-нибудь случится, я эту гадину Фюсун придушу своими руками! — Я думаю, — усмехнулся Хазар, — ты не одинок, и найдется еще немало желающих, как ты выразился, придушить гадину. — Взять хоть Мирана, — в глазах Джихана мелькнули вдруг озорные искры, — или твою мать. Думаю, Азизе прямо сейчас, дай ей волю, отправилась бы ее душить, даром, что скорее всего, пока и руки поднять не может. — Раз так, — заговорщицки подмигнув брату, проговорил Хазар, — то мы с тобой определенно могли бы ей помочь. Джихан впервые за долгое время рассмеялся, а после вскочил и порывисто обнял его. Хазар, как когда-то в детстве, когда он успокаивал и утешал младшего брата после очередного нагоняя отца или же драки с одноклассниками, погладил Джихана по спине и прижал к себе. Теперь, подумал он, никому больше не удастся внести в их семью раздор и непонимание. — Хазар бей, Хазар бей! — в комнату, запыхавшись, вбежала Мелике. — Что стряслось? — хором спросили Джихан и Хазар. — Там… там полиция! — заикаясь, проговорила Мелике, показывая на дверь. — Во дворе. Они говорят, у них ордер… Они намереваются арестовать Ярен ханым. — Что? — вскричал Джихан. — Да я их всех сейчас же вышвырну за дверь! — Стой, Джихан, тихо! — Хазар преградил ему путь, схватил за плечи, удерживая и не давая возможности уйти. — Успокойся! — Я не позволю увезти Ярен, брат! Я же только что сказал: она и так была не в себе, а это ее просто-напросто добьет! — Я все понимаю! — глядя ему в глаза проговорил Хазар. — Послушай меня: иди быстро к Ярен и Хандан и уведи их. Через задний двор выйдите к гаражам и уезжайте на ферму. Переждите там, но постарайтесь, чтобы вас никто не видел. Мелике, помоги им! — обернулся он к топтавшейся на пороге служанке. — А я встречу полицейских и скажу, что ни тебя, ни твоей дочери дома нет. Она ведь живет у своей свекрови, а ты… да мало ли, где шатается мой беспутный братец. Джихан некоторое время выжидающе смотрел на него и наконец кивнул. После он снова обнял его: — Спасибо тебе, брат! — воскликнул он. — Я… никогда этого не забуду. — Не теряй времени, Джихан! — Хазар пожал ему руку и заторопился во двор.

***

Отец гнал машину так, что Ярен казалось, будто они летят на самолете. Один раз она летала с родителями и дедушкой в Стамбул, ей было тогда лет десять, кажется. Дед намеревался заключить какой-то там выгодный контракт, а отец должен был помочь ему в этом. Обычно дед в подобные длительные поездки отправлялся с дядей Хазаром, но в тот раз дядя не смог, и отец воспользовался случаем. Ярен страшно боялась, но родители убеждали ее, что все будет в порядке. Когда они поднялись в воздух, у Ярен захватило дух; она смотрела в иллюминатор на уменьшающуюся землю, на извилистые дороги, похожие сверху на брошенные кем-то впопыхах перепутанные мотки ниток, на горы, напоминавшие неровно положенный крем на сдобном корже… Потом у нее закружилась голова и резко затошнило, поэтому пришлось откинуться на спинку кресла и закрыть глаза, чтобы стало легче. Сейчас за окнами машины проносились поля, одинокие домики, теснившиеся то тут то там на обочине, автозаправки и встречные машины. Перед глазами же у нее, словно кадры кинофильма, мелькали сцены из недавнего прошлого, о котором она теперь уже никогда не сможет забыть. — Останови машину, слышишь, я не вернусь домой, я не хочу, чтобы со мной было то же, что с Рейян! — кричала она Харуну, когда он точно так же гнал, как сумасшедший, свою машину и твердил, что Ярен предала его, а он, дурак такой, поверил. — Замолчи, хватит! — в который раз повторил он. — Какой же я дурак! Как я мог тебе поверить! — Ты все не так понял, Харун! — плакала она. — Прекрати, — прикрикнул он, — не нужно никаких оправданий, больше я на это не куплюсь! Ярен и сама теперь не могла бы сказать теперь, зачем она наговорила тех глупостей. Ей так хотелось поделиться с матерью своей радостью: они с Харуном были вместе, и это было… даже и описать трудно! Да, пожалуй, казалось ей, правду говорят во всяких там фильмах, которые в детстве они с Рейян тайком от взрослых смотрели по видеомагнитофону Азата, что «это возносит тебя на вершину блаженства». До той ночи она лишь смутно догадывалась, как оно может быть, и вот, благодаря своему мужу, ей наконец довелось испытать то же, что испытывали ее родители, когда целовались, бывало, на балконе, когда в доме уже все укладывались спать. Ярен же с Азатом тайком выбирались из комнат и шли на крышу, там брат доставал припрятанные загодя бутерброды с сыром, которые ему удалось утащить с кухни при помощи Мелике, и они устраивали «ночной пикник». Иной раз им как раз доводилось случайно увидеть этакие «тайные свидания» собственных родителей. Они с братом были рады за мать и отца, и от этого Ярен еще больше любила подобные ночные вылазки. Став постарше, Азат помимо бутербродов и лимонада приносил, случалось, и банку пива. Один раз Ярен уговорила его дать ей попробовать, а потом брат еле-еле увел ее с крыши, потому как Ярен казалось, будто пол под ногами качается, точно палуба яхты, а еще ей нестерпимо хотелось петь, смеяться и щелкнуть Азата по носу. Азат каждый раз звал и Рейян, но она редко составляла им компанию, потому что тетя Зехра была более бдительной, нежели их родители… И вот Ярен поняла, что значит, когда тебя любит мужчина, и когда он готов носить тебя на руках, а ты тоже будто растворяешься в нем без остатка. Ей хотелось показать себя перед матерью серьезной, взрослой женщиной, опытной и много пережившей, ведь теперь она знает, что к чему! Вот и занесло, как говорится, на повороте, а если уж слово сказано, обратно его взять невозможно. Ярен просто хотела сказать, что теперь станет настоящей хозяйкой дома, они с Харуном будут вместе, и никто не встанет у них на пути. Она никак не хотела его обидеть, нв зачем, зачем она распустила язык! В школьные годы тоже так бывало: однажды Ярен поссорилась с одноклассницами, они пригрозили ей, что позовут своих старших сестер, и те Ярен «накостыляют». И тогда Ярен тоже понесло, как говорится, по кочкам: она заявила, что если ее тронут хоть пальцем она пожалуется своему деду, а заодно и дяде. А дядя у нее, между прочим, вместе с дедушкой не просто так «выжили из Мидьята самый влиятельный и богатый клан». Она тогда, честно признаться, плохо понимала, что значат эти слова, но именно так говорил ее отец одному своему знакомому, вхожему в их дом. А потом… потом случился тот кошмар. — Ну, и чего ты ждешь? Стреляй давай, жми! — в отчаянии кричал Харун. — Я выстрелю, клянусь тебе! — Ярен почти не видела его лица, потому что слезы застилали ей глаза. — Да ты же просто меня разводишь, да? — расхохотался Харун. — Конечно, как же иначе, ведь такая эгоистка, как ты, ни за что не причинит себе вред! А ну отдай мне пистолет, живо! Дальше Ярен запомнила только оглушительный выстрел, и заходящее солнце, которое отражалось в глазах Харуна. Он обиженно и недоуменно смотрел на нее, пытался что-то сказать, наверное, до конца так и не смог поверить, что она выстрелила прямо ему в грудь. Харун упал, а Ярен сидела подле него на холодной земле, смотрела на свои дрожащие, вытянутые вперед руки и думала, чем вытереть кровь. Там было столько крови!.. Ей чуть ли не каждую ночь снится, как Харун, лукаво прищурившись, смотрит на нее и улыбается своей хитрой и такой невероятно обаятельной улыбкой. А она будто протягивает к нему руки, хочет обнять, но тут он меняется в лице, смотрит на нее укоризненно и говорит: «Не трогай! Ведь ты же убила меня, Ярен. Зачем ты это сделала? Посмотри, твои руки в моей крови!» Она переводит взгляд на свои ладони и кричит от ужаса, потому что на них действительно кровь, которую ничем не смыть. Мама уверяет, что ребенок поможет ей жить дальше, исцелит ее раны, но Ярен до сих пор не может понять, как она будет смотреть своему ребенку в глаза. Однажды он вырастет, спросит ее об отце, и что она ему скажет?.. — Ярен, дочка, — мать погладила ее по плечу, — мы приехали. Давай, выходи! Встряхнув головой, отгоняя непрошеные грустные размышления, Ярен выбралась из машины. Отец привез их с матерью на ферму, и пока Ярен оглядывалась по сторонам, он отозвал мать в сторону и что-то сказал ей, после он попрощался с ними и сел обратно в машину. Ярен не успела окликнуть его, потому что… зря он привез ее сюда. Какой смысл прятаться, ведь если ее хотят арестовать и посадить в тюрьму, то все равно найдут рано или поздно. — Пойдем, Ярен, — сказала мать, — тебе надо отдохнуть. Ладно, пока лучше с ней не спорить, а там… будет видно, надо хорошенько все обдумать. Ярен вздохнула и поплелась вслед за матерью по направлению к дому.

***

Дильшах домыла посуду, долила воду в чайник и поставила его на плиту. После чего она вернулась к столу, взяла свой телефон и вновь проверила, нет ли пропущенных вызовов. Конечно, надежды почти никакой, но вдруг она не услышала звонка, пока наливала воду. Нет, вздохнула она, ни одного вызова. Миран позвонил всего два раза: в первый раз сообщил, что долетел в Стамбул благополучно, а во второй раз — на другой день, поинтересовался, как она себя чувствует и как устроилась на новом месте. Что ж, и на том спасибо! Хазар вот обещал приехать навестить, но кажется, вновь забыл о ней. Она привыкла… Привыкла, что все всегда о ней забывают, и никому она не нужна. После последней ссоры с этой нахалкой Рейян, Миран заявил, что, видите ли, вместе им жить трудно. Ему де очень жаль, но покой его несравненной женушки ему дороже, потому что она носит под сердцем его ребенка, ей и без того нельзя нервничать, а бесконечные скандалы только подрывают ее и без того хрупкое здоровье. После такого предательства Дильшах и сама не захотела продолжать жить с ним под одной крышей. Эта вертихвостка оказалась ему дороже родной матери! Которая к тому же перенесла столько горя, что никому не снилось. Азра предложила ей поехать в какой-то пансион, «подлечить расшатанные нервы», но Дильшах не такая дура, чтобы дать себя запереть в психушке! Больше ее на подобное не купишь! Врача, правда, Азра все равно к ней притащила, тот осмотрел ее, задавал какие-то идиотские вопросы, вроде того, не переболела ли она в детстве той или иной заразой, выписал успокоительные таблетки, которые велел принимать перед сном в течение трех месяцев и наконец-то уехал. Ее мать, которая тоже встала на сторону Мирана и мерзавки Рейян, решительно заявила, что лучше им будет жить в деревне и притащила ее сюда. И вот теперь Дильшах вынуждена сидеть в этой норе, время от времени развлекая себя тем, чтобы прогуляться до бакалейной лавки и перекинуться парой слов с глупыми соседками. Хорошо хоть Хазар помог в свое время ее матери купить и обставить новый дом, здесь по крайней мере не так тесно, как в старом. Сейчас Дильшах только и остается, что ждать звонков да визитов по большим праздникам. Мать упрекает ее, говорит, мол, Дильшах сама во всем виновата, но это неправда. Рейян задурила голову и ей тоже, ведь мама всегда была излишне доверчивой, что и неудивительно для нее, прожившей всю жизнь в этой глухомани. Что до Мирана… Выходит, Дильшах оказалась права: он больше не ее сын, и с этим надо смириться. Ее некогда милый, нежный мальчик, к сожалению, превратился в упрямца и грубияна, не видящего никого, кроме своей жены. Удивляться не приходится, и винить Мирана трудно: он вырос вдали от своей матери и слишком уж подвергся пагубному влиянию Азизе, которое из него теперь ничем уже не выбьешь. И он в любом случае будет на стороне этой проклятой ведьмы. Впрочем, теперь Дильшах все чаще и чаще вспоминала, что Миран с самого детства проявлял характер и уже тогда, стараниями ведьмы Азизе, начал отдаляться от нее. Он всегда смотрел на свою бабку с таким обожанием, что иной раз Дильшах хотелось не то отшлепать его, чтобы выкинул из головы всякий вздор, не то придушить Азизе, чтобы не зарилась на ее сына. Но та упорно продолжала пакостить: подкупала Мирана подарками, поощряла его дружбу с этой несносной Генюль, а заодно и с Фыратом. Это ж вообще, уму непостижимо! Как выяснилось, Азизе позволила жить под одной крышей с ее же собственными детьми и внуками этому… выродку. Незаконнорожденному ребенку, которого ее же собственный муж прижил от прислуги. Хотя… сама-то она тоже не отличалась особой нравственностью и тоже родила своего старшего сына вне брака. Да уж, несчастному Хазару сильно не повезло с родителями! Да застрелиться легче, нежели иметь такую мать, хорошо, что он не признает ее, и ей не удастся заманить его в свои сети. Слава Аллаху, у него нет и не может быть ничего общего с этой ужасной женщиной. Чего не скажешь о Миране. Он ведь, как оказалось, поразительно похож на свою бабулю! — Дильшах, дочка, ты что? — мать зашла на кухню и недоуменно уставилась на нее. — Чайник, вон, выкипел весь уже. — Ой, прости, мама! — подскочила Дильшах. — Я просто задумалась! Она выключила плиту, налила матери чаю и поставила перед ней стакан, а заодно и вазочку с печеньем. — В каких только облаках ты витаешь, доченька? — вздохнула тем временем мать. — Ни в каких, — пожала плечами Дильшах. — Просто я подумала, вдруг Миран позвонит сегодня, но он не звонит. А сама я не хочу, понимаешь ли, им навязываться. — И правильно, — кивнула мать. — Когда все наладится, он приедет навестить нас. Сейчас же главное, чтобы с внучкой ничего худого не случилось и с правнуком. — Да, ты права, мама, конечно, — отозвалась Дильшах, доливая себе кипяток в стакан. Все правильно, пусть малыш Умут родится здоровым и сильным. Вот тогда-то она отомстит Рейян и своему так называемому сыночку. Нет, Дильшах не станет, как Азизе, лелеять планы об уничтожении ненавистного ей семейства. Но тем не менее, она сделает с Мираном то же, что Азизе сделала с ней: раз и навсегда отберет у них с Рейян Умута. Разумеется, речь не о похищении, Дильшах ведь не настолько глупа, да и какой в том прок. Она сделает еще лучше: отберет у них его любовь и привязанность. Умут будет обожать лишь свою дорогую бабушку, а отца с матерью, дайте только срок, возненавидит. Вот тогда Миран с Рейян и поймут, как подло они поступили и сполна ответят за нанесенное ей тяжкое оскорбление.