***
Ярен молча смотрела в одну точку, думая при этом только об одном: скорее бы все закончилось. Ей вдруг неудержимо захотелось спать, поскольку она глаз не сомкнула всю ночь. Да и предыдущую, честно говоря, тоже. Соседки по камере без конца то спорили, то смеялись, и тем самым мешали ей лежать и вспоминать о том, как они с Харуном остались тогда одни в гостиничном номере. Если бы можно было хотя бы на несколько минут вернуться в тот день и ту ночь, Ярен не наделала бы глупостей, ни за что не сказала бы Харуну те слова! И тогда сейчас они были бы вместе… Адвокат что-то говорил ей, мол, в показаниях следует упирать на то, что она не хотела причинить вреда Харуну, и все вышло случайно. Отец на последнем свидании говорил то же самое, но Ярен уже все равно. Она не намерена защищаться, потому что в этом нет ни малейшего смысла. Они: родители, адвокат, судьи, — просто-напросто не понимают, что Ярен не хочет уже ничего. Ей все равно, даже если осудят — тем лучше. В тюрьму, кажется, не пускают родных, ну, или можно будет попросить, чтоб не пускали, а Ярен хотела именно этого. Если какое-то время она не будет видеть никого из своей родни, может быть, это поможет ей. Она не будет вспоминать о прошлом, о тех временах, когда все было хорошо, и тогда, возможно, Харун перестанет приходить к ней во снах и упрекать ее. Когда ей дали слово, Ярен поднялась, нервно сжимая кулаки, и, не глядя ни на кого, заявила, что признает свою вину. — Вы, признаете, что выстрелили в своего мужа, Харуна Бакырджиоглу, Ярен ханым? — вкрадчиво спросил прокурор. — Признаю, — обреченно кивнула Ярен. — Я все признаю. Адвокат попытался было одернуть ее, но она лишь отмахнулась от него, точно от надоедливой мухи. — В таком случае… — начал было прокурор, но Ярен резко вскочила на ноги и выпалила: — Я выкрала у него пистолет и дождалась удобного повода. Мне… мне нужно было его наследство! Я все сказала! — прибавила она, на мгновение подняв глаза на судью и прокурора. Адвокат схватился за голову, но Ярен лишь рукой махнула: вот и все. Теперь осталось подождать совсем немного. Судья объявил перерыв, прибавив, что после наконец-то вынесут приговор. — Вы хоть понимаете, что теперь они вас не пощадят, Ярен ханым? — чуть не со слезами на глазах спросил у нее адвокат. — Мне все равно! — отозвалась Ярен и без сил опустилась на жесткую скамью. Хвала Аллаху, этот перерыв, затянувшийся, казалось, на целую вечность, закончился. Ярен безучастно наблюдала, как прокурор и судья занимают свои места, как судья раскрывает папку, чтобы приступить к оглашению приговора, и вдруг… Дальнейшее было похоже на сон и фантастический фильм одновременно. — Простите, ваша честь, но могу я войти и сделать заявление! — у Ярен все поплыло перед глазами, но тем не менее, она вновь, подскочила, точно ужаленная. Это не могло быть правдой, это — галлюцинация, бред, оживший ночной кошмар! Но — нет — он стоял перед судьей, как ни в чем ни бывало, одетый в свой любимый замшевый пиджак; его мягкие (Ярен помнила, какие они на ощупь) волнистые волосы небрежно падают на лоб; и улыбка. Эта его лукавая улыбка, от которой в глазах начинают плясать озорные искорки… Аллах всемогущий, разве это возможно?! Он здесь. Он жив! Ярен не слышала, что говорил судье Харун, не слышала, что тот отвечал ему. Все голоса слились вдруг в один неясный гул. Руки тряслись, колени подгибались, она не могла сказать ни слова. Поговорив с судьей, Харун обернулся, а Ярен, не отрываясь, смотрела ему в глаза и тщетно пыталась сказать, что ей очень жаль, что она не хотела, и что она… любит его! Наверное, только сейчас она по-настоящему поняла, как любит его, и как он ей дорог. Дрожащие губы и язык не слушались ее, а из груди вырывались лишь судорожные всхлипы: — Харун… ты… я… — только и смогла прошептать она. Неожиданно низ живота пронзила острая боль, заставившая ее согнуться пополам. Ярен вскрикнула и рухнула на колени. Последнее, что она запомнила, перед тем, как лишиться чувств, это как Харун в два шага преодолел расстояние между ними и протянул к ней руки.***
Миран, умиляясь, смотрел, как Рейян баюкает малыша Умута. Ее глаза, которые так и сияли от счастья, нежная улыбка, которой она одаривала малыша, делали ее еще красивее. С утра они оба не находили себе места, Рейян к тому же не спала всю ночь, сколько ни старалась, но уснуть ей удалось лишь под утро. Честно признаться, Миран тоже мучился бессонницей. С одной стороны, доктор Туран был полон радужных надежд, но с другой, риск ведь все равно оставался. Когда Азра пришла в палату и объявила, что все готово, Рейян чуть вздрогнула, и крепко сжала его руку: — Не уходи, Миран, — прошептала она, — только не отпускай меня! — Я с тобой, родная, — отозвался он, — я буду рядом. — Пусть Аллах хранит тебя, дочка! — тихо проговорила Зехра ханым, целуя дочь. Наконец пришел сам доктор Туран и сказал, что пора. Очень скоро они уже были в операционной, и Миран, с трудом уняв дрожь, сел у изголовья жены и все время, пока шла операция, не отпускал ее руку, гладил ее по голове, старался подбодрить, причем не только ее и но и себя. Врачи и акушерка о чем-то переговаривались между собой, и доктор Туран вдруг, чуть повысив голос, велел им следить за давлением. Аппараты, к которым была подключена Рейян, тревожно мигали и пищали, и Миран испугался. — Что-то не так, доктор? Азра? — несколько раз спрашивал он, но на него попросту не обращали внимания. А Рейян лишь сильнее сжала его руку и прошептала, что «Миран должен быть сильным ради Умута». У него все поплыло перед глазами от набежавших слез, он наклонился, чтобы поцеловать ее и прошептать на ухо, что все непременно будет хорошо, но тут вдруг Азра радостно охнула, вторая ассистентка сообщила доктору Турану, что «все показатели пришли в норму», а вслед за этим раздался плач ребенка. — Он родился! — хором воскликнули Рейян и Миран. — Ты мое чудо! — Миран поцеловал жену и уже в следующее мгновение они увидели своего сына, которого доктор Туран лично передал им. Рейян приложила его к груди и заплакала: — Он самый прекрасный на свете, — прошептала она, — правда? — Конечно! — кивнул Миран, любуясь ими. Пока ребенка обтирали, одевали и взвешивали, а потом вместе с Рейян перевозили в палату, Миран сбегал к Зехре ханым, томившейся внизу в холле, и они долго плакали, обнявшись. Потом Зехра поспешила к Рейян, чтобы увидеть ее, а Миран достал телефон и позвонил бабушке. Она, разумеется, тоже обрадовалась, и сообщила в числе прочего, что сегодня, оказывается, слушание по делу Ярен, поэтому-то отец и дед не ответили на его звонок. Остается надеется, что все завершится благополучно. Не то чтобы Миран симпатизировал Ярен, но все же она не имела злого умысла и не хотела убивать мужа. Хорошо бы адвокату удалось добиться мягкого приговора… После Миран позвонил матери, но разговор, увы, не клеился. Она спокойно выслушала его, сказала, мол, очень рада, желает малышу Умуту здоровья и поспешила распрощаться. Миран вздохнул и пожал плечами: кажется, мама все еще обижена на него. Но что он может поделать, если они с Рейян так и не поладили? Придется теперь так или иначе искать компромиссы. — Он очень похож на тебя! — подняла на Мирана смеющиеся глаза Рейян. — Смотри: нос, брови… Когда он спит — просто вылитый! Скажи, мама! — повернулась она к Зехре ханым. — А глаза у него твои, дочка, — улыбнулась Зехра ханым. — И… на Хазар бея он тоже, мне кажется, похож. Когда родилась ты, — вдруг вспомнила она, — ты была похожа на моего брата! Я когда тебя на руки взяла, то сразу заметила — просто вылитый Ильяз. А потом, когда подросла, стала больше похожа на своего… на Махфуза. — Бабушка рассказывала, — сообщил Миран, — что когда меня привезли домой из роддома, и она взяла меня на руки, то, как она выражается, чуть в обморок не упала. Потому что ей показалось, что я похож на Мехмета. И потом она мне постоянно это говорила! А вышло, что… в какой-то мере так оно и есть. Кстати! — спохватился он. — Ведь отцу Махфузу тоже надо бы сообщить, что он стал дедом. — Да, я позвоню ему чуть позже, — кивнула Рейян. — А пока, — сказал вошедший в палату доктор Туран, — госпоже Рейян надо отдыхать. Так что… — Да-да, доктор, конечно, — Зехра ханым поднялась и еще раз поцеловала дочь и внука, — идем, сынок. Тебе бы тоже надо отдохнуть. — Но я скоро вернусь! — подмигнул Миран жене. — Не скучай, милая! — Мы с Умутом немного поспим, — улыбнулась Рейян, — а потом ты придешь. Мы ждем тебя, не забывай!***
Насух налил себе воды, залпом осушил уже второй стакан, после чего глубоко вздохнул и направился было к двери, чтобы проверить, как там Айше. Она сказала, что вернется через несколько минут, а до сих пор ее все нет. Затем он достал телефон, набрал номер Джихана, но тот не ответил. Очевидно, он едет домой, и потому не отвечает, или же до сих пор в больнице. Когда Харун объявил о своем возвращении, то это, разумеется, произвело эффект разорвавшейся бомбы. В зале, как им с Хазаром и Джиханом рассказал адвокат, поднялся невообразимый переполох. Судья и прокурор забрасывали несчастного вопросами: где он скрывался, почему инсценировал свою смерть, если это так, разумеется; кто ему помогал, и тому подобное. Невесть откуда взявшиеся репортеры защелкали фотоаппаратами, так что сомневаться не приходится: завтра эта сенсация облетит все газеты. Все бы ничего, да только имя Шадоглу начнут полоскать на всех перекрестках… А вот с бедняжкой Ярен сделалось плохо. Пришлось срочно вызывать скорую и везти ее в больницу, Хандан чуть позже позвонила оттуда и, с трудом сдерживая рыдания, сообщила, мол, у Ярен угроза выкидыша, врачи делают все возможное, но судя по всему, шансов мало… Джихан, конечно же, остался с женой и дочерью. Насух и Хазар вынуждены были задержаться в суде, чтобы дождаться окончательного решения. Адвокату, к счастью, удалось добиться отмены тюремного заключения для Ярен и пока что она будет вынуждена находиться под домашним арестом. Дело переквалифицировали в покушение на убийство, и теперь, как опять же отметил адвокат, у Ярен гораздо больше шансов получить оправдательный приговор, тем более, что и Харун не станет настаивать на обвинении. Он, кстати, страшно перепугался за Ярен и тоже поехал с ней в больницу. Когда Насух с Хазаром вернулись наконец домой, их ждали радостные новости: Рейян родила, и с ней и с Умутом все хорошо. Миран уже два раза звонил Айше, чтобы сообщить последние новости. Кроме того, к ним в гости приехала Шукран ханым, она сказала, мол, ей нужно о чем-то поговорить с Хазаром, но сейчас им явно не до того, да и потом, они уже обсудили один важный вопрос с Азизе. Все дело в этой негодяйке Фюсун: она вознамерилась опять им напакостить и хочет впутать в свои интриги Дильшах. Но у нее ничего не выйдет, пусть не надеется! И Насух лично сделает для этого все возможное. Хазар тут же предложил Шукран ханым остаться у них, чтобы ей не пришлось ехать обратно в деревню на ночь глядя. Она согласилась, попросив лишь позвонить Дильшах. Хазар лично выполнил ее просьбу, а после вдруг предложил съездить за Дильшах и привезти и ее тоже. — Пусть она тоже погостит у нас до возвращения Мирана, — сказал он. — В конце концов Умут же ее внук, пусть она тоже порадуется за детей вместе с нами! — Да и Фюсун будет труднее до нее добраться, — кивнула Айше. Насух обернулся на звук открывшейся двери и улыбнулся, увидев свою Айше. Она была немного бледна и выглядела уставшей. — Айше! — бросился к ней Насух. — Ну, что там? — Все хорошо, Насух, — улыбнулась она и погладила его по щеке. — Нужно было проследить, чтобы Эсма и Мелике подготовили комнату для Шукран и Дильшах. Ты знаешь, — она положила руку ему на плечо, — после разговора с Шукран я… В общем, мне показалось, будто я смогла хоть чуть-чуть исправить ошибки прошлого. Ведь эта женщина права: у нас теперь общее дело — защитить своих детей. А ради Мирана, Хазара, Рейян и Умута я готова на все. И ради тебя тоже! — глядя ему в глаза, прибавила она. — Это я ради тебя хоть луну с неба достану! — воскликнул Насух и прижал ее к груди. — Ай, Насух! — вцепившись со всей силы ему в плечо, вскрикнула она. — Мне же еще немного больно! — Ой, прости, Айше, прости, родная! — Насух ослабил объятия и осторожно погладил ее по спине. — Давай-ка, — он взял ее за руку и подвел к кровати, — тебе нужно лечь. Ты устала, Айше! Не дай Аллах, хуже станет, совсем расхвораешься! — Да, пожалуй, я прилягу, — кивнула она, — день выдался трудный… Насух поправил Айше подушку, нежно провел ладонью ее по волосам и, не удержавшись, поцеловал, на что она вскинула на него свои огромные, блестящие, словно звезды на ночном небосклоне, глаза, а потом приподнялась и чмокнула в кончик носа. Насух довольно усмехнулся и потянулся к ней за очередным поцелуем, но тут в дверь постучали. — Да! — тут же отозвался он. — Папа, мама Айше, — в комнату заглянул Джихан, — вы… извините, если помешал. — Джихан, наконец-то! Ну, как дела? — воскликнул Насух. — Как там Ярен? — Обошлось! — устало улыбнулся Джихан. — С ней и с ребенком все хорошо, но пока, врач сказал, ей лучше побыть у них под наблюдением. Харун остался с ней, она сама попросила… А потом я сказал, чтобы приехал сюда. Он не хочет возвращаться к матери. — Ты правильно сделал! — кивнул Насух. — Слава Аллаху, что все в порядке! — сказала Айше. — И мне тоже кажется, вы правильно поступили. Харун ведь не похож на свою мать, а она ни перед чем не остановится. Так что ему действительно лучше побыть какое-то время у нас. — И теперь можно будет вплотную заняться поисками этого самого Эркана, который тогда стрелял в Хазара, — усмехнулся Джихан. — Что ж, если все получится, — в тон ему проговорила Айше, — то дни Фюсун на свободе сочтены. — И больше, — подхватил Насух, — она не будет портить нам жизнь.