После грозы - радуга

Миран влетел в комнату, так сильно хлопнув при этом дверью, что казалось, она чудом только удержалась и не слетела с петель. Дильшах вздрогнула от неожиданности и чуть было не выронила из рук коробку, куда только что сложила всякие мелочи: крем для лица, пудреницу, расческу, заколки, которые подарила Азра… Нужно поскорее уже собрать вещи и убраться подальше от этого дома. Рейян, разумеется, от мужа не отстала, вошла следом и остановилась прямо на пороге. — Сынок, что стряслось? — вздохнув, спросила Дильшах, переглянувшись с матерью. — Это ты мне сейчас скажешь, что с тобой стряслось, мама! — воскликнул Миран, игнорируя умоляющий взгляд своей жены. — Бабушка, — повернулся он к матери Дильшах, — ты не могла бы оставить нас ненадолго, очень тебя прошу? — Да, конечно, — кивнула та и поднялась со своего места. — Я… на кухне тогда буду, если вдруг понадоблюсь, — обратилась она одновременно к Дильшах и Мирану. — У тебя опять неприятности, сынок? — тихо проговорила Дильшах, как только за матерью закрылась дверь. Миран пристально смотрел на нее, будто увидел впервые в жизни: — Мама, скажи мне только одно, — невесело усмехнувшись, произнес он, — чем я заслужил такую ненависть? — Сынок, я не знаю, что тебе там наплели, но поверь, кроме тебя и моей мамы, в этом мире у меня никого нет! — И поэтому ты сговорилась с этой мерзкой женщиной? От какой такой великой любви ты сначала пыталась убить человека, а после вы с Фюсун решили забрать у меня моего сына, обречь нас с Рейян на страдания? — Это все ложь, Миран, меня хотят оклеветать в твоих глазах, неужели ты не понимаешь?! — Да имейте же совесть, Дильшах ханым, хотя бы сейчас признайтесь во всем! — не выдержала Рейян. — Я не с тобой разговариваю, а со своим сыном! — огрызнулась Дильшах. На самом деле ей стало очень страшно, настолько, что даже дыхание перехватило. Совершенно очевидно, что каким-то образом Миран обо всем узнал. Но… как?! Неужели следователи что-то раскопали? Что ж, этого, если подумать, следовало ожидать. Дильшах сразу же сказала, что не уверена, что у нее все получится и пыталась было отказаться, когда Фюсун велела ей подлить лекарство в кофе, а потом подбросить пустой пузырек в спальню Ярен. Но Фюсун Асланбей не из тех, кто привык отступать и не терпит, когда ей перечат хоть в чем-то. Как она сама выразилась, Фюсун «представляет Дильшах полную свободу», и та должна была сама решить, кого именно угостить «вкусным кофейком». Когда Дильшах выбрала Азизе, Фюсун рассмеялась и заявила, что нисколько в том не сомневалась, и «так будет лучше». Пока в доме был переполох, Дильшах успела подбросить пузырек и чашку с остатками лекарства в комнату девчонки Ярен, дабы следователи нашли их. Все шло по первоначальному плану Фюсун: Ярен должны были арестовать, Азизе, в идеале — умереть, и тогда Дильшах по праву заняла свое место в доме. Она поддержала бы Мирана, утешила его, помогла смириться со смертью Азизе и забыть ее со временем. А затем стала бы вместе с ним воспитывать Умута. Ну, а там, глядишь, удалось бы справиться и с Рейян. Дильшах придумала бы что-нибудь, развела наконец сына с этой женщиной и свела с Азрой. И вот тогда у нее получилось бы воплотить свою мечту: забрать Умута так же, как некогда Азизе забрала у нее Мирана. Однако, Азизе осталась жива, и Фюсун пришлось изменить план. А теперь с Ярен и вовсе сняты все подозрения, потому что Азизе выгородила ее перед полицейскими, сказала, мол, сама отравилась по ошибке. Надо же, какая стала добренькая и великодушная! Дильшах вновь почувствовала, как в душе оживает ненависть к этой женщине. А еще ей просто хотелось выть от бессилия и отчаяния: она ничего не сможет поделать с чувствами Мирана! Он Азизе не разлюбит никогда, как в детстве прилип к ней, так до сих пор в рот и смотрит. Дильшах думала иногда, что ее мать абсолютно права: нужно смириться с этим, довольствоваться тем, что есть, и может быть, Миран сам бы сделал шаг навстречу. С другой же стороны, не хотелось признавать поражение… Но когда Фюсун Асланбей озвучила свой новый план: сжечь Азизе живьем, забрать Умута и переправить его вместе с Дильшах за границу, — ей стало страшно. Прежде всего, Дильшах не хотелось расставаться ни со своим сыном, ни с Азрой, да и знать, что Миран будет оплакивать сына, свою бабку и ее саму, — также невыносимо. Такого она не хотела! Но спорить с Фюсун слишком опасно, ведь эта женщина способна на любую подлость!.. Дильшах не знала, как поступить, поэтому решила уехать вместе с Азрой. В Берлине Фюсун вряд ли достала бы ее. Что ж, придется, выходит, довольствоваться тихой и размеренной жизнью рядом с матерью и приемной дочерью… Самое главное — это чтобы Миран ничего не узнал о ее сговоре с Фюсун, но кажется, ему удалось все-таки докопаться до правды. — Рейян, милая, — попросил тем временем Миран свою жену, — я прошу… на пару минут, ладно? Оставь нас с мамой вдвоем. — Хорошо, — кивнула Рейян, — я буду поблизости. Посмотрю пойду, как там папа, дедушка и бабушка. Да и Умута уже пора кормить… А ведь я вас предупреждала, Дильшах ханым, — вздохнула она, глядя на Дильшах с жалостью, — что рано или поздно Миран увидит ваше настоящее лицо! С этими словами она еще раз глубоко вздохнула, покачала головой, многозначительно переглянулась с мужем и наконец вышла. — Миран… — Дильшах попыталась было погладить его по плечу, но он отшатнулся. — Ты не ответила, — он посмотрел ей прямо в глаза, — что я сделал не так, мама, чем заслужил твою ненависть? Ты хотела уничтожить мою жизнь… За что? За что, мама? — повторил он, чуть дрогнувшим голосом. — Ты здесь ни при чем, — вздохнула она. — Я… после всего, что пережила… Видишь ли, там, в той глуши, где я жила, у меня было много времени, чтобы думать, вспоминать, мечтать!.. Хочешь, я скажу, о чем я мечтала долгими днями и ночами, когда сидела в том доме в полном одиночестве, ведь даже Азра, и та в итоге меня бросила. Так вот. Я мечтала, что однажды вернусь домой. И меня будет там ждать мой сын. Ты! И твой отец, разумеется, никогда не разлюбит меня, и мы будем очень счастливы. Я знала, что это — несбыточные мечты, но ведь мне никто не мог запретить мечтать… — Мама, — тихо проговорил Миран, — а я ведь мечтал о том же. Все мое детство у меня была одна заветная, но тоже, увы, несбыточная мечта: чтобы мои мать и отец были со мной. Чтобы я снова ждал отца, когда он приедет домой из офиса. И чтобы ты будила меня по утрам, целуя в щеку, а я делал вид, что не хочу просыпаться. Чтобы я мог подойти к тебе, обнять тебя… Мечтал хоть на миг снова забраться к тебе на колени, прижаться покрепче, услышать твой голос… — Но тебе было кого обнимать, Миран! Вместо меня тебя будила по утрам эта женщина. Она укрывала тебя одеялом перед сном, лечила, когда ты болел, к ней ты шел, если становилось страшно. Или ты уже забыл об этом, сам же мне рассказывал на днях! Миран тяжело вздохнул и покачал головой: — Ты правда думаешь, что бабушкина забота, могла начисто стереть из моей памяти тебя? Что моя любовь к ней — означает равнодушие к тебе? — Нет, — раздраженно передернула плечами Дильшах, — просто когда я вернулась, то увидела, что ты преспокойно можешь обходиться и без меня! Ты уже совсем взрослый, у тебя своя жизнь, любовь, привязанности… Твоя жена… А для меня, увы, не осталось места ни в твоем сердце, ни в твоих воспоминаниях, ни в твоем доме! Ты больше не был моим сыном, тем мальчиком, кого я помнила, кто любил меня и нуждался во мне. Ты меньше других виноват в этом, но… так уж сложилась жизнь! И ты прожил ее без меня. — Да, — Миран отвернулся от нее, — да, мама, это я тоже помню. Ты сказала тогда, что у нас уже не получится стать матерью и сыном. Я пытался доказать тебе обратное, чего я только не делал, чтобы ты вновь… обрела меня. А я — тебя! Чтобы мы стали по-настоящему родными. Да, прошло много лет, многое упущено, к сожалению, чего мы, увы, не вернем. Но мы же могли, несмотря ни на что, стать близкими людьми! Я же… Я любил и люблю тебя, мама! — Что ж, — вздохнула Дильшах, — значит, я плохая мать, раз не поняла тебя. Не смогла смириться с тем, что ты повзрослел и отдалился от меня. Прости! Миран медленно повернулся и вновь вгляделся в ее лицо: — Это же ты подлила отраву бабушке? Только не лги сейчас! Дильшах осталось лишь вздохнуть в ответ. — И ты прекрасно знала, что произойдет, — во взгляде Мирана промелькнули боль и разочарование. — Бабушка могла умереть (врачи сказали, что если бы чуть-чуть помедлили, они бы не сумели ее спасти), а Ярен посадили бы в тюрьму. Аллах, я поверил, что она могла это сделать! Если бы что-то случилось… Я же мог решиться на любое безумство, и меня, клянусь, никто бы не остановил. Тот ужас, и та боль, что я испытал, могли толкнуть меня на преступление. А теперь вы с этой женщиной… Она уже убила одного моего ребенка, мама, а ты сговорилась с ней, и вы решили лишить нас с Рейян единственного сына! Я в один день должен был лишиться сына, матери и бабушки. Практически всех, кто мне чрезвычайно дорог. И что ты оставила бы мне взамен? Возможность выбрать способ покончить с собой? Я бы так и поступил, только раньше весь Мидьят сжег бы дотла! А ты… ты смогла бы жить спокойно, зная, что бросила сына в огонь?! Сама… Своими руками! Ты же моя мать! Ты хоть понимаешь, что ты натворила?! В глазах его заблестели слезы, дрогнули длинные ресницы, совсем как в детстве, когда он обижался на Генюль за то, что она отняла у него игрушку, или когда Дильшах запрещала ему есть сладкое перед ужином, дабы не испортить аппетит, или же когда он, разыгравшись и расшалившись, падал, набивая себе синяки и шишки. У Дильшах сжалось сердце, поскольку ему и сейчас было очень больно, и он не сумел это скрыть. Наверное, впервые за долгое время ей захотелось прижать его к себе, поцеловать и прошептать, что боль непременно пройдет, потому что рядом с ним она — его мама, которая не даст в обиду своего маленького Мирана. Да вот только, кажется, теперь ему и впрямь больше не нужна ее поддержка. Просто потому, что она, как говорила Рейян, стала для своего сына пустым местом. На сей раз это случилось из-за Фюсун, чтоб ей в аду гореть до скончания века! Хотя, промелькнула вдруг шальная мысль, возможно, права была мама, и главный виновник холодности и недоверия Мирана — прежде всего она сама. — Сынок, — всхлипнула Дильшах, — прости меня, умоляю! Я… и впрямь, наверное, не в себе, как говорит твоя теща. Сама не знаю, что на меня нашло. Но клянусь, я никогда бы не причинила тебе такую боль! Я не стала бы претворять в жизнь адский план Фюсун Асланбей. Ты же видишь, мы с мамой собирали вещи. Я уехала бы, и стала жить вдали от вас. — Видимо, это самый лучший выход, мама, — взгляд его снова стал холодным и безразличным. Дильшах даже вздрогнула: до того Миран в ту минуту походил на… Мехмета, когда тот злился на нее. — Тебе действительно следует уехать, но не раньше, чем ты исправишь свои ошибки. Если ты действительно хоть немного любишь меня, ну, или хотя бы в память о том своем сыне, которого ты помнила и оплакивала. О пятилетнем мальчике, что сидел у тебя на коленях. — Как? — спросила Дильшах. — Как же я исправлю?.. — Очень просто: мы поедем в полицию и изложим комиссару наш план. Если он все одобрит, то завтра ты пойдешь в назначенное место вместе с бабушкой, как велела тебе милейшая наша Фюсун ханым. Приедете, вызовете ее во двор, поговорите с ней, — словом, все будет практически так, как она хочет. — Зачем? — одними губами прошептала Дильшах. — Чтобы взять ее с поличным, разумеется, — отозвался Миран. — А потом… потом ты уедешь, мама. Куда захочешь. — Хорошо, — обреченно кивнула Дильшах, — как скажешь. — Вот и прекрасно! Он развернулся и ушел, не прибавив больше ни слова. Дильшах, закусив губу, чтобы не разрыдаться в голос, крепко зажмурилась и закрыла лицо ладонями. Миран не простит ее, думала она, и вновь, как и много лет тому назад, ей захотелось сию же минуту очутиться как можно дальше от этого дома. Проснуться утром и понять: это был кошмар, но теперь вновь наступило утро, и все хорошо. Но увы, ночь не прошла, и наверное, теперь уже никогда не пройдет. Дильшах навсегда утонула во мраке, и выхода из него попросту нет. Что ж, надо сделать так, как хочет Миран, может быть, тогда он хотя бы самую малость, но все-таки простит ее.

***

Миран хотел было спуститься во двор, подышать немного, привести мысли в порядок, а потом пойти поискать Рейян. Она нужна ему сейчас, как никогда, он очень многое должен ей сказать. Но прежде, решил он, следует уладить это дело до конца. Он направился было в кабинет, где оставил деда, отца и бабушку, когда решил поговорить с матерью. Разговор этот настолько вымотал Мирана, что и впрямь хотелось, как в пять лет, когда он поругался с Фыратом из-за сломанной игрушки (бабушка купила ему вертолет спасательной службы, а Фырат случайно сломал ему пропеллер), лечь на кровать, отвернуться к стенке, обнять подушку и заплакать. В кабинете никого не оказалось, поэтому Миран спустился на кухню, где застал одну бабушку. Она спокойно пила чай и улыбнулась ему, когда он вошел. — А где все остальные? — спросил Миран, присаживаясь рядом. — Насух с Хазаром отправились в особняк Шадоглу, чтобы взять все необходимое и предупредить охрану. А Рейян только что была здесь, они с Зехрой пошли кормить Умута, ведь уже поздно. И Шукран с ними: сказала, что хочет понянчить правнука. Я же ждала тебя. Миран взял ее за руку, грустно улыбнувшись при этом: — Наверное, сейчас не время, но… мне снова очень плохо, бабушка! Она вздохнула, после чего поднялась с места, обошла стол и, наклонившись, обняла его за плечи: — Тшш!.. — прошептала она. — Все наладится, мальчик мой, все пройдет, вот увидишь! Если Аллаху угодно будет, завтра этот кошмар закончится, и тогда вы сможете помириться. — Не знаю, бабушка, — покачал головой Миран. — Сможем ли? — Твое сердце ведь хочет этого, разве не так? Оно говорит тебе, что второго шанса достоин любой… — … кто сам этого желает, бабушка, и кто стремится к этому всей душой. — Ты же простил меня, Миран. Он поднял на нее глаза: — Именно об этом я и говорю, бабушка! Если бы я только увидел, что она тоже хочет этого! Что пытается измениться! — Разумеется, попытается ради тебя, милый. Поверь, мать ради сына сделает невозможное! — Ты отца собой от пули закрыла, — тихо проговорил Миран. — Нет, — тут же помотал он головой, — я не хочу, разумеется, чтобы мама ради меня жертвовала жизнью. Но я хочу видеть, чувствовать, что она любит меня, понимаешь? Мне не хватало ее всю жизнь, той мамы, которую я помню! Тихой, доброй, нежной… Мамы, которая гуляла со мной по парку, мы кормили с ней там лебедей и смеялись. Или же… или я ее, ту, которую помнил с пяти лет… я ее просто-напросто придумал, да, бабушка? В ответ бабушка погладила его по голове, после чего взяла стул, придвинула его чуть ближе, села напротив Мирана и взяла его за руки: — Ты был тогда совсем малышом, но ты помнишь, конечно, помнишь то светлое и хорошее, что было в твоей жизни. Кто для ребенка может быть важнее и ценнее матери? А время идет, Миран… Люди совершают в своей жизни разные поступки, и иногда эти поступки способны изменить человека. Если бы можно было все вернуть, я прожила бы другую жизнь, Миран, я многого не сделала бы, но теперь… время ведь не повернешь вспять, верно? Вот и Дильшах тоже есть, о чем сожалеть, есть свои раны, свои ошибки, которые она может попытаться исправить. Ты же ее любишь, сынок, и она тебя, разумеется тоже. Попробуй дать ей шанс, как дал когда-то мне. Мне так будет спокойнее, я буду знать, что в твоей душе не осталось больше боли. А рядом с тобой — те, кто любит тебя и всегда поддержит, чтобы ни стряслось. — Почему ты так говоришь? — Миран сжал ее руку, пристально вглядываясь в глаза. Было что-то в ее голосе и тех словах такое, что заставило насторожиться и в то же время буквально похолодеть от нехорошего предчувствия. Будто бабушка… прощалась с ним. — Потому что ты мой внук, Миран, — улыбнулась она, — и потому что я люблю тебя. И ради тебя, как ты сам только что сказал, я еще хоть сто пуль получу в самое сердце! Лишь бы ты улыбался, был счастлив, спокоен, и тебя окружали близкие люди, твоя семья. — Я буду спокоен, только если ты тоже будешь рядом. Без тебя этой самой семьи не будет! Бабушка, — он придвинулся еще ближе, — что ты опять придумала? — Мы ведь все обсудили, дорогой! — Да, но то, как ты сейчас смотришь, и то, что сейчас сказала… Ты думаешь, я не понимаю, что у тебя на уме? Ведь ты же сама говорила: «Все читаю по твоим глазам!» Полагаешь, я не могу делать то же самое? Ты в любом случае хочешь довести все до конца, верно? Несмотря на то, что мы сошлись, что вы просто приедете туда, но от машины и от шофера не отойдете? Она должна увидеть вас, и выйти из дома, а там уж — дело полиции. Конечно, Фюсун может что-то заподозрить, и тогда… Ты вознамерилась идти туда одна, да? — Не придумывай глупостей, Миран! — быстро проговорила бабушка, отведя взгляд. — Ты решила пойти к ней, как предложила изначально, чтобы Фюсун вообще ни о чем не догадалась поначалу! Но ведь тебе же сказали: это может быть слишком опасно! В самом деле, когда тот тип признался, что шпионил в доме по указке Фюсун, он в числе прочего обмолвился и о том, что его задачей было отравить несчастную Ярен, дабы она потеряла ребенка. После, опять-таки по плану этой ненормальной Фюсун, мать Мирана должна была забрать Умута и отвезти его в какую-то полузаброшенную хижину. Затем Фюсун хотела вызвать туда бабушку и убить ее, инсценировать смерть матери и Умута, а их самих переправить за границу. Мать она попросту заперла бы где-нибудь, это уж, как говорится, и к гадалке не ходи, или тоже уничтожила бы, с нее станется. А что эта ведьма приготовила для Умута — даже и подумать жутко. Джихан, услышав эти новости не сдержался и пару раз ударил Мустафу и Халита по лицу. Отец с дедом оттащили его, но он все равно кричал, что уничтожит паразитов, которые никак не могут успокоиться и вновь протянули руки к его дочери. Потом Халит, поняв, очевидно, что отпираться бесполезно, признался: Фюсун пыталась навредить семейству Шадоглу не только при помощи Мустафы, но и руками Дильшах ханым. Миран поначалу подумал, что ослышался, даже замахнулся на Халита, закричал, чтобы тот замолчал и прекратил нести чушь: — Моя мать не мог… — он осекся, не договорив, вспомнив вдруг, что один раз мать уже кидалась на бабушку с ножом, правда, тогда у них вышла какая-то ссора, но тем не менее. Миран словно остолбенел, он чувствовал себя так, будто ему вонзили нож в самое сердце. Ему было больно даже вздохнуть: точно так же он чувствовал себя в ту минуту, когда узнал правду о родном отце, и о том, что же на самом деле произошло в его семье много лет тому назад. Тогда лишь Рейян и ее любовь не дали ему окончательно утонуть в беспросветном мраке. А потом… потом вернулась мама, и Миран поначалу решил, что вот оно — самое настоящее чудо! И теперь, раз Аллах вернул ему потерянный, казалось, навеки кусочек детства, все пойдет на лад, у всех у них начнется новая жизнь. Мать же раз за разом отдалялась от него, он шел ей навстречу, старался изо всех сил стать ей утешением, поддержкой и опорой, но она почему-то упорно его отталкивала. А потом и вовсе вбила себе в голову, что бедняжка Рейян отчего-то виновата во всех ее бедах вместе с бабушкой. Да, у мамы с бабушкой старые счеты, но все же — почему, ну почему она не может понять, что нужно отпустить ту давнюю боль, ведь ей же самой от этого легче станет. Так, как сделал это сам Миран, Рейян, бабушка и все остальные. Теперь же выясняется, что мама с самого начала испытывала к бабушке ревность, поскольку Миран с детства тянулся к ней. Бред какой-то! — повторял про себя Миран. Да, бабушка всегда была для него очень дорогим человеком, он любил ее, но разве ребенок и не должен испытывать привязанность ко всем родственникам? Вот, скажем, Умут: Миран будет только рад, больше того, сделает все, чтобы его сын любил и почитал своих дедушек, бабушек и, разумеется, прадеда с прабабкой. Нельзя же в самом деле привязать ребенка только к отцу или матери… Так или иначе, но мать попалась в ловушку Фюсун и чуть было не погубила всех. Честно говоря, Миран уже не представлял, сможет ли теперь наладить отношения со своей родной матерью. Возможно, должно пройти какое-то время, а еще мама сама должна понять, что он всегда любил ее и хотел стать для нее не просто сыном, но и близким другом. После того, как все немного отошли, так сказать, от шока, отец с дедом задались вопросом, как поступить. В итоге Мустафу заперли пока в сарае, а Халита отпустили с тем, чтобы он отправлялся к Фюсун и сказал ей, мол, все прошло без сучка и задоринки. На другой же день мама вместе с бабушкой должны отправиться к Фюсун. Мама должна будет еще во время телефонного разговора сказать ей, мол, бабушка отказывается входить в дом, будет беседовать во дворе, якобы она что-то подозревает и опасается за свою жизнь. Фюсун должна выйти, и бабушка попробует вырвать, что называется, у нее признание во всех злодеяниях. Сотрудники же полиции будут неподалеку, ну а дальше, как говорится, дело техники. Правда, нужно еще согласовать план с комиссаром, чем дед, отец и примкнувший к ним Джихан намерены заняться в самое ближайшее время. И вот — пожалуйста — бабушка, кажется, решила, как обычно, сделать все по-своему, а если потребуется, то и вовсе расстаться с жизнью. Вон, уже и попрощалась с ним, будто кто-то отпустит ее туда туда одну! Во-первых, дед скорее придушит Фюсун голыми руками, да и сам Миран ни за что не допустит ничего подобного. — Ладно, Миран, — бабушка осторожно похлопала его по плечу, — для начала нам нужно обсудить все с полицией, верно? А потом… посмотрим. — Именно, — кивнул Миран и вновь взял ее за руку. — И поверь, на сей раз мы ее остановим, она сядет в тюрьму и ответит за все, что натворила. А мы наконец вздохнем свободно. В конце концов, — усмехнулся он, — должны мы отметить вашу с дедом свадьбу, или нет? Я лично жду не дождусь! — Ой, Миран, — рассмеялась бабушка, — кто о чем, а вы с твоим дедом все о том же!

***

Харун потерял счет времени: сколько он уже сидит в этом дрянном подвале?! Он поднялся со своей неудобной, жесткой койки и прошелся по камере. Нет, так дальше продолжаться не может! — Думай же, шайтан тебя побери! — воскликнул он и в очередной раз пнул дверь своей тюрьмы. Нет, видно, ничего не поделаешь, вздохнул он. В самом-то деле, что тут можно придумать? Превратиться в птичку и вылететь в окно? Так тут даже окна и то нет! — Вот же проклятье! — вскричал Харун, отвесив двери очередного пинка. — Выпустите меня уже отсюда! — в отчаянии воскликнул он, со всей силы долбанув по двери кулаком так что даже стало больно. — Мама, учти, тебе это даром не пройдет! В то же самое мгновение ему послышалось, будто в дверь с той стороны кто-то осторожно поскрёбся, а потом в замке вдруг повернулся ключ. Харун отступил на шаг, наблюдая, как пресловутая дверь со скрипом отворилась. — Харун, мальчик мой, ты здесь? — в каморку заглянула Бегюм. — Бегюм, это ты?! — обрадованно воскликнул он и кинулся в объятия к своей милой няне. — Быстрее, дорогой, — озираясь по сторонам, произнесла она, — нельзя терять ни минуты! Эти два дурака, Рустем и Синан, уснули, я ведь сама принесла им выпивку. А потом для верности в чай добавила немного снотворного… Проспят теперь до утра. Давай скорее, я тебя выведу отсюда! Харун, не задавая лишних вопросов поспешил за Бегюм. Как оказалось, матери позвонил Халит, и она тут же засобиралась домой, в особняк Асланбеев. Во всяком случае, именно так она сказала. Два ее прихвостня расположились на кухне, а немного погодя, стоило только хозяйке выйти за порог, попросили у Бегюм «чего-нибудь покрепче». Она принесла им сливовой водки, за которой успела сбегать в ближайший супермаркет, а когда они выпили, и у них развязался язык, сумела выведать, что Харуна держат в подсобке на цокольном этаже, которую переоборудовали в комнату отдыха для охранника парковки. Когда же эти олуху уснули, Бегюм вытащила у Рустема из кармана ключи, и вот — пришла выпустить своего дорого Харуна на волю. — Спасибо, Бегюм, да хранит тебя Аллах, что бы я без тебя делал! — вновь обнял ее Харун, когда они вышли на улицу. — Поехали быстрее, — он распахнул дверцу машины, — нельзя терять время! — Мне надо бы вернуть ключи, Харун, чтобы они не заподозрили ничего! — Плюнь ты на них, Бегюм! — поморщился Харун. — Когда они проспятся, я надеюсь, мы уже будем далеко. Но раньше мне нужно предупредить Шадоглу об опасности, и — самое главное — забрать оттуда Ярен. А тебя я здесь ни за что не оставлю, этого только не хватало! Поехали скорее! — Ладно, дорогой, — кивнула Бегюм, усаживаясь рядом с ним на переднее сидение. — Как скажешь, так и будет. — Вот и чудно! — отозвался Харун, заводя мотор. — Только бы успеть! — пробормотал он, трогаясь с места. Лишь бы не опоздать и не допустить, чтобы с кем-нибудь, а особенно с Ярен, случилась беда!