Он сказал нам прожить долгие жизни

      — Эту заколку тоже, — выуживает она из ящика предмет и протягивает Хитч.        — Какая прелесть, — слышит голос подруги, что пальцами убирает ей волосы, аккуратно собирая сзади, — Вот сюда, на самое видное место. Подарок Армина?        — Безделушка из Хизуру… — отзывается Анни.       — А-а-а-ах да…безделушка...ну конечно...         Анни сидит на стуле и чувствует себя неуютно. От ткани, прилегающей к телу, чешется кожа, или, быть может, это из-за нервов, сложно понять. Бельё кажется ей неудобным и неприятно впивается под грудью. Всевозможные резинки только и делают, что натирают и давят. Она тянет длинную перчатку вниз, хочет почесать руку.       — Хватит чесаться, Анни, — одёргивает её Хитч. — Пойдёшь пятнами.       Воздуха. Почему-то в комнате так мало воздуха? С улицы слышится гомон. Подруга то и дело поглядывает сквозь стекло.        — Я знала, что журналисты будут, но, что они забыли у твоего дома.       Она тяжело вздыхает. Сама не знает, что они тут делают. Почему не привязались хвостом к Армину? Тот вроде как умел с ними обходиться. Анни про себя такое сказать не могла.       — Это всё марлийцы, они упорно делают вид, что я не наполовину элдийка, а наполовину марлийка. Мюллер решил разыграть эту карту.        — Понимаю. Мир, в котором возможен брак между марлийкой и элдийцем. Но, если честно, из тебя же ужасная марлийка, а из Армина отвратительный элдиец, — резонно замечает Хитч.       — Это так, но заголовки в газетах преподнесут всё по-другому. Все поверят.       — Даже наши приехали из Газеты Берга. Просили меня поделиться информацией.       Анни глядит на неё вопросительно. Надеется подруга не поставила своё желание оказаться в какой-то газетёнке важнее её комфорта.       — Что ты?! — читает Хитч по глазам, — У меня есть сердце. Я сказала, что как мирный дипломат прибывший с острова, не вправе накалять и без того сложные отношения опрометчивыми поступками.       — Когда ты успела стать такой разумной?       — Всегда была, просто ты с высоты своего зазнайства не понимала.       Дверь отворяется, там на пороге Райнер. Вид у него максимальной суровый, будто женится сегодня именно он. Бутоньерка в кармане торчит криво и косо. Хитч отрывается от её волос, говорит:       — Готово.       Направляется к Райнеру, поправляет букетик. Заглядывает тому за спину, спрашивает:       — А это что такое?       Анни присматривается, там кто-то прячется. Фигура делает шаг вправо и это Габи, замотанная в какую-то белую простыню.        — Мы с Райнером придумали план! — восклицает она, — Я отвлеку внимание журналистов, прикинувшись мисс Анни.        Кузина Брауна выглядит хоть и уморительно, но решимости ей не занимать. Анни который раз вздыхает, утро выдалось таким беспорядочным, что не осталось сил спорить, нервничать или следовать безумным планом.       — Это ты придумал, Райнер? — спрашивает она.       Он кивает уверенно, и даже немного с гордостью.       “Это самый идиотский план, что я когда-либо слышала.” — хочет сказать ей, но лица Райнера и Габи настолько преисполнены желанием помочь, что вместо этого говорит:       — Спасибо, справлюсь без вас.       — Уверена, мисс Анни?! — переспрашивает Габи.       — Уверена.       — Так, или иначе, я провожу тебя, — заявляет Райнер, затем добавляет такое, от чего Анни вспоминает, почему его лицо вызывает в ней неконтролируемые приступы раздражения, — Кстати, смотрю на тебя и начинаю понимать Бертольда.       — Бертольда? — переспрашивает Хитч, — Анни, да ты у нас сердцеедка?!       Игнорирует возглас подруги, обращается к Райнеру:       — Спустить тебя с лестницы?       — Чуть позже…не будем портить праздник, — отзывается он.       Во дворе уйма заинтересованных элийцев. Дети и женщины кричат что-то неясное, но в голосах можно разобрать радость. За время её жизни здесь, свадьбы случались часто. И не только между выходцами из одного народа. Это будет чушью — верить в то, что они с Армином, первые, кто заключает союз вопреки страшному прошлому. Это не так, и каждый раз свадьбы, самые разные, вызывали у людей радость. Даже тогда, когда с Гула Земли прошло всего ничего, даже в лагерях беженцев, посреди праха и слёз — они были поводом улыбаться.        Казалось безумно странным, что незнакомцы могут быть так рады за чужое счастье, но возможно, именно это и говорило о людях как о существах, в которых было не только плохое.        — Уби-и-и-йцы с острова Парадиз! — слышит она, откуда-то сзади, когда они достигают улицы, где припаркована машина. Видит, как Райнер лихорадочно оглядывается по сторонам, — Они заодно с Эреном Йегером!        Она ни капли не удивлена, что кто-то может кричать такое. Не удивляет её и то, что это случилось именно сегодня. Чем больше чужое счастье, тем сильнее резонирует с ним собственное горе. Есть люди, что уверены, что ей не позволено жить. Они никуда не денутся, ни здесь не за морем. Она знает об этом, и её это почти не трогает. Райнера задевает сильнее. Когда они оказываются в машине, он говорит:       — Они никогда не простят нас, верно.       — Никогда, — протягивает Анни.       Ехать недалеко. Церквушка на окраине города — она никогда не верила в бога, Армин тоже не поклонялся стенам.       Она вспоминает, они сидят на диване его кабинета, её голова покоится на его плече. У него в руках какая-то книга, которую он ей цитирует, рассказывает что-то, одно из слов цепляет больше других.       — Дети называли тебя еретиком? — удивляется она.       — Да, мне довольно жёстко доставалось.       — Только за то, что ты говорил о мире за стенами?       — Их родители объясняли им, что это против веры в стены. Они были просто детьми и повторяли.       — Глупости, — говорит она, утыкаясь в его плечо.        Но процедура есть процедура, возможно, они оба еретики, но другого места чтобы обменяться клятвами и стать законными супругами попросту нет. Им бы хватило и простого — сказать это друг другу лично, но обществу этого мало.        Анни мнёт юбку, уставившись в колени. Мизинцы ног ноют зажатые в неудобной обуви. Всё это ради одного чёртового дня? Но из зеркала этим утром на неё смотрела красивая девушка. В голове не укладывалось, что она может быть такой — женственной? Ей это почти нравится, если бы не все эти неудобства.       Как же там Армин? Волнуется? Ходит кругами по комнате, переживая, что скажет что-то не так? Скорее всего. Она почти слышит, как Микаса говорит тому: “Армин, успокойся”.        Машина останавливается так резко, что сидящие чуть не влетают в кресла перед собой. Райнер держит Габи за плечи, чтобы та не разбила нос.        — Извините, — кидает им водитель. Он, видно, затормозил из-за собравшиеся толпы.       Вокруг снова шумно. Возле забора, окружавшего церквушку, людей куда больше чем у её дома. Смотрит на них и решает — если кто-то в неё, что-то кинет и испачкает платье, она самолично убьёт этого человека. Одним грехом больше, другим меньше…в её случае это неважно.       Пока двигаются от машины до забора, Райнер прикрывает её широченной грудью. Ну хоть на что-то он годится.       — Мисс Леонхарт, вы подтверждаете, что были в отношениях с господином Арлертом выполняя миссию на острове Парадиз? — кричат журналисты.       — Мисс Леонхарт, достоверно известно, что вы провалили своё задание, был ли в этом замешан мистер Арлерт?       — Господин Арлерт предал свою родину ради вас?       Голова идёт кругом, откуда им столько всего известно, и почему вообще они задают эти вопросы. Из-за Эрена теперь эта грязь будет преследовать их всю жизнь? Успокойся Анни, благодаря Эрену, вы с Армином до сих пор живы.       Они, наконец, достигают церковных дверей, оставляя крикливых идиотов за забором, и к ним подлетает Фалько. В отличие от Габи он выглядит очень аккуратно, девочка же умудрилась запутаться в шнуровке своего платья ещё в машине и теперь пыталась спастись из этой ловушки. Фалько посматривает на неё озабоченно, будто желая кинуться помогать, но потом переводит взгляд на Анни:       — Мисс Анни, мы вас заждались. Я пойду скажу всем, что вы здесь.        — Ага, хорошо, — только и проговаривает она.        В горле сухо. Фалько тянет Габи за собой и они исчезают. Анни мнётся с ноги на ногу. Жарко, хоть на дворе и осень. Хитч с Райнером стоят рядом, поглядывая по сторонам.        — Готова поставить на то, что Армин бахнется в обморок, — говорит подруга.       Анни не до шуток, ей бы самой не упасть в обморок.       — Не-е-ет, — протягивает Райнер, — Армин храбрый парень.        — Любой парень храбрый пока не оказался перед алтарём. Вам крошить титанов милее, чем жениться.       — Это верно, — соглашается Браун.       Из-за угла появляется отец. Вот кто уж точно собрался падать в обморок так это он, но пока вроде держится.       — Анни, — проговаривает тот, в голосе переживания смешаны с тревогой, — всё происходит слишком уж быстро.       — Так, может, стоило отказать ему, когда он просил моей руки, — спрашивает она в шутку.       — Я не смог, у него был слишком искренний взгляд. — он то ли тоже шутит, то ли говорит всерьёз, — И убедительная речь.       — Так вот, значит чего я стою, искреннего взгляда и убедительной речи, папа, — не прекращает шутить она с полной серьёзностью в голосе. Так легче справиться с нервами.       — Анни, ты знаешь это не так. — не соглашается он, и с волнением в голосе добавляет, — Ну пора.       Он подхватывает её под локоть. Кивает Райнеру и тот отправляется к большим дверям, чтобы отворить. Хитч взмахом ладоней поправляет фату, что заплетена Анни в волосы. Улыбается, шепчет, что-то ей на ухо, но она не понимает — скрипят массивные двери и там впереди уйма людей. Она нервничает так, что всё плывёт перед глазами. Но отец держит её крепко, глядит ободряюще и стоит так будто собрался маршировать. Анни думает, тому крупно повезло, излечить свою ногу, превратившись тогда в титана — если то, что они пережили, вообще можно назвать везением.       Арочная комната совсем небольшая, но наполнена светом…и маячащая повсюду весёлыми лицами её друзей и знакомых. Ей неловко оторвать глаз от пола, всё сверлит и сверлит подол своего белого простого платья. Она выбрала из всех то, на чём было меньше всего рюш и ленточек, сеточек и блёсток готовых ослепить любого кто взглянет. На ней аккуратно льющиеся вниз белые ткани с поясом на талии и плотно закрытыми плечами. Длинные перчатки скрывали оставшиеся оголённые участки кожи. Ничего лишнего — самое простое в мире платье. Но несмотря на простоту, даже Хитч сказала, что оно шло ей больше других.       — Эй, Анни, подними глаза, — одними губами шепчет отец. Она немного неуклюже, но делает это. На самом деле причина волнений не все эти лица кругом, ей неловко взглянуть на Армина. И вот, к её стыду, он первое, что попадается ей на глаза. И в отличие от неё своего взгляда он не прятал, казалось, всё это время смотрел только в её сторону и никуда больше. И лицо у него такое глупое, крайне идиотское.       И у отца дурацкий вид, и у Райнера чья рожа почему-то всегда маячит где-то поблизости. Но её друзья из 104, воины и Хитч — стараются все держать вид самый серьёзный, и всё-таки кажутся ей круглыми дураками. И сама она себе кажется дурой.       В конце концов, спустя пару десятков крайне мучительных шагов, они с отцом оказываются перед алтарём, в паре шагов от Армина. В груди всё замирает, отец мнётся, будто не знает, что делать, затем крепко сжимает её ладонь в своей и отпускает. Неловко кланяется, отходит к местам справа, садится рядом с Кариной Браун. Анни рада, что отец с Кариной не завели никаких отношений, а то всё сейчас, включая рожу Райнера, было бы в три раза более неловким.       Она не знает человека справа, того, кто проводит саму церемонию, то ли какой-то священнослужитель, то ли штабной бюрократ. Их на первый взгляд и не различишь.       — Сегодня мы собрались здесь, чтобы закрепить союз двух… — начинает монотонную речь мужчина…и Анни собирается слушать, но встречается с глазами Армина, видит, что у того на лице улыбка. И всё вокруг пропадает. Слова, звуки, смешки Хитч, вздохи, и чьи-то всхлипывания. Чужие лица стираются, перед ней только он один.       Армин переминается с пятки на носок, нервно перебирает пальцами рук. Выглядит взволнованным, и будто бы нетерпеливым как маленький мальчик. Она почему-то отмечает, что у него бутоньерка прицеплена ровно. И ей ясно, он тоже не слышит глупую речь, что жужжит над её ухом справа, всё внимание устремлено на неё. Они здесь вдвоём. Она в который раз убеждается, глупая церемония им вовсе не нужна.       Хватило бы их двоих во всём белом свете. Они двое в спокойствие далеко ото всех. Будет ли это им позволено, или она желает слишком уж многого?       От улыбки на его лице ей и самой хочется улыбаться. Она не может это контролировать, одёрнуть себя или перестать. Уголки губ ползут вверх. Чувствует себя непозволительно счастливой и очень глупой. Сумасшествие какое-то. Всё, что сейчас происходит.        — Элдиец с острова Парадиз Армин Арлерт и урождённая верноподданная Марли Анни Леонхарт… — доносится до неё, мерный голос мужчины. — Готов ли ты Армин Арлерт, взять в жёны Анни Леонхарт, быть ей опорой, в болезни и в здравии, в богатстве и бедности, быть друг другу помощью и поддержкой до конца ваших дней.       Армин кажется с трудом осознал, что его о чём-то спросили. С большим усилием оторвал взгляд от её лица, пытаясь понять суть сказанного. Растерянно отозвался коротким и звонким:       — Да.       Где-то в уголках глаз затаилась влага и улыбка не сходит с лица сколько не старайся ту убрать.       — Ты Анни Леонхарт, готова ли ты взять в мужья Армина Арлерта, быть тому опорой, в болезни… — монотонно начинает мужчина всё то же самое.        Ей тяжело даётся дослушать всю речь, она соглашается куда быстрее, чем пастор или кто он ещё, говорит “до конца ваших дней”. Габи и Фалько вылетают откуда-то справа протягивают им кольца и она видит, как у Армина дрожат руки. Будет неловко, если он снова уронит её кольцо, но он справляется, находит и нужный палец и само украшение скользит по атласной перчатке очень легко, обвивая её безымянный палец.       Раньше у неё было другое кольцо, то которое подарил отец. Сделал специально, чтобы она могла превращаться в титана, незаметно, ловко и быстро. В этой жизни оно ей больше не нужно. И всё же немного грустно понимать, что променяла одно на другое. Но грусть эта светлая, знаменующая будущее, как и это новое кольцо, что неловкими пальцами надел ей на палец Армин.       Возможно, им всю жизнь будут сниться кошмары, — думает она, пока поднимает с подушки его кольцо, возможно, грехи никогда не будут искуплены, думает она, пока касается его руки, возможно, жизнь вместе после всего, что было, будет несладкой, думается ей, когда кольцо скользит по его пальцу, но если они не попробуют, не узнают, как всё закончится.        Он целует её под оглушительные аплодисменты легко касается губ, пока она прикрывает глаза. Вместо поздравлений и восторженных хлопков ей, куда сильнее, хотелось бы сейчас целоваться с ним без конца. Но этого придётся подождать.       — Разойтись, — кричит Конни, — он отгоняется каких-то прилипших к Армину чиновников с их дурацкими пожеланиями и вопросами. Даже её отца, и того отгоняет, хоть и с куда большим уважением, — господин Леонхарт, не могли бы вы отойти, чтобы мы сделали фото.        Рядом появляется Микаса, мягкая улыбка не сходит с её лица. Она заботливо поправляет Армину ворот, но ничего не говорит. Вместо слов у Микасы её улыбка. Она встаёт слева от него, обволакивая локоть руками. Немедля рядом с той появляется Жан.       — Микаса, как моя причёска, нормально? — вызывающе спрашивает он.       — Ты, как всегда, постарался, Жан, — отзывается она.       Тот встаёт так, чтобы не касаться Микасы, но по возможности близко. Конни всё ещё муштрует всех, чтобы выстроились как следует.       — Если будете столько улыбаться, лица треснут, мистер и миссис Арлерт, — говорит появившаяся сзади Хитч. Она прижимается к ней, опережая Райнера, который хотел устроиться неподалёку.        — Вижу место уже занято, — говорит тот. Хочет встать рядом, но следующей оказывается Пик.       — С твоим ростом тебе надо стоять подальше, — говорит бывшая титан Рикша Брауну.        Райнеру только и остаётся, что пристроиться сбоку.       — Габи, Фалько, идите сюда, — кричит он им.       — И мы? — удивляются они.       — Да, как мы без вас.        Довольная Габи летит к Райнеру и обхватывает того вокруг талии. Браун смеётся.       — Встала бы ты поближе к Фалько.       — Капитан, — восклицает Конни, — вы тоже здесь!       — А где мне ещё быть.       Анни…не заметила его раньше. Неужели и правда он тут с самого начала — Леви Аккерман. Они с ним так, ни разу и не говорили. Может быть, перекидывались парой формальных фраз, не больше.       — Тогда идите к нам, — зовёт его Конни, — сюда рядом с Жаном.       Она уверена, Аккерман откажется, нет, ни единой причины тому соглашаться. Но мужчина идёт, опираясь на трость, делает то, о чём его просит Спрингер. Не жалуется, просто занимает место недалеко от Кирштейна. На секунду ей даже кажется, что их взгляды пересекаются. Но нет, скорее всего, тот смотрит на Армина.        — Конни, иди уже, я сделаю фото, — говорит Спрингеру Оньянкопон, появившейся из толпы.       Конни последний раз оглядывает выстроенную им композицию, и довольный встаёт рядом с Аккерманом и Жаном.        Анни чувствует, как к себе её прижимает Армин, так крепко будто говорит, что теперь не готов отпустить её и на сантиметр. Видит его лучезарную улыбку, и то как свет играет в голубых глазах. Ощущает как Хитч прильнула к ней с другой стороны, слышит хохот подруги.       В эту секунду, счастье и её, и окруживших её друзей, и Армина, кажется, ей абсолютно заслуженным. Сколько бы ошибок они ни сделали, сколько бы сожалений за собой ни оставили, то что происходит сейчас, они заслужили. Будет ли она ещё, хоть раз, так счастлива? Позволит ли ей это жизнь? Будущее ей неизвестно.       Загорается вспышка, и на лице каждого —  улыбка. Возможно, кроме Леви Аккермана. Они все так счастливы и пока не знают, что почти каждая из сделанных ими сегодня фотографий получится абсолютно дурацкой.