Моя любовь как свет и антисвет

      Резкий порыв ветра колыхнул гардину, принося с собой наполненный прохладой воздух, а где-то вдалеке послышался зловещий раскат грома.       Гроза в середине марта — это неправильно даже для нового, ненормального, темного мира, в котором мы все были вынуждены теперь жить.       Я выпрямилась, непроизвольно напрягая каждый слуховой рецептор: нужно было удостовериться в том, что мне не показалось. Новый громкий взрыв разбушевавшейся стихии убедил в том, что я все еще в своем уме. Правда, легче от этого не стало. Признаюсь, иногда меня посещали предательские мысли о том, что в сложившихся обстоятельствах лучше потерять ментальное здоровье и счастливо жить в собственном безоблачном мирке, где нет ни смерти лучших друзей, ни безжалостных пыток сокурсников, ни показательных казней противников нового режима, ни…       Справа послышался полный боли стон, и я, обругав себя бесхребетной идиоткой, тут же склонилась над раненым: долой все отвлекающие мысли! Нужно заняться жизнью этого человека, ведь… каждый из нас теперь на счету. Каждый бесценен. Каждый, кто все еще пытается сопротивляться одержавшему победу сумасшедшему тирану.       И только закончив обрабатывать раны, я не удержалась и, сдув выбившуюся из свободного узла прядку, посмотрела на лежащего на кровати безмолвного мужчину.       Красивое… пугающе красивое, расслабленное лицо с четко очерченным подбородком и прямым, холеным носом. Идеальный изгиб бровей и легкая, хмурая складочка на переносице. На бледной коже щек залегли тени от длинных, опущенных ресниц. Иссиня черные, слегка удлиненные волосы рассыпались по подушке черными рваными прядками. Некоторые из них налипли на взмокшие от холодного пота виски и лоб.       В мире маглов он был бы эталоном мужской красоты.       Я позволила себе присесть на краешек кровати. Руки и спину ломило от многочасового нахождения в вынужденной позе. Больше всего на свете хотелось уйти и, упав лицом в подушку, забыться сном. Но я не решалась оставить человека, дыхание которого наконец-то приобрело нормальную глубину, а грудная клетка теперь мерно вздымалась, а не разрывалась от частых, поверхностных вдохов и выдохов.       Слизистые рта сжимались от нехватки влаги, и я позволила себе сходить за стаканом воды.       Вернувшись, вновь уселась на облюбованное место у постели раненного. Обхватив ладонями чашку, начала пить воду маленькими глоточками, с наслаждением прокатывая влагу во рту.       Вот теперь, когда от меня не требовалось никаких срочных действий и манипуляций, я позволила вертящимся на подкорке воспоминаниям хлынуть сметающей все на своем пути волной.

***

      Целый день на душе было неспокойно. Словно ощущая бурю чувств внутри меня, погода постепенно менялась: грузные облака приобрели грязно-серый оттенок и теперь нависали темными, свинцовыми тучами, с каждой секундой все сильнее заполняя еще совсем недавно безмятежный небосвод.       Океан шумел и бурлил, а высокие волны с пенными гребнями все дальше и дальше пробирались на сушу. Казалось, еще немного — и они смоют с лица земли одинокую, многострадальную «Ракушку», доставшуюся мне от предыдущих хозяев.       С противоположной стороны, в глубине материка шумел темный лес. С каждым новым порывом ветра, деревья клонились до земли, и по их надрывному треску казалось, что еще немного, и самые хлипкие из них переломятся и рухнут наземь безобразными обломками.       А еще я то и дело поглядывала на неприметный, холмик у кромки песчаного пляжа и небольшой камень, уже не первый год служащий надгробием. Да, Добби, и правда, был самым преданным, самым необычным и самым потрясающим домовым эльфом. Таких больше нет. И никогда не будет…       Обычно я подолгу сидела около последнего пристанища маленького человечка с огромным, благородным сердцем, но… только не сегодня. Сегодня вид несуразной, вскопанной вручную могилки поднимал из глубин души мерзкий страх с ощутимыми нотками паники. Хотелось бежать не разбирая дороги туда, где сейчас бились на смерть те крохи друзей и знакомых, которые все еще тешили надежду на перемены. Но даже этого я была лишена.       Кутаясь в шерстяную шаль Молли, накинутую на плечи поверх тонкого свитера, я ходила кругами вокруг маленького домика — теперь я прекрасно знала, за сколько шагов обхожу его четыре стороны! Если бы художник захотел нарисовать то, что со мной творилось, ему пришлось бы изобразить тонкую, натянутую до предела струну — вот во что был превращен каждый нерв моего тела.       Меня не покидало ощущение неминуемой, надвигающейся катастрофы и, чтобы не заорать в голос от безысходности и паники, я заставляла себя прокручивать в голове последний разговор с Кингсли. Именно он возглавлял жалкие остатки некогда обширного Ордена Феникса. Именно он был той тоненькой, связующей ниточкой, протянувшейся между крохотными островками безопасности по типу моей «Ракушки».       Моей…       Ни Билла, ни Флер, ни Рона, ни еще кого-либо из Уизли, а… моей.       Спросите, почему я ною, вместо того, чтобы стоять плечом к плечу с другими союзниками? Что ж… это вполне логичный и закономерный вопрос. Разумеется, я не хотела оставаться в стороне и отсиживаться в безопасности, но Кингсли запретил высовываться. Более того, этот хитрец, прекрасно предугадав мою реакцию, заблаговременно наложил чары, из-за которых сегодня я не могла пересечь черту и покинуть пляж!       — Тебе нельзя туда, — твердил он, обрывая мой истошный вопль отчаяния, когда я осознала, что мужчина меня перехитрил. — Если Темный Лорд схватит тебя, то убьет на месте! И на этот раз у тебя не будет шанса избежать смерти. Он не возьмет тебя в плен, как в прошлый раз! Нет, на этот раз Он убьет, ведь ты… — Шеклболт понизил голос и склонился ко мне, словно опасаясь, что кто-то может нас услышать, — … ты выкрала его сокровище. Гермиона…       — А мне плевать! — я топнула ногой, ощущая, как по щекам заструились слезы злости и отчаяния. — Я не боюсь смерти! — и в тот момент я не кривила душой. — К тому же, — сощурила глаза, всеми силами успокаиваясь и ощущая внутри странно-болезненную решимость, — это очень спорный вопрос, кто кого убьет первым. Он меня или я его, — в глазах моего собеседника отразился четко читающийся ужас, но мне было плевать, — … так что немедленно сними заклятие: я иду со всеми! — сдаваться я не собиралась.       — Не сегодня, — Кингсли отступил на шаг, давая понять, что своего решения менять не собирается.       — Но…       — Я сказал: не сегодня! — даже терпению такого флегматика, как Шеклболт, иногда мог прийти конец.       — Но почему?! — пальцы сжались в кулачки — ногти до алых отметин впились в кожу ладоней, но в тот момент я этого даже не заметила.       — Потому что он убьет тебя! — как попугай повторил мужчина.       — Я не боюсь умирать! — рявкнула, на секунду пугаясь получившейся интонации. Вдох и медленный, плавный выдох — нужно успокоиться. Криками еще никто ничего не добился. Успокойся, Грейнджер. Успокойся. Успокойся…       Управлять своими эмоциями я умела неплохо, так что смогла продолжить уже намного более тихим и спокойным тоном:       — … услышь меня, наконец. Пожалуйста…       — Гермиона, ты не сможешь нам сегодня помочь на поле боя, — голос Кингсли тоже стал намного мягче и вкрадчивее, огонек ссоры затухал: — Ты еще не восстановилась после… — мужчина замялся, пытаясь подобрать слово, которое не подняло бы у меня внутри кучу отвратительных, гнилостных воспоминаний. Но он зря старался… они и так всегда были со мной, — после…       — … рабства, — я пыталась произнести это таким тоном, будто тут не было ничего ужасного и постыдного, очень надеясь, что Шеклболт не уловит дрожащих ноток на выдохе. — Не стесняйся, называй все своими именами! — я вновь распалялась. — Так и скажи, что почти год рабства в лапах Волан-де-Морта превратил меня в ничтожество, не способное держать в пальцах волшебную палочку!       — Гермиона, замолчи! — я видела, как мужчина побледнел.       — Я не боюсь произносить его имя! — сразу догадалась, в чем причина столько болезненной реакции.       — Гарри тоже не боялся! И где он теперь?! — никогда не видела Кингсли в таком бешенстве, но в меня и саму будто бес вселился.       — Как вы собираетесь победить человека… прости, чудовище, если по-прежнему боитесь называть его вымышленное прозвище?! Это всего лишь набор букв и звуков, не более!       — Гермиона!       — С каждой вылазкой нас становится все меньше! — я не давала ему даже шанса вставить очередной весомый довод. — Каждый человек на счету, а ты запираешь меня здесь только потому, что считаешь, будто я до сих пор не восстановила магический потенциал!       — В этот раз нас будет много, — в голосе союзника отчетливо прозвучали нотки гордости и скрытой радости. — С нами будет отряд иностранных друзей — наконец-то международные связи, завязанные когда-то Дамблдором, Фаджем, Краучем и Бэгманом, начали давать всходы.       — А может, они просто поняли, что Волан-де-Морту, — упорно делала вид, что не вижу, как искажается лицо Кингсли при звуках имени тирана, — надоел маленький островок власти, в котором он уже перебил и замучил большую часть своих подчиненных? — губы сложились в ехидную усмешку. — Может, причина такого благородства в том, что они на своих шкурах ощутили, что еще немного — и костлявые пальцы палача доберутся и до их безупречных жизней, а?       — Гермио… — я не дала ему даже произнести до конца свое имя:       — …медленно… постепенно… один за одним он сожрет и их, если только мы все вместе не объединимся против Темного Лорда.       — Не спорю, — Шеклболт утвердительно кивнул, — сведения, переданные тобой, дали огромный толчок к тому, чтобы наши союзники начали мыслить в ту сторону, которая так нужна Британии, — Кингсли хотел по-отечески обнять меня за плечи, но я рефлекторно сделала шаг назад, непроизвольно заливаясь румянцем на свою неправильную, нездоровую реакцию на чужие прикосновения. Просто… я больше не могла их переносить спокойно.       Кингсли же, ничуть не смутившись, тихо, но очень четко продолжил, пристально глядя мне в глаза:       — Сегодня ты останешься здесь. Это приказ. И не спорь, — в темных глазах сверкнули игривые искорки, совсем как у Дамблдора много-много лет назад: — Если вернусь, можешь на мне потренировать непростительные заклятия, избить, затоптать… словом, сделать что хочешь, но… сейчас ты остаешься в «Ракушке» и ждешь дальнейших указаний.       Развернувшись, он прошел к выходу, но у самой двери обернулся. Я буравила его спину обвиняющим, злым взглядом, поэтому не сразу уловила его слова:       — … будет много раненых, и я хочу, чтобы ты позаботилась о наших соратниках, если они трансгрессируют сюда. Я дал координаты тех мест, где можно найти помощь, если что-то пойдет не так. И «Ракушка» есть среди них. Так что… будь готова, — он вернулся ко мне и все-таки потрепал ладонью по кучерявой макушке. А я непроизвольно вжала голову в плечи, подкоркой ожидая болезненности от вырываемых волос… Привычка.       — Нам не хватало такого искусного колдомедика и зельевара как ты, — Шеклболт так широко и искренне улыбнулся, будто собирался на министерскую вечеринку, а не на верную смерть.       — Я не… — он был слишком высокого мнения о моих способностях.        — … мы оба знаем, что я прав и в моих словах нет ни капельки лести и лжи: у тебя это в крови… — проговорил Кингсли и тотчас добавил: — до скорой встречи!       — До встречи, — вторила я словно эхо, очень надеясь, что встреча, и правда, будет скорой и… что она будет.       Внутренности разрывало от предчувствия трагедии, но я заставляла себя отвлекаться: варила Ранозаживляющее, Кроветворное, Восстанавливающее, Тонизирующее и другие зелья, которые могли бы пригодиться. Разливала по скляночкам и пузырькам настои и отвары. Рвала на тонкие полоски шелковые, нежнейшие простыни, когда-то принадлежащие утонченной француженке, превращая их в импровизированные бинты. Кажется, к приему раненых я была готова.       Вот только никто и не думал появляться.       В голове застучала ясная как день мысль: никто не придет. Это было сродни озарению: Кингсли и не думал давать координаты «Ракушки». Он меня обманул. Обвел вокруг пальца, давая ложную надежду, что я сегодня смогу кому-нибудь пригодиться, только бы я выбросила из головы идею высунуть нос за пределы островка безопасности.       Не находя места от неизвестности и бездействия, я приняла решение сходить в ближайший лесок, который прилегал к участку и прятал домик от любопытных глаз, и собрать травы взамен тем, что я так бездарно истратила пару часов назад. Хотя бы до дозволенной черты, проведенной Шеклболтом.       И, наверное, в ту минуту, когда я вошла в лес, меня наконец-то накрыло умиротворение. Теперь я была в своей стихии.       Я с легкостью находила нужные травы, несмело показывающие свои росточки из-под просыпающейся весенней земли; раскапывала лечебные коренья; срезала кору необходимых деревьев и кустарников и распихивала ее по приготовленным мешочкам.       Ботинки вязли в размокшей от частых дождей почве и перегное из прошлогодних листьев, но меня это мало волновало. Очищающее заклятие я знала отменно, да и к тому же, чего-чего, а теплой воды в «Ракушке» было более чем предостаточно. Отмоюсь.       Сгущались сумерки, треск сучьев над головой заставлял ежиться и с опаской поглядывать вверх: уж не обрушится ли на меня какое-нибудь дерево.       Я уже хотела повернуть назад — здесь стало небезопасно находиться, когда внезапно поняла, что… совсем рядом, где-то слева… мне почудилось едва уловимое движение… и шорох, заметно отличающийся от шума скрюченных, переплетенных ветвей.       Замерла, что есть мочи вглядываясь в темноту. Непроизвольно задержав дыхание, напрягла слух — только чтобы за звуками собственных вдохов и выдохов не пропустить новые признаки того, что там…кто-то есть.       В мозгу вспыхнула трусливая мысль: бежать. А внутренний голос предательски начал нашептывать: »Уйди… уйди, пока не поздно. Уйди…»       Но… я бы никогда не оказалась на Гриффиндоре, если бы вот так сразу поддалась этим уговорам.       Непокорно тряхнув головой, выбирая сухие местечки на едва виднеющейся тропинке, осторожно прошла в нужном направлении и… не смогла удержаться от вскрика ужаса.       Почему-то я ожидала чего угодно: засады врагов; встречи с Пожирателями смерти, которые могли каким- то чудом прорвавшими кровную защиту, и, что уж таиться, я даже была готова встретиться лицом к лицу с Волан-де-Мортом — уж он-то точно пробьет любую преграду, но… только не того, что открылось моему встревоженному, пытливому взору.       На земле лежал человек и, судя по силуэтам, смазанным густеющими сумерками, — это был мужчина. Он не двигался, не делал попыток напасть или навредить мне, и я, плюнув на все меры предосторожности, рванула к нему.       Мужчина лежал полубоком, уткнувшись носом в пожухлую, прошлогоднюю траву. Склонившись ниже, различила прерывистое дыхание… человек так тяжело дышал, словно для того, чтобы заставить двигаться чертовую грудную клетку, ему нужно было приложить титанические усилия.       И тут я увидела причину…       Под крепким телом расползалось кровавое пятно… и если на ткани мантии этого не было заметно, то вот на светло-желтой траве следов крови невозможно было не различить.       Понимая, что нужно хоть что-то предпринять, я надавила ладонями на широкие плечи, пытаясь перевернуть человека на спину. Это оказалось не такой уж простой задачей. Мужчина не мог оказать содействия мне и моим благородным намерениям, а его тело оказалось до невозможного крепким, жилистым и тяжелым.       Отдуваясь и проклиная все на свете, я все-таки смогла каким-то чудом перевернуть его на спину. Смахнув со лба налипшую от образовавшейся испарины прядь, скользнула взглядом вверх… и тут же отшатнулась.       Лицо мужчины мне было абсолютно незнакомым. Более того, у меня даже не возникло с ним никаких ассоциаций. И это с моей потрясающей зрительной памятью!       Хм… а это могло означать лишь одно: я видела этого человека впервые в жизни. Он не мелькал на страницах Придиры, Ежедневного пророка и другой прессы, хотя обычно там рано или поздно засвечивались все.       На душе кошки выпустили острые коготки.       Кто… кто этот человек?       На первый взгляд он очень молод — так сразу и не скажешь, сколько ему лет… Впрочем, это и не так уж важно… Сейчас имело значение только одно: он свой или чужой?       Лихорадочно соображала: Пожиратели не могли оказаться тут. Их не пропустила бы защита, поставленная когда-то Биллом и Флер. Значит, он наш…. Скорее всего кто-то из прибывших союзников из других стран.       Так неужели я зря обвинила Кингсли во лжи, и он на самом деле дал координаты Ракушки на экстренный случай?! Вот как этот…       Раненый глухо простонал, и я вытащила из заднего кармана джинсов волшебную палочку. Но…к своему стыду, прежде чем продолжить, не удержалась и, закатав рукав сюртука, быстро расстегнула пуговку на манжете, и, дернув ткань рубашки вверх, обнажила предплечье и склонившись ниже, пристально взглянула на бледную кожу. Она была идеально гладкой и чистой без единого намека на Черную метку.       От сердца отлегло, и я наконец-то смогла трезво оценить обстановку. Судя по количеству крови на земле и одежде, первую помощь нужно было оказывать прямо тут. Быстро развела в стороны края мантии и расстегнула мелкие пуговицы на строгом сюртуке и рубашке. Прямо на земле. Впрочем, мантия мужчины сыграла неплохую роль подстилки.       Крепкий, мускулистый торс был изрезан длинными, глубокими ранами с ровными краями, кровь стекала из них тонкими аккуратными струйками, создавая кровавый, безобразный узор. Волан-де- Морт непременно оценил бы….       Я будто вновь увидела его безобразную ухмылку и искорки удовлетворения и азарта на дне змеиноподобных глаз…       Крепче стиснув зубы, болезненно передернула плечами, будто вновь ощущая в районе лопаток острое лезвие и липкую жидкость, стекающую вниз по спине, пояснице и ягодицам…       Как же не вовремя я вспомнила это чудовище.       Титанических усилием, я вырвалась из жутких картин недавнего прошлого и вернулась к лежащему на земле человеку. Крепче перехватив палочку липкой от пота ладонью, я выдохнула, приводя мысли в порядок и сосредотачиваясь на том, что мне сейчас предстояло сделать. Набрав в легкие побольше воздуха, начала тихо, нараспев произносить заживляющее заклятие, вычитанное когда-то в «Расширенном курсе зельеварения» от Принца-полукровки ….       Я с облегчением наблюдала за тем, как с каждым новым звуком края раны смыкались, оставляя после себя бугристые рубцы — до мастерства Северус Снейпа мне было еще ох как далеко: некоторые порезы все равно кровили. Их придется лечить по-другому. В доме.       Продолжая сидеть на земле, я слегка выпрямилась и сдула слишком уж длинную челку: давно пора ее обрезать — и только сейчас заметила, что все лицо покрылось мерзкой испариной — не знаю, сколько прошло времени с тех пор, как я произнесла первое слово, но… семь потов с меня сошло, это уж точно.       Ноги замлели, и я лишь со второй попытки смогла принять вертикальное положение, ощущая, как джинсовая ткань липнет к коже, промокнув и одеревенев от грязи. Аккуратно укрыла мужчину сверху своей шалью, подвернув края под его измученное тело и, произнеся левитирующее заклятие, направилась со своей ношей в сторону океана и одинокого домика на берегу.       Я старалась идти как можно быстрее и не делать при этом никаких резких движений.       Войдя в дом, отлеветировала раненного в комнатку, в которой когда-то приходил в себя мистер Олливандер, и уложила его на свободную кровать.       При домашнем освещении, выяснилось, что работа по-прежнему предстоит большая: кажется, бедняге здорово досталось. В районе затылка обнаружила слипшиеся от засохшей крови черные пряди, а под ними — весьма обширную рану с тупыми краями — похоже, мужчина обо что-то здорово ударился головой. Возможно даже и корягу в лесу при завершении трансгрессии.       В ход пошли заготовленные мази и бинты. Покончив с тугими повязками на мускулистом торсе и голове, я попыталась напоить мужчину кроветворным и восстанавливающим зельями, но мне это так и не удалось. Он по-прежнему был без сознания, и вся жидкость проливалась мимо. Оставив бесполезные попытки, аккуратно стерла с гладкого подбородка потеки зелий.       И только когда я сделала все, на что хватило моих знаний, а дыхание человека наконец-то приобрело нормальную глубину и частоту, я позволила себе осмотреть мужчину более дотошно: и красивое, безупречное лицо, и мускулистое тело, с хорошо просматривающимся рельефом мышц и сухожилий. Почему-то особенно долго рассматривала массивные, выделяющиеся мышцы крепкой шеи… хм… вот честное слово, не мужчина, а просто учебник по анатомии!       И только тут обратила внимание, что у самого основания шеи, виднеются тусклые, серебристые звенья очень тонкой цепочки. Странно, что я не заметила ее сразу.       Впрочем, лечить это украшение мне его не мешало, так что ничего сверхъестественного в моей невнимательности не было.       Я легонечко подцепила кончиком указательного пальца цепочку и потянула ее вниз, ощущая странную тяжесть.       Металл брякнул о металл: кулон.       На цепочке висел небольшой, грубый кулон овальной формы. Потускневший, темными пятнами на гранях — кажется, его слишком часто теребили и перебирали пальцами…       Аккуратно поправила цепочку, чтобы не осталось никаких заломов: вместе с ней перевернулся и амулет. На обратной стороне металлической пластинки было выгравировано только одно слово: «Том».       Кажется, теперь я знала, как зовут этого человека.       Взгляд прошелся по спокойному, умиротворенному лицу, и я, не удержавшись, склонилась ниже и легонько отодвинула в сторону одинокую прядь жестких волос, падающую на его глаза и нос и… в ту же секунду ощутила, как сильные пальцы обхватили железным обручем мое запястье, до боли сжимая руку и срывая с губ приглушенный, рефлекторный вскрик.       Словно в замедленной съемке я увидела, как дернулись его ресницы и веки и… на меня уставились насыщенно-серые глаза.       Мужчина пришел в себя.