В темном свете воспоминаний

Куруфинвэ методично осмотрел весь дом, загоняя беспокойство и любопытство как можно глубже. Наро недолго блуждал по коридорам и залам, пока не услышал слабые звуки музыки, доносящиеся из сада. Он остановился и выглянул в окно, чтобы увидеть Кано, сидящего на скамейке в саду, перебирающего струны арфы и глядящего куда-то вдаль за пределы их семейной усадьбы. На его губах играла тёплая улыбка, кажется, он вспомнал что-то хорошее. Она разгладила тяжесть прожитых лет на лице Макалаурэ, и по ощущениям он стал моложе, не обремененный неизвестными Курво заботами и проблемами. Если Канафинвэ и услышал приближающиеся шаги, то не подал виду и не перестал играть. Его мысли витали не здесь, а сердце более не принадлежали этому месту. Но, кажется, этот момент он был там счастлив. Так казалось Куруфинвэ, пытавшемуся собрать свои мысли воедино. Может он влюбился и поэтому ведёт себя не так? Наро усмехнулся, про себя вспоминая, как вел себя, пытаясь ухаживать за Нерданель. Иногда это было действительно нелепо. Он был удивлен видеть его таким спокойным и счастливым, ведь последнее время он казался всегда напряженным и угнетенным. — Макалаурэ, — позвал сына мастер. Кано замер на месте, тихо выдохнув сквозь плотно сжатые губы, останавливая игру. Кажется, он слишком погрузился в свои грезы, чтобы замечать окружающий мир. Пальцы замерли на струнах, кисти свело от игры, тонкие шрамы на ладонях матово отражались в свете древ. Макалаурэ тряхнул головой, прогоняя наваждение, и несколько раз согнул и разогнул пальцы, пытаясь размять уставшие мышцы. — Отец! — Канафинвэ опустил арфу и повернулся к нему. — Ты уже закончил? — его губы растянулись в слабой улыбке. Он нервно дернул плечами и попытался сильнее натянуть на себя темную мантию, которые обычно практически не носил. Он любил яркие жизнерадостные цвета, но сейчас не ощущал в себе сил носить что-то из старого гардероба. Феанаро хотелось уточнить, что именно он должен был закончить. У него было несколько проектов, и самое главное то, что он не показывал и не рассказывал еще никому. Его самый большой секрет и самое трудное дело. Кано же не мог знать о нем? Ему надоели недомолвки. Их ему хватало и вне семьи. Он надеялся, что в собственном доме сможет избежать интриг и политики. Какая наивность! Курво мог, конечно, ожидать подобного, но не от Макалаурэ! — Решил, что на сегодня хватит работы. Мы давно не проводили время вместе. Я бы хотел поговорить и послушать твою музыку. Но, пожалуйста, что-то более светлое, чем обычно. — Похоже, я разучился петь такие песни, — рассеянно ответил Канафинвэ, продолжая разминать кисти, — могу спеть колыбельные, — попытался пошутить менестрель, — или Син… Эда… нет, это точно не подойдет, — пробормотал он, явно что-то перебирая в уме, — может что-то на Квенья? — он понял, что сказал что-то не то, и начал пристально рассматривать соловья, сидящего на ветке ближайшего дерева. И если бы Феанаро не знал своего сына, то мог бы утверждать, что он обдумывает способы убийства несчастной птицы. — Когда же ты успел разучиться, Кано? Неужели твоя поездка в Алквалондэ прошла так неудачно? Мне казалось, что тебе там нравится, — поинтересовался мастер, пытаясь подобрать слова, чтобы достучаться до замкнувшегося в себе Макалаурэ, прячущегося за маской напускного веселья, и при этом, замечая, как вздрогнул менестрель при упоминании названия города Телери. — Ты всегда можешь рассказать мне, если тебя что-то беспокоит. — Эта поездка прошла как нельзя лучше! — уже более мрачно усмехнулся Кано, полностью повернувшись к отцу. — Она точно не была такой кровавой, как прошлый раз. Ай, отец, мне есть, что тебе рассказать. Но возможно это не то, что ты захочешь услышать. — На тебя кто-то напал в Алквалондэ? — удивленно спросил Курво. — Если так… Он вздохнул, никак не решаясь сказать то, что хотел. Разум снова затопило множеством воспоминаний, которые ему не хотелось вытаскивать из своего разума. Сколько Макалаурэ думал над головоломкой, которую ему задали, и не знал, как ее решить, как не сделать еще хуже, чем было и чем уже вышло. — Да кто-то напал на меня, и я напал на кого-то. Не только я, но и все мы. Отец! Я здесь не просто так. У меня есть к тебе просьба…— Макалаурэ замолчал, не зная, как ему начать этот разговор. Он провел дома уже какое-то время и не мог придумать, как его провести. Он не желал даже начинать разговор, а хотелось остаться в своем старом полузабытом доме как можно дольше. — Все что угодно, Кано. Только расскажи, что случилось. Мы сможем решить эту проблему вместе! — Куруфинвэ решил проявить терпение, стараясь не выказывать свою как всегда возникшую некстати вспыльчивость. — Я не уверен с чего начать, это длинная история, и боюсь, что ты можешь мне не поверить, — Макалаурэ вздохнул, стараясь подавить дрожь в руках. Он никак не мог согреться, и свет древ никак не помог ему в этом. — Кано, ты не должен сомневаться! Разве я давал тебе и твоим братьям повод для этого! — возмутился Феанаро, больно уязвленный недоверием сына. Хотелось схватить его за плечи и встряхнуть, чтобы вывести из этого странного оцепенения. — Разве я когда-нибудь подводил вас? — Да, отец. Ты подвел нас, а мы подвели и тебя и всех остальных. И больше никого не осталось! — прошипел Канафинвэ, вскакивая со скамьи, и начал мерить шагами полянку. От его веселья не осталось и следа. Как и от набросков. Как можно провести разговор? Почему все идет не так каждый раз? Здесь, в Валиноре, в тихом и мирном Валиноре, таком далеком от темного и затененного Белерианда так легко притвориться, что все, что случилось с ним раньше — просто страшный сон. И так сложно понять и поверить, что все было на самом деле! Если Кано может притвориться, что этого не случилось, так с чего он взял, что отец поверит его словам. Глупые, светлые наивные Эльдар со своей детской грызней, что выльется потом такой катастрофой для всех них. Какое ему вообще дело до той же Мириэль, которую он никогда не знал, если они так все много потеряли? — Я не понимаю, Кано. Что ты хочешь мне сказать. Что вы успели натворить? Не Таникветиль же взорвали? Или снова что-то сделали с кузнями Ауле… только не говори, что вы снова это сделали, — взгляд Куруфинвэ заметался по саду, — я ещё за прошлый раз до конца не помирился с Ауле и твой дедушка до сих пор мне это вспоминает, причем оба. А этот полубрат…зачем вы втянули в это его детей? — Феанаро побледнел, и едва картинно не схватился за сердце, чем вызвал смешок у Макалаурэ и немного разрядил гнетущую обстановку. — Нет, не в этот раз. Думаю, мне стоит все-таки рассказать тебе о будущем! — Ты же не обладаешь таким даром, — заметил мастер, качая головой. Нет, с Канафинвэ точно, что-то не так. Может он слишком сильно пострадал в драке, о которой упоминал в начале разговора? Его бедный, впечатлительный мальчик. — Если что Ирмо, или Эсте… — если только сами Валар не посылали ему каких-то кошмаров. — Я не шучу! И я советую тебе послушать то, что я скажу и отнестись к этому очень серьезно! — он осторожно прикоснулся к Феанаро с просьбой открыться для него, чтобы использовать осанве. Макалаурэ не думал, что ему поверят сразу, но что сразу сочтут едва ли не сумасшедшим — на это он не рассчитывал. В таком случае и то, что Кано собирался ему показать, не поможет? Нет, он не будет отчаиваться раньше времени. Феанаро открыл свой разум, но не ждал того, что возникло в его уме. Темная глухая ночь, беззвездное небо, низко нависшее над неизвестными ему землями, пики гор, поглощающий горизонт черный дым. Впереди медленно, но неумолимо разгоралось багровое зарево. Казалось, языки пламени взметнулись к небу, пожирая все на своем пути, желтые ядовитые клубы дыма стремительно расползались по земле, заполняя все вокруг. Они обожгли все внутри, сжимая стальным обручем грудину и виски, перед глазами все размылось, а потом начался кошмар… Дальнейшее в памяти отпечаталось, как калейдоскоп ощущения, эмоций и обрывки воспоминаний. От шума сражения заложило уши, крики, вой, скрежет металла, топот копыт доносились отовсюду. Его замутило от вида обожженной, сгоревшей земли, застывших неживых глаз еще только недавно сражающихся Эльдар. Дым и пепел разъедали глаза, дышать становилось невыносимо,… но приходилось сражаться, нельзя отпустить меч, нельзя остановиться. Непоколебимая решимость и отчаянная надежда выжить и спасти других, что утопала в ужасе от битвы, ярости от потерь. Вокруг него рядом собралась группа отважных воинов, готовых отстаивать свою землю до последнего вздоха. Они были готовы идти до конца, несмотря на все трудности и ужасы войны. Но… — Отец!