Поникнув головой, Фурина брела по длинной аллее, что раскинулась от театра «Эпиклез» до станции «Маркот». Некогда ухоженная дорога под её ногами стала совсем размыта случившимся потопом, и теперь повсюду блестели в лучах солнца многочисленные лужи. Юная девушка остановилась возле одной и увидела в отражении воды своё заплаканное лицо.
«Погибли люди, — тут же мелькнули в голове слова жителей региона, повстречавшихся ей на пути. Они с презрением тыкали в неё пальцами и обвиняли чуть ли не во всех смертных грехах человечества. —
И всё из-за тебя!»; «Были жертвы, мы потеряли родных!» — зло шипели другие, с трудом сдерживая слёзы.
«В тебя верили, а ты всех подвела! Какой же ты бог?» — упрекали остальные, а затем, будто бы пытаясь что-то доказать, демонстративно отворачивались.
Злые слова всё не прекращались, вытягивая из Фурины слезинку за слезинкой. Казалось, что ещё чуть-чуть, и в её стороны полетят камни и прочий мусор, который окажется под рукой разъярённой толпы. Возможно, они бы даже смогли напасть на неё, но все, как один, боялись её сил — неизвестно, на что способен Архонт, которого довели до отчаяния. Правда, толпа ещё не была посвящена в то, что Фурина-де-Фонтейн — больше не является Архонтом. Титул богини всех вод и справедливости пал, как трон и голова с хрупких плеч Фокалорс…
Несмотря на хлынувший со стороны людей гнев, девушка не чувствовала обиду, лишь уныние: «Ещё вчера они меня боготворили, а теперь, кажется, готовы разорвать на части. Но я сама во всём виновата, допустила жертвы среди поданных…»
Вместе с этими мыслями Фурина старалась не падать духом, хоть это и было чертовски трудно, и одна слёза неизбежно сменялась другой.
Держать себя в руках становилось всё сложнее с каждым новым злобным возгласом из толпы. Они преследовали Фурину почти всю дорогу, от оперного театра до водной станции, не дойдя до которой всего пары метров — она покачнулась и обессилено упала на колени. С трудом подняла заплаканные глаза к небу. То вновь было синим, подобно воде первозданного моря. А путь был мучительно долгим, как пять сотен лет
тайного представления.
«Интересно, — подумала про себя Фурина; сейчас мысли в её голове звучали подстать моральному состоянию — подавлены и тоскливы. — Душа Истинной Справедливости уже на небе?..»
Кто бы мог знать ответы на все эти вопросы? Наверное, лишь сама богиня Фокалорс. Но даже если так, то она об этом уже никогда не расскажет…
Её больше нет…
И никогда не будет…
— Госпожа Фурина!
Девушка оторвала взгляд от неба и потупила его перед собой. От станции к ней бежала маленькая мелюзина в бордовом мундире.
— Госпожа Фурина, что с вами? — встревоженно поинтересовалась мелюзина, в которой девушка узнала гида по водно-транспортной артерии «Кур-де-Фонтейн — театр Эпиклез».
Обернувшись назад, мелюзина засвистела в маленький свисток. Добившись внимания остальных служащих станции «Маркот», она запросила помощь врача и отряд сопровождения впридачу.
— Нет… — остановила её Фурина, осторожно поднимаясь на подрагивающие ноги. — Я в п-порядке. Не стоит никого звать…
— Но вы же плачете и дрожите… — указала гид, чей пониженный тон был полон переживания. Архонт нахмурила брови, и гид, опустив голову, отступилась от попыток помочь. — Эх-х… Какие будут указания, госпожа Фурина?
— Никаких. Лучше скажите, как долго ещё ждать аквабус? — печально поинтересовалась девушка.
— С этим у нас сейчас проблемы, поскольку затопление повредило работу электро-механизмов всех путей, — сообщила мелюзина. — Вместо аквабусов временно введены в эксплуатацию лёгкие моторные корабли. Только вот… — гид засомневалась, боясь рассердить Архонта. — В них сейчас очень тесно из-за обилия бедствующих людей. Но одно сидячее место для вас мы обязательно найдём, обещаю!
— Безмерно благодарна, но я не гордая, потеснюсь стоя, — утерев рукавом слёзы с лица, Фурина вежливо отказалась от предложения. — В таком случае… когда корабль отправляется в столицу?
Слова Архонта неожиданно сильно впечатлили мелюзину. Она впервые за жизнь слышала подобное из уст своего правителя — даже опешила и помедлила на месте.
— Прямо сейчас, госпожа Фурина, — заявила гид, отсалютовав по-военному: став по стойке смирно и вскинув согнутую под углом правую руку к виску.
— И ещё один вопрос.
— Да?
— Какова обстановка в регионе? Имеются ли… жертвы? — последнее слово далось Фурине с невероятными усилиями.
— Насколько я знаю, то новых жертв нет, госпожа Фурина, — доложила мелюзина, активно жестикулируя. — А что касается региона, то вода уже отступает и её уровень стабилизируется с огромной скоростью, возвращаясь к прежним пределам. Серьёзных разрушений так же не произошло.
На лице бывшего Архонта проступила слабая тоскливая улыбка.
— Я рада это слышать… — проговорила она.
Корабль и вправду был «корабликом» — небольшой, с мощным двигателем и бирюзовыми иллюминаторами. Людей на нём тоже оказалось в избытке. Как только Фурина поднялась на борт — ближайшие к ней горожане отступились на пару шагов назад, не желая нарушать личное пространство Архонта, что может повлечь за собой неприятные последствия. Огорчённо вздохнув, девушка сняла с головы изящный цилиндр и, отвернувшись от встревоженных людей, упёрлась руками в поручни борта. По команде мелюзины в капитанской фуражке, судно тронулось с места и направилось в сторону Кур-де-Фонтейна. Но спиной девушка почувствовала, как её окружили защитным полукольцом несколько жандармов. Что ж, лишним не окажется…
Весь путь до города Фурина улавливала краем ушей тихие голоса фонтейнцев, что перешёптывались между собой о случившейся катастрофе. Но из всего потока однотипной информации внимание бывшего Архонта привлекли слова о якобы «взмывшем высоко над театром судье Нёвиллете». После этих слов пазл в голове девушки стал складываться сам по себе — всё говорило о том, что гидро дракон вернул себе утраченные силы и смог остановить катастрофу. Неужели в этом и заключалось истинное предназначение плана Фокалорс?
— Моя роль в пьесе была исполнена… — прошептала едва слышно Фурина, лицезрев последствия от затопления региона. — Пора и честь знать…
Добравшись до Кур-де-Фонтейна, бывший Архонт устремилась по захламлённым улицам ко дворцу. По дороге на неё всё так же сыпались самые разные речи: как упрекающие в смерти невинных, до последнего верующих в неё людей, так и благодарности за спасение региона. В частности, большинство тёплых слов шло от детей.
«Они ещё не знают всей правды…» — думала про себя расстроенная Фурина.
Встретив стражу дворца, юная девушка удивила их своей скромностью и краткостью — совершенно не типичное для неё поведение. Но когда все маски спали, и на сцену опустился занавес, оповещая о завершении многовековой «постановки», то можно было больше не притворятся тем, кем не являешься на самом деле. Руки Фурины были
развязаны, её
грим смыт, и, начиная с этого дня, она вольна быть тем, кем захочет, и говорить то, о чём думает на самом деле, а не то, что требует сценический образ — «достойная плата» за исполнение главной роли.
Но какой же ценой ей всё это далось?..
Заперевшись в своих нескромных — в отличии от нового характера — покоях, Фурина провела в добровольном отчуждении несколько дней, на протяжении которых в грубой форме отказывалась от пищи и прогоняла всех, без исключения, даже приходившего проведать её Нёвиллета.
Прошедшие два дня внеочередной раз можно было сравнить с пятью веками безостановочного отыгрыша чужой роли под маской избалованной госпожи. Ровно два дня и две ночи юная госпожа Фурина не переставала плакать и метаться взаперти четырёх стен, не в силах найти себе место в, казалось бы, совершенно новом мире. Мире, которому она больше не будет нужна. Мире, где некому податься и рассказать обо всём, что накопилось за долгие годы «представления». Одна навязчивая мысль беспорядочно сменялась другой, но особняком над всеми тревогами стояло упорное не принятие смерти своего истинного божественного проявления — Фокалорс.
Настоящее «Я», которое и создало человеческий облик под именем «Фурина». Божество всех вод и справедливости, что каждый вечер «выходило на связь» с девушкой через небольшое зеркало в её комнате. Во время этих встреч Фокалорс внимательно выслушивала все переживания своей
подопечной, помогала советами, и, куда же без этого, просила продолжать их тайное
представление «во благо всего Фонтейна и его жителей». Пожалуй, это были одни из самых лучших моментов в не самой простой жизни Фурины.
Но теперь зеркало замолкло. И сколько бы девушка перед ним не сидела и не умоляла Фокалорс показаться, той всё не было и не было…
Более того, Фурина не знала, что делать дальше. Остаться во дворце ей вряд ли позволят — хотя она и сама не желала больше здесь жить — а значит придётся «выходить в люди». Вливаться в общество, заниматься самой простой работой, чтобы прокормить себя, а… А там уже будет видно.
Но несмотря на то, что Фурина сама желала случившегося — быть настоящей свободной собой, а не актрисой — она очень боялась наступивших перемен. Как и боялась гнева порою осаждавших дворец горожан, продолжавших обвинять её в смерти родных и близких. Теперь, если и жить где-то, то явно за пределами Фонтейна. Но покидать свой родной и любимый регион не хотелось настолько, что лучше уж унаследовать судьбу Фокалорс, чем раз и навсегда перешагнуть местную границу…
Что же теперь будет впереди, в будущем? И настанет ли это будущее вообще?
…В это утро Фурина, как обычно, сидела напротив зеркала в своих покоях. Длинные шторы тёмно-синего цвета были лишь приоткрыты, из-за чего в просторной комнате, несмотря на яркое солнце за окном, царил полумрак. Всю ночь девушка почти не спала, и теперь выглядела вялой, подавленной и потерянной. Одета скромно — нижнее бельё, едва прикрывающее небольшую грудь, и плотные кружевные колготки тёмно-каштанового цвета. В правой руке — острый кинжал, которым она только что срезала длинные локоны на своём затылке. А в глазах — уже ставшие обыденными — слёзы…
Медленно поднявшись с места, юная девушка ещё раз посмотрела в зеркало, в котором более не отображалась богиня Фокалорс. Теперь — лишь Фурина, простая девушка, которой больше нет места во дворце Мермония… и в этой жизни. Она положила в стоящий рядом на столе патефон чёрную пластинку, повернула механическую ручку запуска. Комнату залило приятной, очень меланхоличной мелодией.
Прикрыв глаза, Фурина полностью отдалась спокойному и неторопливому танцу, используя лёгкие, чуткие и грациозные движения. Многовековая практика не прошла даром — последний танец Фурины был красив и изящен, как и она сама.
—
У меня её лицо, её имя, * — тихо напевала девушка, кружась в танце, —
кафтан — такой же, синий. Никто не заметил подмены…*
Пластинка остановилась и остатки мелодии растворились в воздухе, как те невинные жизни в воде первозданного моря, которые уже не вернуть. Фурина замерла в центре комнаты и, всё ещё не открывая глаз, вжалась обоими руками в рукоять кинжала и занесла остриё клинка над обнажённым животом.
— Для меня было честью служить Фонтейну, — сквозь слёзы на её лице проступила дрожащая улыбка. — Но моя роль подошла к концу, и теперь я никому не нужна… Что ж… Прощайте, моя самая лучшая публика… Я была счастлива играть вам…
Она выронила из рук кинжал. Девушка упала на колени, посмотрела на потолок и зашептала сквозь слёзы:
— Я не знаю… Что делать… Дальше… Я не умею… ЖИТЬ!..
Потолок, к которому обращалась девушка, ожидаемо «молчал».
— О, богиня всех вод и справедливости!.. — Фурина перешла на мольбы к своей покойной альтернативе. — Прощу тебя… Пожалуйста… Помоги мне… Я хочу… Быть счастливой…
Вдруг на стеклянных панелях потолка появились чьи-то следы.
— Какого?.. — тонкие брови девушки медленно полезли на лоб.
— А-А-А-А-А-А!!!
Испугавшись внезапно раздавшегося крика, Фурина быстро подскочила с места, как ошпаренная, и отпрыгнула в сторону. За её спиной послышалось несколько глухих стуков, сопровождаемые «Ай!..» и «Твою же!..». Замерев в паре метрах от спасительной двери, девушка медленно обернулась назад и увидела…
Юношу. Да, именно его. На месте, где всего несколько секунд назад Фурина взывала к Фокалорс, сейчас лежал молодой светловолосый юноша — внешне, её ровесник, но, видимо, чуть старше. Довольно симпатичный. Помимо наружности была примечательно и его одежда: с виду лёгкая, крепкая и удобная, умело подогнанная под дальние путешествия.
— И… Итэр?.. — с удивлением прошептала Фурина. — Как ты тут… Ой!..
Спохватившись, бывшая Архонт подбежала к путешественнику и склонилась над ним. Он едва дышал и не двигался. Фурина подняла голову к высоченному потолку и увидела, что одна из замутнённых стеклянных панелей оказалась открыта. Девушка невольно улыбнулась…
* * *
— Я выиграла!
Паймон, довольная как дорвавшийся до сметаны кот, бросила свою колоду карт на маленький столик между койками и принялась загребать выложенную рядом с ними горсть блестящей моры. Чуть более сотни монет — не самый большой выиграш, но закупиться вкусной едой после возвращения в город вполне можно. А то и прикупить Фурине какой-нибудь маленький, но обязательно приятный подарок — другие Паймон не дарит.
— Ай да Паймон, ай да игрок! — не переставала радоваться феечка и взяла «на зуб» одну из монеток, проверив их подлинность.
— Смотри, не проглоти случайно, — по-доброму хмыкнув, посоветовал сидящий напротив неё Чайльд. — Иначе ещё на пару неделек здесь задержишься.
— А я и не против, — лукаво улыбнулась Паймон и стрельнула в карточного оппонента хитрыми глазками. — Хорошенько отдохну, поем, и сдеру с тебя всю мору! Хе-хе-хе!
— Рано радуешься, с последним у меня сейчас проблемы.
— Что? В каком смысле?
— У меня с собой больше нет моры, — признался предвестник.
— Как это нет моры?! — изумилась феечка. — Ты же Тарталья! У тебя всегда много моры!
— Так получилось, — пожала плечами Чайльд. И чтобы не раззадоривать собеседницу, предложил: — Но у меня есть пузырины и пряники, которые вы принесли. Будем играть на них.
— Вообще-то, — донеслось с дальнего стола, за которым сидела Сиджвин и что-то вычитывала в толстой медицинской энциклопедии, — играть в азартные игры на деньги в крепости Меропид строго запрещёно. Нарушители обременяются исправительными работами вплоть до месяца.
Чайлд присвистнул.
— Однако лихо… — проговорил он.
— Что? — Паймон не совсем поняла то, что имел в виду предвестник.
— Ну, «сильно», говорю, — уточнил тот.
— Это у вас так в Снежной говорят?
— Да, — кивнул Чайльд. — А что? Вот когда наконец доберётесь до наших морозных краёв, научу тебя самым разным местным словечкам. И плохим, если Итэр разрешит.
Улыбнувшись, Паймон обратила всё своё внимание на Сиджвин, что смотрела на обоих игроков с неким любопытством во взгляде.
— Ой, да брось! — сказала феечка. — Мы, на секундочку, Фонтейн спасли. Так что для нас действует пожизненное исключение… — и задумчиво замолчала. — Хм-м, сколько возьмёшь за молчание?
Последние произнесённые Паймон слова сильно возмутили медсестру-полукровку, даже, скорее всего, оскорбили. Но от ответа она воздержалась, лишь грустно вздохнула.
— Хорошо, играйте, — смирилась Сиджвин. — Но — потом. А сейчас, Паймон, у нас с тобой плановая промывка живота.
— О-о, не-ет… — в момент погрустнела феечка. — Опять эта гадость, фи-и…
— Мне выйти? — посмотрел Чайльд на медсестру.
— Как хочешь, — отозвалась та, пожимая плечи.
— Не хочу смущать ребёнка своим присутствием, — бросил предвестник, поднимаясь с места.
— Я НЕ РЕБЁНОК, РЫЖИК НЕДОДЕЛАННЫЙ!!! — в ту же секунду взъелась Паймон, от чего парень довольно улыбнулся: маленькая, но сладкая месть за проигрыш в картах удалась. И всё равно, что он специально поддавался, не желая расстраивать спутницу своего давнего друга.
Надев шерстяную кофту, подаренную Тевкром, Чайльд покинул лазарет и вышел подышать на ближайшую стальную платформу. Не то, чтобы воздух там был почище — он одинаков во всей крепости — просто захотелось немного прогуляться, а тут такой повод подоспел, что грех им не воспользоваться. Благо после всего сделанного для Фонтейна с Одиннадцатого сняли все обвинения, и теперь он вправе свободно перемещаться по территории почти всего Меропида.
Чайльд подошёл к краю платформы, окинул безучастным взглядом всю центральную часть крепости. Здесь, как и прежде, бурлила своя «тюремная» жизнь… возвращаться в которую предвестник «Фатуи» под номером одиннадцать не собирался. Да и не к чему это было — в этот раз он не узник, а «гость на особом контроле», как выразился местный тюремщик в титуле герцога. А вот, кстати, и он, стоит возле оцепленной живым кольцом охраны столовой, и перед ним две девушки: одна высокая, статная, с вытянутой треуголкой на чёрных волосах, а другая пониже, розоволосая, фотографирует всё подряд.
Происходящее столпотворение возле местного общепита Чайлда нисколько не удивило, поскольку разговорчивая по своей натуре Паймон успела разболтать ему про инцидент с отравлением пищи. Напротив, парень с грустью усмехнулся и отметил в своих мыслях: «Дерзко действуют местные преступники».
Вдоволь «надышавшись» и «насмотревшись» одиннадцатый предвестник уже собирался вернуться в лазарет, хорошенечко поспать минут этак шестьсот… Как вдруг заметил краем глаз что-то странное слева от себя. Повернув голову в нужную сторону, парень увидел, что на ближайшей к нему вентиляционной решётке лежало длинное белое перо. Взяв его в руки, он вновь посмотрел на толпу у столовой, но уже широкими от удивления глазами.
— Третья… — слетело с его уст едва слышно.
* * *
Окружённый тишиной Итэр видел перед собой сплошною темноту — чёрную и вязкую, как смоль. Но в какой-то момент впереди стали появляться яркие просветы. В одном из них он запечатлел склонившуюся над ним Фурину, которая старательно щёлкала пальцами обоих рук, нервно приговаривая: «Ну же, давайте!.. Как учила Фокалорс!..» Судя по её движениям, казалось, что она пытается призвать силу гидро элемента.
Затем снова наступила тьма. Однако и она не продлилась долго — уже спустя пару минут путешественник увидел ещё один просвет, в котором Фурина стоит возле закрытой высокой двери из резного дерева и кому-то угрожает: «Я просила меня не тревожить!.. Нет, здесь только я! Прошу, оставьте меня, сейчас же! Иначе я буду вынуждена обрушить на вас всю мощь моей справедливости!» И для лучшего эффекта — грозно топнула ногой по полу.
Итэр вновь сомкнул веки, впуская в своё сознание очередную темноту…
