Tame Me

Тыквенно-оранжевая бабочка опускается на тёплый из-за солнца подоконник. Подвигав крыльями, она вновь поднимается в воздух и перемещается на один из сотен висящих у рамы лиловых вьюнов. На пару цветков выше гулко жужжит толстая пчела. В сочной траве у кирпичного фундамента дворца скачут кузнечики, на плоских камнях греются ящерицы, в листве кустов мелькают птицы. Всё пышет жизнью и бурлит постоянным движением, в то время как внутри самого здания всё словно застыло, на несколько секунд превратившись в сад немых статуй. - Простите, что? - наконец, звучит сконфуженный голос щурящегося короля. - Я хочу себе в мужья Вашего сына, - Чанбин спокоен и беспристрастен. - Вы хотите обвенчаться с моим сыном? - Да, Ваше Величество, именно так, это моё единственное условие. Или в Вашем королевстве ещё не осело продвинутое понятие брака между мужчинами? Вы придерживаетесь старых понятий и дискриминации? - Нет, конечно, с этим проблем нет, наше королевство не приемлет дискриминации ни в каком виде, просто это было очень неожиданно. - Ты что, охренел? К Хёнджину с трудом возвращается дар речи. Его глаза широко распахиваются и едва ли не горят от шока и возмущения. Прочертив ногтями по столу, он подаётся вперёд. - Хёнджин! - ладонь королевы шлёпает по его колену. - Как ты выражаешься? - А как мне ещё выражаться, когда этот… - Позвольте спросить, - рука короля заставляет его замолчать. - Зачем Вам понадобился мой сын? Насколько я знаю, Вы даже не знакомы. - Мы имели честь пообщаться на празднике. И этого было более, чем достаточно, чтобы понять, что он умён, смел, не высокомерен, не избалован и открыт ко всему новому. Также он безумно красив, потрясающе танцует и умеет шутить, как простой человек, а не чванливая зазноба. Это именно те качества, которые я хочу видеть в своём супруге, - Чанбин вполне открыто смотрит на членов королевской семьи, рассказывая об этом и ни капли не тушуясь. – Мне двадцать восемь лет, я объездил практически весь континент, встретил множество самых разных людей, участвовал в куче агрессивных столкновений, построил себе репутацию и стабильный доход. Теперь я хочу осесть на одном месте и начать жить спокойно, в уюте своего дома среди своих людей. И это не будет полноценным без хорошего партнёра, с которым можно будет разделить быт, который скрасит мне жизнь, с которым мы будем управлять моим народом. Так уж вышло, что после долгих поисков мой выбор пал на Хёнджина. Он меня покорил и я готов его добиваться. Спустя несколько секунд принц резко выдыхает, насмешливо кривя губы с растущим в груди возмущением. Он не может поверить в то, что слышит. Чёрт с ними с принцессами, которые годами пытаются склонить его к отношениям, к ним он давно привык, да и в принципе знает их с рождения, знает, что им от него надо. Они хотят повышения своего королевского статуса и красивых детей, которых можно будет выставлять на показ перед другими людьми, как кукол. Они капают ему на мозги, как и несколько принцев, которые совершенно не в его вкусе, но такой наглости ещё никогда не было. Его пришли выкупать, как какой-то товар, даже не утрудившись перед этим спросить его мнение. - Мы один раз всего нормально поговорили и ты решил, что можешь купить меня за своё барахло? - Не то чтобы я тебя покупаю, - Чанбин пожимает плечами. – Я скорее наглядно показываю, что могу обеспечить тебя, защитить, заботиться о тебе. Благополучие моих людей для меня важнее всего. Если ты станешь моим, то всегда будешь в безопасности и тепле. И будешь жить без ограничений. У нас нет разделения на королей и челядь. У нас есть народ и народ волен жить так, как хочет. - Тоже мне, у меня и без тебя отличная жизнь и есть всё, что нужно. Я не собираюсь переквалифицироваться из принца в наложницу. - Наложница и муж – это разные вещи. Ради какой-то наложницы я бы не стал брать на себя экономические и военные обязательства за землю, которая мне даже не принадлежит. Ты, принц, лучше меня знаешь, что несёт с собой брак по законам. Он может быть расторгнут только в самом крайнем случае по решению Верховного Суда. Он намертво связывает две семьи. Я бы не ставил на линию своих людей, если бы не видел в тебе своего жизненного партнёра. - Ты меня даже не знаешь. - Я знаю достаточно, чтобы почувствовать, что мне нужен именно ты. - Ну да. Фыркнув, Хёнджин качает головой. Как он мог настолько ошибиться в человеке? В тот вечер Чанбин показался ему разумным и адекватным, даже вызывающим комфорт. Его простота и прямолинейность помогли расслабиться. Возможно, Хёнджин бы даже действительно был не против увидеться с ним пару раз уже на более личных уровнях, чтобы присмотреться, потому как подобных людей он не встречал и это вызвало интерес. Но не бежать же под венец на второй встрече. Это какое-то безумие, полный бред. Он поворачивается к отцу, чтобы увидеть такое же ошеломлённо-возмущённое выражение лица, однако тот задумчиво смотрит мимо него на королеву. - Пап? – зовёт его Хёнджин, сохраняя тот же твёрдый тон, не терпящий даже мыслей о поступившем предложении, однако внутри что-то тревожно вздрагивает от увиденного. - Выйди. - Что? - Выйди в коридор. Нам троим надо поговорить. - Ч… ты серьёзно? В смысле «поговорить»? - Этот разговор должен пройти на холодную голову без тебя. Это дело государственного уровня. - Тут не о чем разговаривать, это же полнейший… - Хёнджин, - голос короля становится каменным, властные глаза под густыми бровями пробирают его до костей. – В коридор. Живо. Или мне ещё раз повторить? Конечности мгновенно леденеют, в груди ухает, кишки сворачиваются в грузные узлы. Хёнджин не привык слышать такое обращение к себе. В детстве бывало, что пару раз отец его ругал, но он никогда не отдавал ему такой грозный приказ. Со всеми провинностями обычно разбиралась мама и она делала это негромким голосом, просто сильным и весомым. Сейчас же от твёрдости отца хочется сгорбиться и стать меньше. Поэтому после небольшой заминки Хёнджин молча встаёт, обходит стол и направляется к двери. Взгляд прожигает непроницаемое лицо Чанбина, который, в свою очередь, непоколебимо смотрит на короля. Оказавшись в коридоре, Хёнджин какое-то время просто стоит, пялясь в пустоту перед собой. Пряный ветер из распахнутого окна, ведущего в сад, подкидывает вороные пряди. Почему родители сразу не сказали «нет»? О чём там разговаривать? Разговоры должны идти тогда, когда есть что обсуждать, когда можно обговорить условия какой-либо сделки. Но здесь ведь очевидный ответ. Он не выйдет замуж за какого-то вожака дикарей, которого в совокупности знает едва ли пару часов. Такого просто не может быть. Пальцы зарываются в волосы. Рвано вдохнув, Хёнджин бросается обратно к закрывшейся двери и прикладывается к ней ухом. Слышно только то, как в висках бьётся собственная кровь. Нет даже сквозняка в тончайшей щели. Зал переговоров специально укрепили так, чтобы подслушать что-то было невозможно. Едва сдержавшись, чтобы не шлёпнуть по двери ладонью от досады, Хёнджин надувает щёки, отходит и топчется на месте, обхватив себя руками. Нижняя губа пожёвывается. Нет, о положительном ответе и речи идти не может, его не выдадут замуж по расчёту, как какую-то безнадёжную принцессу, от которой иначе нет никакого толка. Родители не могут так поступить, они не могут продать его за пару коробок с барахлом, как какую-то скотину. Длинная чёрная рубашка, заправленная в штаны только спереди, покачивается в то время, как Хёнджин переступает с ноги на ногу, продолжая кусать губу от нервов. Тишина дворца кажется оглушающей. Прислуга как будто специально куда-то исчезла, даже в саду никого нет. Солнце пускает по гладкому деревянному полу покосившиеся облепиховые прямоугольники, однако по коже бегает противный мандраж. Конечно, всё будет хорошо и ничего не произойдёт, просто ожидание давит на сознание и как будто замедляет время. Открывшаяся дверь заставляет вздрогнуть. Отрывисто выдохнув и поправив волосы, Хёнджин вновь переступает порог зала, где тени на полу стали чуть длиннее. Обстановка тоже немного поменялась. Теперь на одном из коробов лежит несколько вытащенных шкур, из ящика с оружием торчат наконечники стрел, на столе лежат кольца и длинные шпильки. Перебирая ледяными пальцами, принц проходит внутрь и встаёт рядом с Чанбином, по непроницаемому лицу которого ничего не понятно. Как и по извечно сдержанным лицам родителей. - Свадебная церемония пройдёт завтра. - Что?! Слова короля буквально выбивают из Хёнджина воздух. Веки едва не трещат от того, как сильно распахиваются. Он застывает с открытым ртом, издав какой-то преломившийся выдох от неожиданности. На пару секунд сознание перестаёт соображать совершенно, мысли не складываются в предложения. - В смысле? Какая церемония?! – Хёнджин переполошено смотрит то на хладнокровного Чанбина, то на отца. - Успокойся. Ты должен мыслить здраво и принять свои обязанности достойно. - Успокойся? Да ты себя слышишь? В смысле свадьба, какая нахрен свадьба, я его даже не знаю! - Язык, - королева вскидывает брови. – Не кричи и веди себя прилично, принцы так не разговаривают. - Мама! – Хёнджин делает несколько шагов вперёд, пронзительно заглядывая в глаза, обрамлённые густыми ресницами. – Вы не можете так со мной поступить, вы не можете заставить меня выйти замуж за кого-то. - Ты уже сам ставил нас в известность, что девушками ты не интересуешься, и мы приняли это. Мы обсуждали, что позволим тебе выйти замуж за достойного мужчину. - И при чём тут он? – принц вкидывает руки в сторону чинно стоящего вожака. – У нас нет отношений, я не знаю, что он за человек, у меня нет к нему чувств, я его не выбирал. - Я тоже не выбирала твоего отца, но потом ни разу об этом не пожалела, - заявляет женщина, чуть склонив голову и выразительно смотря на сына. – И посмотри, чего мы добились вместе. Королевство расцвело и продолжает облагораживаться. Общее дело сближает, чувства придут потом. - Это так не работает. Вы продаёте меня, как какую-то породистую шавку, какой вообще от этого толк? Дали бы хоть время познакомиться и подумать, какая ещё свадебная церемония завтра? - Следи за своими словами, сын, - подчёркивает король, похлопывая по столу. – Брак – это не продажа. Это взаимовыгодное сотрудничество. Остуди свой пыл и посчитай, какую выгоду нам будет приносить этот товар каждый сезон. Наша финансовая ситуация нестабильна из-за смены полюсов на международном рынке. Весь вырученный капитал пойдёт на улучшение жизни в королевстве, поднимет нашу торговлю, это всё на благо нашего народа. Твоего народа. Военное сотрудничество тоже никогда не бывает лишним, это гарантия безопасности, это гарантированные союзники на случай, если что-то произойдёт. Кланы ещё никогда не вступали в подобные взаимоотношения с королевствами. Мы будем первыми, мы положим начало уникальному сотрудничеству, оставим ярчайший след на страницах истории. Церемония пройдёт тихо, только между нами, чтобы зафиксировать брак. Если через год условия нарушены не будут, то тогда у вас уже будет официальная пышная свадьба на все королевства. - То есть я для тебя просто бизнес? – кисло усмехается Хёнджин, чувствуя, как его рёбра начинают дребезжать от накатывающей злости и безысходности. - Сын, мы все – это бизнес для нашего королевства. Оно наш приоритет. Поэтому церемония будет завтра. Тогда мы сразу пустим в оборот весь полученный товар, полученный по соглашению с кланом Миро, зафиксируем союз в государственном реестре. Эта новость сыграет ключевым фактором в торговле и наших делах с другими королевствами, на следующей неделе как раз будет проведён экономический форум в Четырёх Пиках, мне нужно успеть всё подготовить к этому дню. - Ну да, это важнее всего, - какое-то время Хёнджин молчит, опуская голову и смотря в пол, сжав кулаки. – Всю жизнь дрессировать меня, обтачивать, контролировать, лепить из меня принца, чтобы потом просто засунуть в коробку и отдать другому человеку. - Не преувеличивай. Ты как был принцем, так и остаёшься. Просто теперь у тебя будет и другая роль. Ты будешь править в другой семье. - А, так меня ещё и выселяют. - Ты должен жить со своим мужем. Ты всегда знал, что на престоле окажется либо твой брат, либо ты. И, насколько я помню, идеей забрать мою корону ты не горел. Наш род продолжит Чонин, теперь это его обязанность. Через несколько лет, когда он достаточно повзрослеет, а я буду слишком стар, он станет королем и продолжением нашей династии. Это его миссия. У тебя своя. - Быть проституткой. - Хёнджин! – королева звонко ударяет по столу. – Достаточно. - А что, не так, что ли? - Ты можешь злиться на меня, но не оскорбляй и не принижай себя, - Чанбин, наконец, прерывает молчание и поворачивается к нему. – Ты будешь моим мужем. Проститутки торгуют собой на базаре. Без твоего разрешения никто тебя трогать не будет. - Да вертели все моё разрешение, всем насрать, что я думаю, - рявкает Хёнджин. – Я для всех какая-то грёбаная кукла и для тебя особенно. Пришёл, увидел, купил – классно, наверное. - Тебе уже всё объяснили. Прекрати закатывать истерики и веди себя, как мужчина, как принц, как мой сын, - король указывает на него длинным пальцем в золотом перстне с крупным сапфиром. – Мы делаем это ради нашего королевства. Ради тебя и твоего будущего. Ты не можешь всю жизнь торчать во дворце и заниматься своими танцульками, ничего больше не делая для народа. Так что прекращай вести себя неподобающе и иди к себе в комнату, нам нужно разобраться с документами. Остынь, обдумай всё на холодную голову и собирай вещи. И характер свой мне тут показывать не надо, я тебя и так всю жизнь жалею и всё прощаю. Пора взрослеть, ты выходишь замуж, а не на эшафот поднимаешься. Челюсти плотно сжимаются. От накрывшей злой обиды даже спирает дыхание. Едва сдержавшись, чтобы не начать вслух поливать матом всех присутствующих и сохранить хоть какое-то самообладание, Хёнджин прожигает отца полным ненависти взглядом, после чего разворачивается и стремительно шагает к двери. Перед этим он намеренно врезается в Чанбина плечом так, что кости начинают ныть. Как ни странно, тот спускает это с рук, ничего не говоря и позволяя уйти. Дверь хлопает. Уже плевать. Что они ему сделают? Отругают? Он всё равно завтра уезжает чёрт знает куда, оставляя позади семью, маломальских друзей, родной дом, репетиционный зал, любимые места в саду. Всё. Вся его жизнь, которую он знает, к которой он привык, останется здесь. А он уедет. Работать подстилкой для вожака клана дикарей ради благополучия их королевства, народа и деловых сделок отца. Это просто в голове не укладывается, это не может быть правдой. Жизнь не может поменяться так резко. Неужели такое действительно бывает: когда ты спокойно идёшь по своей рутине, а затем что-то случается без какого-либо предупреждения и всё летит к чёртовой матери? Ты живёшь как обычно, а через пару минут твоей обычной жизни уже не существует. - Сука! Хёнджин даже не осознаёт, как добирается до своей комнаты. Он с топотом пронёсся по дворцу и взлетел по ступеням, не видя перед собой родных коридоров. Хлопнув заодно и дверью своей спальни, он с чувством выругивается. Шумное рваное дыхание звучит в мирных стенах, укрытых бархатной тенью. В голове гулко грохочет. Пальцы зарываются в волосы, царапая скальп. Хёнджин с силой зажмуривается; внутренняя сторона век оборачивается пылающим текущим песком. Этого не может быть. Это какая-то шутка. У него не может быть завтра свадьбы. Завтра должен быть массаж, потом тренировка, вечером сеанс чтения новой книги в саду, послезавтра поездка на открытие ботанического сада, затем чайная церемония, а через три дня должна быть выставка ремесленников, где он хотел посмотреть себе новую полку над столом. Почему у него это отнимают? Ноги делают несколько шагов в сторону, тело шатко разворачивается. Заглядывающее в окно кукурузное солнце опаляет левое предплечье, когда принц садится на пол, упираясь спиной о кровать. Зубы прикусывают кончик языка, когда рот начинает сводить. Затем часть нижней губы изнутри. Она дрожит. Издав булькающий звук, Хёнджин сгибается, забывая про хвалёную осанку. Лоб впечатывается в колени, руки обхватывают ноги. Тело вздрагивает от всхлипа. Это несправедливо. Он привык, что не может показывать свои настоящие эмоции другим людям. Привык вести светские беседы ни о чём. Привык делать фальшивые комплименты. Привык контролировать свою речь. Привык вести себя правильно. Он всегда делал то, что нужно было, что велели. Он делал и не задавал вопросов. Но такой важный шаг, как женитьба, - неужели он не заслуживает сделать его сам? Неужели он не имеет права самостоятельно выбрать того, с кем должен будет провести всю жизнь? Он действительно должен жертвовать собой для того, чтобы помочь народу? Здесь у Хёнджина и так нет полной свободы действий. Он не может вставать позже положенного времени, не должен ложиться позже положенного времени, есть мероприятия, на которые он обязан ходить, он не может своевольно покидать пределы дворца, обрывать связи с людьми, которые его раздражают. Есть куча запретов, правил и обязанностей, ограничивающих его свободу. Однако за всю свою жизнь он успел к ним приспособиться, выстроить какие-то свои рамки, не дающие подобному себя подавлять. Но когда его увезут к каким-то дикарям, то и эта маломальская свобода будет у него отобрана. Его хотят посадить на привязь, как животное, и пользоваться им. Ладони утирают злые слёзы с покрасневшего лица. Хёнджин кашляет, подавившись подкатившим комом. Пальцы откидывают волосы назад. За окном заливисто поют птицы, шелестит листва на деревьях, солнце греет кожу. Вот только по ощущениям его словно окунули в помои. Его чувства, мысли и желания смешали с грязью. А всё из-за короткого разговора. Чёртов Со Чанбин. Он уже тогда это планировал? Строил из себя дружелюбного понимающего мужика. А сам захотел забрать его в рабство, клюнув на внешность. Что он там мог увидеть ещё за такое короткое время, кроме внешности? В Хёнджине больше ничего и не хотят видеть. Будь красивым, улыбайся, кивай и отвечай по сценарию – вот все его задачи. И ведь этот ублюдок ему даже понравился. Хёнджин действительно подумал, что у них было какое-то понимание, как будто что-то за секунды сошлось. Он был не против пообщаться с Чанбином ещё и посмотреть, куда это зайдёт, он показался не таким, как все остальные, он показался понимающим. Однако тот оказался самодовольным мудаком, который решил, что это нормально – завладеть им, как какой-то вещью, прикрыть это всё каким-то, якобы, желанием остепениться, когда они толком друг друга и не знают. Отнять у него привычную жизнь, чтобы обустроить свою. Кулак ударяет по полу. Затем ещё раз и ещё. Внутри всё бурлит от обиды и отчаянной ярости. Как же просто от него отказались родители. Всё ради своих политических схем. Хёнджин считал, что у него есть иммунитет от брака по расчёту, потому как он не девушка. Особенно на фоне того, что его ориентацию вполне себе адекватно приняли и перестали наседать с поиском невесты. Просто попросили пока что не афишировать это сильно и дождаться брака Чонина, прочного становления новых порядков в королевстве и момента, когда он сам найдёт себе достойного партнёра, который сыграет на руку статусу их семьи. Вот только в конечном итоге, когда им предложили выгодную сделку, они запросто согласились отдать его ради выгоды статусу и бизнесу. Ураган внутри высасывает силы. Осознание того, что он даже не может ничего сделать, давит сверху, буквально складывая пополам и пытаясь раскрошить кости. От отчаяния наступает какое-то тупое, абсолютно размазывающее онемение. Хёнджин сидит на полу почти час, бессмысленно смотря в пол перед собой и приоткрыв рот. Система словно даёт сбой и перестаёт работать. Пальцы свисающих с коленей рук дёргаются, только когда в комнате раздаётся звонкое чириканье. Глаза промаргиваются. В углах скопились какие-то сухие ошурки, с ресниц тоже что-то сыплется. Веки зудят, иссохнув и покраснев. Хёнджин поворачивает голову и видит на подоконнике коричневого воробья. Тот с любопытством рассматривает его, вертясь и пару раз подпрыгивая. Затем, видимо не обнаружив ничего интересного, он соскакивает наружу, распахнув крылья. Хорошо, наверное. Делать всё, что хочешь, и никому не подчиняться. Ладони трут лицо. Во лбу назойливо гудит. Связных мыслей нет. Хёнджин совершенно не понимает, что ему теперь делать, когда его привычный жизненный уклад был сломан. Пока что он не осознаёт до конца, что именно произошло в зале и что это за собой несёт. Разве что полнейшую неизвестность. Что этот дикарь с ним сделает? Обесчестит и будет держать в своей спальне, как какую-то игрушку? Будет таскать на какие-нибудь сборища таких же дикарей и показывать, как добычу? Не то чтобы подобное чуждо Хёнджину, его всю жизнь выставляют напоказ, однако это происходило в приличном знакомом обществе, рядом всегда была семья. Руки опираются о колени. Хёнджин встаёт, чуть виляя влево. Голова кружится. Взгляд скользит по комнате, которую он обставлял сам. После совершеннолетия ему позволили в этом полную свободу действий. Он сам выбрал цвет, мебель, заставил всё свечками и благовониями, создал уголок, где складывал всевозможные поделки, которые приносил с кучи мастер-классов, на которые ездил в город, потому что ему нравится пробовать новое. И зачем это всё было? Чтобы теперь просто бросить это всё и уехать в глушь? Протяжно вздохнув, принц разворачивается и падает на постель лицом вниз. Руки лежат по швам. Голова поворачивается к окну. Лазурное небо побледнело с левой стороны и словно испачкалось апельсиново-розовым сиропом одним кончиком. Зачинается тёплый вечер. Хёнджин подумывал подремать в саду после занятий, но теперь ему не хочется совершенно ничего. Может быть исчезнуть. Зачем ему вообще существовать, когда его никто ни во что не ставит? Тело грузно валяется без движения ещё один час. Принц не спит, но и не находится в моменте. Он лишь лежит с закрытыми глазами, утопая в этом чувстве ничтожности и безнадёжности. Даже когда по двери стучат, он и пальцем не дёргает. Он не хочет никого видеть. Вот бы они все разом забыли о его существовании. Ему хочется сжаться, закрыться и больше никогда ничего не чувствовать. - Господин? – некоторое время спустя дверь всё же открывается и осторожный голос Джихё отдаётся от стен. – У Вас всё хорошо? - Потрясающе, - блёкло отзывается он. - Я принесла Вам холодный персиковый чай и немного печенья. Ответа за этим не следует. Немного помявшись в дверях, служанка входит в комнату и опускает поднос на письменный стол у окна. - Я оставлю всё здесь. Нужно что-нибудь ещё? Хёнджин снова молчит. Ему нужно, чтобы от него все отстали. Его жизнь расплющивают и гнут её, как хотят, а все остальные продолжают двигаться дальше, как ни в чём не бывало. На него им плевать. У них есть свои обязанности, у него свои. Его обязанность – это подчиняться и делать всё, что велят. Его мнение никого не интересует. Все хотят его использовать. - Скажите, если что-нибудь будет нужно, - после паузы Джихё пытается выполнять свою работу дальше. – Её Высочество просила помочь собрать Вам вещи. Вы уже решили, что возьмёте с собой? - Нет. - Мне вытащить всю одежду, чтобы Вы её просмотрели? - Ничего не надо. - Господин, это приказ королевы. Позвольте я Вам помогу. - Не надо. - Мне жаль, но это необходимо. Мы можем начать со шкафа, а после ужина… - Иди отсюда! – гаркает Хёнджин, приподнявшись и стрельнув в неё яростным взглядом. – Отвали от меня! Поначалу девушка столбенеет, впервые в жизни слыша от него такое обращение. Если король с королевой могли прикрикнуть в особо острых ситуациях, не говоря уже о прислуге старшего порядка, которая постоянно отчитывала её за провинности, то принц всегда относился к ней хорошо и ни разу не повышал голоса. Взаимодействовать с ним всегда было просто. Однако Джихё быстро возвращает самообладание и кланяется, складывая руки на животе. - Да, господин. Простите, что побеспокоила, я уже ухожу. Коричневое платье шуршит, когда она поворачивается и, бесшумно ступая по гладким половицам, покидает комнату, тихо закрывая за собой дверь. Какое-то время в комнате стоит тишина, после чего кулак Хёнджина с силой ударяет по кровати. Он переворачивается на спину и закрывает лицо руками, со свистом выдыхая. Он сам не знает, как это произошло. Не надо было на неё орать. Джихё ничего плохого не сделала, она просто выполняла приказ сверху, пытаясь помочь. Это не её вина, что его выдают замуж, перерубая последние лучи свободы и нормальной жизни. Желчь внутри так сильно забурлила, что её нужно было куда-то выплеснуть. Особенно с учётом того, что его снова не послушали и словно с напором пытались приблизить чёртову свадьбу и отъезд ещё быстрее и ближе. Руки падают в стороны. Взгляд вперен в потолок. В их дворце такая хорошая прислуга. Они отлично выполняют свою работу, не ленятся, не наглеют, не подворовывают. Хёнджин больше воспринимает их как племянниц, племянников, тёть и дядь. Многие приглядывают за ним с рождения, помогают, временами прикрывают от родителей. Джихё несколько раз создавала ему алиби, когда он убегал в город, оставляла ему дверь открытой, иногда встречала ночью, заранее подготовив ванну. Охрана тоже нередко выпускала его на пару часов за пакет вкусной еды с королевского стола и сладости или игрушки для своих детей. Ему достаточно лишь попросить, как ему принесут и приготовят всё, что нужно. Как он будет справляться без них? Кто будет готовить ему любимую еду, гладить одежду, ходить на рынок за всем необходимым? Здесь он принц, а к дикарям поедет как заложник. Чанбин говорит, что ему нужен муж, но на деле он ведь ищет себе подстилку, которая нужна только для пользования по своему усмотрению. Плевать он на него хотел. По телу проносится противный мандраж, заставляющий желудок сжаться. Появляется порыв плотно во что-то замотаться. Хёнджин не хочет представлять, что вожак клана Миро будет с ним делать. Как он будет его касаться. Это мерзко. Он не любит, когда его трогают без разрешения. А такому, как Чанбин, явно разрешение не нужно. К тому же, он в разы сильнее. Хёнджин при всём желании ничего не сможет ему сделать, тем более на чужой территории. Нужно будет просто терпеть. Глаза закрываются. Пальцы сжимают мягкое одеяло. Воздух втягивается в лёгкие, заполняя их полностью, задерживается, а когда грудь начинает жечь, неровно выпускается, вздрагивая от сковывающих тело спазмов. В каком же дерьме он оказался. Всю его жизнь словно закопали в компостную яму и оставили гнить. Плакать уже не тянет. Хочется с обидой завыть. Хёнджина снова выбрасывает в какую-то булькающую апатию. Он лежит пластом, пока позвоночник не начинает ныть. Тогда приходится сесть. Он разворачивается к окну и, сгорбившись от бессилия, смотрит на то, как небо оборачивается пожаром. В разгар вечера, когда взгляд уже ничего перед собой не видит, по двери коротко стучат. Хёнджин дёргает веками, однако молчит. Ему уже на всё плевать. Ужинать он тоже не хочет. Образовавшуюся внутри пустоту не заполнить ничем. - Выпрями спину, принцы так не сидят. Голос матери, раздавшийся после открытия двери, заставляет обернуться. Однако Хёнджин приказа не исполняет. Окинув её поникшим взглядом, он вновь поворачивается к окну. Он больше не принц. Он подстилка. Какая разница прямая у него осанка или нет? Ему больше нет смысла как-то презентовать себя и держаться величественно. От его величия ничего не осталось. Родители лично его продали. - Ты так и не собрал вещи? Вопрос королевы остаётся без ответа. Какое-то время она стоит, выжидательно рассматривая его. Затем, тихо вздохнув себе под нос, она приподнимает полы платья, проходит вперёд и садится на кровать рядом с ним. - Хёнджин, брак – это не конец света. - Единственный брак здесь – это я. Раз вы меня продаёте, как скотину. - Никто тебя не продаёт. Это взаимовыгодное партнёрство. Это делается во имя нашего королевства, наших людей, за которых мы несём ответственность, как монархи. Это делается и ради твоего будущего. Я не хочу тебя отпускать, но я всегда знала, что когда-нибудь мне придётся это сделать. Мне придётся отпустить либо тебя, либо твоего брата, потому что король может быть только один. Тебе нужно строить свою жизнь, ты не можешь до смерти сидеть во дворце сам с собой. - Вот и я о чём. В итоге, из дома вышвыривают меня, - горько усмехается Хёнджин. - Хочешь за трон побороться? Хочешь стать королём? – женщина многозначительно вскидывает брови. - Я не хочу быть шалавой. - Хёнджин, - рука шлёпает по колену. – Следи за языком, где ты вообще понабрался такого? - А что? Какая теперь разница? Меня утаскивают в какую-то жопу, перед кем мне там манерами щеголять? Перед лосями и бобрами? - Принц – это внутреннее состояние, а не место. Тебя не отдают в какой-то бордель, ты выходишь замуж за лидера целого клана, который управляет народом, содержит его и может даже нам поставлять большое количество качественного товара, это о многом говорит. Я тоже сначала относилась к нему предвзято, но мы пообщались и я могу сказать, что он очень умен, расчётлив, вежлив и учтив. Возможно, нам пора пересмотреть свои взгляды на кланы, дикарями они точно не являются, я вынесла сегодня определённый урок и использую это для просвещения народа, - королева кладёт ладонь на лопатки сына и поглаживает их. – Я очень боялась, когда твой отец привёз меня сюда, я понимаю, как ты себя чувствуешь. Я не знала, как буду жить в новой среде с новым человеком. Но всё оказалось намного лучше, чем я думала. Сблизились, доверились друг другу, построили семью и хороший партнёрский тандем, я полюбила его не сразу, а постепенно, узнавая его больше, проходя вместе через трудности. Тем более, я смотрю ты уже как обычно успел за нашими спинами пофамильярничать с этим Чанбином и, похоже, вы неплохо так поладили. - Это был просто один разговор, это… - Хёнджин вскидывает руки, спотыкается о слова и качает головой. – Ладно бы у нас была пара свиданий и он пришёл свататься, потому что ему понравилось что-то, кроме моей внешности, но он ведь тупо попялился на меня и решил забрать себе, как какой-то аксессуар. И не говори, что это какая-то там грёбаная любовь с первого взгляда, это всё дерьмо собачье, мам. Он бы не стал так напирать сразу же. - Он просто понимает, как это работает во взрослом политическом мире, Хёнджин. Он понимает, что если промедлит, то это место с лёгкостью может занять кто-то другой, кто-то солиднее, кто-то с более выгодными условиями. Если за ним идёт народ, если он удерживает лидерство, то, значит, что-то в нём есть. Я, конечно же, не ручаюсь за него ни в коем случае, но я придерживаюсь того, что каждый заслуживает шанса показать и доказать себя, - пальцы королевы вытягивают кончики вороных волос. – Тебя не запирают в какой-то башне. У нас договорённость, что ты будешь приезжать с ним хотя бы раз в сезон во время поставок товара. Если всё будет плохо, то ты скажешь об этом и мы расторгнем договор. У нас не приняты разводы, но если будет веская причина, то отец это решит. - То есть он сначала попользуется мной три месяца, а потом уже можно будет что-то с этим делать, - с горечью кривит губой Хёнджин. - То, кто кем будет пользоваться в действительности, зависит от тебя. - Да ты философ, мам, не думала книгу выпустить? - Сегодня я прощаю тебе все твои колкости и скверности, потому что понимаю, что ты расстроен и растерян. Но не забывай, что ты был и остаёшься принцем семьи Хван. Хоть твоя фамилия и поменяется. Вынеси все испытания достойно, не теряй своей стати и гордости и не позорь нас. Это твоя миссия, как новатора, ты прокладываешь новый путь в истории. - Как жаль, что всем плевать на то хочу я этого или нет. - В жизни часто приходится делать то, что не хочется. И нам решать, как к этому относиться. Потонуть в ненависти и жалости к себе или же с высоко поднятой головой принять свою долю и выносить из неё свои плюсы. Ты поймёшь, когда станешь взрослее, я тоже это не сразу поняла, - женщина кладёт ладонь Хёнджину на щёку, заставляя наклониться к себе, и целует его в скулу. – Но ты справишься. Ты ведь мой сын. Сейчас придёт Джихё и мы вместе соберем те вещи, какие ты захочешь взять с собой. Нужно всё подготовить к твоей свадьбе. Какое же это сумасшествие. Свадьба. Хёнджин повторяет про себя это слово весь оставшийся вечер, пытаясь осознать его, обработать тот факт, что оно относится непосредственно к нему. Он не пойдёт на свадьбу гостем, он не пойдёт светить своим лицом для галочки, не будет поздравлять молодую пару дорогим подарком. Он сам будет стоять перед священником. Это он выходит замуж. Это он резко стал женихом, которым успеет пробыть менее суток перед тем, как станет мужем. Безумие просто полнейшее. Как такое вообще может с ним происходить? У него всегда был твёрдый характер и он мог за себя постоять, вот только сейчас он совершенно ничего не может сделать, не может защитить себя абсолютно никак. На ужин Хёнджин так и не спускается. Даже когда Джихё приносит ему поднос с едой, он к ней практически не притрагивается. Откусив шматок мяса от куриной ножки, он вяло жуёт его, глотает, не чувствуя вкуса, и отходит от стола. Аппетита нет абсолютно, желудок весь каменный. Закончив с укладыванием вещей в три больших сундука, оставшийся один принц садится на подоконник, свешивая ноги вниз. Он рассматривает потемневший сад с зажжёнными фонарями, которые похожи на больших тыквенных жуков с такого расстояния. Вспоминает, как в детстве он бегал по лабиринтам из растений от слуг, пытающихся поймать его и усадить за уроки. Как пару лет назад завёл себе привычку читать в беседке книги после обеда или после ужина. Как иногда прятался на ветках деревьев, когда хотел какое-то время побыть в одиночестве. Как во время игры в футбол заехал Чонину мячом по лицу и, когда тот начал реветь и вопить, что расскажет всё маме, уговорил его замолчать и никому про это не рассказывать за коробку кусочков манго в шоколаде, которую ему подарил кто-то из гостей. Все эти беззаботные времена остаются позади. Как и все его воспоминания. Осточертевший за столько лет вид из окна вдруг начинает казаться ценным, когда его начинают вырывать из рук. Сон не идёт. Хёнджин не может спать, зная, что это его последняя ночь во дворце. Да, возможно, ему позволят переночевать здесь, когда Чанбин привезёт его вместе с «оплатой аренды», но это будет не то. Сегодня его последняя ночь в качестве свободного человека, не связанного ни с кем узами каких-либо обязательств. Утром он спокойно приступил к своей рутине, а ночью уже переступает в какую-то совершенно другую жизнь, которая несёт с собой одну лишь неизвестность и ужас перед тем, что может его ожидать. Драматичные ситуации из книг, где судьбы героев резко разворачивались в абсолютно бешеную сторону, уже не кажутся преувеличенными или забавными. Это стало его реальностью и накрыло без какого-либо предупреждения, не дав ни секунды на подготовку. Провалявшись в холодящем душащем напряжении несколько часов, Хёнджин подумывает встать и прогуляться по дворцу напоследок. Рассмотреть комнаты, потрогать стены, впитать в себя запах. Однако приходит к выводу, что тогда станет ещё тяжелее. Прощаться всегда тяжело, так что если он сейчас позволит себе окунуться в эти эмоции и почувствовать всё то, что связывает его с этим местом, то будет слишком больно. Ему и без того паршиво. Под утро сознание всё же утопает в какой-то вязкой холодной каше. Хёнджин где-то плывёт, не в силах пошевелить конечностями и лишь позволяя волнам уносить себя. Он не видит снов. Он просто как будто проваливается сквозь матрас на некоторое количество времени перед тем, как Джихё приходит, чтобы разбудить его и позвать на завтрак. Состояние кажется ещё более разбитым, чем до того, как он лёг. Разве что появляется какое-то тупое окаменение. У него нет желания закатить истерику, внутри что-то просто перестаёт работать. Завтрак проходит в отягощающей тишине, наступающей после того, как родители прочитывают ему лекцию касательно того, что и как должно происходить сегодня. Хёнджин молча запихивает себе в рот жареные яйца и салат с авокадо и лососем, игнорируя как вопросы к себе, так и взгляд Чонина, с которым они не обменялись ни словом. Какая-то часть естества хочет, чтобы всё уже поскорее прошло и закончилось. Чтобы он сделал всё, что от него требуют, понял, какая именно участь его ждёт, и начал как-то отстраивать себя обратно. Не факт, что получится, но больше вариантов нет. Хёнджин никогда не задумывался о своей свадьбе, точно не зная, будет ли она вообще и не желая загадывать наперёд. Но он точно никогда бы не смог подумать, что будет готовиться к ней в таком подавленном состоянии. Хотя никаких гостей и не предусмотрено, мать всё равно настаивает на том, чтобы он выглядел красиво, как подобает. Он ничего на это не возражает. Он надевает белый чуть модернизированный ханбок с серебряными росписями, который утром привезли из какого-то ателье, за такое короткое время больше не найдя других вариантов. Возможно, он бы ему даже понравился, если бы Хёнджину не было тошно от одного только взгляда в зеркало. Тот выглядит вполне себе величественно с белыми мешковатыми штанами, украшенными такими же белыми лентами по швам, и белыми же сапогами чуть ниже колен. Правая часть волос выпрямляется и гладко укладывается. Левая собирается в проходящую над ухом косу, в которую вплетают три белые фрезии. На макушке устраивается родная золотая корона. Весь поход до придворной церкви проходит словно через плотную толщу воды. Хёнджин идёт, не глядя перед собой и позволяя вести себя. Он до последнего не верит в происходящее. Ноги идут, лёгкие качают воздух, веки моргают. Однако сознания словно нет на месте. Оно настолько онемело, что работает с очень сильными перебоями. Только когда в нос попадает чуть пряный запах свежей обработанной древесины и свеч, начинают просыпаться какие-то эмоции. Кишки скручиваются и словно подкатывают к горлу. Пальцы на ногах леденеют. Этого не может происходить. Просто не может. Родители вдвоём ведут его под руки. Музыканты, с которыми он обычно выступал на мероприятиях, сидят на небольшой подсвеченной сцене слева и негромко наигрывают плавную струнную мелодию. Скамейки пустуют. Хёнджин шагает среди них, ощущая, как у него трещат и впиваются в плоть рёбра. Он до последнего не поднимает глаза. Отец похлопывает его по спине, мать целует в щёку. Пройдя вперёд до упора, он неровно вдыхает и поворачивается. Перед тем, как посмотреть на человека, сломавшего ему жизнь, Хёнджин думает о том, что если увидит на его губах довольную ухмылку, то может не сдержаться и заехать ему кулаком по лицу. Просто за наглость и самодовольство. Взгляд с заминкой поднимается. Глубокие чёрные глаза смотрят на него в упор. Они похожи на отполированный уголь. Линии век острые. Чанбин не ухмыляется. Он выглядит спокойно и даже как-то снисходительно. Его версия ханбока адаптирована под воинов. Плечи широкие и имеют жёсткие кожаные наплечники с заклёпками. Ворот обшит золотыми нитями, как и широкий кожаный пояс, с которого свисает кобура кинжала с нефритовой рукояткой. Рукава пышные, чтобы не сковывать движения, и облегают золотой тканью только зону чуть выше запястий, чтобы не задираться. - Сегодня мы собрались здесь, чтобы связать нерушимыми узами брака стоящих перед ликом Божьим мужчин, - короткостриженый седой священник в круглых золотых очках и длинной чёрной робе начинает церемонию, получив указание от опустившейся на первую скамью королевской четы. – Брак есть священный союз двух лиц, несущий за собой незыблемую ответственность, которую вы должны нести на своих плечах до тех пор, покуда не покинете этот мир. Этот союз не может быть нарушен или же расторгнут. Стоя перед ликом Божьим, вы клянётесь соблюдать верность и преданность друг другу, быть друг другу надёжной опорой и укрытием ото всех бедствий, посланных бытием. Вы клянётесь уважать и почитать друг друга, оставаться рядом в горе и в радости, в богатстве и бедности, в болезни и в здравии. Священник замолкает, поворачиваясь, чтобы взять белоснежную подушку с лежащими на ней золотыми кольцами из переплетённых веток и листьев. По законам королевства обручальные кольца должны отображать герб королевской семьи. Хёнджину кажется, что его сердце соскальзывает со своего места и куда-то склизко плюхается. Лёгкие деревенеют. Услышанные слова кажутся абсурдом. Как он может клясться в подобном фактически незнакомому человеку? - Предводитель клана Миро, Со Чанбин, сын Со Намсуна и Го Чонхи, берёшь ли ты в законные мужья и клянёшься оберегать, почитать и любить принца Хван Хёнджина, сына Хван Чонджина и Кан Сольби, до тех пор, пока не испустишь свой последний дух? - Да, - уверенно отвечает Чанбин, продолжая твёрдо смотреть человеку перед собой в глаза. - Принц Хван Хёнджин, сын Хван Чонджина и Кан Сольби, берёшь ли ты в законные мужья и клянёшься оберегать, почитать и любить предводителя клана Миро, Со Чанбина, сына Со Намсуна и Го Чонхи, до тех пор, пока не испустишь свой последний дух? Челюсти словно сводит судорогой. Такой, что ноющая боль бежит вниз по шее. Хёнджин понимает, что в эту секунду сам подписывает себе приговор. Голова поворачивается к родителям и пристроившемуся рядом с ними Чонину. Может сейчас они скажут, что это шутка? Что они передумали? Что ему необязательно это делать? Однако настойчивые лица короля и королевы говорят сами за себя. Они непоколебимы. Они уже приняли решение и ни за что от него не откажутся. Потому что монархи не дают заднюю. Они выполняют свои обязательства. В груди болезненно ухает. Пути назад действительно нет. Это действительно происходит. - Да. Тихий голос шелестом проносится под высоким деревянным потолком просторной церкви с яркими цветными витражами на окнах и увешанном пышно цветущими камелиями алтарём. У него нет права отказаться. Даже если он даст отрицательный ответ, после нагоняя его вынудят согласиться. Договоры уже подписаны. Возможно даже, что о реализации части привезённого товара тоже уже успели с кем-то условиться. У него нет выбора. Никогда не было. - Закрепите ваш союз росписью в государственном реестре и обменяйтесь кольцами. Священник указывает на небольшую ореховую кафедру, разделяющую его от венчающихся. На ней лежит толстая распахнутая книга с именами и подписями предыдущих пар. Чанбин берёт перьевую ручку, обмакивает её в чернила и затем на пустой строчке пишет своё имя, оставляя рядом с ним размашистую волнистую подпись. Большой палец вжимается в красную печатку, затем переходя на страницу, чтобы закрепить всё отпечатком. Вытерев его о губку и взяв с подушки кольцо чуть меньше диаметром, он берёт левую руку Хёнджина и надевает его на безымянный палец. На контрасте с жаром, идущим от смуглой кожи Чанбина, кольцо кажется ледяным. Ручка вполне очевидно трясётся, когда принц хватается за неё. Чернильная капля слетает на кафедру. Сжимая зубы, он обмакивает кончик, постукивает им по горлышку, чтобы стекло лишнее, и с безысходным воем внутри выводит на строке своё имя идеально поставленным почерком. Острая угловатая роспись едва не рвёт бумагу, царапая её с физически слышимым скрипом. Подушка большого пальца впечатывается рядом и вытирается. Он хватает кольцо и, особо не церемонясь, надевает его на безымянный палец Чанбина, с силой вдавливая в кожу между соседними пальцами. Если тому и было больно, то он не подаёт виду ни единой мышцей на лице, даже не дёргается. - Властью, данною мне, я объявляю вас законными супругами, - торжественно вещает священник, взмахивая длинными рукавами. – Теперь скрепите свой брак поцелуем. Хёнджин всегда думал о том, что ему было бы крайне неловко, если бы при его поцелуе присутствовали родители. Не то чтобы это что-то страшное или грязное, да и все они взрослые люди. Однако это всё равно кажется чем-то личным. Вот только на этот раз он не чувствует абсолютно ничего, кроме пожирающего уныния и разочарования в жизни, как таковой. Он не закрывает глаза, когда Чанбин делает шаг вперёд, чтобы на пару секунд прижаться к его губам, обдавая запахом мяты и костра. Тот, в свою очередь, тоже делает это с открытыми глазами, как будто даже специально в упор заглядывая в его душу. Между ними словно закручивается противостояние. Хёнджин хочет показать, как сильно его всё это раздражает и выводит из себя. Чанбин же демонстрирует то, что его это совершенно не трогает и он продолжит идти по своему пути, поступая так, как посчитает нужным. Маскарад лицемерия, наконец, заканчивается. Не то чтобы это приносит облегчение. Скорее, просто позволяет зачеркнуть хоть какой-то пункт в списке дерьма, в которое превратилась жизнь Хёнджина. Он возвращается во дворец, ощущая, как кольцо на его безымянном пальце весит целую тонну. Оно словно пытается сжать его и вырвать с корнем. Абсурд. Он теперь замужем. Он поклялся о таких вещах, о которых боялся даже думать. Нет в этом мире человека, ради которого он был бы готов сделать всё, бросить всё, с которым бы хотел провести всю жизнь, которому бы верил всем своим естеством. В его системе мира именно таким человеком должен быть супруг. Но его супруг всего лишь своевольный, наглый, беспардонный, горделивый ублюдок. Только такой человек бы купил себе другого человека. В спальне Хёнджин переодевается. Раздевшись до пояса и скинув ханбок на кровать, он снимает с головы корону. Палец трёт гладкий золотой лист. Взгляд падает на обручальное кольцо. Теперь его чёртова корона ничего не стоит. Его заставили променять её на переезд в какую-то глушь к дикарям. Он слышал, что некоторые люди мечтают стать членами королевской семьи. Лучше бы он был каким-нибудь танцором в театре из обычной семьи, но хотя бы со свободной волей. Корона швыряется в сумку с вещами в дорогу. Белые штаны меняются на чёрные из более тянущейся ткани, стекающей по ногам складками. Надев футболку, Хёнджин натягивает сверху длинную мягкую накидку. Всё чёрное, ему нечего праздновать. Цветы вытаскиваются из косы и летят в окно. Распустив косу, он грубо расчесывает волосы пальцами и собирает их в низкий хвост. Пара прядей всё равно вылетает и покачивается у лица. Плевать. Какая разница, как он выглядит, если теперь он едет чёрт знает куда? Там нет знати, перед которой нужно поддерживать идеальный ухоженный образ. Натянув рукава пониже, чтобы не было видно ненавистного кольца, Хёнджин со вздохом разворачивается. Тело непроизвольно застывает от неожиданности, когда он видит в дверном проёме Чонина. Тот стоит как-то зажато и мнёт свои пальцы, словно не зная, входить ему или нет. - Что, мелкий, пришёл хату на съём осматривать? Ты губу-то не раскатывай, если я приеду через три месяца и увижу тут твоё барахло, я его тебе в жопу засуну, - криво усмехается Хёнджин, подтрунивая над ним уже на каком-то автомате. - Сдалась мне твоя вонючая помойка и задаром не надо, - огрызается тот в ответ, кажется, чуть расслабляясь, и после пары секунд добавляет. – Мне жаль, что так вышло. Правда. Глаза Хёнджина округляются. Он этого не ожидал. Они всю жизнь грызутся по привычке и никогда не обмениваются любезностями. Однако в поникшем лице Чонина, которое до этого весь день было сдержанным, просматривается явная искренняя грусть. В конце концов, они не ненавидят друг друга. Хёнджин нянчился с ним в детстве, играл вместе в саду и в детской комнате, учил его, как надо воровать вкусности с кухни, как надо пить, даже дал тайком затянуться сигаретой, от которой тот потом долго кашлял. Хёнджин издевался над ним и грязно шутил, но всегда учил тому, что знает сам, и пару раз прикрывал перед родителями и учителями за какие-то провинности. Он всё равно чувствует за него ответственность. - Зато теперь мы точно выяснили, кто у нас любимчик в семье. Никто больше не будет капать тебе на мозги, можешь теребонькать своего червяка спокойно, только смотри не задуши, а то отвалится - кто внуков делать будет? - Придурок. Чонин фыркает, покачивая головой. Его взгляд опущен. Он вновь заламывает пальцы, какое-то время молчит, после чего вдруг срывается с места и в три шага долетает до опешившего Хёнджина, обхватывая его руками и утыкаясь лицом в плечо. Совершенно не ожидав это, Хёнджин поначалу озадаченно стоит, пытаясь осознать происходящее. Он не помнит, когда они последний раз обнимались. Скорее всего для каких-нибудь семейных портретов ещё во времена начальных классов. Отмерев, он обнимает его в ответ, когда с ещё большим удивлением понимает, что тот тихо шмыгает носом. - Соплями меня мажешь, сопля? - Так тебе и надо, пальма кокосовая. Это пробивает на грустный смешок. Хёнджин водит ладонью по спине брата. - И когда ты успел так вымахать? Вот только же мне в жопу дышал. Чонин ничего на это не отвечает и лишь тихо всхлипывает. Напоминает день, когда он упал с велосипеда, когда они выбрались из дворца и гоняли с горы наперегонки. Он разбил себе нос и колени, разодрал ладони. Увидев его в крови, двенадцатилетний Хёнджин до смерти перепугался и бежал домой, неся ревущего ему в ухо брата на спине и крича о помощи при виде охраны. Как старшему, от родителей тогда досталось так, что он ещё долго боялся открывать рот и хоть как-то козырять характером. Он боялся, что не досмотрел и покалечил его по неосторожности. - Ничего, мелкий, ничего, нормально всё со мной будет, ты меня не знаешь, что ли? Ещё обратно привезут с претензиями, - Хёнджин чуть склоняет голову, прижимаясь к нему виском и прикрывая глаза. – Присматривай тут за ними. Теперь это твоя работа. Ты же у нас всегда говорил, что будешь умывальников начальник. Писюн правда не дорос ещё. - На свою глисту посмотри. Бурчание Чонина ему в плечо обжигает кожу. Ему будет не хватать их абсолютно тупых перепалок. Это был их комфортный способ общения. Хотя тот уже практически догнал его по росту, Хёнджин всегда относился и продолжает относиться к нему, как к ребёнку. Он всегда будет его надоедливым мелким, с которым они толкаются ногами под столом, пока родители не видят. Он уже совершеннолетний, но ему явно ещё рано во взрослый мир. Пусть бегает и радуется. Если так подумать, то лучше уж Хёнджин поедет отдуваться за них двоих. Кто-то должен был это сделать. Он старше, он сильнее, он выдержит. Главное, чтобы мелкого не трогали, а он потерпит. От этого осознания даже становится чуточку легче. Хотя бы в этом аспекте у него отнимают свободу не зря. Он его защитит. - Всё, хватит меня соплями мазать, - через четверть минуты Хёнджин похлопывает брата по лопаткам и отстраняется, утирая его щёки пальцем. – Рожа вся красная, иди умойся, пока мама не увидела, а то таких пропистонов тебе вставит. - Ладно. Шмыгнув носом, Чонин кивает, разворачивается и, забавно шаркая ногами, ковыляет обратно в коридор, затем сворачивая к ванной комнате. Хёнджин тихо выдыхает себе под нос, чувствуя дребезжание в груди. Он и правда уезжает. Оставляет всё позади. Родителей, брата, прислугу, дом. Неужели это переход ко взрослой жизни, про который ему говорили? Его детство закончилось? В детстве он всегда хотел быстрее повзрослеть, но так и не ощутил этот переход. И сейчас, осознавая, что он покидает место, в котором вырос, он чувствует себя брошенным ребёнком, а не начинающим новый этап своей жизни мужчиной. Сейчас он бы не отказался побыть в детстве ещё немного. Однако такой возможности больше нет. Тоска заставляет внутренности жалобно сжаться, скукожиться до ломоты, когда Хёнджин оборачивается, окидывая свою комнату взглядом в последний раз. В глазах начинает жечь и он шлёпает себя по щеке. Нельзя. Если он сейчас расклеится, то ещё долго не соберётся. А доставлять Чанбину лишнее удовольствие своей разбитостью он не собирается. Хёнджин так просто не сдастся, он не собирается смиренно пресмыкаться перед ним и слабости не покажет. По его гордости, может, и потоптались, но он всё равно продолжит её нести. Слёз от него никто не дождётся. Сумка закидывается на плечо. Восстановив дыхание, сбившееся после накативших эмоций, Хёнджин расправляется и пытается огородить своё сознание, отключить всё лишнее. Раз возможности остаться нет, то он хотя бы уйдёт достойно. Рука касается стены в коридоре, когда он выходит и шагает к лестнице. Он делал так тысячи раз каждый день. Странно осознавать, что этого больше не будет. Его стандартные маршруты и рутины остаются в прошлом. Он вдыхает запах лакированных половиц. - Господин, - из ответвления коридора слева вдруг появляется Джихё в своём стандартном платье. - Провожаешь? - Да, господин. Я принесла Вам Ваши любимые булочки с корицей. Покушайте в дороге, они свежие, только из печи, - девушка протягивает ему бумажный пакет. – В термосе в Вашей сумке персиковый чай. Пальцы сжимают бумагу, хруст которой отражается от стен. Хёнджин зачем-то ощупывает внутренности. - Спасибо, Джихё. За всё, что ты для меня делала. Прости, что нагрубил вчера. - Всё в порядке, господин, я понимаю, что Вам очень тяжело, но уверена, что Вы со всем справитесь. Я была рада служить Вам все эти годы, Вы очень добры, это была большая честь, - служанка кланяется. – Я желаю Вам всего самого лучшего и буду счастлива вновь помогать Вам, когда Вы приедете нас навестить. Что-то внутри вновь сжимается. Рёбра ноют. Хёнджин так привык видеть как её, так и других слуг, каждый день своей жизни, что не может представить, как теперь будет без них. Если бы не они, то его жизнь не была бы такой комфортной. Им приходилось выполнять все его прихоти. - Держи, - заведя руки за шею, Хёнджин расстёгивает золотую цепь с маленьким изумрудом, которую ему подарил кто-то из родственников, и отдаёт её удивлённой Джихё. – Продай её в ювелирном, купи себе пару красивых платьев, хватит ходить в одном и том же. Такой красивой девушке нужна красивая одежда под стать. - Господин, что Вы, я не могу, - та тут же пытается вернуть украшение, распахивая глаза и помахивая руками. - Возьми, мне она не нужна. Если я приеду и ты опять будешь в старье, то я буду сильно ругаться, поняла? - Но… да, господин, поняла, - помедлив, Джихё вдруг сжимает маленькие кулаки и уверенно кивает; медные глаза начинают поблескивать. - Вот и молодец. Мелкий сегодня сопли пускает, сделай ему горячий шоколад и вафли с сиропом. - Да, господин, всё будет сделано. - Отлично, спасибо. До встречи. - До встречи, господин. Хорошей дороги. Хёнджин кивает, когда та вновь кланяется. Ноги сдвигаются с места, продолжая движение по коридору. Горло слегка сковывает от накатывающей горечи. Он оставляет здесь не только кровную семью, но и всех, кто столько лет сопровождал его. Раньше он даже не осознавал, как много его связывает с этим местом и как сильно он притёрся к окружающим его людям и созданным условиям. Всё то, что он принимал, как данное, оказывается таким важным и дорогим сердцу. Лицо опаляет свет широких окон под потолком над входом. Встав у изголовья лестницы, Хёнджин осматривает прихожую, где всего пару дней назад всё было украшено цветами и готовилось для приёма гостей. Тогда он и подумать не мог, как сильно надвигающийся вечер изменит его судьбу. Ботинки стучат по ступеням. Придерживая сумку, он спускается к ждущим его родителям. - Только не наделай глупостей, сын, - массивная рука отца опускается на плечо и крепко его сжимает. – Поддержание нового союза – это теперь твоя ответственность. Ты уже взрослый мужчина и должен справляться со всеми трудностями, которые тебе выпадают. - Я тебя не простил, - Хёнджин твёрдо смотрит ему в глаза. – Я сделаю то, что должен, но не забывай, что ради этого ты продал мою жизнь и свободу. - Ну что ты такое говоришь, - королева кладёт ладони ему на щёки, поворачивая к себе и настойчиво заглядывая в лицо. – Твоя жизнь всегда была, есть и будет твоей. - Поэтому я не могу ею распоряжаться. - Хочешь, так оставайся. Оставляй сумку, раскладывай вещи обратно. Мы не можем тебя заставить. Давай отменим всё, раз, по-твоему, это конец твоей жизни. Распоряжайся ею. Какое-то время Хёнджин смотрит в глаза матери, обрамлённые пышными ресницами. Что-то подобное он уже слышал в детстве в разных интерпретациях. И это всегда делалось для того, чтобы выставить его капризным и избалованным. За столько лет он уже понял, что с этим бесполезно спорить. Они все в семье упрямые. Он понимает, для чего это было сказано. И, на самом деле, он слишком устал, чтобы спорить. Это всё равно вывернут так, что он окажется маленьким глупым ребёнком. - Пока. Руки коротко обхватывают сначала мать, затем отца. По ощущениям, он как будто тянется до них через какую-то пропасть, которая всегда была, но теперь стала в несколько раз шире. Не самый тёплый способ проститься, однако обида внутри слишком сильна. Сделав шаг в сторону, он оборачивается. В изголовье лестницы стоит Чонин. Хёнджин заставляет себя улыбнуться и показывает ему средний палец. Тот повторяет жест, через силу кривя губами. - Чонин! – одёргивает его королева. С этим он уже будет разбираться сам. Стиснув зубы, Хёнджин разворачивается на пятках и выходит из дома, ставя последнюю точку в этой главе своей жизни. Она закончилась и больше не вернётся. Детство остаётся за порогом. Впереди – неизвестность. Та самая, которая была создана Со Чанбином, встречающим его за воротами у кареты, запряжённой двумя шоколадными лошадьми. Кузов сделан из тикового дерева и покрыт железными пластами с вкрученными креплениями. Уголки чуть выгнутой крыши направлены вниз, чтобы жидкость не собиралась и скатывалась. Прицеп позади заставлен сундуками с его вещами, плотно перетянутыми кожаными ремнями. - Прошу. Чанбин, переодевшийся в то, в чём приехал вчера, проходит вперёд и указывает на пассажирское место рядом с водительскими вожжами. Показательно смерив его презрительным взглядом, Хёнджин подходит к кузову кареты, распахивает дверь и садится в кожаный салон. Он не собирается ехать рядом с ним. Он не позволит отобрать свои последние часы наедине с самим собой. Повёлся на внешность и решил силой забрать себе, так пусть теперь наслаждается характером, который даже не потрудился узнать. Так просто принц не позволит себя сломить. Он будет защищаться и бороться за хоть какие-то личные границы. Недовольства за этим не следует, по крайней мере, вслух. Слышно, как Чанбин обходит карету, дёргает ремни, проверяя крепление и затем садится на козлы. Глаза прикованы к окну. Хёнджин смотрит на дворец и стоящих у входа родителей с братом. Сердце колотится. Ледяные пальцы потряхивает. Лошади трогаются с места и пейзаж начинает смазываться. Уже через пару секунд перед глазами мелькает только каменный забор с витиеватыми металлическими вставками. Затем исчезает и он, уступая место пролеску, отделяющему зону дворца от въезда в город. Карета проносится мимо него и съезжает на дорогу. Вот теперь точно всё. Хёнджин отворачивается от окна и потерянно смотрит прямо перед собой. В нос бьёт запах обивочной кожи и древесины. Диванчик напротив него укрыт накидкой из какой-то коричневатой шкуры. В углу лежит круглая подушка из мешковины. В отсеке у двери находится банка с покачивающейся водой. Всё такое чужое. Мрачное. Совсем не похоже на их королевские кареты. Руки закрывают лицо. Теперь уже можно не сдерживаться. Снаружи его не услышат. Хёнджин позволяет себе от души проплакаться, пока карета трясётся по небольшим выбоинам, покидая пределы центрального периметра королевства. Проклятое кольцо жжёт палец. Осознание происходящего начинает накатывать сильнее. Ещё не до конца, где-то внутри ещё теплится эта наивная мысль, что он уезжает на время, что это просто стандартная деловая поездка и он ещё вернётся. И потому грудную клетку дерёт сильнее. Бессонная ночь и небольшая истерика оставляют тело абсолютно размякшим и выдохшимся. Успокоившись и больше не найдя в себе слёз, Хёнджин оседает на сидении в отупляющей апатии. Он безразлично смотрит куда-то в угол, после чего сползает вбок и, переложив свою сумку на другую сторону салона, ложится на диванчик полностью, скидывая ботинки и подкладывая под голову жёсткую подушку. Лучше будет отключиться. Лучше избегать реальность всеми возможными способами. Карета покачивается. Слышно, как копыта временами бьют по камням. По дну кузова шелестит трава. Сознание уносится почти сразу же, видимо, изрядно вымотавшись после всего, что ему пришлось обработать за такой короткий срок времени. Хёнджин находится в нейтральном небытии, поджав колени к груди и обхватив подушку. Однако веки дёргаются, когда раздаётся щелчок. Вздрогнув, он приподнимается, поначалу не понимая, где именно он находится. Вокруг стало значительно темнее, солнце совершает свои последние шаги, собирая за собой тыквенные полы своего платья, которые горят за спиной появившегося в дверном проёме Чанбина. - Привал. Можешь пока сходить в туалет и размяться. Ехать ещё четыре часа. Хёнджин застывает, увидев в сумраке его фигуру. Когда тот отходит, он тихо выдыхает и трёт глаза. В голове чавкает какая-то непонятная каша, в висках постукивает. Оставшееся в груди противное ощущение после истерики давит на рёбра. Принц садится, хрустит затёкшей шеей и надевает ботинки, чуть поёживаясь от проскальзывающего в салон ветра, пахнущего влажной листвой. Похоже, его вырубило на несколько часов, раз уже начало темнеть. Оно и к лучшему. Ухватившись за спинку, Хёнджин встаёт. Он осторожно опускает ногу на ступеньку и спрыгивает вниз. Под подошвами хрустят ветки. Пряди у лица тут же подлетают. Переливчатый шелест листьев едва ли не оглушает. Огрызки пылающего неба с трудом просматриваются сквозь прорези между стволов и крон. Вокруг сплошной засыпающий лес, полный стрекочущих сверчков и перекрикивающихся птиц. Угол глаза улавливает движение слева. Хёнджин дёргается и отскакивает в сторону, резко поворачиваясь. Руки сами собой сжимаются в кулаки. Наклонившийся Чанбин смотрит на него недоумённо, а затем коротко усмехается. Толстая ветка стаскивает с колеса кареты налипшее месиво из грязи и листьев. - Я тебя и пальцем не тронул, а ты шугаешься меня, как огня. - Только попробуй. Я не позволю себя насиловать и отмудохаю тебя так, что почувствует твоя мамаша. - Никто тебя не насилует, - хмыкает Чанбин и встряхивает палку, скидывая с неё наслоившийся перегной. – Но фраза твоя мне понравилась, жаль только, что мамаша уже пять лет, как померла. Хёнджин продолжает настороженно коситься на него, после чего отходит, разворачивается и заходит за пышные кусты с маленькими лиловыми ягодами. По коже проходит озноб, вызванный свистящим ветром и царящей в воздухе промозглостью. Глаза беспокойно вглядываются в густые тени, обвивающие лес и словно уплотняющиеся с каждой секундой. Вдали гулко ухает сова. Поначалу в голове даже мелькнула мысль убежать и спрятаться, раз Чанбин так щедро отпустил его без присмотра. Однако адекватная часть сознания понимает, почему он это сделал. Хёнджину некуда идти. Он находится чёрт знает где и не имеет абсолютно никакого опыта выживания в дикой среде. Да и это бы нарушило условия договора, по которым его и выдали замуж. Всё это было бы бессмысленно. Облегчившись, Хёнджин кутается в кофту и шагает обратно. Шишки и прочая труха шуршат под размазывающими их ботинками. Мимо ноги что-то шустро проносится и он подскакивает от неожиданности. Позади шелестят кусты. Шаг ускоряется. Он понятия не имеет, какие твари могут обитать в этом лесу. Темнота словно наседает на него со всех сторон. Окружение вызывает тревогу, всё это слишком дикое и опасное. В карете явно безопаснее. - Будешь? Увидев, что он возвращается, Чанбин, куривший сигарету, лезет в карман и протягивает ему открытую пачку. На самом деле, Хёнджин бы сейчас не отказался от никотина и, например, бутылки виски, чтобы его напрочь выбило из этого мира. Однако значительно ущемлённая за эти два дня гордость не позволяет принять подачку. Ничего ему от этого дикаря не нужно. Хёнджин вскидывает подбородок и забирается обратно в салон кареты, хлопая дверцей. - Как хочешь. В спину доносится смешок. Руки потирают озябшие предплечья. Принц сжимается, пытаясь восстановить выветренное лесом тепло. Взгляд падает на шкуру на соседнем сидении. С одной стороны, он из принципа не хочет пользоваться ничем, что принадлежит чужим людям, которые едва ли не выкрали его из родного дома. С другой, ему так или иначе придётся там жить и взаимодействовать с какими-то предметами. Пожевав губу, он всё-таки берёт шкуру и оборачивается ею. Ему и так паршиво, надо хотя бы от холода избавиться. За окном проносится янтарный всполох. Скрипит ставня. Судя по всему, Чанбин зажёг фонарь, висящий на отходящем от крыши штыре. Одна из лошадей фыркает и топчется на месте, тот что-то ей говорит, после чего карета чуть проседает. Вожак клана садится на своё место, постукивает сапогами, скидывая налипшую землю, после чего они вновь трогаются, продолжая свой путь в засасывающий сумрак надвигающейся ночи. Шкура действительно помогает согреться. Хёнджин снова ложится на кожаное сидение и дремлет, пользуясь остатками уединения и относительного покоя. Он старается не думать о том, что может ждать его в пункте назначения. Какие там будут халупы, люди, порядки, еда. Что с ним там будут делать. Он, может, и на полном серьёзе готов защищаться в случае чего, но он объективно понимает, что Чанбин всё равно сильнее и при желании может сделать с ним всё, что угодно. Вопрос лишь в том, какие именно у него желания и насколько они унизительные. Плавая в пограничном состоянии, через пару часов Хёнджин выныривает сам, когда полнейшая темнота салона рассеивается проблесками света. Он открывает глаза и смотрит в окно. На ветках деревьев горят массивные фонари с подрагивающими витками пламени внутри. Сев полностью, он видит, что вдоль дороги, по которой они едут, продолжает тянуться лес, правда в некоторых местах вдали можно заметить точки света и какие-то теряющиеся в тенях постройки. Через пару минут они въезжают в высокие каменные ворота. Заехав на территорию, Хёнджин видит, что их распахнутые створки удерживают двое мужчин в уже знакомых шкурах. Немного наклонившись, он понимает, что над ограждением имеются деревянные надстройки, в которых, судя по всему, сидят стражники, наблюдающие за периметром с относительной высоты. По щелчку становится понятно, что ворота позади них оперативно закрываются, чуть скрипит массивный засов. Диафрагма ухает и приходится потереть её ладонью. От онемевшего мандража, который вновь обеспокоенно просыпается, начинает по новой сводить органы, желудок ноет, конечности холодеют. Они приехали. Дом остался далеко позади. Теперь его дом – эта потерянная в каких-то лесах тюрьма. Лошади двигаются значительно медленнее. Здесь простора для бега явно нет. Шкура скидывается обратно на сидение. Хёнджин прижимает к себе сумку с вещами так, словно его это от чего-то защитит. Он откинулся на спинку диванчика и напряжённо смотрит перед собой. Желание изучать пейзаж за окном отсутствует. По характеру он очень даже любопытный, вот только сейчас всё его любопытство перекрыто страхом перед неизвестностью, искрящими нервами и сквозящей потребностью оказаться в своей родной безопасной комнате. Он хочет под своё одеяло, хочет думать о том, какой танец ставить на юбилей маминой сестры, на который их пригласили, хочет на королевскую ярмарку, куда привозят экзотических зверей, с которыми можно поиграть. Он хочет обратно в нормальную жизнь. Карета останавливается. Вместе с ней и дыхание. Кажется, что мышцы напрягаются настолько, что перестают управляться. Кузов вздрагивает, когда с него соскакивает Чанбин. Слышно отголоски чьих-то разговоров, кто-то вдруг свистит и хлопает, звучит смех, заставляя Хёнджина вжиматься в обивку сильнее. Они празднуют его траур. Вскоре дверца открывается. Взгляд поднимается на Чанбина. Тот протягивает руку. - Приехали, принц. Пошли домой. - Мой дом не здесь. - Теперь здесь. Помедлив, Хёнджин поднимается. Он всё равно не может остаться в карете. Предложенная рука игнорируется. Он спускается, почти сразу же окунаясь в запах костра, рублёной древесины и чего-то слегка хвойного. Перед ним раскиданы деревянные здания, уходящие куда-то далеко к чернеющему лесу, покачивающемуся на ветру. С левой стороны горит костёр, над которым чернеет большой чугунный чан. Вокруг расставлены скамейки, чуть дальше видно столешницы с посудой и какими-то инструментами. А среди этого всего находятся мужчины, изучающие его любопытными взглядами. - Таки привёз. - А я тебе говорил. - Да он Бога переспорит, ты его не знаешь, что ли? Упрямый, как осёл. - Охренеть, нам кланяться надо или чё? - Еду накладывать? Настойки выносите, мужики, надо отметить. - Дай-ка я поближе посмотрю - Да стой ты, куда лезешь? Хёнджин привык ко вниманию со стороны, однако оно всегда было от знакомых персон, либо от тех, про кого ему рассказывали заранее, давая какие-то сведения. Он знал, что ему не угрожает никакая опасность, его статус был самой лучшей защитой. В этой же ситуации вперенные в него глаза и гудящие голоса как минимум двадцати незнакомых мужчин заставляют сжиматься изнутри. Одни лишь сила воли и вбитое в самые кости чувство собственного достоинства не позволяют опустить подборок и скрючить спину. Принц отчаянно удерживает каменное лицо, плотно стискивая челюсти и прижимая к себе сумку, ещё чуть пахнущую знакомой дворцовой выпечкой. - Он устал с дороги, завтра познакомитесь, - Чанбин делает шаг вперёд, перекрывая его широкой спиной. - Да ты гонишь, что ли? - Вот именно, альфач мужа себе нашёл и жмёт даже показать. - Не боись, не украдём. - Хватит ныть. Идите делами займитесь, даже капканы дорожные не собрали. Чья сегодня очередь? - Джисона. - Какая же ты крыса, Ёнбок. - Он спросил – я ответил. - И чего сиськи мнём? – Чанбин складывает руки на груди. - Да я проверял их вечером, там не было ничего. - То есть те два кролика и енот за компанию решили самоубиться за пять минут до моего приезда? - Э… да? - Пизда. Руки в ноги и пошёл, пока их зверьё не пожрало. Джено, Ёнхо, после ужина сундуки ко мне на крыльцо перетаскать. Кухня, начинайте постепенно еду накладывать, остальные свободны, хватит глазеть и гундеть, как бабки базарные. Я устал, не бесите меня. - Устал он, - звучит чьё-то фырканье. – Как будто это он сегодня брёвна таскал, а не жопу просиживал. - Я всё слышу, Минхо. - Я обосраться как рад за тебя. Слышно, как под сапогами шуршит галька. По чану постукивает металлический ковш. Мужчины начинают расходиться, потягиваясь и о чём-то болтая. Длинные чернильные тени, вызванные танцующим пламенем костра, скользят по округе, вырисовывая подрагивающие фигуры. Стрекотание сверчков окружает со всех сторон, сливаясь с шёпотом листьев. - Идём. Дёрнув в сторону Хёнджина подбородком, Чанбин поворачивает направо и идёт вдоль первого здания, в окнах которого видно вытянутый обеденный стол. Бросив короткий взгляд на мужчин, часть из которых продолжала на него поглядывать, принц двигается следом за ним. Поджилки трясутся. Тело вновь окутывается холодом, становящимся всё более пронзительным с наступлением ночи. Манера разговора здесь настолько острая, что даже не сразу обрабатывается. Во дворцах так не говорят и странно слышать подобную речь сразу от стольких людей, а не от пары знакомых, с которыми можно сбросить официоз. Всё слишком непривычное. Постройки тоже выглядят достаточно просто, обычная древесина, где-то окрашенная и покрытая чем-то чуть поблескивающим. Нет ни золота, ни серебра, нет цветущих пряных палисадников, фонтанов, прудов, фруктовых деревьев. Разве что около некоторых зданий растёт несколько петуний и тюльпанов. Хёнджин следует за Чанбином, опасливо осматривая территорию и пытаясь предугадать, что его ждёт. Тело напряжено до ломоты. Крыльцо, на которое заступает Чанбин спустя примерно минуту пути, состоит из трёх ступеней и двух резных колонн из светлой древесины. Узор в полумраке рассмотреть не выходит, да и не то чтобы он интересует Хёнджина. Дом кажется достаточно просторным, у него даже имеется веранда со скамьёй, столиком и креслом-качалкой, на котором висит вязаный плед. Крыша покрыта чёрной традиционной черепицей. Ручка ореховой двери поворачивается. - Это наш дом, - Чанбин проходит внутрь. – Обувь нужно снимать, это не ваши дворцы с прислугой, грязь тащить не надо, никто, кроме нас, её убирать не будет. Туалет справа за домом, умывальник там рядом. Перед крыльцом Хёнджин замирает. Он нервно смотрит на спину Чанбина, ногти впиваются в кожу ладоней. Остаться с ним наедине кажется роковой ошибкой. Однако не то чтобы у него есть выбор. Либо он сделает это сам, либо его затащат силой. Рвано выдохнув, принц поднимается по ступеням и входит в дом. Ботинки скидываются. Впереди имеются две двери, а с левой стороны арочный проход, однако из-за темноты неясно, куда он ведёт. Впрочем, свет появляется, стоит Чанбину открыть крайнюю дверь. Слышно треск поленьев. Похоже, к их приходу затопили камин. - Это твоя комната. Сундуки принесут потом, раскладывай всё, как тебе надо. Если нужны будут ещё стеллажи или полки, то скажи, у нас есть запасы в мастерской, либо тебе сделают что-то по заказу так, как тебе надо. Пол холодит ступни. Хёнджин на негнущихся ногах входит в спальню, по которой покачиваются тени от огня. Слева от входа находится камин с кирпичной полкой, у смежной стены высится массивный стол с ящиками, затем идёт двуспальная кровать с толстым матрасом и пышным песочным одеялом в коричневую клетку. У дальней стены имеются два пустых стеллажа и шкаф. Хёнджин делает несколько неуверенных шагов, как останавливается, только сейчас полноценно осознавая смысл услышанного. - Моя комната? - Да. - То есть… я не сплю с тобой? - Можешь и со мной, я не против, - посмеивается Чанбин, многозначительно вскидывая брови. - Нет, - тут же чеканит Хёнджин. - Твоё дело. Пожав плечами, вожак клана подходит к камину и приседает, беря в руки приставленную сбоку кочергу. Та расшвыривает угли, пуская маленькие сверкающие искры. Остолбеневший Хёнджин потерянно стоит посреди комнаты, не до конца понимая, что происходит. Это трюк? Он специально издевается над ним? Делает вид, что не собирается делать с ним того, ради чего вполне себе очевидно и выкупил его? Ему так интереснее играть, издеваться? В огонь отправляются свежие поленья, пуская ещё более громкий треск. Хёнджин, у которого в висках усиленно стучит, нерешительно опускает сумку на кровать, стараясь зачем-то передвигаться бесшумно. Он сканирует взглядом пространство, готовясь буквально ко всему и не веря ни слову. Чанбин выпрямляется и отряхивает ладони. Повернувшись, он какое-то время рассматривает сразу же вновь замершего Хёнджина. Затем он решительно двигается к нему. Когда рука поднимается, заставляя широкий рукав накидки сползти до локтя, принц отмирает и стремительно лезет под полу своей кофты. Он это предусмотрел и подготовился. Пальцы обхватывают рукоятку ножа, остриё которого прикладывается к кадыку Чанбина. Свет огня отражается от лезвия и заставляет его сверкать, пуская блик по стене. - Не смей меня трогать. Я клянусь я перережу тебе глотку. Я не твоя подстилка. Я буду жить с тобой ради моего королевства, но если ты хочешь кого-то трахнуть, то иди и сними себе какую-нибудь шлюху. На лице Чанбина не дрогнул ни один мускул. Взгляд остался спокойным и непоколебимым, как будто это не в его кожу утыкается кончик ножа. От этого становится не по себе. Хёнджин сверлит его испытуемым взглядом. Он сжимает пальцы плотнее, когда Чанбин всё-таки двигается. Тот тянется к его голове и достаёт застрявший в волосах лист, скидываемый на пол. Затем, всё так же спокойно, Чанбин обхватывает руку, держащую нож. Принц тяжело сглатывает и слабо дёргается, однако не находит в себе смелости сделать то, чем угрожал. Как ни странно, нож не выбивают, чтобы обезоружить его. Вместо этого Чанбин перемещает остриё в левую часть шеи. - Вот сюда надо целиться, чтобы наверняка. Либо под кадык. И пальцы, - вожак клана меняет расположение ледяных пальцев Хёнджина. – Прямо под лезвием, большой на тупой стороне, а не как ты на кончике рукоятки. Тогда будет полный контроль и его будет сложно отобрать. Поленья трещат. Сердце принца колотится так, что кажется, будто оно поднимается по горлу. Несмотря на то что он по-прежнему держит оружие, он чувствует себя практически ещё более беззащитным, чем когда оно было спрятанным в одежде. - Думаешь, что я тебя не резану, если ты реально попытаешься лезть ко мне? - Хочешь с ножиками играть - я тебя научу. Мой муж не будет позорить меня такой расхлябанной техникой. И я тебе уже сказал, что не трону. - Так я тебе и поверил. - Ты думаешь, что я подписался работать на два народа, потому что мне спать не с кем? - А зачем ещё? Что такому, как ты, ещё надо от меня, кроме как изнасиловать и потом ходить кичиться этим перед такими же дикарями? Глубокие глаза продолжают пронзительно изучать его. От такого пробирающего взгляда в коленях появляется дрожь, хотя Хёнджин бы не назвал себя трусом. Просто что-то в нём есть такое, с чем он ещё никогда не сталкивался. Гудящая титановая сила. Она пронизывает настолько, что он даже не успевает сообразить, как его хватают за запястье, зажимая точку, заставляющую хватку ослабнуть. Нож с лёгкостью выхватывается из раскрывшихся пальцев и точным броском отправляется в стену, на четверть входя в древесину. Чанбин хватает опешившего Хёнджина за предплечья и швыряет его на кровать, через секунду оказываясь сверху. Руки зажимаются над головой, колени стискивают бёдра, не давая пошевелиться. Принц разве что успевает испуганно вдохнуть с каким-то свистом, как в его шею впиваются зубы. Он брыкается, пытаясь высвободиться, однако что руки, что ноги прочно заблокированы. Чанбин оттягивает его кожу, после чего прижимается губами, оставляя засос. - Хватит! Отпусти меня! Принц дёргается, пытаясь его боднуть, но и это оканчивается провалом. В этот момент Чанбин приподнимается, нависая над ним так, что кончики их носов едва не соприкасаются. Так глаза кажутся полностью чёрными, словно зияющие бездны. - Вот так я должен себя вести? Ты этого ждёшь? - Отпусти меня. - Отвечай. Ты всё твердишь про изнасилование, может, ты этого хочешь? - Нет, - Хёнджин исступлённо смотрит на него. - Тогда кончай про это твердить. Если бы я хотел это сделать, я бы это уже сделал. Слушай меня внимательно, Со Хёнджин, - Чанбин говорит размеренно, подчёркивая каждое слово. – Я спускаю тебе всё это с рук, потому что знаю, что ты напуган, что ты злишься. У тебя есть право злиться. Но я тебе клянусь своей жизнью, что я тебя не трону, пока ты сам об этом не попросишь. Это слово вожака. - Я никогда тебя об этом не попрошу. - Как пожелаешь. Если бы я хотел себе шлюху, я бы съездил на ближайший базар и хоть весь бордель бы себе снял. Ты мой муж. Я уважаю тебя, ты уважаешь меня. Если ты не получаешь удовольствие, то мне это неинтересно. Без твоего разрешения я с тобой ничего делать не буду. Это понятно? - С чего я должен тебе верить? – несмотря на явно неравную ситуацию Хёнджин всё равно упрямо смотрит на него в ответ, сдерживая бьющийся в жилах страх. - С того, что я твой муж. Я никогда не нарушаю свои обещания. Иначе я бы кланом не управлял. И партнёра я себе ищу соответствующего. Будем с тобой выстраивать доверие. Я обещаю, что не трогаю тебя без твоего разрешения. А ты обещаешь, что больше не будешь передо мной оружием размахивать почём зря. Договорились? Хёнджин молчит. В нём бушует полнейший тайфун, разбивший все его понятия и устои. Он уже плохо соображает и совершенно не понимает, что происходит. Однако вперенный в него взгляд слишком настойчивый. - Договорились. - Вот и хорошо. Какое-то время Чанбин смотрит на него, после чего лезет за пазуху. В воздухе переворачивается идеально отполированный нож с твёрдой чуть выгнутой рукояткой. Хёнджин подбирается, вжимаясь в матрас. - Держи, - однако никто его не режет, а нож вкладывается в его руку. – Этот острее, прочнее и удобнее. А тем говном только если навоз с подошвы соскабливать. Лицо освещает янтарный свет. Чанбин встаёт с кровати и поправляет задравшуюся одежду. - Двери я на замок не закрываю, иначе доверием это не назовёшь. Ходи, где хочешь. Вода в баке на кухне. Хочешь ужинать с нами – приходи. Не хочешь – сиди здесь. Захочешь помыться – затоплю парилку. Проспись нормально и начнём завтра заново на свежую голову. Если что-то надо будет, то зови. За укус прости, так надо было. Отдыхай, принц. Дверь комнаты тихо поворачивается. Камин вновь плюётся искрами. Смотрящий в потолок Хёнджин закрывает глаза. Нож откидывается на одеяло. Ладони прикрывают горящее лицо. Во что превратилась его жизнь?