Tame Me

Тесто хрустит, отрываясь от потрёпанной булки. Мякоть тянется, корочка трескается. Корица с шелестом летит вниз на бумажный пакет. Кусок теста постукивает по губе, чуть карябая её. Вскоре зубы обхватывают его и начинают медленно покусывать. Сладкий вкус, слегка разбавляемый пряностью специй, окутывает язык. Рука, придерживавшая булку, вытягивается к краю кровати, пальцы трутся, стряхивая налипшие крошки. Челюсть двигается размеренно, взгляд вперен в круглую ручку шкафа, стоящего у стены напротив кровати. Остатки булки убираются в пакет, отправляющийся на тумбочку. Облизав пальцы, Хёнджин складывает руки на животе. Он сидит в кровати уже несколько часов. Копчик начинает ныть. На завтрак он не пошёл. Вместо этого была съедена одна из булок, которые дала Джихё. Ближе к полудню начала поедаться вторая. Принц выходил из дома на рассвете, чтобы сходить в туалет и умыться, однако после этого не покидал пределов своей комнаты. Через окно слышно, как топор рубит дрова, разлетающиеся по земле. Пару раз кажется, что где-то неподалёку кудахчет курица. Временами доносятся голоса. Клан проживает свою стандартную рутину. Хёнджин же, потеряв свою, не понимает, что вообще с собой делать. Самый чёткий позыв внутри – это не делать ничего. Хочется просто лежать на одном месте, не ходить, не есть, не пить, не разговаривать. Чтобы показать, как он разбит. Однако после долгого сна и вливания в новый день адекватная часть сознания понимает, что это по-детски. Показать, как ему всё не нравится, чтобы другие увидели это и сделали всё, как хочет он. Но он понимает, что никто не повезёт его обратно. Его прихотям потакать никто не будет, никто не почувствует раскаяния и не вернёт всё, как было. За этим следует другая мысль. Что тогда? Что теперь делать? Хёнджин не хочет взаимодействовать с чужеродным опасным миром, вот только ему так или иначе придётся как-то в нём жить. Пальцы трут пятно на шее. Он до смерти испугался, когда Чанбин повалил его на кровать. Потому что это было действительно то, чего он ждал и боялся всё это время. Тот с лёгкостью обезоружил его и на самом деле мог сделать с ним всё, что пожелает. Тем не менее, он этого не сделал. Верить его обещаниям было бы глупо. Но тот факт, что он оставил его в покое и даже подарил хорошее оружие, не может игнорироваться. Он сказал, что укус и засос – это то, что нужно было сделать. Видимо, чтобы Хёнджин как-то протрезвел от физических ощущений и, смотря на след, вспоминал о произошедшем. О том, что есть два варианта: либо он бросается в атаку на каждый шаг в свою сторону и получает соответствующую реакцию, либо он ведёт себя спокойно и не делает поспешных выводов. Так или иначе, это никак не оправдывает Чанбина и не очищает его имя. Даже если тот не собирается его насиловать, это не отменяет того, что он присвоил его себе, утащив из родного дома. Вернуться назад возможности нет. Хёнджин проговаривает это несколько раз, пытаясь полноценно осознать смысл. По крайней мере, в ближайшие три месяца он не сможет вернуться во дворец и, скорее всего, после поездки его снова увезут сюда, не решив любезно всё отменить и послушать его. Только если с ним сделают что-то плохое. И если Хёнджин будет сидеть в своей комнате, никуда не выходя и ничего не делая, то скорее всего тронется умом. Он не знает, какая здесь жизнь. У него есть лишь предположения, основанные по большей части на злости и обиде. А на них далеко не уедешь. Раздаётся вздох. Возможно, имеет смысл осмотреться. Как бы он ни хотел обратно, жить здесь придётся. И нужно понять, какой будет эта жизнь и можно ли с ней что-то сделать, чтобы это было не так мучительно. В конце концов, двери открыты. Чанбин сказал, что он может ходить и делать, что хочет, то есть он не заложник. К тому же, что там говорили родители? Он первый такой, кто сюда попадает? Может, имеет смысл разузнать об этом месте побольше, чтобы потом это как-то задокументировать. Тогда от его трагедии будет хоть какой-то толк. По крайней мере, его будет больше, чем от показательного лежания в постели. Ещё немного поколебавшись, Хёнджин заставляет себя встать с кровати. Он никогда не был слабаком, нельзя дать этой ситуации себя размазать. Он проплакался, чуть проорался во время вчерашней стычки с Чанбином, больше нюни распускать нельзя. Апатия, в которой он провёл первую половину дня, слишком затягивающая, слишком легко себя жалеть, этим нельзя злоупотреблять. Да, он оказался в каком-то дерьме. И он либо потонет в нём, либо будет адаптироваться и выживать, раз выбраться нельзя. Достав расчёску, принц приводит волосы в порядок, смотрясь в зеркало, висящее около стеллажа. Рамка не из золота, как дома, а из дерева, кажется из бука, причём выполнена объёмно, как будто стекло находится в настоящих корнях, переплетающихся друг с другом. В принципе, выглядит интересно. Достаточно грубо по сравнению с резным декором, к которому он привык, но что-то в этом есть. Пальцы поддевают верхний слой волос и заводят его назад, закручивая в пучок и закрепляя резинкой на затылке. Его протыкает шпилька с нефритовым овалом и тонкой золотой цепью, на кончике которой покачивается полумесяц. Открывается крышка сундука с перламутровыми журавлями. Нос обдаёт запахом порошка, от которого сердце тоскливо щемит. Знакомые вещи вновь напоминают о жизни, которая осталась позади. Поджав губы, Хёнджин перебирает аккуратно сложенные стопки и достаёт длинную рубашку из джинсовой ткани. На улице достаточно тепло, в середине июня обычно просыпаются первые зачатки жары, однако здесь климат явно чуть отличается. Он понятия не имеет, в какой части континента находится, но, судя по горам, которые он видел по дороге, и окружающему лесу, здесь лето более прохладное, а ночью и вовсе затапливаются камины. Возможно, потребность в этом отпадёт в июле, когда начнётся тропическая парилка. Пока что сказать сложно, новый мир не имеет практически никаких характеристик. Перед тем, как надеть рубашку, принц вешает на пояс кожаный ремень с чехлом, в который убирает новый нож. Подачки от Чанбина принимать не хочется, однако потребность в ощущении защиты пересиливает упрямые принципы. Если что, то тот пусть мирится с тем фактом, что сам дал ему хорошее оружие и подсказал, как лучше им пользоваться. Привезённый нож, когда-то стащенный Хёнджином из каморки садовника, остаётся торчать из стены. Накинув сверху рубашку и оставив её расстёгнутой, он выходит из комнаты. В доме тихо. Чанбин, кажется, куда-то ушёл час назад. Пройдя по прихожей, Хёнджин заглядывает в арочный проём, являющийся входом в кухню. Несколько шкафчиков сделаны из тёмного полосатого дерева, столешница, на которой находится корзинка с зелёными яблоками, выглядит ещё темнее и явно плотнее. Около кухонной стенки высится накрытый крышкой металлический бак с водой, затем идёт чугунная плита со стоящим сверху чайником. В углу имеются ведро, кочерга и лопатка для золы из топки, а также кадка с дровами. Слева расположено квадратное окно с раздвижными ставнями. Под ним к стене приставлен небольшой обеденный стол, окруженный тремя стульями с высокими спинками. Убранство очень простое, есть только самое нужное. Ступни разворачивают ботинки, рука толкает дверь. Лицо обдаёт лёгким хвойным дуновением, волосы подлетают. По округе, золотящейся полуденным солнцем, разносятся крики кукушки, эхом отдающиеся ото всех поверхностей. Деревья за высоким забором мерно покачиваются, переливаясь разномастными оттенками зелёного и коричневого. Над ковриком из клевера, растущего вдоль крыльца, вьются две бабочки-капустницы. Местность значительно отличается от вчерашней. Вчера от леса веяло холодом, а янтарные блики костра и фонарей в густом сумраке выглядели зловеще, мужские голоса заставляли кишки скручиваться. Впрочем, услышав голоса с соседнего участка, Хёнджин всё равно на автомате поджимается. Его не покидает ощущение того, что он проник на чужую территорию, где не имеет права находиться. Он совершенно не знает этих людей, не знает, на что они способны, какие у них принципы, законы, как они себя ведут, как будут относиться к нему. Рука поглаживает рукоятку ножа. Но, в принципе, если подумать, Чанбин бы не оставлял его одного, если бы это было опасно. Наверное. И, раз он его муж, не значит ли это, что у Хёнджина тоже должен быть особый статус? Автоматическая неприкосновенность? Как у женщины, которая выходит замуж за короля и становится королевой. Пальцы выпрямляются, солнце бликом отражается от золотого кольца. Как же странно рассматривать себя в качестве чьего-то мужа. Хёнджин не знает, сможет ли вообще когда-нибудь к этому привыкнуть. Пока что этот концепт ничего для него не означает, не несёт какого-либо смысла. Его муж для него просто малознакомый человек, поступивший далеко не самым лучшим образом. Это явно не то, с чего нужно начинать взаимоотношения. Трава шелестит под подошвами. Шаги неосознанно осторожные, тихие, как будто ему нужно скрываться. Хёнджин идёт по дорожке, по которой его привели вчера. В окнах некоторых домов он видит очертания фигур, которые сидят за столами, либо что-то делают. Пару раз мимо лица проносятся жужжащие шмели. В одном из дворов он видит толстых гусаков, пьющих из кормушки и потряхивающих хвостами. Хлопают висящие на бечёвке простыни, от которых пахнет обычным мылом, напоминает запах, царящий в домике прислуги у них в саду. Раздаётся гулкий смех. Хёнджин оказывается на распутье, где сошёл с кареты. Повернувшись влево, он выглядывает через открытые ворота, ведущие к дороге, которая упирается в охранный пост, через который они въехали в поселение. Двое мужчин с мечами на талии кидают друг другу какой-то мяч, в то время как сидящие на трёхметровых смотровых башнях охранники курят, опёршись локтями об ограждения и о чём-то разговаривая. Прошлым вечером в свете фонарей это напоминало туннель, ведущий к каким-нибудь темницам и камерам пыток. Однако сейчас при свете дня всё выглядит как обычный деревенский погранпост. Зона костра со скамейками практически пустует и выглядит вполне себе прибрано. На продолговатой стойке находятся кубы, из которых торчат деревянные ложки, палочки и рукоятки ножей. Рядом стоит какой-то кувшин и лежит стопка из тонких полотенец, скорее всего, чтобы вытирать руки и рот во время приёма пищи. Рядом со слабо горящим огнём, над которым на пруте висит чайник, стоит мужчина в серой вязаной кофте. Шоколадные кудри треплются ветром, губы время от времени прикладываются к деревянной кружке. Глаза замечают Хёнджина. - О, привет. - Привет, - осторожно отвечает принц, замирая и настораживаясь. - Так это ты у нас новенький, да? Я вчера уезжал по делам, так что не смог поздороваться. Меня зовут Чан. - Хёнджин. - Приятно познакомиться. - Взаимно, - он отвечает, исходя из этикета и по-прежнему обособленно стоя на дорожке. - А я Ёнбок, - рыжий конопатый парень в бежевом свитере, который ему явно велик, выпрямляется, до этого гремев чем-то в ящике у стойки, и приветливо машет. – Ты кофе будешь? Я вот как раз новый открываю, из Бразилии, что ли, вот Чан только привёз с базара. - Нет, спасибо. - А чего так? Экзотика какая-то, я слышал, что у них он прям особенный типа. - Он же принц, думаешь, он кофе дорогой не пробовал? – Чан со смешком хлопает того по плечу. – Это мы, вон, одну банку аж на девять кроликов кое-как выменяли. - А, ну да. Блин, девять кроликов, реально? - Цены на импорт вообще задрали. Доён в говно с купцами разругался, потому что они за его банку арахисовой пасты просили двадцать кымов. - Двадцать? Охренеть, да у меня сейчас во всём кошельке столько не наберётся, я за двадцать кымов могу себе серёжки ладные купить, ещё и на мешок пончиков останется. - Вот и я о чём. Перебрав холодными пальцами и чуть подумав, Хёнджин всё же решает подойти поближе. Было бы странно и невежливо разговаривать издалека, его учили, что расстояние между собеседниками должно быть не менее метра и не более трёх. К тому же, заговорившие с ним члены клана кажутся миролюбивыми и вполне адекватными. По крайней мере, не те неотёсанные хамоватые дикари, которых он себе представлял. Вряд ли они как-то причастны к тому, что с ним произошло, на них злиться и обижаться нет смысла, особенно когда они сами проявляют дружелюбие. Ноги переступают через сваленные друг на друга куски берёзовой коры для розжига. Хёнджин шагает между скамеек и останавливается в паре метров от очага, где Ёнбок насыпает кофе в поблескивающую на солнце турку. Он выглядит очень даже миниатюрно и скорее напоминает подростка, хотя басовитый голос вполне бы сошёл за видавшего виды мужчину в возрасте. - Ты как себя чувствуешь? - Я? – Хёнджин удивлённо поднимает глаза на Чана. - Да. Тяжело тебе, наверное. Замуж выдали, увезли куда-то из дома, вбросили в новую среду. Наверное, это сложно переварить морально, такой стресс. Принц совершенно не ожидал мягкого тона и какого-то интереса к своим чувствам. Тем более, понимания. Ведь раз эти люди с ним так поступили, точнее их вожак, значит, для них такое поведение норма. Чан спокойно смотрит на него, ожидая ответа и не торопя паузу, затянувшуюся чуть дольше стандартной вежливости из-за растерянности. - Ну… херово, скажу честно. Это было слишком неожиданно и… неприятно. Мне не дали выбора. - Жаль, что так вышло. - Да, как-то это жёстко, - соглашается Ёнбок, кивая. - Я говорил ему, что надо подождать, пообщаться, - Чан вздыхает. – Я вообще тут старший, так что вроде как на роли советника, стратега, знаешь, нравятся мне такие штуки, с детства в шахматы рублюсь, книжки по психологии почитываю, когда на базаре появляются. А он же упёртый, как ишак, ему в голову вдарило, значит, надо действовать быстро и сразу, пока время не прошляпилось. Он не любит оттягивать. Но он хороший человек, правда. Просто иногда слишком прямолинейный, импульсивный и упрямый, голова горячая. - Про кого это ты там стелешь? Зычный низкий голос заставляет повернуться. По прямой дороге, кажется, идущей вдоль домов насквозь всё поселение, шагает Чанбин собственной персоной. Чёрная накидка с диагональным запахом на манер ханбоков заправлена в широкие штаны спереди и свисает до колен сзади. Похоже, он часто носит такую одежду. Ворот обрамлён фиолетовой лентой. Сапоги ступают по кладке из камней, сложенных вплотную друг с другом и образующих своеобразную прочную тропу, которая не размывается в дождь, как если бы там была просто земля. В каждой руке по ведру с картошкой. - Да так, - отмахивается Чан, добродушно улыбаясь. - По описанию очень напоминает некоего И Минхо. - Некий И Минхо сейчас тебе по башке напомнит. Позади Чанбина идёт парень с обмотанным вокруг талии фартуком, несущий большие сверкающие на солнце тазы. Треугольники разрезанного ворота тёмно-синей рубахи из мешковины покачиваются с каждым шагом. Под миндальной чёлкой с пробором посередине остро прочерчены пытливые глаза. Нос словно отделан ножом под идеальный утончённый стандарт, аккуратный овал верхней губы чуть выпячивает над нижней. На самом деле, его черты такие выхолощенные, что вызывают некий диссонанс. Хёнджин привык видеть такие лица среди королевских персон и его образ, как в принципе и образ достаточно миловидного Ёнбока, совершенно не вписывается в стереотипное понятие того, как должны выглядеть неотёсанные дикари, живущие в какой-то глуши. - Всё нормально? Поставив вёдра около одной из крайних скамеек, Чанбин выпрямляется и смотрит на Хёнджина. Тот ощутимо поджимается изнутри, пока что точно не зная, как себя с ним вести. Он всё ещё злится и продолжит злиться за то, что его купили, как зверьё, и притащили сюда. Он не может вести себя как ни в чём не бывало после такого, обида за то, что на его мнение максимально наплевали, точит изнутри, впиваясь маленькими зубчиками в рёбра. При этом, из злости каши не сваришь. Он не в том положении, чтобы козырять характером. Несмотря на желание вылить на него всё накопившееся возмущение, Хёнджин понимает, что ему всё равно как-то придётся жить с ним буквально через стенку. Тот предложил начать всё заново, но принц не представляет, как это сделать. Как минимум, нужно попытаться построить хоть какое-то общение, на молчаливых претензиях они далеко не уедут. - Да. Чуть погодя, Хёнджин даёт короткий сдержанный ответ. У него есть пара провокационных вопросов к своему невольному супругу, но он не собирается устраивать сцены на людях. В нём воспитали идею того, что личные проблемы нужно решать наедине и не впутывать в это других, пусть те и явно в курсе того, какое между ними напряжение. Взгляд Чанбина переходит на его шею. Опомнившись, Хёнджин поджимает нижнюю губу и одёргивает рубашку, чтобы та прилегала плотнее и прикрывала след. - Чего встали, в музее, что ли? Работать надо, – Минхо с грохотом опускает тазики на столешницу, после чего снимает крышку со стоящего рядом бака и начинает ковшом переливать в них воду. – Эй, Ваше Величество. - А? Что? – недоумённо смотрит на него Хёнджин, не ожидавший, что к нему вдруг обратятся. - Не соизволите ли вы заранее говорить, что ваша лощёная жопа не будет жрать? Я для кого кашу утром херачил? Тут всё по порциям рассчитано, ладно эти боровы за тебя дожрали, а если бы нет? Продукты переводить, что ли? Валяйся в этих своих депрессиях сколько хочешь, только заранее говори, чтобы я на тебя тут не кашеварил. - Э… я не знал. Учту. - Учти, вот именно. Тебе тут не придворная кухня, чтобы я продукты переводил, пока ты на бабочек смотришь, это мне вашу ораву кормить. - Хочешь, так я тебе заплачу, раз это такая проблема. Я не всегда завтракаю и не могу заранее знать, захочу есть или нет, так что можешь отдавать мою порцию кому-то, либо приходи за монеткой, если тебе это настолько принципиально, - несмотря на свою осторожность и подбор выражений в неизвестном коллективе, от делового и даже приказного тона Хёнджин не удерживается и отвечает соответствующе, потому как он такое не любит и топтаться по себе не позволит. - Деловой, заплатит он, - фыркает Минхо. – Сантиметры не доросли, чтобы мне указания давать. - Мои-то сантиметры в рост ушли, а твои? За короткой паузой следует взрыв хохота. Парни хрюкают, поглядывая на темнеющее лицо Минхо, который действительно был чуть ниже держащего идеальную осанку принца. Глубокие глаза Чанбина смотрят на мужа с явной гордостью за ответ, уголок губ одобрительно приподнимается. - В шаге от того, чтобы в очко тебе уйти, - чеканит Минхо, разворачиваясь и подкидывая ковш. - Остынь, - вожак, по-прежнему посмеиваясь, делает шаг вперёд и вскидывает руку. – У него акклиматизация. Ничего страшного, если что-то останется, я доем. - Пованивает фаворитизмом. - Я не устанавливал правила не пропускать приёмы пищи. - Зато ты вытрахал мне мозги в плане экономии продуктов. - Остатки всегда можно отдать свиньям и сэкономить на их корме. Так что осади, тебя и товарищей ждёт картошка. - А жёнушка твоя не будет свои аристократичные ручки марать? - У нас сегодня экскурсия и матчасть, - Чанбин переводит испытующий взгляд на Хёнджина. – Идём? Какое-то время тот смотрит ему в глаза. Вновь с жаром загорается то самое чувство обиды и порыв как-то съязвить или же показательно отвернуться и уйти. Назло не слушаться, делать всё наоборот, игнорировать. Так же, как и поступили с его мнением. Внутри по-прежнему колышется страх перед человеком, который сильнее его и явно имеет больше власти, однако на свежую голову после пережитого стресса страх значительно подавляется природной дерзостью и немного взрывным характером. Хёнджин пережил этап разбитости от первичного шока, теперь он наполнился новой силой. - Идём. Скрестив руки на груди, принц всё же следует за Чанбином, направляющимся обратно к дорожке. Нужно выкачать из него информацию, понять, что здесь и как работает, как функционирует сам Чанбин. Что он такое и какие у него рамки. Хёнджин хочет понять, где именно ограничивается его свобода, как далеко он может зайти, что может себе позволить, какие у него есть привилегии. Ведь если так подумать, то Чанбин выбрал его по каким-то причинам. Возможно, он действительно испытывает некую симпатию, пусть и из-за внешности. А это значит, что этим можно пользоваться, чтобы сделать своё пребывание более комфортным. Если не получается выбраться из ситуации, то нужно подстраивать её под себя по максимуму. Хёнджина учили руководствоваться рациональным умом, а не своими эмоциями. Эмоции можно пережить за дверью комнаты, что он уже сделал. - Здесь у нас жилая зона. Здание рядом с кострищем – это закрытая кухня, где можно готовить, когда идёт дождь или снег, но обычно мы строим навес на это время, так что кухня больше служит ближним складом, - рука Чанбина проводит линию. – Помещения вдоль дороги по большей части общественные. Вон там наша библиотека, не очень большая, но мы над этим работаем, многие просто покупают на базаре то, что интересно им. Маленький медпункт, склад стройматериалов, склад оружия, овощехранилище, дальше вон те здания для каких-то занятий. Тренировочные залы для борьбы, для танцев, мастерские, в общем, всякое. Если что, на них висят таблички, можешь заходить узнавать расписание. Уже за этой линией и до ограждения идут жилые дома. Задний подол накидки Чанбина летает на ветру, создавая волны. Удивительно, что он не в чём-то более спортивном или укреплённом, вроде шкур или курток с прочными вставками для защиты. Хотя, возможно, его устраивает свобода движения, которую дают широкие рукава и заправленные полы традиционных одежд. В них легко двигаться и запросто можно спрятать оружие, как, например, нож, который тот вчера одним движением достал буквально из ниоткуда. Вытянутые глаза Хёнджина пытливо рассматривают его спину. - Эта калитка ведёт к проходу во вторую часть поселения. Мы называем её Улей. Там живут старики и пары из мужчин с женщинами, либо из женщин с женщинами. Эта зона для воспитания детей, спокойной старости, ну и женщинам там явно комфортнее. - Подожди, - хмурится Хёнджин, переваривая услышанное. – Они живут отдельно? Здесь типа только мужики? - Да. - Что ты там про дискриминацию говорил? - Это не дискриминация, - вожак издаёт смешок, продолжая вести его по дорожке вдоль домов. – Это было общее решение. Не все в восторге от детских криков, с таким нормально справляются только родители, поэтому семейным парам намного легче держаться вместе, чтобы не слушать жалобы и вообще помогать друг другу с воспитанием. Там же у нас есть и школа, где дети учатся. У нас здесь полно оружия, бывают иногда стычки, пиршества, детям тут опасно находиться. Женщины без детей живут в дальней части Улья, чтобы тоже не слушать все эти визги, писки, это был их выбор, им тоже спокойнее не возиться с мужиками, если нет желания. Там есть общие зоны, что-то вроде парка и кафе, где мужчины и женщины, ищущие отношений, могут друг с другом знакомиться. Пары мужчин могут оставаться здесь, могут переезжать в семейную часть Улья, ограничений нет. - Это… необычно, - Хёнджин промаргивается, пытаясь полностью осознать полученную информацию, которая сильно его удивила. – Первый раз про такое слышу. - В других кланах такого нет. Эту систему создал мой отец, а я довёл её до ума. Остановившись у деревянной калитки, Хёнджин вытягивает шею, смотря на виднеющуюся часть Улья. Каменная тропа с фонарными столбами чуть искривляется и упирается в такую же калитку огороженной территории. В прорези дубов и клёнов светлеют три двухэтажных дома. Ставни одного из них выкрашены в ярко-голубой цвет. Остальная площадь скрыта лесом, однако до уха доносится отголосок детского голоса, как будто маленькая девочка кого-то зовёт. Он и подумать не мог, что где-то может быть такое разделение. В принципе, звучит интересно. Возможно, детям и уязвимой части населения действительно безопаснее жить чуть поодаль от тех, кто натренирован на сражения и явно имеет не самый сладкий характер. - Туда можно будет сходить? - Конечно. Вход свободный, ограждения для того, чтобы дети не убегали. Там есть главный медпункт, цирюльник и свои заведения. - И они тоже подчиняются тебе? - Я бы не назвал это подчинением, - Чанбин опирается рукой о днище перевёрнутой бочки, которую опустошили и поставили сушиться. – Подчинение – это отсутствие воли. Я у народа волю не отбираю. Они просто под моей ответственностью. - А моя воля? – Хёнджин заглядывает во внимательные глубокие глаза. – Её ты не отбирал? - Ты и не был моим народом. Это теперь ты часть моего народа и волен делать, что хочешь. - Тебе бы в адвокаты пойти, - хмыкает Хёнджин и сворачивает налево, двигаясь дальше по тропе в другую часть поселения. - Разве я не прав? У тебя нет ограничений, - вожак следует за ним, равняясь через пару широких шагов. – Хочешь, так бери вещи и уходи. Правда я не знаю, куда ты один дойдёшь, а даже если доберёшься возчиками до дворца, то неизвестно, что тебя там ждёт. - Да уж. Вот это свобода. Наружу вырывается глухой кисловатый смешок. Звучит это, конечно, красиво. У него есть воля. Но ему действительно уже нечего с ней делать. Если он сунется во дворец, нарушив условия договора, заключённого отцом, тот с него шкуру спустит. Неограниченность его воли по факту всё же ограничена. Чанбин, кажется, собирается что-то на это сказать, но возможности ему не даёт белое пятно, резко метнувшееся к ногам Хёнджина из кустов, заставляя его подскочить от неожиданности и врезаться в супруга. - Что за хрень? Что… В икру впечатывается мягкая кучерявая голова. Взгляд встречается с тёмными глазами, чьи зрачки выглядят как горизонтальные сплющенные прямоугольники. Раздаётся протяжное блеяние. - Варежка, опять ты через ограду пролез. Чанбин, на автомате поймавший отскочившего принца за предплечья, отпускает его. Присев, он поднимает на руки белоснежного барашка размером со взрослого кота и выпрямляется. - Когда ты уже нормально потолстеешь, чтобы не пролезать через доски? Барашек блеет ему в лицо, шамкает языком и дёргает ухом из-за пролетевшей мухи. Чанбин чуть посмеивается, придерживая его левой рукой и поглаживая по спине правой. Хёнджин, хлопающий глазами, слегка опешив от такого резкого появления, с неожиданностью отмечает, как голос и взгляд вожака клана стали значительно мягче. Он покачивает животное, как ребёнка, смотря на него едва ли не ласково и позволяя чуть постукивать себя по плечу маленьким копытцем, с которого свисает прилипшая на грязь травинка. Контраст с Чанбином, который выступал на празднике, диким взглядом прожигая сцену, и который грозно нависал над ним вчера, такой сильный, что на пару секунд в сознании происходит разлад. Видеть от него мягкость непривычно. Хёнджин не думал, что он на неё способен. - Почему Варежка? – вернув дар речи, принц рассматривает барашка. - Из бараньей шерсти получаются отличные варежки. Обычно мы не даём имена скотине, чтобы не привязываться, да и много их, всех не упомнишь. Но этот говнюк как только на ноги встал, сразу дал нам просраться. Только отвернёшься, как он уже где-то гуляет. Обычно они держатся матери и не убегают, а этому прорези в досках как мёдом намазаны. - Он забавный. Хёнджин улыбается, рассматривая его. Морда кажется одновременно наглой, довольной и безразличной к мирским проблемам. Словно тот чувствует свою безнаказанность и всеми способами пытается получить к себе особое отношение, всё время сбегая к людям. Глаза Чанбина наблюдают за принцем. - Возьми. - Я? – тот вскидывает брови. - Он не кусается. Если пальцы в рот не толкать, тогда кусается. Увидев, что ему начинают протягивать барашка, Хёнджин поначалу пугается. Не самого животного, а того факта, что оно такое маленькое и хрупкое, он боится, что может неправильно его взять и поранить. Чанбин подносит Варежку к его груди и принц обхватывает его, копируя положение рук, которое видел до этого. Барашек один раз дёргается, оказавшись в воздухе, однако, когда снова чувствует под собой основу, сразу же успокаивается и тыкается влажным тёплым носом Хёнджину в подбородок. Губы сами собой растягиваются, принц смотрит на животное в своих руках и гладит его по спине. Шерсть действительно оказывается мягкой, как у игрушек. От него идёт тепло и тянет запахом сена. - Пошли. Отнесём его матери. Чанбин направляется к области с хлевами и курятниками, откуда даже на расстоянии можно услышать кудахтанье и иногда короткое мычание. Хёнджин следует за ним, продолжая поглаживать барашка и умилённо смотря на него. В маленьких животных есть что-то настолько трогательное, их наивность и полное незнание того, что происходит в мире, что хочется сильно их обнять и защитить. Принц чувствует светлый прилив тепла, вызванный доверием к себе и ощущением веса в руках. На время собственные проблемы и тяжёлые чувства затираются. Он полностью очарован этим маленьким мягким созданием. Запах сена становится сильнее, пропитываясь тонкими кисловатыми нитками куриного помёта. Просторный хлев, разделённый на несколько секций с загонами, очерчен кукурузным солнечным светом, вливающимся в него через распахнутые амбарные двери. Крупная красновато-коричневая корова перевесила голову через ограждение и стоит, прикрыв глаза с длинными ресницами, подставляясь под тёплые лучи. Помимо коров, здесь имеются три быка, несколько флегматично жующих сено козлов, овцы, бараны и четыре лошади, две из которых вчера были запряжены в карету. Через дорогу от хлева находится ещё один, через двери которого видно упитанных розовых свиней с чёрными пятнами. - Чего за дитём не следите? – Чанбин подходит к загону с овцами, которые оживляются, думая, что он принёс ещё еды. – Опять же свинтил, а вы всё жуёте. Ставь его. Хёнджин наклоняется, максимально осторожно переворачивая засуетившегося барашка в своих руках, и перегибается через деревянную балку, опуская его на протоптанную почву, укрытую сеном. - Эй! – он дёргается и резко выпрямляется, когда его рукав оказывается во рту одной из овец. - Эти любят одежду жрать, так что не щёлкай клювом около них. Принц смотрит на паутинки из густой слюны, свисающие с ткани, и с отвращением морщится. Он вновь запускает руку в загон и вытирается о шерсть. Подёргивающий хвостом Варежка, оживлённо скакавший среди сородичей, бросается обратно к проходу, влетает в расстояние между досками, двигает задницей и с глухим ударом выпадает наружу. Тут же подскакивая, он толкает лбом Чанбина, настойчиво врезаясь в его сапог. - Чего ты попрошайничаешь? - Может его покормить? - Вон сено лежит, пусть жрёт. Только утром свежее насыпали, вечером поест, - вожак цыкает языком, смотрит на то, как Хёнджин начинает вновь с улыбкой возиться с барашком, гладя его по голове, после чего с беззвучным вздохом подходит к висящему на крючке у дверей мешку. – На. Дай немного и потом закинь в загон. Пожрёт, может, спать ляжет. Вернувшись обратно к принцу, он протягивает ему несколько стручков зелёного гороха. Хёнджин сначала смотрит на него чуть растерянно, затем всё же берёт предложенную зелень. Едва он протягивает стручок Варежке, как тот энергично выхватывает его пастью и жуёт. Зелёный кончик смешно подёргивается, затягиваясь вовнутрь. Когда барашек дёргается, чтобы ухватить ещё, Хёнджин задирает руку, не давая выхватить горох. Животное испытующе сверлит его взглядом, а затем недовольно ударяет передними копытцами и блеет. - Ладно-ладно, малыш, держи. Посмеявшись над такой милой реакцией, Хёнджин отдаёт ему ещё один стручок. Затем он подхватывает Варежку, вновь переставляет его внутрь загона и забрасывает горох подальше. Барашек тут же несётся за ним, как собака, которой кинули палку, вскоре подтягиваются и другие овцы. Глубокие глаза с интересом наблюдают за оживившимся принцем, явно радующимся возможности взаимодействовать с животными. Он больше не кажется подавленным и раздражённым. По крайней мере, когда отвлекается. - Если захочешь, я могу поговорить с Сынмином. Он научит тебя, как и чем надо кормить животных. Можешь заниматься этим, раз тебе нравится. Достав пачку сигарет из кармана, Чанбин выходит на улицу. Хёнджин оборачивается на него, услышав шаги, затем, чуть подумав, встаёт. Рука проходится по гладкой коровьей голове перед тем, как он выходит следом. Указаний ему не давали, но он пока что не чувствует полной уверенности находиться одному в каких-то конкретных зонах, а не просто улице. К тому же, темы для разговора ещё есть. Струйка дыма подхватывается ветром и почти сразу же рассеивается. Вожак шагает вдоль каких-то зеленеющих грядок, лениво покуривая. Нагнав его, Хёнджин осматривается и понимает, что за хлевами и курятниками за ромбовидной сеткой идут длинные ряды огорода, полного кустарников, металлических дуг, к которым подвязаны падающие стебли, и цветущих ростков. В правой части также имеется три крытых теплицы. В нос ударяет сладковатый освежающий аромат. Глаза выискивают источник и замечают относительно знакомые листы, которые он уже видел в лимонадах или на элегантной выпечке из королевской пекарни. - Это мята? - Да. - Из неё можно сделать чай? - Можно добавить её в чай для вкуса. Чанбин оборачивается, затягиваясь. Хёнджин смотрит на зелёные заросли немного озадаченно. Похоже, ему нравится запах и он хочет что-то с ней сделать. Но не умеет. Принцы таким не занимаются, любая готовка – это работа прислуги. Он попросту не знает, как это делать. - Возьмём домой, я заварю, - закусив фильтр сигареты, Чанбин наклоняется и срывает несколько веток. – Вон там растение, похожее на мяту, только потемнее и поугловатее. Это мелисса, нарви её, с ней будет ещё вкуснее. Посмотрев в направлении, которое ему указали, Хёнджин подходит туда и приседает на корточки. Поначалу он даже не может понять, где заканчивается одно и начинается другое. Для него все эти листья выглядят одинаково. Присмотревшись, он понимает, что зелень других кустов действительно на пару тонов отличается от мяты. Он хватается за стебель и первый его порыв просто дёрнуть его на себя. Однако он вытягивает шею и смотрит на место, где собирал растения Чанбин. Он оборвал их где-то на середине, но не выдёргивал полностью. Принц делает так же. Походы на мастер-классы неплохо выдрессировали его на копирование действий, которые он видит, без лишних вопросов. В новой среде ему нужно просто наблюдать и учиться. Мелисса пахнет приятно. Она более сладкая, чем мята, более плавная. Принц подносит её к носу и вдыхает, пока они шагают вдоль огорода. Он никогда о ней не слышал. Обычно они с Чонином не задавали вопросы и просто ели всё, что дают, потому что нанятые королевой повара готовили отменно. Бывало, что в блюде попадался какой-то ингредиент, который кому-то из них не нравился, и тогда на кухню передавали указание, чтобы последующую еду корректировали и подбирали в соответствии с их предпочтениями. Даже если блюдо на всю королевскую семью было одно, его индивидуально оптимизировали под каждого члена семьи. Что-то настолько мелкое, как какая-то зелень, - это новая информация для Хёнджина. Не говоря уже о том, как использовать это в готовке. Ему не приходилось готовить ни разу в своей жизни. Выйдя к перекрёстку, Чанбин сворачивает налево, переходя центральную дорогу. Они оказываются в тени яблонь, растущих во дворах жилых домов, из которых доносятся обрывки голосов и цоканье посуды. В глубине жилой части можно увидеть, что у некоторых зданий разбиты свои маленькие сады с какими-то цветами или же прочими растениями. Где-то стоят коробы для хранения вещей, приставлены к стенам рабочие инструменты, на верёвках сушится одежда. На крыше небольшого квадратного домика с перилами, на которых висят матрасы, сидит парень с кроличьими чертами лица и гвоздями, зажатыми меж крупноватых передних зубов. Он помахивает молотком, заметив соседей, после чего начинает забивать гвозди в доску, соединяющую крышу с ограждением. Похоже, он работает над пристройкой. Через пару проулков они оказываются с задней стороны своего дома. Здесь растёт дерево хурмы и пара малиновых кустов. Хёнджин пытается проложить в голове проделанный ими маршрут и сопоставить его с тем, что он видел, пока сам шёл до кострища. Нужно будет ещё несколько раз прогуляться по поселению, чтобы создать для себя полную карту местности. Чанбин показал ему основные дороги и просто дал ориентиры касательно того, что здесь вообще есть. Чтобы всё это запомнить и изучить конкретное расположение, понадобится время. Поселение оказалось намного больше и комплекснее, чем он себе представлял. Учитывая, что здесь имеются разные залы для досуга и библиотека, это определённо выбивается за рамки понятия забытой Богом дыры, которой он считал это место. Ботинки снимаются у порога. Хёнджин проходит в дом, окунаясь в запах древесины. Чанбин уходит на кухню, где заталкивает в печку дрова. Глаза обводят уже знакомое помещение. С объективной точки зрения оно неплохое. С дворцом, конечно, ни в какое сравнение не идет, это всего лишь деревянная постройка с тремя комнатами и террасой. Но для жизни без роскоши вполне подходит. Здесь чисто, есть какое-то пространство, растопленным камином поддерживается тепло при надобности, крыша защищает от дождя. Декор – это уже не о комфортном быте, это что-то духовное, для эстетики. Однако пока что Хёнджин всё равно никак не может представить то, как называть это место домом. Как вообще можно будет привыкнуть к этой хате какого-то егеря без ванной, окон с витражами, лестниц, уютных комнат со всем, что душа пожелает, пышным садом за окном, картин, прислуги, которую можно поднять в любое время дня и ночи, если сильно захочется съесть что-то вкусное? Всё кажется слишком коричневым и блёклым. Нагоняет тоску. Немного постояв в прихожей, Хёнджин тихо вздыхает и бредёт на кухню. Там уже трещат поленья, от чугунной дверцы печи растекается волна тепла. Наверху стоит чайник, в который Чанбин заливает воду из бака. Из шкафчика достаются крупные керамические кружки. Отполированный красноватый материал расписан традиционными угловатыми узорами, напоминающими квадратные лабиринты, заключенные в витиеватые сферы. Точно, здесь развито ремесло. По крайней мере, посуда выглядит более-менее интересно и не настолько уныло. Положив мелиссу на стойку, Хёнджин отходит, какое-то время думает, после чего решает опуститься на стул у стены лицом к кухонным шкафам. Рассыпчатый ландышевый свет из окна, ослабший после того, как солнце продвинулось по горизонту и спряталось за яблонями, окидывает тёмный пол растекающимся квадратом. - Вот тут чёрный чай, - Чанбин достаёт из шкафа буковый бочонок. – На одну чашку нужна примерно одна чайная ложка заварки. Насыпаешь её в этот заварник, потом кидаешь несколько веток мяты, мелиссы, ещё какой-нибудь зелени, много чего можно использовать. Потом заливаешь кипятком, ждёшь минут пять и наливаешь в чашку, где-то четверть. Зависит от сорта чая и того, какой чай ты любишь: крепкий или не очень. Пробуй, выясняй, как тебе вкуснее. Потом доливаешь кипяток, можешь разбавить холодной водой, если хочешь. Сахар в шкафу, там же есть мёд. Всё понятно? - Да. - Хорошо. Спрашивай, если что. Странно слышать поучения от Чанбина. Впрочем, Хёнджин привык к тому, что его всю жизнь чему-то учат, поэтому кивает больше по наитию. Конечно, очень хочется огрызнуться. Если тот искал себе в быт кого-то хозяйственного, то надо было лучше думать и не тащить в дом принца, который с роду не занимался какой-либо работой, предназначенной для слуг. Хёнджин умеет светить лицом и вести бессмысленные беседы, вежливо улыбаясь и поддакивая, в этом заключались все его обязанности. Теперь же его пытаются втянуть в какой-то крестьянский быт, где нужно самому себя обслуживать. Возможно, тот не до конца понимает, насколько именно принц от этого далёк. Его воспитывали принимать обслуживание, а не оказывать его. Вскоре кухня начинает пахнуть сладостью и мятой. Оставив заварку настаиваться, Чанбин на несколько минут выходит из дома, после чего возвращается с новой охапкой дров, пополняя опустевшую стойку. Отряхнув руки и скинув зацепившуюся за сиреневый ворот щепку, он разливает по кружкам заварку, добавляет кипятка, чуть разбавленного холодной водой, и помещает их на стол, садясь напротив Хёнджина. Пар окутывает лицо. Он втягивает приятный запах. На мгновение его словно переносит в беседку дворцового сада, где няньки усаживали их с Чонином и поили лимонадами под вкусные пироги. Правда этот запах более терпкий, стойкий, словно отдаёт лесом и горами. Подув, Хёнджин осторожно отпивает. Язык чуть жжёт, но яркий вкус заставляет веки слегка дрогнуть. Такого он ещё не пробовал. Во дворцах обычно подают фруктовые чаи, либо и вовсе заменяют их прохладительными напитками. Лёгкая прохлада, вызванная проскальзывающим в приоткрытое окно ветром, разбавляется горячим чаем и теплом засыпающей печки. Очень даже неплохо. Самое то, чтобы пить после прогулки и отдыхать. Можно было бы даже назвать это чаепитие комфортным, если бы не определённые острые углы обстоятельств. - Зачем ты это сделал? – спустя минуту разбивает тишину Хёнджин. Чанбин отпивает чай и опускает кружку на стол. Невозмутимый взгляд глубоких глаз поднимается на принца. - Я ведь говорил. Ты мне понравился. - Ты меня даже не знаешь. - Я сделал свои выводы. Я устал шататься по миру и сражаться за лидерство на рынке, за влияние. Я видел, к чему это приводит, на примере своего отца. Я хочу спокойный дом, где меня будет ждать мой муж, который будет моим якорем, ради которого я буду всегда возвращаться. Никто из моих ребят не подходит, я знаю их как облупленных, они мне как братья. Я начал ходить на все эти мероприятия, но если кто-то и цеплял мой глаз, то они оказывались обычными пустышками, которые как марионетки улыбались всем подряд и не могли даже поговорить о чём-то, что выходит за рамки выученных ими текстов, - Чанбин чуть вскидывает руки. – Мне не нужна просто красивая кукла, от неё нет толку, если с ней даже поговорить нельзя. Когда я увидел тебя, я понял, что никого красивее уже не встречу. У тебя уникальная внешность. Дикая. Не слащавая. Особенно когда ты танцуешь или даёшь своим эмоциям выход. У тебя есть огонь в глазах. Поэтому когда я понял, что ты ещё и с мозгами, с характером, с силой и смелостью, то я решил, что ни за что тебя не упущу. Таких больше нет. Другие мне не нужны. - И нахрена? – Хёнджин первое время молчит, обрабатывая услышанное, которое сбивает его с толку с непривычки: так открыто про него с ним же ещё не говорили. – Я тебе не домохозяйка, чтобы быт вести. Ты вчера говорил, что не тронешь меня, а сам признаёшься, что клюнул на внешность. Нахрена тебе тогда я со своей внешностью, если я не собираюсь под тебя ложиться, потому что я не какая-то подстилка? - Нахрена тебе розы в саду? – многозначительно вскидывает брови Чанбин, не тушуясь вопросов. – Да, ты можешь что-то с ними сделать. А можешь и не делать и это всё равно будет лучше, чем если их не будет. Тебе достаточно того, что они перед глазами, ты смотришь на них и у тебя душа радуется. Я не требую, чтобы ты меня обхаживал. Ты есть. Ты принадлежишь мне. Я ощущаю тебя рядом. Мне этого достаточно. А может быть ты адаптируешься и сам увидишь во мне что-нибудь. Поймёшь, что я тебе зла не желаю и пользоваться тобой не собираюсь. Разве что косвенно. Союз с твоим королевством помогает и мне в политическом плане. Но это всё равно не первостепенная причина. Я просто хочу, чтобы ты был моим. И я привык завоёвывать то, что я хочу. - Покупать, - с кривой усмешкой исправляет его Хёнджин, качая головой. - Купил я договор и политико-экономические связи. Тебя я завоюю. Ты прав, я не знаю полноценно тебя, ты не знаешь меня. Поэтому мы будем узнавать друг друга. Не отрицай, что у нас возникла определённая связь тогда. У членов моего клана волчья чуйка, я почуял, что ты тот, кто мне нужен. - И что, нахрен, с того? – Хёнджин взмахивает рукой, чуть кривя лицо в недоумении и отчаянии. – Ты… если бы ты нормально пригласил меня куда-то, я бы не отказал. Да, мне было комфортно тогда, потому что ты не такой, как эти пафосные толстые кошельки, с которыми я всю жизнь трусь, я не отрицаю. Но ты поступил как ублюдок. Ты мог позвать меня на сраное свидание, на несколько, мы бы познакомились нормально, мы бы обсудили всё, нужно было просто нормальное человеческое время, а потом уже решать нужна эта сраная женитьба или нет. А ты просто решил всё за всех и вырвал меня к херам собачьим из моей жизни. - Я прекрасно знаю, как работает вся эта политика, как работает ваша аристократия. Я не приеду за тобой в понедельник, а во вторник твой отец уже подпишет договор с кем-то, кто покажется ему влиятельнее, выгоднее. Ты ведь понимаешь, что он бы выдал тебя за любого, кто предложил бы хорошие условия сотрудничества, это цель каждого монарха. Я не мог терять время и рисковать. Хороший товар и договор перед открытием торгов – это то, от чего он бы не смог отказаться. Мне пришлось это сделать. Хёнджин с кислым смешком выдыхает сквозь зубы и откидывается на спинку стула. Мерзкое ощущение. Он действительно как будто не человек, а просто бизнес, который можно перекупить и присвоить. Больше факта того, что Чанбин откровенно забрал его себе, всё же колет осознание того, что он прав. Как оказалось, отец, да и мать, на самом деле как будто только и ждали выгодного предложения. Чтобы реализовать его, вывести из него пользу для себя и королевства, не особо интересуясь тем, хочет он этого или нет. Вот это обиднее всего. Родители воспользовались им, как инструментом для модернизации и улучшения производства королевства. - Слушай, - говорит Чанбин какое-то время спустя. – Я понимаю, что тебе неприятно, больно, что ты злишься. Я признаю, что поступил как ублюдок. Ты не обязан любить меня. Но ты можешь дать нам шанс узнать друг друга, раз мы так или иначе живём вместе и являемся супругами. Это надо было делать до брака, да. Но обстоятельства такие, какие они есть, я сделал то, что должен был, я прошу за это прощения, но я бы сделал это снова, если бы мог вернуться в прошлое. Теперь у тебя есть свобода. Тебе не нужно угождать кому-то, притворяться, улыбаться, когда ты этого не хочешь, контролировать свою речь и себя. Здесь ты можешь быть собой. - А, то есть ты мне оказал услугу? – фыркает Хёнджин. – Спас меня от ужасной обеспеченной жизни в роскоши и комфорте. - Роскошь и комфорт стоят того, чтобы скрывать себя ото всех и постоянно играть какую-то роль? - Я к этому привык. - Это другое. Привыкнуть можно ко всему. Свободно дышать – это уже другой вопрос. - Я тебя просил об этом? - Твои глаза просили. Эти слова заставляют угрюмый взгляд подняться. Чанбин в своей манере смотрит на него абсолютно открыто и уверенно, чуть подавшись вперёд. Яблочный ветер из окна треплет угольную прядь. - Твои глаза кричали о помощи. О том, как ты устал. Твой характер слишком дикий, чтобы держать его в этих показушных золотых клетках. Ты не мог даже вечер вытерпеть без побега на воздух. Представь себе всю жизнь такую. Да, роскошь я тебе дать не могу. Она здесь не нужна. Но комфорт создать можно. Как я и говорил: у тебя тут нет запретов. Хочешь переделать комнату – вперёд. Хочешь сделать ремонт дома под свой вкус – вперёд. Я тебя не ограничиваю. Тебе достаточно попросить и я сделаю всё, что смогу, для тебя. Теперь ты мой, я несу за тебя ответственность. Я готов о тебе заботиться, я этого хочу, это потребность, которая была во мне уже давно. Заботиться об особом человеке, не о целом народе. Ты мне нравишься, поэтому я и выбрал тебя. Вместо короны ты носишь мою фамилию, а это не то, что можно купить или продать. Ты принадлежишь мне. А значит я принадлежу тебе. Зов кукушки вновь начинает звенеть по окружающему поселение лесу. Запах мяты по-прежнему парит по тёплой кухне. Горячие стенки кружки греют ладони. Хёнджин молчит целую минуту, в упор смотря перед собой и думая, укладывая свои эмоции, заставляя их сотрудничать с мыслями. Выстраивая новый уклад, с которым ему теперь жить. Глаза, наконец, поднимаются, пересекаясь с чёрной глубиной. Подбородок тоже гордо вскидывается. - Я хочу искупаться вечером, затопи мне парилку. И потом я хочу попить этот же чай. И моя обувь не подходит под вашу грязь, мне нужна новая. Он испытующе смотрит на Чанбина, ожидая его реакции. С волнением, но при этом принципиальной чуть высокомерной гордостью. Хочет, чтобы он тут приживался и испытывал комфорт, говорит, что он ему нравится, так пусть тогда создаёт условия и знакомится с его характером. Он себе не какую-то тряпку приволок. Чуть погодя, вожак клана встаёт из-за стола. Он пронзительно смотрит на него в ответ, после чего дёргает уголком губ. - Как пожелаешь, принц. Накидка шелестит от уверенных шагов. Выходя из кухни, Чанбин оставляет после себя запах костра, мяты и сигарет.