Tame Me

Нефритовая шпилька подлетает к потолку, делает несколько переворотов и летит обратно вниз, сверкая в кремовых лучах солнца, заглядывающего в окно. Рука ловит её до падения, отводится назад, упираясь локтем в одеяло, и вновь подкидывает. Овальный камень на кончике кажется белым из-за мерцающих бликов. Действие повторяется десятки раз, пока мышцы не устают. Рука шлёпает по кровати, наружу вырывается тяжёлый вздох, от которого упавшая на лицо прядь подлетает. Придя домой после завтрака, Хёнджин рухнул в постель и уже третий час лежит, бултыхаясь в полнейшей прострации. Он думал, что с наступлением нового дня станет легче. Что всё внутри начнёт заживать. Вчерашний день закончился спокойно. Через час после ужина Чанбин отвёл его в парилку, где принц, наконец, искупался, смыв с себя пот и грязь двух прошедших суток. С его просторной ванной, полной ароматной пены и плавающих на поверхности цветов, конечно, не сравнить, но там было чисто, вода была горячая и он без каких-либо помех помылся, втирая в себя свои средства из дворца, навевающие запах дома. Затем он выпил чай, который Чанбин действительно заварил для него, и лёг спать, изрядно устав после работы. Утро вместо некой мудрости и новой стадии смирения принесло апатию. Его снова откинуло назад, тоска и уныние накатили с новой силой. Он не дома. Прошлая жизнь не вернётся. Он принадлежит другому человеку. Вокруг одни незнакомые люди. Родители от него отказались. Привычная рутина испарилась. Все эти мысли вновь атаковали Хёнджина, впиваясь острыми зубами в плоть и раздирая её. Вчера он так хорошо себя занял и словно даже приободрился, а сегодня всё почему-то полетело к чертям. Принц переворачивается набок. Палец крутит золотое кольцо. Его кандалы. Его проклятье. Кулак сжимается, наружу вновь вырывается вздох. Колени подтягиваются к груди. Чанбин забрал его из дома и увёз в какую-то глушь, он больше не может бродить по родному дворцу, танцевать в своём зале с граммофоном, сидеть на скамейке в саду, таскать с кухни булки, подтрунивать над братом, убегать в город, чтобы развлекаться с парнями. У него всё отобрали и посадили в тюрьму. Украли его жизнь. Какая-то птица чирикает прямо у окна. Слышно, как хлопает чья-то дверь, что-то звенит на соседнем участке. Зажмурившиеся в волне отчаяния глаза медленно открываются. Но это ведь неправда. Он продолжает жить. Он может свободно передвигаться, общаться с новыми людьми, что-то делать. Все замки открыты, запретов нет. Чанбин его не трогает, не оскорбляет, он беспрекословно выполняет его прихоти и отвечает на вопросы. А на его месте мог быть какой-то богатый жестокий тиран, который выкупил бы его себе в качестве проститутки и держал в своей спальне, не давая даже пискнуть без разрешения. Всё могло быть хуже. Родители могли отдать его в совершенно другие условия, где ему бы не позволяли и пальцем шевелить по своей воле. Эти размышления словно прочищают сознание, стягивая с него давящую плёнку. Хёнджин заставляет себя оценить свою ситуацию более трезво, проговорить её себе, чтобы понять, что условия его новой жизни вполне приемлемые. Да, они непривычные. Но если что-то непривычно, это не значит, что оно плохое. Ему нужно приспособиться, подстроить условия под себя, превратить их во что-то комфортное. Тем более раз у него есть свобода действий. Вчера же он нашёл себе занятие. И вроде как неплохо справился. Его даже похвалил Чанбин. Не то чтобы мнение Чанбина ему важно, пошёл он вообще. Принц садится в кровати, отталкиваясь рукой. Ступни вытягиваются, носками касаясь пола. Хватит себя жалеть. Наверное, это какие-то расшатанные стрессом болты. Пора вливаться в какую-нибудь активность, чтобы у него не было соблазна поддаться этому жалкому порыву занырнуть в свою трагедию поглубже. Он уже решил, что обязанности у него есть, причём обязанности свои собственные, за которые он несёт ответственность. Он хочет развиваться и помогать развиваться своему народу. Поэтому для начала нужно разобраться с библиотекой и довести её до ума. Он сам должен превратить свою жизнь в ту, какой хочет её видеть. Для этого нужно отталкиваться от того, что он имеет. Из сундука достаётся длинная зелёная рубашка, которая надевается поверх чёрной футболки. Надо бы развесить всю одежду в шкафу и сложить остальное по полкам. Однако это кажется слишком уж муторным и скучным. К тому же, его опять может размазать воспоминаниями. Лучше разобраться с этим потом. Места в комнате вполне достаточно и сундуки не мешают. Взяв гребень, Хёнджин расчёсывается и вновь убирает верхний слой волос в привычный пучок, в который вставляет шпильку, которую подкидывал, у него таких навалом. Этого достаточно, чтобы волосы не лезли в глаза, но при этом у него остаётся знакомое дуновение некой элегантности, которая помогает чувствовать себя увереннее. Дверь открывается. Прихожая пахнет древесиной уже чуть более знакомо. Возможно, через неделю это станет более-менее привычным. Хотя бы маршрут от комнаты до кострища. Может звук поворачивающихся петель, пение птиц и шелест кустов за окном превратятся в белый шум, на который он перестанет обращать внимание. Может он будет меньше вспоминать про дворец и сравнивать всё, с чем сталкивается, с тем, как было раньше, в другой жизни. Хёнджин всовывает ступню в ботинок, как слышит шаги по террасе, а через две секунды входная дверь распахивается. - О, как вовремя, - Чанбин в широкой чёрной рубахе с низким треугольным вырезом поднимает сапоги, которые держал в руке. – Только с базара привезли. Прочные, не пропускают воду, подошва ребристая, не будет скользить. Хёнджин промаргивается от неожиданности и забирает протянутые сапоги. Чёрная кожа достаточно плотная, без складок. Носки овальные, натёртые и поблескивают. Подошва действительно выглядит мощно, пальцы проходятся по выемкам. - Как ты подобрал размер? - У меня есть такая волшебная вещь, как линейка, - вожак усмехается. – Взял твой ботинок, замерил и передал указания. - Я не разрешал трогать мои вещи. - Ну, уж извините. Примерь. Подошва приземляется на пол. Скинув ботинок, Хёнджин всовывает ноги в сапоги, подтягивает их руками до колен и постукивает по половицам. Ступня вписывается практически идеально, остаётся пара миллиметров для движения. - Как тебе? - Обычные крестьянские сапоги, - фыркает принц. - Нормально сидят? - Пойдёт. - Главное, чтобы по размеру подходили. - Больше нет? Только эти? Все ходят в одном и том же? - Когда поедем, выберешь сам, какие тебе нужны, пока что и эти пойдут, - Чанбин дёргает губой, и бровью не ведя на деловитый тон. - И когда мы поедем? - Может на следующей неделе. Пока что повозки заняты товаром на продажу, сначала надо разобраться с этим. - И ты обещал книги. - Помню. Наберёшь всё, что нужно. - И одежду тёплую. - Хорошо. - И благовония. - Без проблем. Хёнджин чуть сужает глаза. Руки складываются на груди. Чанбин непоколебимо смотрит на него в ответ с абсолютным спокойствием в глубоких глазах. - А не разоришься на все мои траты? - Я в состоянии делать крупные поставки твоим родителям, думаешь я не могу позволить себе твои капризы? - Не зарекайся. Ты ещё не знаешь мои капризы. - Я отдавал себе отчёт в том, что меня ждёт, когда позарился на руку принца. Обеспечивать моего мужа мне только в радость. - Какой амбициозный. - А что? На себя я не трачусь, у меня всё есть. Буду тратиться на тебя. Несокрушимая уверенность и лёгкая смешинка в лице Чанбина с одной стороны раздражают, а с другой немного интригуют. Хёнджина бесит то, что он никак не может подловить его и заставить потерять самообладание. Он не хочет его злить, так как это опасно, но он хочет сделать так, чтобы Чанбин почувствовал неуверенность, чтобы ему показалось, что его авторитет шатается, чтобы он не знал, как реагировать, и растерялся, уронил свою спесь. Однако при этом то, как он невозмутимо принимает каждый выпад в свою сторону, кажется удивительным. Это непривычно, странно и непонятно. Откуда в нём эта размеренность? Как будто он готов ко всему, к любому вызову. Вместо ответа Хёнджин, посверлив супруга взглядом, хмыкает, вскидывает подбородок и, деловито запахнув полы рубашки, обходит его, выходя на улицу. Если тот не сломается, то, возможно, принц запишет пару очков в его пользу. Он, может, и обижается на произошедшее, но трезво оценить качества человека в состоянии. Он ещё плохо знает Чанбина, только какой-то поверхностный образ. У него сильный характер, с этим спорить невозможно. Слабый человек бы целым кланом не управлял. Значит, он какими-то поступками заслужил своё место. Но этого мало, чтобы перекрыть боль, которую он причинил. Хёнджин не знает, что должно случиться, чтобы тот заслужил его расположение. Первичной симпатии недостаточно, чтобы перекрыть даже часть сложившейся ситуации. Солнце приятно ласкает кожу. Оказавшись во дворе, принц на минуту останавливается и поднимает голову, чтобы подставить лицо тёплым лучам. Из-за забора тянет сладковатой хвоей. Надо бы приучать себя подмечать больше таких мелочей и наслаждаться ими. Целенаправленно выстраивать какую-то позитивную линию. Например, здесь бесспорно хорошая природа. Воздух кажется чище, легче. Птицы поют совсем другие. Вокруг, может, и нет золота, серебра, мрамора, зато много разной древесины, в которой тоже есть своё очарование. Он ведь и дома начал добавлять в свою комнату больше таких деталей. Просто здесь это не идёт в компании с драгоценными металлами и камнями. За поворотом появляется уже достаточно знакомое кострище. Стойка пустует, посуду скорее всего помыли и разложили сушиться. На одной из скамеек спиной к дороге сидит какой-то парень. Ветер чуть ерошит короткий торчащий ёжик. Он что-то пьёт и, кажется, пожёвывает, доставая из лежащего рядом пакета. Хёнджин без особого интереса проходит дальше, продвигаясь по улице. Вскоре он уже входит в ощутимо посвежевшую по сравнению со вчерашним днём библиотеку. Дверь была оставлена открытой на всю ночь, так что помещение хорошо проветрилось. Полностью ушёл запах затхлости, поднятая уборкой пыль осела и частично вылетела наружу. Ладонь поглаживает верхушку стеллажа. В груди появляется покалывающее чувство гордости. Это он сделал, это он отмыл целое здание, всё перебрал, ещё и успел таблички расклеить. Кажется, что во всём этом незнакомом месте у него появился крошечный собственный уголок. Что-то, чем он может распоряжаться, это он здесь навёл порядок и установил какую-то систему. Пройдя вперёд, Хёнджин чуть хмурится, заметив новый предмет в окружении. В углу у окна появился стул с высокой спинкой. Он отодвигает его, дёргает ножки. Мало ли, вдруг кто-то решил использовать его библиотеку, как склад, и притащил сюда рухлядь. Тем не менее, стул вполне крепкий, чистый, не покоцанный. Откуда он здесь? Брови выгибаются. Чанбин принёс? Чтобы ему было, где сидеть? Наружу вырывается фырканье. Нашёлся джентльмен, это всё равно ничего не значит. Он и сам мог бы себе стул принести, где-нибудь да откопал бы. Уперев руки в бока, Хёнджин какое-то время осматривается, собираясь с мыслями и выстраивая план. Ему нужно подлатать книги и при этом не перемешать их друг с другом, чтобы не пришлось опять сортировать всё по категориям. Ногти постукивают по полке, после чего без следа царапают её. С первой полки первого стеллажа стаскивается стопка, принадлежащая сектору с биографиями и мемуарами. Хёнджин ставит её около стула, затем берёт оставленные вчера ножницы со скотчем, садится и приступает к делу. Те томики, которые особо не читали и которые были выполнены более качественно, не через максимально дешёвую склейку, выглядят вполне сносно. Некоторые же действительно готовы развалиться в руках. Ещё вчера приходилось ловить вылетающие страницы и засовывать их обратно, чтобы ничего не перепуталось. Хёнджин старательно склеивает всё скотчем, разглаживая прозрачные ленты и пытаясь сделать так, чтобы те ложились ровно, без складок. Тем не менее, пару раз всё же скотч слипается до того, как он успевает приложить его к страницам. При попытке отлепить его бумага рвётся, так что приходится действовать аккуратнее. Стопка ставится на место, вместо неё появляется другая. Работа достаточно муторная, чуть монотонная, пальцы покрываются пылью, собравшейся уже внутри книг с не очень хорошей бумагой. Тем не менее, Хёнджин ощущает некое успокоение, формирующееся внутри. Разобравшись с процессом, он сформировал свой определённый ритм, привык к действиям, понял, как лучше придерживать корешок сжатыми бёдрами, чтобы тот не дёргался в стороны. Он полностью контролирует эту деятельность, никто не даёт ему указания, не исправляет, нет никаких неожиданностей. Только звучит шелест страниц, хруст скотча и временами шаги проходящих мимо жителей поселения. В один момент принц даже начинает мычать себе какую-то мелодию под нос, втянувшись. Мандариновый свет солнца льётся в окно, слегка облизывая макушку. Хёнджин заканчивает работу над одной стороной первого стеллажа и, расставив приведённые в порядок книги обратно, на три минуты отвлекается, делая наклоны в стороны и массируя плечи. Размявшись и чуть передохнув, он приступает ко второй стороне и вновь опускается на стул. Пальцы проходятся по форзацу, ближе к срединной части имеется рваная полоса. Когда ногти подцепляют край скотча, шаг с дороги вдруг слышится ближе, чем было до этого. В момент, когда принц поднимает взгляд, порог уже переступает пыльный желтоватый сапог. Начинает пахнуть сеном. - Привет? Вошедший парень с растрёпанными шоколадными волосами поворачивает к нему голову и какое-то время молчит. Из пряди над ухом торчит травинка. Его лицо кажется каким-то гладким, без бросающихся в глаза черт, разве что по своей форме оно чуть прямоугольное. Оно выглядит немного отстранённым, как будто он видит перед собой не живого человека, а просто стену. - Привет, - наконец, тот отвечает ровным голосом. – Меня зовут Сынмин. - Хёнджин. Принц кивает и протягивает руку. Поначалу Сынмин смотрит на неё как будто с недоумением, затем коротко сжимает её и осматривается. Четверть минуты он молчит, просто изучая окружение. Хёнджин наблюдает за ним, находя это немного странным. Ему кажется, что что-то не так, но он не может понять, что именно. В памяти всплывает голос Чанбина. Кажется, он говорил про него. Если он не путает, то Сынмин занимается животными. - Ты сделал уборку. - Да. Тут был такой бардак, что я решил привести всё в порядок. - Хорошо. Вновь воцаряется тишина. Парень так и не двигается, продолжая размеренно хлопать глазами и смотреть на полки, при этом не подходя к ним. - Я рассортировал всё по категориям. Теперь будет удобнее ориентироваться в жанрах. - Ладно. - А ты… ты здесь следишь за скотиной, да? – Хёнджин пытается поддержать какой-то диалог, потому что сидеть в молчании как-то слишком неловко; с другими членами клана разговоры строились сами, даже с Минхо и то общение было живее. - Да. Я ухаживаю за животными, - Сынмин, кажется, отвечает уже чуть более осознанно и после паузы добавляет. – Я люблю коров. - О, - принц не знает, как реагировать на такое заявление. – Ну, они милые, да. - Они красивые, умные, добрые и послушные. Коровы хорошие. - Вот как… а не жалко их тогда убивать? Вы же их, ну, забиваете для мяса. - Жалко, но так надо. Мясо вкусное и полезное. Когда корову забивают, телята уже вырастают в коров и быков, поэтому всегда есть новые. Всегда есть коровы, о которых надо заботиться. - Понятно. Странное ощущение не покидает Хёнджина. Что-то есть в речи этого парня необычное, что-то, что не получается определить как-то конкретно. Не то чтобы это некомфортно, просто слишком непривычно и непонятно, как поддерживать беседу. - Так и… ты за книгой пришёл? Что-то конкретное ищешь? Я могу подсказать. - Я хочу книгу про животных, - так же ровно отвечает Сынмин, похоже, не испытывая никакой неловкости от ситуации и спокойно взаимодействуя тогда, когда к нему обращаются. - В плане по лечению? Энциклопедию? Художественный рассказ? - Не лечение, я умею лечить. Я хочу книгу, где животные живые. Где их не забивают. Чем дальше идёт разговор, тем неожиданнее становятся звучащие фразы. Хёнджин промаргивается, рассматривая человека перед собой, который молча смотрит на него в ответ, при этом смотря куда-то в район его плеч, нежели глаз. Однако ему не впервой поддерживать невозмутимый вид, даже если он растерян или испытывает какой-либо спектр эмоций, вызванный словами или поведением собеседника. - Вроде бы я что-то такое видел. Сейчас посмотрю. Вежливо улыбнувшись, Хёнджин откладывает скотч с ножницами на стул и идёт к стеллажу с художественной литературой. Странный парень. Очень своеобразный. Его монотонность не пугает, скорее озадачивает, потому что непонятно, что именно он чувствует. Нет чётких социальных подсказок, на основе которых можно было бы выстраивать собственную линию поведения. Принц пробегается глазами по корешкам, выдвигает пару томов, затем задвигает их обратно и, наконец, достаёт болотную книгу с золотыми очертаниями травы и цветов. - Вот. Вроде бы там про какую-то ферму с животными. Ты не читал её? Сынмин забирает протянутую книгу и рассматривает обложку. Он открывает её на середине и гладит пальцами страницу. - Нет. Тут много книг. Мне не нравится долго искать. Много названий. - Наверное, она где-то глубоко лежала. Тогда можешь взять её. - Там есть коровы? На пару секунд миндальные глаза всё же пересекаются с ним плоским взглядом. Он не пустой. Просто как будто закрытый, направленный куда-то внутрь обладателя, а не наружу. Хёнджин ощущает, как в нём закручиваются воспоминания. Он уже сталкивался и с таким взглядом, и с похожей манерой речи. Кажется, какой-то из его племянников, которого редко брали на мероприятия, был именно такой. Тётя говорила, что он особенный ребёнок, но Хёнджин сильно не задумывался над тем, в каком именно плане. Помнится, что тот не разговаривал много, зато изредка всё же рассказывал про то, что у него есть какая-то коллекция камней, да и тётя потом говорила, что он их собирает и делает из них какие-то фигуры. Эти воспоминания как-то затёрлись. Просто больше он с такими людьми действительно нигде не сталкивался. Сынмин, в свою очередь, всё так же молча ждёт ответ. Не похоже, что пауза на него как-то давит. Он просто стоит. - Наверное, - Хёнджин, наконец, отвечает, пожимает плечами и снова чуть улыбается, на каком-то подсознательном уровне желая показать, что его не сбивают с толку странноватые вопросы. – Раз это про ферму, то скорее всего есть. - Хорошо. Надеюсь, что они там живые. Мне нравится читать про живых животных. - Да, мне тоже. Э… Мы с Чанбином поедем на базар за новыми книгами. Тебе нужна какая-нибудь? Сынмин не торопится с ответом. Он пару раз моргает, смотрит на томик в своих руках. С плеча соскальзывает лямка коричневого комбинезона. - Сколько будет стоить? - Нисколько. Это за счёт Чанбина. - Чанбин купит её? - Да, - принц вдруг чувствует какой-то внезапный порыв всё ему объяснить, именно проговорив полностью вслух, ему кажется, что тогда Сынмину будет проще общаться с ним, ему хочется помочь; перед глазами всплывает образ маленького Чонина, который спрашивал у него, почему перед сном обязательно нужно тушить свечи. – Мы поедем на базар и купим разных книг для библиотеки. То есть они будут общие, поэтому ты сможешь взять что-то почитать, а потом просто вернёшь обратно сюда, чтобы её почитал кто-то другой. Тогда не нужно будет платить, это будет за наш счёт для клана. - Понятно. Сынмин кивает. Больше никакого ответа за этим не следует. - Так что тебе нужна какая-то книга? - Там есть книги про живых коров? - Эм… не знаю, честно говоря, - Хёнджин потирает шею. – Давай я съезжу и поищу. А если не будет про коров, то возьму какую-нибудь просто про животных? Так пойдёт? - Да. Главное, чтобы живые были. Мёртвых тут хватает. - Конечно. Я поищу. - Хорошо. - Больше ничего на базаре не надо? Я могу купить. Сынмин вновь замолкает, задумываясь. - Там есть конфеты. На обёртке корова. Можно их? - Конфеты с коровой? - Да. - Хорошо, я поищу. Кивнув, Сынмин вновь смотрит на книгу в своих руках. Затем взгляд проходится по библиотеке в последний раз, после чего он разворачивается. - Спасибо, - перед тем, как переступить порог, он произносит это, словно вспомнив о пункте в списке и особо не добавляя туда эмоций. - Не за что. Взгляд провожает Сынмина, который выходит из библиотеки, заступает на дорогу и шагает вверх по ней, прижимая книгу к груди. Сзади видно, что к пятке его сапога прилип шматок земли с торчащими оттуда листьями. Посмотрев вниз, Хёнджин цокает языком и вздыхает. На половицах два отчётливых грязевых следа и ярко-жёлтая четвертина одуванчика. Ему бы метлу какую и совок. Глаза вновь поднимаются на дорогу, однако Сынмин уже исчез из виду. Какой необычный парень. Его не хочется называть умственно отсталым, потому как это кажется слишком грубым и специфичным. Он вполне себе хорошо соображает, читает книги и самостоятельно следит за животными. Чанбин говорил, что тот может научить его. Значит он действительно отлично знает своё дело, а без развитого интеллекта такое невозможно. Скорее, он просто думает по-своему. Он в своих плоскостях реальности, в своих интересах. Возможно, ему плохо даётся общение как таковое, поэтому разглядеть его когнитивные способности как следует и не получается. Так или иначе, Хёнджин не чувствует неприязни или же раздражения. Воспитание Чонина коснулось и его в своё время, так что странноватые вопросы и запросы его больше не пугают. Вернувшись на стул, Хёнджин вновь вооружается скотчем и ножницами. Очередная книга опускается на бёдра. Население клана Миро весьма колоритное. Он привык крутиться среди одинаковых типов людей. Выхолощенные, вежливые, натренированные произносить стандартные фразы, выросшие в более-менее одинаковой среде. Иногда попадались более раскрепощённые типы вроде его вечно весёлого дяди, либо же, наоборот, очень закрытые скрытные люди, ограничивающиеся только лишь словами вежливости и деталями дел. Однако здесь все, с кем он успел вступить в какое-либо взаимодействие, не похожи ни на кого из той бесчисленной толпы, что он знает. Они и друг от друга отличаются как по характерам, так и по поведению. Их не вбивали в определённые рамки самоподачи. Они сформировали их сами. Работа продолжается под неторопливые затягивающие размышления. Новый человек заставил задуматься о новых вещах, оценить ситуацию с новой стороны, осознать человечность, имеющуюся в клане, со свежего ракурса. Пальцы начинают уставать от растягивания скотча. Спустя ещё час на первый стеллаж возвращаются последние книги. Дело ещё более кропотливое, чем думал Хёнджин. Устав сидеть своеобразным зигзагом, за который его бы смачно отчитала мать, он решает сделать перерыв. К тому же от скотча остаётся одно лишь название. Его максимум хватит ещё на одну книгу. Нужно найти новую катушку. Руки двигаются в стороны, лопатки звучно хрустят. Поясница и пальцы действительно изрядно подустали, однако внутри всё равно зарождается некое удовлетворение. Как-то по-особому приятно ощущать, что он занимается каким-то делом, что он даёт результат. Такого раньше не было. Разве что вчера появились первые задатки. Это совершенно новый опыт, принцу никогда не приходилось полномасштабно над чем-то работать. Он бредёт по дороге, раздумывая над тем, что ещё можно сделать в библиотеке, как замечает впереди какое-то движение. Подняв взгляд, Хёнджин видит, что в ворота входят четверо мужчин. Что заставляет глаза распахнуться, так это крупный серо-коричневый волк, которого они несут на своих плечах. - Ёнхо, да не тяни ты его так, задолбал. - Я что, виноват, что вы с Донхёком коротышки? Идущий впереди мужчина с отросшими до плеч миндальными волосами насмешливо фыркает. За это находящийся слева от него и держащий волка за передние лапы смуглый кучерявый парень возмущённо скалится, пытаясь его лягнуть. - Эй-эй, хватит там детский сад разводить, уроните его нахер. - Слышал мамочку Тэёна? - Не так хорошо, как твою мамочку вчера ночью. Мужчины снова начинают пытаться ударить друг друга. Из пасти волка вываливается длинный багровый язык, с которого стекают капли крови. Хёнджин поражённо хлопает глазами, впервые видя дикое животное так близко, к тому же мёртвое. Он даже забывает сойти с дороги, из-за чего члены клана перестают переговариваться, заметив его перед собой и остановившись. - О, Ваше… э… Величество? - скорее уточняет, чем здоровается, Донхёк, шмыгая носом и оглядываясь назад, чтобы получить какие-то указания о том, что делать. - Просто Хёнджин, - тут же отмахивается принц, продолжая с интересом рассматривать волка. - Аф-аф! Ёнхо вдруг дёргает труп животного вперёд, чтобы шутливо напугать его. За это со всех сторон идут неодобрительные цыканья и шипение. Тем не менее, Хёнджин вздрагивает разве что от неожиданности, однако на лице никакого испуга или же отвращения не появляется. Увидев это, Ёнхо начинает заливисто хохотать. Большой рот растягивается ещё шире, черты его лица чем-то напоминают опоссума. - Смотри-ка, не ссыканул. Хочешь погладить? - А можно? - Конечно. Больше он не кусается. Подойдя поближе, принц понимает, что волк даже крупнее, чем казался поначалу. Закатившиеся глаза чуть приоткрыты. Шерсть на шее вся пропитана кровью. Позади между держащих его мужчин покачивается пушистый хвост. Удивительно видеть такое свирепое животное абсолютно беспомощным, поверженным. Более того, сам факт столкновения со смертью внушает некое благоговение. Хёнджин тянет руку и зарывается в шерсть на свисающей голове. Та оказывается достаточно жёсткой, под верхними щетинами находится ещё один плотный слой. Кожу обдают остатки некогда живого тепла, почти полностью ускользнувшие из этого мира. Уникальное ощущение, он даже не думал, что когда-нибудь сможет погладить настоящего волка. - Ты не перестаёшь меня удивлять. Зычный низкий голос заставляет повернуться. По тропе со стороны домов шагает Чанбин. Ветер треплет серую ленту на поясе, рубаха надувается. - Эк какой принц смелый, это ж как ты себе такого отрыл? - посмеивается Ёнхо, задорно щурясь. - Животину мёртвую жмакает только так, остальные бы давно уже удрали к мамке под юбку. Помните, как те салаги из дворца верещали, как бабы, когда голубя дохлого увидали? - А то, - хмыкает Чанбин. - Думаешь я взял бы себе в мужья какую-то тряпку? - Это да, тут ты как обычно на все сто. И волков не шугается, и с поварёшкой нашей собачится, и высокий, и красивый, что хоть усрись, и двигается так горячо, когда танцует, что прямо слю… Хёнджин уже начинает поджимать губу, слыша описания себя, которые не просил. Однако Ёнхо вдруг резко прерывается на полуслове. Проследив за его лицом, принц понимает, что глубокие глаза Чанбина в упор сверлят того жёстким взглядом, заставляя замолчать, черты заострились. Непривычно грозное выражение. Он что, ревнует? - Ты идиот или да? - приглушённо цедит стоящий рядом с Тэёном парень с крайне овальным подбородном. - Ну, в общем, удачно вышло, - Ёнхо прокашливается и чуть подкидывает волка на своём плече. - Мы пойдём всё готовить. - Что вы с ним будете делать? - интересуется Хёнджин, намеренно игнорируя заминку и решая не заострять на этом внимание. - Да к вашему ритуалу его подготовим. - К какому ритуалу? Чанбин прикрывает глаза и тяжело выдыхает. Кулаки сжимаются. Принц сначала смотрит на Ёнхо, закусившего губу и поморщившегося, а затем на супруга. - Что ещё за ритуал? - Идём поговорим. Кинув последний испепеляющий взгляд на подопечного, Чанбин встаёт полубоком и кивает на тропу в сторону дома. Хёнджин какое-то время изучает всех присутствующих, сканируя выражения их лиц, после чего обхватывает себя за предплечья и сворачивает с основной улицы на дорожку. Челюсти стискиваются. Позади звучат приглушённые голоса: - Тебе скоро язык вырвут нахрен. - Да знаю я. Пошлите. Подошвы сапог стучат по протоптанной почве. В воздухе плывёт солоноватый металлический запах остывающей крови, вырисовывающей волнистые линии с алыми россыпями звёзд вокруг. Внутри закручивается жгучая спираль. Про какой ритуал идёт речь и как он относится к нему? К ним. Хёнджин не понимает, чего ожидать, в окружающей его реальности вновь появилась какая-то мутная брешь. Он шагает вслед за Чанбином, поглядывая на широкие плечи. Раз тот ведёт его в дом, то это личный разговор, серьёзный. Он всегда говорит с ним наедине, если дело касается их двоих. Ступени крыльца чуть проседают. На перилах видно чашку. Видимо, хозяин дома ранее стоял на террасе и пил чай, либо кофе, а затем услышал голоса и звук открывающихся ворот. Он разувается и направляется к кухне, однако Хёнджин, накалившийся от очередного прилива нервов, не хочет ждать и играть в эти семейные посиделки. - Рассказывай давай, никого нет. - Сядем. - Нет. Я не чаепития устраивать пришёл. Что ещё за хрень? Какой ритуал? Чанбин разворачивается. Какое-то время он молча стоит, смотря на него. Затем он складывает руки на груди и опирается плечом об арочный проём кухни. - У нас здесь свои обычаи и традиции. Мы с тобой поженились по вашим законам и закрепили брак на уровне документов. Но наши браки закрепляются духовно. Завтра мы с тобой пройдём через свадебный ритуал клана Миро, чтобы стать мужьями на всех уровнях. - Чего? – Хёнджин вскидывает брови. – Ещё одна, мать твою, свадьба? - Это прописано в договоре. - О, я не сомневаюсь. Там случайно не прописано то, какой рукой мне член держать в туалете? - Хочешь, так пропишем в дополнительном соглашении, - криво усмехается на подобную язвительность Чанбин. - Какого вообще хрена? У меня опять свадьба и я опять не в курсе. Это прикол такой? - Я знал, что ты не очень хорошо отреагируешь, так что не стал напрягать тебя. - А сейчас я прям на расслабоне, - едко фыркает Хёнджин, вскидывая руку. – Ты потащил меня под венец, чтобы никто не успел спереть меня раньше времени, а тут мы какого хрена опять творим какую-то хрень, так и не став лучшими подружками? - Это уже зависит не от меня, я сам узнал только ночью. Этим распоряжается наш знахарь Джемин. Завтра полнолуние, звёзды очертили благоприятный приток энергии, такое бывает только раз в несколько месяцев. Духовные браки, заключенные до конца июня, считаются самыми крепкими и плодотворными, потому ждать следующего подходящего периода мы не можем. - Это что, каменный век? Какие звёзды, какая энергия? - Верить или нет – это уже твоё дело. Но мы родились и живём в единстве с природой, подчиняемся её законам. Мы чтим её, чтим традиции и древние учения. Наш клан взял своё начало от волков. Волки – это сильные и благородные животные, это животные, которые выбирают себе партнёра один раз и на всю жизнь, поэтому к брачным ритуалам мы относимся серьёзно. Завтра мы дадим природе клятву верности, ничего страшного или сложного там нет, нужно просто следовать указаниям знахаря, как мы следовали указаниям священника. Потом уже начнётся пиршество и мы будем праздновать. - Праздновать что? Моё закабаление? – хмыкает Хёнджин, смотря на него в упор. - У тебя здесь есть хоть одно ограничение? Я хоть раз говорил тебе, что ты должен делать то-то и не должен делать то-то? – Чанбин непоколебимо смотрит в ответ. – Ты занимаешься тем, чем хочешь, у тебя есть все условия, никто тебе не мешает. Будь честным перед собой и скажи: что именно так гнетёт тебя здесь? Что здесь плохо? Давай это исправим. Только не смотри на это с позиции роскоши и расфуфыренных дворцов. Глядя мне в лицо, скажи, что портит тебе здесь жизнь. Кусты малины и ветви яблонь с хурмой шелестят под окнами. В прихожей парит знакомый запах древесины. Чанбин не выглядит злым или давящим. Он лишь ждёт, расправив плечи и показывая готовность принять вызов, либо выслушать всё, что может на него политься. Глаза Хёнджина поначалу впиваются в него с остервенением, однако затем он заставляет себя отбросить моментные эмоции и рационально подумать, чтобы выдать чёткие аргументы. Но как он ни копается в мыслях, ничего конкретного выцепить не получается. Это место отличается от среды, в которой он вырос и жил, здесь нет вылизанного лоска и прислуги, исполняющей все капризы сиюминутно. Однако если судить трезво и в рамках пригодности для жизни, то никаких неудобств или проблем нет. Дом тёплый и чистый, постель мягкая, еда вполне вкусная, есть где помыться, есть где размять ноги, под замком его никто не держит, никто не издевается. - Дело не в поселении, - наконец, отвечает Хёнджин, качая головой. - А в чём? - В том, что меня вырвало к хренам из моей жизни. Всё, что я знал, осталось там. - В ловушке из запретов, фальши и духоты. - Это и была моя жизнь. Это то, как я жил всегда. - Это не значит, что оно всегда должно таким быть. Здесь ты можешь построить свою жизнь. Взять то, что тебе нравилось в той, и переделать всё это под нынешнюю, при этом избавившись от всего, что давило. - Мне нравилась роскошь. По крайней мере, возможность иметь то, что я хочу. - Для этого у тебя есть я, - парирует Чанбин. - Мне нравилось выбираться в город. - Можно съездить. - Мне готовили всё, что я хотел. - Я всегда могу поговорить с Минхо, нужен правильный подход. И у нас есть ещё повара. - Мой брат, - чеканит Хёнджин. - У тебя их целое поселение. Клан - это братья. Воцаряется тишина. Мужчины выжидательно переглядываются. - Ты хоть представляешь каково это, когда твоя жизнь меняется по щелчку? Ты просто шёл по своей дороге, выстраивал и проживал свою рутину, всё было знакомым и понятным, а потом всё переворачивается. И уже нет этой уверенности в завтрашнем дне, ты понятия не имеешь, что теперь делать со своей жизнью, с собой. Ты, Со Чанбин, не знаешь, как это ощущается, когда тебя просто размазывает в говно и тебе нужно как-то отстраивать себя с нуля. - В детстве я любил играть в первооткрывателя, - после небольшой паузы начинает вожак клана. – Мне нравилось рассматривать всяких жуков, гонять ящериц, скакать по деревьям, мутузиться с пацанами. Я стал подростком и ничего не поменялось. Я читал про путешественников, жрал лесные ягоды, бегал, прыгал, прикалывался над мелкотнёй. И в день, когда всё было как обычно, когда я как обычно погонял куриц по двору, пострелял птиц рогаткой и порубился с друзьями в карты, так уж случилось, что моего отца убили в походе. Никто об этом не предупреждал. Тебя просто ставят перед фактом. Твой отец мёртв, твоя больная мать теперь вдова, твоя сестра занята своим с мужем младенцем. А ты новый вожак клана. Утром ты копался палкой в земле, а вечером уже организуешь похороны и принимаешь полномочия, на следующий день тебе надо ехать на встречу с купцами, потому что сделка уже была обговорена, а без неё клан останется без львиной доли еды. Люди, которые теперь на твоей ответственности, останутся без еды. И тебе ничего не остаётся. Ты наматываешь сопли на кулак, взрослеешь за пару часов и идёшь учиться жить заново. Жизнь никого не предупреждает. Она меняется и ты либо меняешься вместе с ней, либо она тебя размазывает. Голос Чанбина размеренный. Зычные басовитые ноты отдаются от стен, создавая некое речистое гудение. В нём нет какой-то боли, попытки вызвать жалость, нет отчаяния или же нытья. Он лишь рассказывает всё, как есть, иногда выделяя слова интонацией и чуть вскидывая плечи, чтобы донести свою мысль. Хёнджин слушает, чуть приоткрыв рот от неожиданности из-за таких откровений. Он ведь ничего о нём не знает. В его глазах Чанбин словно всегда был там, где он есть, всегда был тем, кто он есть. Мыслей о том, что он таким стал на фоне чего-то, не возникало. Было откровенно не до них. Как оказалось, никого из них жизнь к будущему не готовила. Потому что она действительно так не работает. Принц молчит, опустив взгляд и раздумывая. Как-то обговаривать услышанное и чужие эмоции кажется не к месту, нехарактерно порядкам этого дома. Тогда это выливается в другое. - У вас власть от отца к сыну идёт? - Преимущественно. Но если большинство будет против, то сыну полномочия не передадут. Выберут кого-то ещё. Всё решает народ. - Тебя все поддержали? - Нет. Была пара людей, которые были против. Но они просто хотели власть себе и их было всего три человека. Это нормально. Нельзя угодить всем. Хёнджин опускает взгляд. Щека покусывается изнутри. Человеческие взаимоотношения – это сложно. Жить – это сложно. Его точит обида, но он понимает, что прошлого уже всё равно не изменить. Ему нужно прокладывать новую дорогу, он уже сделал первые шаги. К тому же, здесь на самом деле не плохо. Плохо внутри себя, но это другое. Это нужно заживлять со временем, принимать, перекрывать. Для этого нужно смириться и покрепче схватиться за что-то новое, разбираться с новыми делами и вызовами. Наружу вырывается вздох. Ногти проходятся по коже головы, расчёсывая вороные волосы. - Хрен с ним с вашим ритуалом. Но ты должен дать мне обещание. - Слушаю. - Говори мне всё заранее. Мне надоело, что все просто решают что-то за меня и потом ставят перед фактом. Уважай моё мнение, если хочешь, чтобы я уважал твоё. - Хорошо, - Чанбин кивает. – Я обещаю, что буду говорить обо всём сразу вне зависимости от того, как ты это воспримешь. - И полки мне новые в библиотеку прихерачь. Чтобы сразу расставить всё, что я куплю на базаре. Мне нужно найти Сынмину книгу про коров. - Сынмину? – вожак вскидывает брови. – Он заходил? - Да. Я дал ему, что нашёл. Не знаю уж есть там коровы или нет. Чанбин издаёт смешок. Он отлипает от арочного проёма и чуть сужает глубокие глаза, выпрямляясь. - Как он тебе? - Своеобразный. У него свой мир. - Он тебя раздражает? - Нет, конечно. Я же понимаю, что он не назло так себя ведёт. Он всегда таким был? - И да, и нет. Он всегда был необычным и сам себе на уме, но болтал только так. А вот когда на их повозку напали бандиты и на его глазах родителей порубили, вот тогда его привезли обратно уже практически немого. - Порубили? – Хёнджин ошеломлённо округляет глаза и какое-то время лишь моргает. – Да что за хрень тут у вас творится? - Такова реальность тех, кто привык постоянно с кем-то воевать за территории. Раньше это было нормой. Уже после случая с его семьёй и с другими подобными нападениями в лесах и на дорогах кланы задумались над тем, что что-то здесь неправильно. Потому что в королевствах и городах от такого уже давно начали отказываться, начало утверждаться железное законодательство. Молодёжь тогда начала строить новые порядки, проносить идею о важности человеческой жизни. Но конец того периода мы всё равно застали. - Это, конечно… дико. Понятно, почему он такой безэмоциональный. Там крыша только так поехать должна была. - Он вменяемый и абсолютно себя контролирует. Просто не умеет общаться и показывать эмоции. Он знает всё о нашей скотине, сам за всеми ухаживает, лечит их какими-то своими способами, которые как-то работают, он как будто чувствует их. Поэтому не груби ему, если он задаёт странные вопросы и рассказывает про коров. Они его успокаивают. В голосе Чанбина Хёнджин с удивлением отмечает новый слой. Он не приказывает, а, скорее, предупреждает и настоятельно просит. Кажется, что он с каким-то рвением его оберегает. - Я и не думал ему грубить. Я, наоборот, помочь хочу. Поищу книги про коров и конфеты с коровами он хотел. Глубокие глаза с силой вглядываются в него. Чанбин едва ли не принюхивается, собирая всю возможную информацию. Затем его плечи расслабляются, взгляд теплеет. - Я в тебе не ошибся. У тебя доброе сердце. - А что, кто-то его трогал? Раз ты так печёшься. - Идиоты есть везде, в том числе и у нас. После объяснительной беседы идиотизм неплохо выбивается. С ним просто особо не общаются, потому что не все могут под него подстроиться. Да и не то чтобы он сам хочет, ему больше нравится быть с животными. Он, так или иначе, слабее и я должен его защищать. Поэтому мне важно, чтобы все относились к нему хорошо и с пониманием. - За других сказать не могу, но мне хватает мозгов не осуждать людей за то, на что они повлиять не могут. Хёнджин отвечает искренне, для него это является чем-то очевидным. Он даже не задумывался об этом, когда общался с Сынмином, ему не нужно было как-то намеренно себя контролировать и напоминать себе о вежливости. Он старался быть добрее на инстинктивном уровне. Услышав это, Чанбин улыбается. - Чуйка меня не обманула. Нравишься ты мне, принц. И чем дальше, тем сильнее. Поначалу Хёнджин даже столбенеет от такого внезапного признания. Это кажется чем-то слишком личным и прямолинейным, потому как тот смотрит ему в глаза и даже ни капли не тушуется. Наружу вырывается растерянный смешок, насильно окутанный самодовольством и язвительностью. Потому что он не знает как реагировать. - Тоже мне. Не подлизывайся. И вообще мне нужен новый скотч, там работы ещё конь не валялся, муха не еблась. Чанбин гулко хохочет. Губы обнажают маленькие клыки. - Понабрался всякого от шпаны в городе, а? Непослушный принц, сразу видно, что сбегал и развлекался с простым народом. Без проблем. Принесу тебе скотч, работай, раз нравится. Одарив его ухмылкой, вожак проходит мимо, обувается и выходит на улицу, направляясь за дом к своему сараю с вещами. После него остаётся тонкий виток мяты, сигарет и костра. Чуть постояв, Хёнджин уходит в свою комнату и заваливается на кровать. Сознание приступает к обработке новой информации и фиксированию старого материала, подтягиванию сведений, построению выводов. Свадебный ритуал, местные традиции, прошлое Чанбина, прошлое Сынмина, опасности земель за пределами королевств. В последние дни на него льётся столько потоков информации, что он морально изматывается до капли каждый раз. Особенно когда замечает, что внутри него самого что-то меняется, он формирует какое-то новое мнение, делает определённые заключения. Раньше его жизнь казалась ему вполне насыщенной. Каждую неделю были какие-то встречи, к ним приезжали гости, он общался с людьми. Это действительно ощущалось, как занятость, как постоянное движение. Однако теперь, обдумывая всё это с новой позиции, Хёнджин понимает, что вся эта его занятость в прошлом была одинаковой, монотонной. Пустые встречи, бессмысленные фразы, напыщенные мероприятия, предназначенные только для того, чтобы похвастаться убранством своих дворцов и успехами в бизнесе. Ничего цельного и весомого он оттуда не выносил. Зато сейчас он активно изучает новую среду, знакомится с разными людьми, вникает в неизведанные правила, порядки, учения, устои. Жизнь бурлит. Это осознание кажется неожиданным. Ему казалось, что его жизнь разрушена, но по факту она кипит и обрастает цветными слоями абсолютно непривычных спектров, она всё время двигается, развивается. Новость о каком-то брачном ритуале вновь всколыхнула всё внутри. В принципе, после венчания в церкви таким его уже не напугать. Он уже замужем, что это меняет? Духовный союз? Это их какие-то дикарские поверья. Если там действительно не будет происходить ничего страшного или унизительного, то это даже интересно с исследовательской точки зрения. Что же здесь такого особого может быть? По большей части Хёнджина возмутил именно тот факт, что он узнал об этом случайно. Просто из-за того, что Ёнхо проговорился. Чанбин опять собирался сказать обо всём в последний момент, совершенно не вводя его в курс дела. Это неприятно, он имеет право знать о том, что с ним собираются делать, в чём ему нужно будет участвовать. К любому событию нужно морально готовиться заранее. Возможно, Чанбин и привык делать всё так, как решил, особо не советуясь и не спрашивая о чужом мнении, а лишь ставя в известность, когда всё уже готово. Но раз уж он так горит этим браком и собирается строить с ним какую-то жизнь, то пусть привыкает держать его в курсе всего происходящего, потому что Хёнджин не собирается молча стоять в стороне. Он не будет вслепую действовать всем приказам, он должен знать их причину и иметь возможность на них влиять. Поэтому если Чанбин и правда настроен серьёзно, если он хочет, чтобы они правили народом вместе, то ему лучше сдержать своё обещание. Возможно, тогда он продемонстрирует, что ему можно доверять. Размышления вертятся в голове ещё очень долго. Как о местных жителях, так и том, что из себя представляет Со Чанбин, в частности. Принц понятия не имел, что у него есть сестра. Чем болела его мать? Какие у них были отношения с отцом? Находился ли Чанбин в отношениях с кем-то из клана? Как люди оценивали его правление? Каким он был до, каким стал после? Что он любит, что не любит? Им бы не помешало сесть и о многом поговорить. Но Хёнджин не хочет это делать из какого-то упрямства. Он не будет вот так просто вести с ним душевные беседы после того, как тот его выкупил и увёз. Обида ещё свежая. Уже чуть притупилась повседневными заботами и мыслительными процессами, но не потеряла своей формы. До конца дня получается разобраться со всеми книгами. Хёнджин чувствует, как собственная поясница проклинает его, но он слишком гордится проделанной работой, чтобы об этом жалеть. Он вычищает занесённую грязь и всё-таки ставит в дальний угол веник с совком, которые ему где-то находит Тэиль. Потому что ближе к вечеру в библиотеке появляется неожиданный гость в виде Варежки, который опять сбежал. Так что принц какое-то время играется с ним, поглаживая мягкую шерсть и радуясь звуку задорно стучащих по половицам копыт. Но барашек мало того, что приносит с собой грязь, так ещё и наваливает ему пару шариков между стеллажами, поэтому Хёнджин понимает, что однажды наведённая чистота не сможет долго сохраняться и нужно будет постоянно её поддерживать. Видимо, теперь это его обязанность, раз он взял под свой контроль библиотеку. На следующий день он снова находит себе занятие. Раскладывание одежды, которое он оттягивал. Принц приходит к выводу, что рано или поздно сделать это придётся, к тому же если сидеть без дела, то мысли снова начинают ползти обратно в не самую приятную сторону. Так что он старательно всё развешивает и раскладывает, стараясь не углубляться в тоску по прошлому, а, скорее, оценивать свои наряды, думать над новыми сочетаниями, размышлять над тем, что ещё хотелось бы видеть в своём гардеробе. К тому же, одеждой обычно занималась Джихё, из-за чего складывание становится очередным испытанием и навыком, который нужно осваивать. Сначала Хёнджин просто закидывает свои рубашки и штаны на полку, но, заметив, что всё лежит криво, озадачивается. Его шкаф дома выглядел по-другому. Помучавшись со складками и портящими всё швами, он догадывается изучить то, как сложены лежащие в сундуках вещи. Разворачивая их слой за слоем, принц пытается выполнить обратный процесс и повторить это на одежде, которую он уже расправил и закинул. Получается так себе, рукава и вовсе вводят его в ступор, однако минут через двадцать посредством проб и ошибок он начинает понимать, как это работает. Приходится действовать медленно и постоянно всё поправлять, но постепенно полки заполняются более-менее ровными рядами. Весь этот процесс тянется до обеда. Наевшись куриного супа, Хёнджин какое-то время отдыхает, лёжа в постели и позволяя себе чуть подремать. Затем он решает вернуться к детективу, про который забыл, увлёкшись деятельностью в библиотеке. Из окна как раз льётся красивый мандариновый свет, элегантно растекающийся по желтоватым хрустящим страницам, так что он накладывает подушек под спину и ныряет в мир загадок и расследований. Ближе к вечеру свет начинает розоветь. Палец в очередной раз разглаживает разворот, страницы переваливают за середину. За окном слышится оживление, открываются двери, в соседнем доме клацает посуда, доносится кудахтанье и мычание, временами разбавляющиеся гоготом гусей. Хёнджин заметил, что вечером животные более разговорчивые. Он успел несколько раз поменять положение, то посидев на полу около кровати, то полежав на боку и животе. Сюжет увлекает, мозг активно размышляет над происходящим, анализирует улики, пытается следовать за детективами. Однако, когда комната заполняется сгущающимися тенями, сознание начинает уходить в сторону реальности. Ритуал. Что же сегодня будет за ритуал? Чанбин сказал, что там ничего страшного, но с чего ему верить? Да и вообще их понятия о страшном могут очень даже отличаться. Чиркает спичка. Через час приходится зажечь резной фонарь на тумбочке, который теперь перешёл в собственность Хёнджина. Он придвигает подушку поближе к углу кровати, чтобы на книгу падало больше света. Осталось буквально тридцать страниц, два детектива попали в ловушку в колодце и не знают, как выбраться. Интрига цепляет, впрочем, слух невольно анализирует звуки в доме и за его пределами. Спустя десять минут, он выхватывает приближающиеся шаги по половицам. - Пора идти, - после короткого стука в проёме открывшейся двери появляется Чанбин в очередной традиционной накидке, заправленной спереди в штаны. - Не надо переодеваться во что-то парадное? – Хёнджин откладывает книгу, осматривая его. - Как хочешь. Но наши ритуалы не о красивой одежде. Накинь что-то тёплое, потом будет пир. Приходится подняться с кровати. Вложив закладку, принц потягивается, разминая шею. На ладони отпечатался прямой след от обложки. Открыв шкаф, он пробегается глазами по всему, что так старательно приводил в порядок. Достав длинную серую кофту из мягкой шерсти, он надевает её, не застёгивая, и выходит в прихожую к обувающемуся Чанбину. По позвонкам пробегаются волнительные мурашки. Он вспоминает своё подавленное отчаяние на пути в церковь. Однако сейчас в нём присутствует лёгкое беспокойство из-за нового события и явное любопытство. Потому что сейчас его будущее ему более-менее известно, ему не нужно бояться. На улице значительно похолодало. Ветер посвежел, собранное землёй тепло уже практически рассеялось. В лесу за забором гулко ухает сова. Окружение укрыто чернильным тюлем, на фиолетовом небе серебрится идеально ровная луна, пускающая подрагивающую белёсую зыбь вокруг себя. Хёнджин удивлённо распахивает глаза. Та кажется в разы больше, чем он привык видеть из сада их дворца. Прошлыми вечерами он не обращал внимание, но сейчас впервые осознал этот факт. Воздух пахнет хвоей и сладковатой древесиной, как будто кто-то только-только нарубил целую охапку дров. Сумрак рассеивается янтарным светом, активно танцующим по отрывку тропы, где та перетекает в центральную дорогу на перекрёстке. Следуя за Чанбином, принц сворачивает и выходит к площади. Брови выгибаются. Огонь кострища сегодня пылает в несколько раз ярче обычного. Его жар ощущается даже на таком расстоянии. Чан убрали, вместо этого на вертелах жарятся три крупных кабана. Все места за столами заполнены, столбы с висящими фонарями обвиты пышными голубыми гортензиями. Кажется, что всё пространство окутано тонкой терпкой дымкой, словно вьющейся в небо по плавной спирали. При вдохе та пронизывает сознание, вызывая лёгкое головокружение. Между стойками и первыми рядами стоит высокий худощавый парень в белом ханбоке с серебряным поясом и висящими на бедре плетёными оберегами. На плечи накинута серая волчья шкура. Поражает то, что его волосы выбелены до снежного блеска и почти сливаются с белками глаз. Из-за бледной кожи кажется, что в чёрных радужках зияют две пропасти. Идущий впереди Чанбин поворачивается. Он протягивает руку. Какое-то время Хёнджин смотрит на неё, решая, как поступить. Было бы очень показательно проигнорировать её. Но всё же он придерживается того, что их драмы должны быть личными, а не происходить на глазах у всего клана. К тому же, туманящая дымка в голове разрастается и его ладонь начинает покалывать, та словно сама тянется вперёд, позволяя обхватить себя. Кожа Чанбина обжигает жаром, прикосновение как будто пускает по пальцам разряд. Тишина, сотканная из природного шелеста листьев и треска поленьев, заполняется ритмичным постукиванием. Мужчина на крайнем ряду похлопывает по коже вытянутого барабана, зажатого меж колен. Удар, пауза, два коротких удара, пауза, затем снова один. Парящая вокруг туманная спираль подрагивает в такт. Хёнджину даже кажется, что его сердцебиение тоже перестраивается под мерный ритм, пока он шагает с Чанбином к знахарю. Джемин его, вроде, звали? Тонкие длинные пальцы обхватывают пучок из засушенных трав. Рута с желтоватыми цветами, игольчатый можжевельник, хрупкая зубровка и вытянутый розмарин перевязаны белой нитью, образующей широкие треугольники. Кончик поджигается от пылающего костра. Чёрные холодные глаза поднимаются. Джемин по очереди смотрит на них, начиная рисовать в воздухе перед ними какие-то символы дымящимся пучком трав, пускающим сладкий хвойный аромат. Хёнджину кажется, что он теряет фокус. Окружение расплывается и остаётся только лишь знахарь, да рука стоящего рядом Чанбина. Дробь барабана отдаётся в висках. - От моря до моря, от скалы до скалы Зеленятся леса, что так жизнью щедры. Первый вдох, что стал криком, зачинался один. Был волчонок, стал волк с честью первых седин. За луной шла луна, ветер жизни не дремлет. Как в руке та рука; хватка верности крепнет. Тот огонь, что родился средь душ породнённых, Не погаснет средь глаз смертью томною сонных. Я иду – ты идёшь, я стою – ты стоишь. Друг за другом идём в жизни бренную тишь. Вой полночный гремит; сердце с сердцем стенает. Будь тот вздох твой последний, так и мой пусть сгорает. Низкий древесный голос Джемина нараспев тянется среди ритмичных ударов барабана и шёпота огня. Он будто просачивается в вены и течёт по телу, отдаваясь в каждой клетке. Хёнджин не может пошевелиться и даже не дёргается, когда пылающий пучок проносится прямо у его глаз. На несколько мгновений ему кажется, что его ладонь срастается с ладонью Чанбина, он чувствует, как сердцебиение берёт продолжение в чужом теле, дыхание спирает. Знахарь кладёт догорающие травы в углубление какого-то гладкого чёрного камня. Сверху он ставит такую же чашу, после чего из складок длинного рукава достаёт флакон. В чашу льётся что-то красное. Чёрные глаза поднимаются на Чанбина, пальцы подзывают к себе. Тот делает шаг вперёд, не отпуская руки принца. Джемин берёт его свободную руку, подносит нож к указательному пальцу, резко делает маленький надрез и выдавливает в чашу несколько капель крови. Затем он смотрит на Хёнджина. Тот сглатывает и после небольшой заминки всё же походит ближе. Вопросов ему не задают, разрешения не спрашивают. Лишь так же хватают за ладонь и проводят лезвием по коже. Боль не сильная, но жжение всё равно появляется. Уронив пару капель, Джемин его отпускает. - Отныне и до скончания веков вы будете след в след ступать по тропе жизни, а затем смерти. Ваши души есть одно целое и ничто не сможет разрушить сей союз. Ваши первые вдохи были сделаны в одиночестве, да последние будут друг с другом. Да направит вас Волчица-кормилица, мать всех матерей, да защитит вас Волк-охотник, отец всех отцов. Отныне и вовек луна будет освещать ваш путь, дабы вы всегда нашли дорогу обратно друг к другу, покуда порознь нет вам покоя и жизни. Чаша над дымящимися травами берётся тонкими пальцами и покачивается. Заглянув в неё, Джемин что-то шепчет. Костёр подрывается ввысь, в мгновение ока поднявшийся ветер закручивает дымку сильнее. Хёнджин ощущает внезапную пустоту внутри, словно всё его естество вылетело наружу. Знахарь подносит чашу к губам Чанбина и тот делает несколько глотков. Затем наступает очередь принца. Он пугается странного ощущения и хочет отойти, однако не может. Джемин буквально прибивает его взглядом к месту. Край чаши утыкается в губы. Приходится всё выпить. Вкус чуть горький, но уже через секунду тело вновь заполняется, внутри загорается непривычный очаг тепла. В него словно вошло больше, чем вышло. Словно его душа стала тяжелее, плотнее. Заполнила всё до последней точки, которые раньше пустовали. Дробь барабана ускоряется и усиливается. Знахарь опускает чашу обратно на камень, после чего доливает в неё остатки того, что, похоже, является кровью волка, которого принесли вчера. После этого он поворачивается и, окунув палец в алую жидкость, что-то по очереди пишет на их лбах. Хёнджин чувствует, как по переносице скользит капля. - Да скрепится ваш союз кровью наших отцов и матерей. Чанбин поворачивается. Хёнджину ничего не остаётся, кроме как тоже развернуться к нему. Становится понятно, что это была за надпись. Он видит на чужом лбу своё имя. Хван Хёнджин. Видимо, это уже самый последний момент, когда оно ему принадлежит. После этого родная фамилия полностью сотрётся из его жизни. Он станет частью другой семьи, другого рода. Хвойный ветер подкидывает угольные волосы. В глубоких глазах отражается блеск огня. Лицо окинуто тёплым янтарным светом. Чанбин, продолжающий держать его за руку, подаётся вперёд. Их лбы прижимаются друг к другу, кончики носов соприкасаются. Хёнджин вновь теряет связь с реальностью. Он чувствует только Чанбина перед собой. Ему кажется, что их кожа, плоть, кости на несколько секунд становятся чем-то одним. Сознание плывёт, барабан гремит в висках, в ушах словно шепчутся сотни чьих-то голосов. Это пугает, вот только ему вдруг становится спокойно. Всё замолкает. Его накрывает тепло. Дыхание Чанбина отзывается в собственной грудной клетке. Они не сдвинулись ни на миллиметр, продолжая лишь прижиматься лбами друг к другу, но Хёнджин чувствует Чанбина везде, снаружи и внутри, и это как будто приносит успокоение, надёжность. Других людей будто не существует. Поселение заполняется звучным воем. Это приводит в себя, заставляя вынырнуть из этого странного эфемерного состояния. Хёнджин распахивает глаза, смотрит на супруга перед собой, у которого кровавая надпись на лбу превратилась в смешанное пятно, а затем оборачивается. Он понимает, что это вслед за Джемином завыли члены клана. Причём звук отдаётся эхом и действительно напоминает стаю волков, сливаясь в один. Отголоски воя вдруг доносятся и откуда-то из леса. Из самых глубин. Затем всё так же резко смолкает, дробь барабана тоже обрывается. - Поздравляю, - знахарь внезапно улыбается. – Теперь можно и к пиру приступить. Дымка рассеивается. Лёгкие свободно втягивают воздух, головокружение испарилось, слух прочищается, выхватывая вполне обычное копошение, шелест одежды, скрип раскладываемых столов. Хёнджин промаргивается, будто выныривая из какого-то сна. Он с удивлением осматривается вокруг, не понимая, что это было. Максимально странный ни с чем не сравнимый опыт. Он поворачивается обратно к Чанбину, который растягивает губы в улыбке и утирает лоб рукой. - Что это за хрень сейчас была? - Мы поженились. - Ты тоже… - принц пытается вскинуть руки и только сейчас понимает, что их пальцы по-прежнему были сплетены, что он тут же исправляет. – Я как будто был не здесь. И не мог двигаться. - Да, - Чанбин кивает и смотрит на порезанный палец, из которого уже перестала течь кровь. – Я видел, как проводят ритуалы у других, но не знал, что это так… удивительно. Я чувствовал тебя. Мы теперь одно целое уже полностью. - Разбежался, - фыркает Хёнджин и делает шаг в сторону. – Это ничего не значит. Это просто какая-то ваша трава. - Как скажешь, принц. Садись. Будем жрать и пить, сегодня в клане особенный вечер. - Напоить меня собрался? - Я давал обещание. - Откуда мне знать, что ты его не нарушишь? - Ты знаешь, - Чанбин заглядывает ему в глаза. Какое-то время Хёнджин смотрит ему в лицо, изучая его. Что-то в груди ёкает. Как будто он и правда знает. Ощущение настолько непривычное, что он отмахивается и отворачивается, идя к их обычному столу. Бред какой-то, эти их ритуалы просто пережитки прошлого. Наверное, и правда какой-то особый эффект травы, да и чёрт его знает, что там было намешано во фляге с кровью. Мать была бы в шоке, если бы узнала, что он пил волчью кровь. Принцы так не делают. Размышления перекрываются накатившим голодом. Стоит только увидеть на тарелке сочный ещё пузырящийся после костра кусок мяса, как рот наполняется слюной. Запахи трав сменяются ароматом жареной свиной шкуры, на столе появляются тарелки с маринованными закусками и свежими овощами. Хёнджин с трудом контролирует позыв вцепиться в шмат пальцами, заставляя себя всё же взяться за вилку и нож. В его кружку вливают какую-то пахнущую можжевельником настойку. Чанбин встаёт, издаёт некий гортанный рык, вскидывая свою кружку, и мужчины голосят в ответ, затем с чувством вливая в себя алкоголь. Хёнджин тоже пьёт и чуть морщится от крепости, однако приятное ягодное послевкусие мгновенно себя оправдывает. Это хоть и жжёт изнутри, но ощущается свежо и легко. Дорогой алкоголь с мероприятий во дворцах вдруг меркнет на фоне выпитого. Кажется пустым. Мясо оказывается отменным. Горячее, сочащееся естественным бульоном, сытное. Хёнджин смакует его так, словно никогда в жизни не ел ничего лучше. Он закусывает его свежим огурцом, затем берёт пару колец маринованного лука и шумно вдыхает, ловя себя на том, что торопится затолкать всё за щёки. Приходится одёрнуться и замедлиться. Дома ему бы так всыпали. - Да ешь ты нормально, - Чанбин хрустит зубчиком чеснока и смотрит на него, жуя. - Я нормально ем. - Сидишь мельтешишь, чего там от этих крошек? Вон тебе ребро положили, прям зубами сдери с него мясо, обсоси, знаешь как вкусно? - Я же не животное, - фыркает принц. - Все люди животные. Вон посмотри как сочно жрут, всё по рукам течёт. Никто тут за твоими манерами следить не будет и втыки тебе не вставит. Сам решай, конечно, - проглотив, Чанбин хватается за кружку. – Твоё здоровье. Хёнджин сверлит его взглядом, раздумывая. Он ведь его не простил. Они просто сидят вместе. Однако пить хочется, да и мясо с алкоголем уже так приятно согрели и размяли его изнутри, что нет особого желания сейчас во всё это играть, придумывать, как ему съязвить поострее. Принц стукается с ним своей кружкой и осушает её до дна. Чанбин довольно улыбается, тоже допивая и затем наливая ещё настойки из поставленного внизу бочонка. Со всех сторон доносится жадное чавканье. Мужчины попутно о чём-то разговаривают, чокаются, кто-то встаёт из-за столов, чтобы сбиться в компании и обсудить что-то своё, не переставая жевать. Хёнджин поглощает мясо, запивая его настойкой так, будто это была вода. Он особо не обращает внимание на то, как тело тяжелеет, а голова начинает кружиться, еда слишком вкусная, да и атмосфера кажется теплее и веселее, чем в прошлые вечера. Вскоре Джисон достаёт гитару и начинает играть что-то задорное, затягивая звонкую песню о каких-то походах к морям через горы. Голос и правда хороший, Хёнджин поворачивается, чуть покачиваясь, и слушает его, время от времени подцепляя вилкой свинину. Вскоре допивается очередная кружка, к Джисону присоединяются другие мужчины, по краснеющим лицам которых танцуют блики и тени, вызванные покачивающимся костром. Праздник не похож на мероприятия, на которых доводилось бывать. Хёнджин даже чуть пугается, когда два каких-то мужика на заднем ряду вдруг начинают рявкать друг на друга и толкаться. Однако уже через минуту после похлопываний по плечам от других они обнимаются и пьют на брудершафт. Гитара продолжает играть, отдельные компании о чём-то громко болтают, часто звучит громкий раскатистый хохот, кружки стукаются. Это кажется чем-то хаотичным, диким. Вот только принц чувствует внутри зарождающееся веселье, наблюдая за всем этим. Как же здорово не слышать пафосные разговоры про политику и экономику, приглашения на какие-то не менее пафосные встречи, попытки подлизаться к нему, какие-то предложения от принцесс, укоры, сплетни. Они все просто едят, пьют, разговаривают, смеются, поют. Не нужно притворяться или убегать в сад, чтобы спокойно собраться с мыслями или же выпить в тайне. Можно просто быть собой. Вскоре Ёнхо втягивает его в разговор о библиотеке. Мужчинам становится интересно, чем он там занимался и зачем. Хёнджин отвечает на вопросы, рассказывает про изменения и попутно успевает чокаться с протянутыми кружками. Затем заводится разговор об охоте, из которого он мало что понимает, но всё равно смеётся над матерными шутками, потому как члены клана подкалывают друг друга только так, да и выражения подбирают нестандартные, с каким-то налётом их собственного чуть грубоватого юмора. К тому же, думать становится сложно. Мысли постепенно расплываются, остаётся только ощущение того, что ему тепло и хорошо, за которое он цепляется с такой силой, словно от этого зависит судьба всего мира. Хёнджин не хочет ни контролировать себя, ни о чём-то раздумывать, ни останавливаться. В один момент сидеть прямо и держать голову становится ужасно тяжело. Принц переставляет ноги, поворачиваясь на скамье обратно к столешнице. Рука почему-то улетает куда-то сама и сносит на землю вилку. Хёнджин не обращает на это внимания, это крошечное событие практически не обрабатывается сознанием. Мир слишком расплывчатый, звуки и голоса мужчин позади сливаются в одно. Глаза промаргиваются. - Тебе плохо? – Чанбин, слушавший разговор полубоком, поворачивается к нему. - Мне заебись. Хёнджин вздыхает, чувствуя необыкновенную тяжесть в теле. Стойка с ящиками впереди размывается, превращаясь в одно пятно с ночными тенями от огня. Голова как будто заваливается влево и приходится её подпереть. Он устраивает локоть на столе и укладывает щёку на ладонь. В попытке снова проморгаться глаза отказываются открываться. Хёнджин шумно выдыхает через нос и решает попробовать ещё раз через минуту. Тело медленно кренится вбок. - Понятно. Пошли-ка домой, принц. Увидев это, Чанбин издаёт смешок. Он подхватывает Хёнджина за плечо до того, как тот начинает полноценно падать. Поддерживая его одной рукой, он переставляет посуду на соседний стол и затем складывает столешницу обратно к боковине скамьи. Встав в освободившееся пространство, он подтягивает штаны и затем просовывает одну руку Хёнджину под колени, а другую под лопатки, после чего поднимает его. - Опа, - поддато посмеивается Ёнхо, развалившийся на своей скамье. – Спящая красавица поехала в свою брачную ночь? - Ты скоро допиздишься и мой кулак поедет в твою рожу, - проходя мимо, Чанбин лягает его коленом по локтю. - Понял. Молчу. Тот прикрывает свой рот ладонью и отворачивается, наливая себе ещё настойки. Чуть подкинув Хёнджина, чтобы тот не сползал вниз, Чанбин хватает его покрепче и выходит с кострища на дорогу, затем сворачивая на тропу. Хёнджин что-то мычит ему в ключицу, но потом замолкает, грузно дыша. От разгорячённого тела идёт жар. Глубокие глаза на пару секунд отрываются от дороги, смотря вниз. Губы растягиваются в улыбке. В бессознательном состоянии тот тяжеловатый, но сил хватило бы тащить его хоть до соседнего поселения. Потому что тяжесть приятная. И она принадлежит ему. Это он за него отвечает, это он о нём позаботится. Чувство, которое так хотелось испытать последние несколько лет и которое, наконец, его накрыло с головой. Ступени крыльца продавливаются. Толкнув дверь ногой, Чанбин входит в дом боком, аккуратно внося принца внутрь. Сапоги скидываются у порога. Он пересекает прихожую и входит в спальню. Кукурузный свет гуляет по стенам. Тот оставил фонарь непотушенным, но так даже лучше, хотя бы видно комнату и не приходится передвигаться наощупь и на память. Подойдя к кровати, Чанбин осторожно опускает на неё Хёнджина, устраивая его чуть под углом. Затем он снимает с него сапоги, приподнимает таз и вытаскивает из-под него одеяло. Сделав пару наклонов, чтобы позвоночнику стало получше после физической нагрузки, Чанбин берёт чужие ноги и поворачивает их, укладывая на постель. Хёнджин морщится, чмокает губами и переворачивается на правый бок. Свет фонаря скользит по щеке, очерчивая острую скулу. Какое-то время Чанбин стоит у кровати, а затем садится рядом с ним. Глубокие глаза внимательно изучают каждую черту. Пальцы вытаскивают из пучка на затылке шпильку, откладывая её на тумбочку. Подавшись вперёд, Чанбин с осторожностью распутывает волосы и с трудом снимает резинку, распуская их. Пряди зачёсываются за ухо. Ладонь поглаживает затылок. Вскоре рука скользит ниже. Глаза медленно спускаются по телу вслед за ней. Та проводит по шее, переходит на плечо, плавно скользит по боку, поднимается на бедро, слегка сжимая его. Чанбин протяжно выдыхает. Его тела хочется касаться. Изучить каждый изгиб. Когда тот танцевал, взгляд было невозможно отвести. Но хочется делать это не грязно, не как с теми, кто сам ложился под него по одному зову. Хочется делать это так, чтобы буквально боготворить каждый миллиметр. Потому что то, как он двигается, заслуживает именно обоготворения. Его хочется не взять, его хочется получить, впитать. Рука перемещается на лицо. Палец поглаживает мягкую щеку. Как фарфоровая, только тёплая. Кожа порозовела от выпитого. Палец касается родинки под левым глазом. Очаровательная. Нос хоть и крупноватый, но выглядит на его лице красиво. Каждая черта завораживает. У него уникальная внешность, по-дикому прекрасная. Спустившись вниз, палец касается его губ. Горячие. Мягкие. Нижняя пухлее и так соблазнительно выделяется. - Если бы ты попросил меня перебить всю скотину, какая у нас есть, ради одного поцелуя, то я бы уже точил топор. Хёнджин продолжает мирно спать. Грудь вздымается, через приоткрытые губы вырывается тихое сопение. С минуту Чанбин лишь мягко гладит его по щеке, не сводя с лица взгляда. Затем он наклоняется. Губы прижимаются к виску. Нос втягивает запах персиков. Оставив короткий поцелуй, Чанбин вновь вздыхает и встаёт. Он встряхивает одеяло, чтобы вытянуть уголки с других концов кровати, и накрывает Хёнджина. Огонь в фонаре гасится. Подхватив сапоги, Чанбин направляется к двери. - Спокойной ночи, мой принц. Ручка поворачивается и всё затихает.