Tame Me

Ветки скребутся о крышу кареты, продвигающейся сквозь тоннель из разросшихся дубов. Корпус чуть покачивается, когда колёса наезжают на выбоины и проваливаются в рытвины. Вечеряющие тени скользят по стенкам, словно пытаясь просочиться через швы вовнутрь. Листья липнут к окнам, с любопытством заглядывая в салон и наблюдая за опущенной головой. Запах мха и перегноя влажным коконом окутывает карету, когда та проезжает через зону, полную болот и поглощённых тиной прудов. Слышно раскатистое кваканье. Шелестит пергаментная бумага. Холодные пальцы разворачивают деревянную посудку, в которой лежат два круглых пирожных. Одно с виноградом, другое с малиной. Крошки сыплются, когда зубы вгрызаются в мягкое тесто, пропитанное в меру сладким кремом, отдающим ванилью. Виноградный сок разливается по рту. Хёнджин медленно жуёт, уныло смотря перед собой и стараясь растягивать этот процесс настолько сильно, насколько это вообще возможно. Чтобы кусочек клана в его руках сохранялся как можно дольше. Всё же стряпня у Минхо отменная. Без души так не приготовить. Даже зная, что во дворце будут блюда высшей кухни из самых дорогих ингредиентов, приготовленные поварами, которые день и ночь совершенствуют своё мастерство, участвуя в специальных международных курсах по повышению квалификации, Хёнджин смаковал кашу на завтрак так, словно ему как минимум две недели придётся питаться одними лишь отходами. Атмосфера кострища с голосами мужчин, обсуждающих охоту и ремесло, и кукурузным солнцем, золотящим верхушки леса, стала слишком привычной, чтобы вот так выпрыгивать из неё на полном ходу. В ней тоже была душа, которую изыском не подделаешь. Весь клан Миро будто пропитан своей особой открытой нараспашку душой, не требующей громких слов и расфуфыренных оболочек. Принц не плакал, когда уезжал. В конце концов, он понимает, что это не навсегда. Он знает, куда едет и зачем, знает, что его там будут ждать первоклассные условия, о которых многие смеют только мечтать. Возможно, как раз-таки поэтому в груди щемило совершенно по-другому. Так сильно, что он не удержался и перед тем, как сесть в карету, всё же изо всех сил обнял Чанбина на глазах у остальных, прижимаясь к его шее и вдыхая мяту. Тот крепко обхватил его в ответ и шёпотом пообещал, что присмотрит за библиотекой в его отсутствие. Выбираться из его рук очень не хотелось. Как-то так вышло, что они в какой-то момент стали самым надёжным местом в мире. От иронии всей ситуации даже становится смешно. Когда спустя несколько часов за окном становится видно относительно знакомые пейзажи, которые Хёнджин часто видел, катаясь по аристократическим мероприятиям, он кисло усмехается в пустоту салона и покачивает головой. Он так сильно желал вновь оказаться на этой дороге во дворец два с половиной месяца назад. По ощущениям с того периода как будто прошло два года. Какая-то другая жизнь. Другой он. Кто из них настоящий? Принц уже не понимает, кто он на самом деле. Где его истинное место? Он сейчас возвращается домой? Он покинул дом? Имеет ли он вообще дом? Что такое «дом»? Хёнджин соскучился по семье, но почему-то мысль о возвращении во дворец и его старую жизнь заставляет кишки противно скручиваться и завязываться в тугие узлы. Он почти не может представить себя на каком-нибудь банкете в окружении богато одетых принцев, принцесс, королей, королев, графов и чёрт знает кого ещё. В голове это представляется какой-то театральной постановкой, а не реальной жизнью, в самой глубине которой он провёл более двадцати лет. Ему опять придётся контролировать своё лицо, голос, речь, общаться с людьми, которые его раздражают, часами торчать среди них, раскидываясь выученными репликами, вместо того, чтобы заняться чем-то полезным. К тому же, его ставят на место короля. То есть у него появятся ещё какие-то обязанности, будет больше встреч, сделок, обсуждений политики, бизнеса и прочего дерьма, которое ему абсолютно неинтересно. Если быть с собой честным, то он бы лучше отмывал вместо этого свинарники. Свиньи кажутся более искренними. Впрочем, когда в вечернем сумраке появляются резные ворота и кусты жасминов, принц ощущает проблески радости и воодушевления. Он никогда не расставался с родителями и братом на такое долгое время. Всё же хочется увидеть родные лица, услышать родные голоса. Это ведь его семья. Даже несмотря на то, что его фактически продали, он не может их ненавидеть. Да, он обижался. Но это осталось в прошлом. Боль прошлого не должна рушить его настоящее. К тому же, всё обернулось совсем не так, как он ожидал. Родителей это не оправдывает, но всё же. Есть категория людей, которым волей-неволей всё прощаешь. - Ваше Величество. Обращение поначалу даже заставляет замереть. Выйдя из остановившейся кареты, Хёнджин глазеет на поприветствовавших его стражников с гербами королевства Левантер на щитах так, будто видит их впервые в жизни. Затем он переводит взгляд на белые стены дворца с горящими янтарём окнами и какое-то время даже не дышит. Странно, как же чертовски странно. Место одновременно кажется безумно знакомым и безумно чужим. Втянув в себя жасминовый воздух, он промаргивается. Слух выхватывает шелест аккуратно подстриженных кустов, растущих вдоль каменного забора. Звук резонирует с глубинными воспоминаниями и при этом кажется каким-то неправильным. В клане растения звучат по-другому. Под сапогами шоркает устланная камнями дорожка, ведущая к роскошному крыльцу с колоннами, обвитыми лиловыми вьюнами. Сад подсвечен яичными ореолами пылающих резных фонарей. Слышно бульканье работающего фонтана. Цикады кричат, но как-то пронзительно, слишком резко. Голова поднимается. Серебряные россыпи на тёмно-сливовом небе тоже, кажется, совсем другие. Луна будто кривая. Принц вдыхает и выдыхает. Во лбу жужжит целый рой беспорядочных мыслей. Он по-прежнему не осознаёт, где он. Присутствует ощущение, будто вот-вот появится Чанбин, спросит его, куда он умотал один, посадит на их простенькую, но прочную повозку и повезёт в поселение, где все уже будут сидеть на кострище в ожидании ужина. Минхо сейчас, наверное, накладывает еду по тарелкам, первым делом, конечно же, накрывая на их с Джисоном стол. В клане ужинают поздно. Это здесь все уже приступают к своим вечерним туалетам, готовясь через пару часов лечь спать. Сапоги шагают по ступеням. Когда до огромной элегантной двери с вырезанными растениями остаётся совсем ничего, та открывается, поворачиваясь на петлях со знакомым звуком. Яркий свет льётся из роскошной прихожей на улицу. Особый запах напольного покрытия и фруктового ароматизатора щекочет нос. - С возвращением, Господин. Хорошо добрались? Джихё не изменилась. Такая же худая, с такой же причёской, уложенной, чтобы волосы не лезли в лицо, с таким же умиротворённым и учтивым выражением лица. Без заискивания, присущего большинству слуг, а с искренним интересом и заботой. - Привет, Джихё. Да, всё нормально. Ты всё-таки послушалась меня и купила себе новое платье? – Хёнджин улыбается, видя на ней явно новый элемент одежды, пусть и простой, но всё равно выглядящий более современно и утончённо. - Конечно, Господин, я сделала всё, о чём вы меня просили. - Тебе идет. У тебя все хорошо? Ничего не случилось? - У меня-то всё как всегда, Господин, но как же вы? Всё хорошо? К Вам хорошо относились там? - Конечно, ты думаешь кто-то может обидеть меня и остаться безнаказанным? - Хёнджин издает смешок. - Ни в коем случае, Господин. Рада слышать, это большое облегчение, что вы в порядке - девушка заметно расслабляет лицо. - Как родители? - Справляются. Его Величество стабилизировался. - Хорошо. Они в спальне? - Да, Господин, Вас ждут. - Понял. Спасибо. - Вы голодны? Приготовить Вам поесть? - Нет, у меня нет аппетита. - Набрать вам ванну? - Э… вообще было бы неплохо. - Будет сделано, Господин. Я Вас позову. - Спасибо. - Рада помочь. Стандартная обязанность прислуги во дворце почему-то резко ввела Хёнджина в растерянность. Он отвык, что для него что-то делают. Точнее, если для него что-то делает кто-то, кто не Чанбин. Как будто даже неловко, что ему приходится напрягать другого человека. Ступни холодит мраморный пол. Сняв сапоги у порога, принц водит пальцами, заново переосмысляя подзабытое ощущение. Свет в помещении такой яркий, совершенно не сравним со спокойным приглушённым светом фонарей и каминов в поселении. Поднимаясь по широкой идеально гладкой лестнице, по которой он ходил тысячи раз, Хёнджин осматривается так, будто он в этом месте гость. Сознание по-прежнему не может полноценно переварить реальность. Цитрусовый запах коридора возрождает в голове картину из детства, где он нёсся по этажу, размахивая своей первой крошечной короной из золота. Тогда он ещё предвкушал великую жизнь аристократа, думая о том, что повелевать людьми - это здорово, и желая поскорее повзрослеть, чтобы все его слушались, чтобы он ходил по крутым местам, как его родители, и с важным видом кивал достопочтенным персонам. Тогда это казалось жизнью мечты. Будучи ребенком видишь только оболочку, даже не подозревая обо всей грязи и интригах, творящихся внутри. Время шло и постепенно огонь внутри него чах. Его упорно засыпали песком либо те, кто диктовал ему рамки, в которых нужно существовать, либо те, кто обмазывал его масляными словами, пытаясь выбить благосклонность и занять своё место под его солнцем. Подойдя к двери родительской спальни, Хёнджин останавливается. Почему-то именно это кажется финальным шагом. Как будто до этого ещё можно было убежать, вернуться в клан, продолжать жить так, будто дворца не существует. Сердце грузно дребезжит. Вдох-выдох. Пальцы обхватывают ручку и толкают дверь после короткого стука. - Хёнджин! Мать в лёгком шёлковом платье цвета голубики поднимается с кровати и обнимает его. Нос обдаёт цветочным запахом из детства. Её мягкие волосы с привычным ощущением проходятся по щеке. - Привет, мам - принц обнимает её в ответ, прикрывая глаза. - Не болеешь? Всё нормально? - Да, всё хорошо. У тебя как дела? - Потихоньку. Отец твой вот нас всех перепугал. Королева отпускает сына и отходит назад. Перед тем, как подойти к кровати, Хёнджин встречается взглядом с Чонином. Тот выглядит озабоченно и как будто неловко. Они изрядно отвыкли друг от друга за этот период. Тем не менее он всё равно подходит и они коротко обнимаются, хлопая друг друга по лопаткам. Прощание тогда было странным, равно как и текущая встреча. Совершенно не так они планировали пересечься. - Как ты, пап? Принц подходит к высокой пышной кровати с расшитым цветами балдахином, сейчас перевязанным лентами. Под идеально белым выглаженным одеялом лежит бледный отец, чья кожа слегка отдает болезненным голубоватым отливом. Левая часть его лица как будто оттягивается вниз, кожа на щеке чуть провисла. - Лушэ. Но тьперь ты буэшь вести дьла. Кхен расскзал тьбе шо надо делть? Голос короля заметно просел. Ни в какое сравнение не идёт с тем громогласным кличем, который тот бросал, без проблем вещая на огромные залы так, что каждое его слово было отчётливо слышно даже в самом дальнем углу. Теперь же его трудно понимать. Гласные исчезают или сливаются, некоторые согласные шипят, части слов зажёвываются. Кажется, что ему очень тяжело управлять лицевыми мышцами. - Да. Он примерно всё объяснил. - В твоей комнате на столе тебя ждут бумаги, которые нужно досконально изучить к завтрашнему дню. Я буду сопровождать тебя, конечно же, и вести дела, но ты тоже не должен стоять столбом, - велит мать. - Пора взрослеть. Тебе нужно скорейшим образом влиться во всё, что происходит, и понять, как нужно вести сделки и на что нужно обращать внимание. Ты теперь несёшь на себе ответственность короля, от тебя зависит репутация нашего королевства и семьи. Не смей нас опозорить. - Да, мам. Я постараюсь. - Не постараешься, а сделаешь. Что, кстати, с твоим лицом? Ты после дороги припух или пополнел? Чем ты там занимался? Прищуренные глаза матери заставляют Хёнджина начать щупать свое лицо. Он трогает щёки пальцами, чувствуя себя так, будто он совершил какой-то глупый проступок и попался. Неужто и правда набрал вес? Почему никто ему об этом не сказал? - Не знаю. Я тренировался. - Не похоже. Нужно тщательно следить за своим рационом, ты же принц. И что это за одежда на тебе? Это он заставлял тебя носить юбку? Он тебя унижал? - Что? Нет, конечно, - за секунду Хёнджина накрывает такая волна протеста, что его даже ведет вперед. - Бин не делал мне ничего плохого. Я сам захотел эту юбку, она мне нравится. - Не дури себе голову, Хёнджин. Ты не девица, чтобы в юбках ходить. Живо сними это и больше не смей нас позорить. Я купила тебе новую хорошую одежду, пойдешь завтра в ней. И утром с тобой поработает визажист. Прикрыть этот срам. Поначалу Хёнджин не понимает, о чём идет речь. Затем он ловит её взгляд на своей шее и до него доходит. Следы Чанбина. Его укусы и засосы. Наверняка кожа пестрит ими после того, что было ночью. Становится неловко, принц натягивает рубашку поплотнее. - Можешь идти, устал с дороги, наверное. Ложись пораньше, как закончишь с документами, главное не забудь их просмотреть. - Хорошо. Спокойной ночи. Поклонившись родителям, Хёнджин направляется обратно в коридор, тихо выдыхая. При виде родных людей в нем вспыхнуло тепло, но комментарии матери тут же поубавили пыл. Он почувствовал себя неправильным. В королевстве есть определённые стандарты и он теперь под них не подходит. Понурив голову, он выходит, однако, повернувшись, чтобы закрыть дверь, видит, что брат идет следом за ним. Они шагают к своим спальням. - Ну, как ты тут, мелкий? Червя своего не стёр ещё? - О своём черве переживай, хорёк. На губах появляется улыбка. Это кажется чем-то максимально привычным и тёплым. Даже добрым, несмотря на намеренно грубый подтекст. - С отцом правда всё нормально? - Насколько это возможно. Сам слышал, как он разговаривает. Из-за этого пришлось перенести встречи. Нужно быстро всё восстанавливать и закреплять, пока никто не подумал, что наше королевство ослабло. - Ишь ты какой деловой. - Естественно. У кого-то из нас должны быть мозги. Шаги едва заметно отдаются шорохом от стен. Во дворце стоит полная тишина, почти все слуги разошлись по своим уголкам. - Слушай, а… - начинает Чонин как будто слегка неуверенно. – Он... Он тебя правда принуждал, да? Всё так плохо? Его взгляд, как и взгляд королевы ранее, проходится по шее Хёнджина. Тот тихо усмехается. Они даже представить себе не могут, о чём говорят. Какая у него была реальность и кто он теперь такой. Столько всего успело поменяться. За эти несколько недель он будто прожил отдельную полноценную жизнь. - Я что, похож на шалаву, чтобы меня принуждали сопля? Всё было добровольно. - Добровольно? - открыто удивляется тот. - Да. Бин не плохой. Без моего разрешения меня никто и пальцем не трогал. - А зачем ты разрешил? Вопрос брата заставляет повернуться. Тот с искренним недоумением хлопает глазами, ожидая ответа. Становится смешно. Правда моральных сил смеяться особо нет. Два дня назад он бы задал себе тот же вопрос. - Угадай, мелкий. - То есть вы прям... Ну… - Ага. - О... А как там вообще всё устроено? Что это за место? Кто эти люди? - Обычное поселение, обычные люди. Хорошие люди. Слушай, я очень задолбался после дороги и всего этого дерьма. Давай потом поболтаем? - Деловой. Ладно, вали хорьковать. - И тебе не хворать, сопля. Чонин идёт дальше, в то время как старший сын королевской семьи с какой-то непонятной неуверенностью стоит перед дверью собственной комнаты. Он даже не понимает, чем это вызвано. Он вообще не особо понимает, где находится. Втянув в себя воздух, Хёнджин открывает дверь и проходит внутрь. Глаза медленно скользят по окружению. Его просторная кровать, его огромное окно с широким подоконником, его стол, на котором до сих пор лежат тетради, его шкаф с оставшейся одеждой, его длинное зеркало, его комоды со свечами, его пол, каждую неровность которого он выучил наизусть ступнями. Нос заполняет запах персиков. Он и правда вернулся. Руки скользят по стенам. Хёнджин подходит к столу, пролистывает оставленные королевой бумаги и затем оборачивается, осматриваясь. Он помнит, в каком состоянии отсюда уезжал. Готовясь к худшему и проклиная всё на свете. Мечтая скорее вернуться, мечтая, чтобы всё оказалось неправдой. Пытаясь запомнить каждый кусочек привычной обстановки. Ему было обидно, больно и страшно. Кто бы мог подумать, что он вернётся сюда с похожим набором чувств, правда без страха и с приправой усталости? Вселенная продолжает преподавать ему уроки. Во-первых, его желания всегда исполняются, разве что далеко не теми способами, которые он ожидает. Во-вторых, жизнь меняется в мгновение ока. Ничего невозможно предсказать. Он готовился к сбору ягод на выходных в лесу, а в итоге будет на помпезном банкете в окружении королевских персон. Может быть, поэтому нужно брать от настоящего момента по максимуму. Он так боялся признать свои чувства и что-то с ними сделать, что потерял всё то время, которое мог бы провести с Чанбином, просто наслаждаясь его компанией и создавая воспоминания, которые бы грели его сейчас, когда этой возможности нет. Принц подходит к зеркалу. Рубашка оттягивается. Действительно, как он и думал, на бледной коже полно багровых пятен, есть след от зубов. Пальцы проходятся по ним. Хёнджину было неловко, что это увидели родители, ведь это что-то очень личное, не касающееся никого, кроме него и его мужа. Правда никакого стыда он совершенно не испытывает. Ему нечего стыдиться, ничего плохого или унизительного не произошло. Он был счастлив тогда. Да, с толикой грусти и даже отчаяния, но он всё равно получал абсолютно новый вид удовольствия. Он чувствовал, что он не один, что его любят, обожают, почитают, защищают. Хёнджин не чувствует себя использованным или опороченным. Наоборот. Следы на его шее означают то, что у него есть человек, который принимает каждый его атом, принимает его духовно и физически. Эти следы значат, что он принадлежит конкретному человеку. И если раньше подобные формулировки казались чем-то принижающим, то сейчас это именно то, как он хочет это обозначать. Он принадлежит Чанбину, а Чанбин принадлежит ему. Ничего постыдного в этом нет. Они есть друг у друга, они полностью друг друга принимают, у них есть свой дом, своя семья, а такая роскошь достаётся далеко не всем людям. Хёнджин был бы даже рад, если бы следы Чанбина на его коже не исчезали. В общем и целом, возвращение во дворец проходит в каком-то потерянном тумане. Принц будто не воспринимает его, как настоящее, не может перестроиться. Единственным ярким событием становится принятие ванны, которой ему очень не хватало. Размякая в ароматной воде в окружении свечей, он на время забывает обо всех своих проблемах и переживаниях. Нужно будет обязательно создать такую в поселении, именно этого ему и не хватало для того, чтобы условия были близки к идеальным. Не совсем понятно, куда именно её пристроить, может быть, расчистить площадку с кустами за сараем, но это уже проблемы Чанбина. Уплывать мыслями в будущее и мечты приятно. Там нет никаких дурацких мероприятий с кучей снобов. Тем не менее, реальность всё-таки приходится осознать в полной мере, когда следующим утром Хёнджину укладывают волосы и закрашивают отметины на шее специально приглашённые профессионалы своего дела. Возможно, именно в момент, когда ему снова диктуют, что носить, как и куда повернуть голову, как встать, что говорить, принц начинает полноценно осознавать, где он. Что хуже: ему начинает казаться, что он никуда не уезжал. Что он выдумал жизнь в клане. Выдумал свою библиотеку, кроссворды, людей, события, Чанбина. Держать контроль и спокойствие ему помогает лишь кольцо на безымянном пальце, которого он то и дело касается, боясь потерять. То, что раньше напоминало позорные кандалы, теперь стало единственным оплотом надежды и самой важной драгоценностью. Это его связь с мужем, с их кланом. - Куда ты пошёл? Завтрак, проходящий под струнную музыку из граммофона, постепенно двигается к концу. Когда Хёнджин встаёт с места, мать недоумённо сводит брови, затем по привычке тут же расслабляя их, чтобы не образовалась складка. - Кукурузный хлеб вкусный, ещё кусок хочу. - У тебя рта нет? Прислуга здесь для чего? - Да тут три шага до сервировочного стола дойти, - взмахивает рукой Хёнджин. - У них своя работа, у тебя своя. Невежливо вставать посреди трапезы, принцы так себя не ведут. - Мам, да никто же не видит. Мне не сложно встать и взять самому. - Сядь, Хёнджин. Принц – это не рабочая смена с определёнными часами работы. Ты всегда должен вести себя подобающе. Это в твоей крови. - И нахера дома весь этот маскарад? - Хёнджин! – королева возмущённо распахивает глаза. – Что за слова! - Обычные слова. - Не сме грбить матьри, - отец, который с усилиями тоже спустился позавтракать с семьёй, недовольно грозит ему пальцем. - Извините. Хёнджин опускается обратно на стул, поджимая губы. Его отчитывают так, будто он совершил преступление и как минимум отхлестал по лицу с десяток ни в чём не повинных людей, а не решил сам сходить за куском хлеба, который ему уже и не хочется. Какая разница? Зачем напрягать прислугу, когда он сам может без проблем подняться, сделать пару шагов и вернуться обратно? Он привык сам носить свою посуду и брать то, что ему нужно, даже не подумав о том, что можно было кого-то попросить об этом. Дурацкие правила. Они всегда такие были? Он всегда жил в таких строгих ограничениях? Немыслимо. До всей ситуации с замужеством он всегда искренне считал, что у него очень свободная, простая, счастливая жизнь. Да, приходится с кем-то там видеться, что-то говорить по сценарию, улыбаться для галочки. Но это ведь пустяки. Зато у него есть финансовая свобода, куча одежды, портные, слуги, мастер-классы, ему не надо работать сутками, у него во дворце есть абсолютно всё, только пальцами щёлкни. Однако, как оказалось, у него есть всё, кроме той самой свободы. Он просто не знал, что это такое. Он считал свою площадку между стенами из золотых прутьев клетки свободой. Которую Чанбин нагло отобрал у него. Вот только отобрал тот, может, и нагло, но явно не свободу, а ограничения. Всю дорогу до другого дворца Хёнджин слушает наставления матери, которая что ему, что Чонину с жаром повторяет то, как нужно себя вести, что нужно говорить, а что говорить нельзя. У неё по минутам расписано большинство встреч и заготовлены определённые темы для разговоров, фразы, акценты. Она уже заставила Хёнджина подписать какие-то бумаги касательно его новых полномочий и выдала ему целый список наставлений в отношении его новой сферы деятельности. У старшего принца, в свою очередь, пухнет голова от всего этого потока информации. И как он раньше с этим справлялся? Вопросы к себе и миру лишь растут параллельно количеству людей, с которыми он встречается. Хёнджин улыбается во все стороны, кланяется, жмёт руки, кивает, принимает фальшивые поздравления с браком, новым положением, принимает соболезнования произошедшей трагедии с отцом, десятки раз обещает передать наилучшие пожелания, почти сразу же забывая, с кем он вообще разговаривал. Лицо выдерживает годами натренированную маску, а внутри растёт шок. Принц смотрит по сторонам и поражается тому, какими фальшивыми выглядят люди, как очевидно они играют и подыгрывают друг другу, как они пытаются похвастаться достижениями и при этом угодить тем, кто имеет более знатную кровь. Неужели они все сами этого не видят? Неужели для них всех это норма? Неужели для него это раньше было нормой? Да, ему было тяжело от актёрской игры и вранья временами, но никогда это не ощущалось настолько выматывающе и противно. - О, принц Хёнджин, я так рада Вас видеть! - Добрый день, принцесса Шихо. Звенящий голос заставляет что-то внутри удручённо заскрежетать. Опять она. Тонкие лямки на бретельках, элегантный платок на плечах, идеально уложенные волосы, сладкая улыбка. Как всегда выглядит изысканно, как всегда вызывает желание развернуться и уйти. Видимо, только у него одного, потому как другие присутствующие расцветают, вступая с ней в контакт. - Мне очень жаль, что с Вашим отцом приключилась такая беда. - Спасибо, мы это ценим, - отвечает Хёнджин выученную фразу. - Но зато Вы теперь снова радуете наше общество своим присутствием. - Воистину, ваших светлых черт очень не хватало, - согласно кивает какая-то графиня в синей шляпе с огромным покачивающимся пером. – Знала бы я, что после юбилея с Вами не увижусь, то поболтала бы с Вами подольше. - Ну что Вы, мне неловко, - принц давит вежливую улыбку напускного стеснения. - Мне повезло пересечься с принцем на одном из базаров, - Шихо внимательно заглядывает ему в глаза, будто пытаясь что-то передать ему на уровне мыслей. – Я имела честь познакомиться с его мужем. Правда, возможно, из-за его дикой закалки и другой культуры, мне он показался немного грубым. Не так ли? Девушка заискивающе смотрит на него, пытаясь найти подтверждение своим словам. Видимо, она твёрдо уверена в том, что тогда произошёл какой-то конфуз, что Хёнджину пришлось пресмыкаться перед своим мужем, который так нагло прервал их встречу. Что мгновенно вызывает внутри отвращение и гнев. Да кем она себя возомнила? - Я попрошу Вас следить за своими словами, принцесса, и не поливать грязью моего мужа. Вы его не знаете. Он отреагировал даже слишком спокойно для человека, супругу которого сделали весьма сомнительные предложения не очень пристойного характера. Глаза Шихо с накрашенными ресницами расширяются так, будто её скальп натягивают крюком на лопатки. Она чуть не давится воздухом, совершенно не ожидав подобных слов в свой адрес. - Позвольте узнать, о каких предложениях идёт речь? – промаргивается графиня, прикладывая руку в блестящих кольцах к пышной груди. - Принцесса сообщит Вам, если посчитает нужным поделиться. Я не особо увлекаюсь сплетнями высшего общества. Прекрасного Вам вечера, дамы. Приторно улыбнувшись так, что и без того вытянутые глаза удлиняются ещё сильнее, Хёнджин разворачивается и решительно шагает в другую часть огромного банкетного зала, сразу же расслабляя лицевые мышцы и опуская уголки губ. Вороные волосы подлетают, пальцы сжимают бокал с шампанским. Абсолютно пустое и отвратительное на вкус. То ли дело травяные настойки. Аристократы, у которых полно денег и которые каждый день могут питаться самым шикарным мясом, пьют какую-то унылую мочу. Злость от попытки очернить Чанбина бушует ещё очень долго. Если кто-то и может поливать его дерьмом, то это он, его муж. Последней каплей становится унылый бубнёж каких-то пожилых графов из других королевств, которые с чувством обсуждают допотопные дуэли и рабские фермы. Хёнджин не выдерживает и уходит в сад покурить за плотными кустами чубушника, благо он предусмотрительно запрятал под штанами пачку и спички. Иначе он точно на кого-нибудь сорвётся. Первый день, а его уже все раздражают. Особенно когда приходится слушать условия сделки по сбыту зерна и делать вид, что ему интересно и он понимает всё, о чём они говорят. Спасает то, что королева сама отвечает, да и Чонин тоже что-то там поддакивает, затем уходя за отдельный стол и что-то обсуждая с другими принцами. Хёнджину откровенно наплевать. Он хочет быстрее в спальню, где никто не будет мозолить глаза. Впрочем, с окончанием мероприятия этот карнавал бреда не заканчивается. Оказавшись в карете, мать строго отчитывает его за слабое участие в беседах о бизнесе, а также за пронёсшийся слух о том, что он с кем-то поругался. Конечно же, сплетни уже разлетелись. Либо от пожилой графини, либо от тех, кто оказался рядом и подслушал разговор. Хёнджин слишком устал, чтобы спорить, поэтому соглашается со всем и на автомате обещает исправиться, естественно не имея ни малейшего намерения строить из себя душу компании больше, чем этого требует минимальная норма. Во дворце его уже ждут новые листы информации, необходимой для следующего мероприятия. Начинается та самая рутина, от которой он отвык. Хёнджин одной своей частью будто оказывается в родном болоте, но одновременно с этим второй ногой врос в уже совсем другую среду. Происходящее кажется каким-то нереальным, однако уже через пару мгновений его жизнь в клане кажется нереальной. Его начинает бросать и вертеть, принц не может полноценно собраться и зачастую ловит себя на том, что мыслями находится не в королевстве. Он делает всё, что от него просят, но будто при этом копается в библиотеке клана, составляет кроссворды, сидит на веранде с Чанбином. Так хочется покурить с ним вечером на веранде, слушая цикад и хвойный лес. Обсудить дела в клане, сделки с купцами, новые товары. Обсудить дела Джисона и Минхо. Почувствовать крепкие надёжные руки вокруг себя. Без них Хёнджин не чувствует себя целым, не чувствует себя защищённым. Он снова стал одним из многих принцев. Все ждут от него только манер, этикета, заготовленных слов. Никто не интересуется его настоящими эмоциями, желаниями, интересами, идеями. Он даже порывается обсудить с матерью написание книги об истории и культуре клана Миро, но та отмахивается, говоря, что он принц, а не писатель, да и никому это не будет интересно. Больше Хёнджин эту тему не поднимает. Его слишком сильно отбрасывает в прошлое, где так встречали все его предложения. Ничего не поменялось. Всё опять то же самое. Невыносимо монотонное, наигранное и холодное. И если раньше это было нормой, то на контрасте с жизнью в клане это угнетает его в сотни раз сильнее. Так проходит неделя. Хотя по ощущениям она тянется больше месяца. Очередное мероприятие, очередное безвкусное шампанское, разговоры о политике и интрижках среди дворян, фальшивые тосты, бахвальство, подхалимство. Всё родное и отлично знакомое. Осточертевшее. Хёнджин бездумно участвует в дурацких диалогах, не менее бездумно выслушивает бизнес-планы по строительству фабрик, показывает своё лицо в разных углах как дворца, так и сада, где всё происходит. Вокруг завязывается очередная беседа, правда по задаваемой подпитым графом траектории она уходит в сторону обсуждения брака Хёнджина и браков по расчёту в целом. - Это вообще нужно запретить, - мужчина взмахивает кулаком, даже вызывая интерес такой здравой мыслью. – Свобода нашего общества развивается совершенно не в ту сторону. Брак должен быть свободным, добровольным. А не так, чтобы двух мужиков друг с другом женили. - Бросьте, это тоже выгодные союзы, а союзы мужчин крепки вдвойне, - мягко возражает двоюродная тётя королевы в клетчатом платье с плотным корсетом. - Да, союзы бывают разные, - соглашается с ней сама королева, вежливо улыбаясь. - Они абсолютно бессмысленны. А как же потомство? Ценная дворянская кровь уходит в никуда. Такое расточительство. Общество эволюционирует только тогда, когда перестанет тратить ресурсы. - Или же когда престарелые шовинисты начнут следовать здравому смыслу и просвещаться, идя в ногу со временем, а не живя в дремучих годах, когда женщин с рыжими волосами называли ведьмами и сжигали на кострах, - чеканит Хёнджин, старавшийся держаться, но так и не сумевший прикусить язык от накативших эмоций. - Хёнджин, - мать шокировано округляет глаза, дёргая его за рукав. - Молодой Господин, возможно, я Вас не так понял, - граф чуть щурится, наклоняя голову так, что его лысина испускает блик. - Вы так меня поняли. Я считаю, что Вы не имеете никакого права осуждать вступающих в брак мужчин, которые ничем не обязаны ни Вам, ни кому-то ещё. Если в Ваши времена это было чем-то вопиющим, то сейчас мир понимает, что все эти рамки люди выстроили сами. Каждый волен делать то, что хочет, и любить того, кого хочет. - Смею Вас перебить, юноша, у нас, как у правящего класса, есть свои обязательства и ответственность. К тому же, я осудил браки по расчёту, который выпал и на Вашу долю, так что… - Осуждайте браки по расчёту сколько влезет, но не смейте высказываться против однополых союзов, - Хёнджин игнорирует прожигающую его взглядом мать. – Я люблю мужчин и что? Хотите сказать, что это делает меня хуже? Хотите сказать, что мой брак с мужчиной несёт вред обществу? Вы решили оскорбить меня? - Что вы, молодой Господин, я не… - Так и какого хрена тогда? - Хёнджин! – королева в открытую дёргает его за локоть, после чего поворачивается к замершим людям, включая тех, кто слушал их спор со стороны. – Прошу нас извинить, нам нужно ненадолго отлучиться и подышать, возможно, дело в недосыпе и алкоголе. Какой-то крепкий сегодня, да? Пожалуйста, продолжайте беседу, мы скоро вернёмся. Мать тащит принца за локоть в сторону, после чего отпускает и строго велит идти за собой. Хёнджин тяжело вздыхает и послушно шагает вперёд, готовясь услышать порцию отменного дерьма. Его нервы уже в любом случае на пределе, поэтому он не смог сдержаться. Есть определённые щекотливые темы, которые задевают его слишком сильно, относясь к нему напрямую. - Что ты себе позволяешь? – оказавшись за углом увитой ползучими растениями беседки, королева возмущённо вскидывает подбородок и взмахивает руками. – Как ты себя ведёшь? - А он что себе позволяет? Ты слышала, что он несёт? - Это не даёт тебе права так грубо отвечать ему. Что подумают люди? Принцы должны быть вежливыми и сдержанными абсолютно в любой ситуации. - Я не собираюсь молчать, когда он откровенно дискриминирует определённых людей, особенно когда это люди, к которым отношусь я, - Хёнджин показывает пальцем обратно в сторону гостей. – Это наглость и вообще полная херня, почему я должен молчать, а он может нести всю эту хрень и ничего? - Прекрати материться, да что с тобой произошло? – женщина в неверии морщится и качает головой. – Не забывай, кто ты. Не смей ругаться на взрослых, не смей создавать конфликты, от тебя зависит репутация всей нашей семьи, неужели ты этого не понимаешь? Тебе что, совсем на всё наплевать? - А тебе на меня? - Я всю жизнь на твоё воспитание положила, как у тебя язык поворачивается? Хёнджин стискивает челюсти, впиваясь взглядом в покачивающийся на клумбе тюльпан. Ветер подбрасывает вороные пряди, на пальце бешено крутится кольцо. - Продышись, возьми себя в руки и чтобы я больше такого не слышала, понял? - А то что? - Что? – вскидывает брови королева. - Что ты мне сделаешь? – Хёнджин поднимает на мать глаза. – В комнате запрёшь? Конфеты не дашь? - Ты совсем уже, что ли, оборзел? - Я не собираюсь молчать, когда человек передо мной несёт откровенный бред и оскорбляет других, принижает их, позволяет себе продвигать неравноправие и дискриминацию. В жопу манеры, если это означает проглатывание дерьма, которое нам суют прямо в рот. Я никому не позволю вытирать ноги о себя и кого-то ещё. Ори на меня сколько хочешь, я тебя не боюсь. Отцу можешь тоже пойти нажаловаться, что он сделает? Ремень достанет? Мне уже не пять лет. Хорошего вечера. Воинственно развернувшись, Хёнджин покидает опешившую мать. Что-то в нём треснуло. Возможно, под весом всего мусора, который копился в нём неделю нахождения в королевстве. Он поверить не может в то, что видит и слышит. Почти все люди кажутся ему безумными, среди них находится лишь парочка тех, кто соблюдает вежливость, но не играет слишком уж очевидно и приторно. Каждый день в него вбивают всё больше и больше указаний, ограничений, наставлений, каждый день ему приходится соглашаться с тем, с чем он не согласен, слушать какой-то откровенный бред. И если раньше это не казалось таким очевидным, да и он откровенно побаивался потенциального гнева и осуждения своих родителей, то сейчас ему на это максимально наплевать. Пусть орут, если хотят. Действительно, что они сделают? Они уже отобрали его свободу, больше отбирать нечего. Танцевальный зал закроют? У него нет никакого настроения танцевать, даже чтобы выплеснуть эмоции. Он слишком уставший. Внутри противно воет. От тоски, отчаяния, уныния, несправедливости. От одиночества. Хёнджин вновь чувствует себя так, словно у него никого нет, никто не хочет его слушать, никто не разделяет его мнение. Ему холодно, ему противно. Они едят по расписанию, выходят из дома по расписанию, открывают рот по расписанию. Что всё больше заставляет закрываться в себе и пытаться абстрагироваться от окружающего мира. Послевкусие столкновения с душным графом и матерью не испаряется и на следующее утро. Принц плохо спал, постоянно просыпаясь и вертясь в каком-то непонятном бреду, где он то тонул в озере, то убегал от волков по тёмному лесу. С родителями он так вчера и не разговаривал. Внутри мерзко горчит. Когда он вспоминает, что через пару часов ему придётся снова торчать на очередном мероприятии и слушать обсуждение очередных сделок, горчить начинает так сильно, что его начинает тошнить. Почувствовав подкатывающий к горлу ком, Хёнджин забирается на подоконник и достаёт сигареты. Да, прислуга может увидеть его с улицы. Но ему насрать. Впрочем, он всё равно вздрагивает и замирает, когда дверь распахивается. - Курить вредно. - Сука, стучать надо. Хёнджин выдыхает и откидывается затылком к стене, увидев брата. Чонин какое-то время смотрит на него, выглядывает в коридор и закрывает за собой дверь. Он проходит в комнату, изучает раскиданные по столу бумаги, берёт со стола опустевший гранёный стакан и принюхивается. Виски. Хёнджин пробрался поздним вечером на кухню и отлил себе, потому что его скручивало от нытья в груди так, что по-другому расслабиться не получалось. Ещё пара таких банкетов и он начнёт пить на постоянной основе. - Что с тобой происходит? - В смысле? – Хёнджин затягивается. - Ты вообще никакой. - А какой должен быть? - Говнюк, как обычно. - Что, пиздюлей захотелось? – смешок. – Могу устроить. - Не устроишь. - С чего это вдруг? - Говорю же ты никакой. Ходишь как призрак. У тебя всё нормально? Я серьёзно спрашиваю. Не для прикола. Хёнджин переводит глаза на брата. Лицо у того действительно сосредоточенное, не похоже на то, каким оно становится в моменты их споров, когда они усердно пытаются из вредности друг друга задеть. Как будто он и правда переживает. Единственный из всех. Принц вновь втягивает в себя дым, держит его до жжения в горле и выдыхает в окно. - Какая разница? Всё, что я должен, я делаю. Стараюсь, по крайней мере. Взгляд падает на кольцо. Хёнджин поправляет его, чтобы было ровнее, затем, вспомнив, поправляет трезубец в волосах. Теперь он ходит только с ним. Чонин стоит ещё пару секунд, наблюдая за ним, после чего подходит к подоконнику и тоже садится на другую сторону. Ветер надувает его белоснежную рубашку с короткими рукавами. - Ты скучаешь по нему? Я видел, как ты сидел на скамейке, где вы были в прошлый раз. Долго сидел. Хёнджин смотрит на брата. Он с силой затягивается, тушит бычок прямо о белую стену дворца и швыряет его куда-то далеко в заросли камелий. Привычки разбирать свои эмоции и переживания с другими у него нет. Тем более, когда он долгое время сам с ними воевал и иногда воюет по-прежнему. Однако, возможно, по причине того факта, что за эти дни кто-то впервые искренне поинтересовался его состоянием, он не выдерживает, и без того балансируя на грани. - Я хочу к Бину, мелкий. Хочу домой. - Он реально нормальный? Хотя и поступил так? - У него были свои причины. Я его не оправдываю, поступил он как мудак, это понятно. Но было то, что было. Главное – это результат. Бин, Чанбин очень хороший, хоть и слово дурацкое, конечно, - принц кисло усмехается и обхватывает себя руками. – Но оно ему подходит. Он делает всё, о чём я прошу. Вообще всё. И он слушает меня, представляешь? Мои мысли, идеи, он помогает мне осуществлять всё, что мне хочется, не осуждает меня, не говорит, что это всё хрень полная. У нас там есть библиотека. Я привёл её в порядок и теперь сам ею занимаюсь, закупаю книги, что-то придумываю. Ещё я кроссворды свои начал создавать, мужикам очень нравится, они прям ждут каждую неделю. Бин мне со всем этим помог. Он мне витраж сделал, прикинь? У нас на веранде. И украшения всякие покупает. Он очень честный. Он не притворяется, как все эти индюки обоссанные. Я… меня как будто первый раз слышат. И принимают. Как будто никого больше в мире нет. С ним я чувствую, что я есть, что я особенный. С ним мне спокойно. На нашей веранде. Мы сидим там вечером, курим и разговариваем обо всём. И лес там совсем по-другому шумит, и пахнет по-другому. Там хорошо. Никто не указывает, все живут, как живут. Чонин слушает внимательно. Вытянутые глаза, такие же, как и у брата, впитывают в себя всю визуальную информацию, все его жесты, мимику, взгляды. Голос и услышанные слова тщательно анализируются, шустро разбираясь на составляющие и раскладываясь по соответствующим ящикам. Выстраиваются определённые выводы. Человек перед ним уже не тот, что раньше жил во дворце. Он словно тот, кто всегда дремал где-то за кулисами, за которые никого нельзя было пускать. Он всегда выделялся на фоне других, пусть даже его отчаянно пытались прятать ради собственной безопасности. Теперь же он будто всё-таки проснулся, выпрямился, походил свободно, но его опять согнули и запинали в угол. Однако в углу жить нельзя. Это не жизнь. - Езжай к нему. - А? – хмурится Хёнджин, думая, что слишком увлёкся своими мыслями и не услышал. – Чего? - Езжай обратно в клан. Тебе здесь плохо. - Ты башкой ударился, что ли? Ага, собрал манатки и потопал, отец сам пусть ходит пытается два слова связать. - Ты здесь только мучаешься, от тебя толку нет. Тебе ведь всегда насрать было на это всё. Я буду со всем разбираться. Это я будущий король. - Что ты несёшь, сопля? – недоумённо щурится Хёнджин. – Во-первых, так нельзя. Во-вторых, куда тебе, молоко на губах ещё не обсохло. - У тебя мозгов столько же, сколько у хорька? У нас разница почти никакая, не делай вид, что ты прям мудрец всех мудрецов, старец с горой знаний и опыта. Кто, думаешь, занимался всеми этими документами и встречами, пока тебя не было? Я, конечно, знаю, что ты меня ни во что не ставишь и думаешь, что я тупица сопливая, но поверь мне: я знаю наши законы, тенденции бизнеса, наших партнёров и всё прочее говно лучше, чем отец. Это ты сидишь по бумажкам всё это читаешь, а я это знаю и так, потому что постоянно в этом кручусь и общаюсь с людьми. Мне это интересно, мне это нравится. Я могу вывести королевство на новый уровень. - И как ты себе это представляешь? Меня притащили сюда из-за законов этих вонючих, думаешь, я бы просто так приехал в этот цирк? - Законы пора менять. Кто-то должен это сделать, так почему не мы? У тебя уже своя жизнь, какой смысл тебе здесь торчать и мучить себя? У дохлой рыбы глаза и то живее. Зато они прямо горят, когда про Чанбина этого своего рассказываешь, про дом ваш. Я вижу, что тебе это важно. Это твоё. А вот всё это, - Чонин обводит руками дворец. – Это никогда тебе не было нужно. Ты всегда пытался как-то сбежать. Если не физически, то морально. Это не для тебя. Я не хочу, чтобы ты страдал. Езжай домой. Я всё решу. Помнишь ты сам мне так сказал? Когда из-за меня разбился хрусталь у Чонов. Ты отправил меня домой и сказал, что сам всё решишь. Теперь моя очередь. Ветер вливает в комнату запах цветущих камелий и лимонных деревьев, разгоняя терпкие ноты никотина. Солнце ещё только поднимается по горящему лазурью небу, утро находится в самом разгаре, мир просыпается окончательно, входя в рабочее состояние ближе к полудню. Хёнджин несколько раз молча моргает, осмысляя услышанное и смотря на брата так, будто он пытается понять, что перед ним. Тот выглядит непривычно серьёзным, самостоятельным и уверенным. Он выглядит взрослым. Уже не беспомощным ребёнком, с истошными криками бегающим от майского жука. В груди гудит дыра, Хёнджин зарывается пальцами в волосы, смотрит на слепящий своей яркостью горизонт и затем вновь на Чонина. - Реально? - Да. Ты ведь хочешь к нему? - Конечно, хочу. - Тогда поднимай свою пушистую жопу и пошли, если ты не хочешь ещё сутки здесь проторчать. Чонин улыбается, вставая с подоконника. Аккуратно остриженные вороные волосы колышутся у лба. В следующую секунду он уже оказывается в руках старшего брата. Хёнджин прижимает его к себе с безграничной признательностью. В прошлый раз их объятия сквозили грустью и страхом. Сейчас же они полны воодушевления. Он отстраняется, однако не отпускает Чонина, а кладёт руки ему на плечи и твёрдо смотрит в глаза, решая, что раз уж он научился принимать свои чувства и дал себе слабину, то нужно делать это до конца. - Запомни, мелкий: я никогда не считал тебя тупицей сопливой. Я всегда гордился, горжусь и буду гордиться тобой. Мне очень повезло, что у меня такой младший братишка. Бесишь меня иногда до смерти, но ты всё равно моя сопля и я всегда тебя поддержу. - Ого. Это тебя от старости размазало? - Пошёл на хер, говно неблагодарное. Рука смещается с плеча, переходит на висок и толкает Чонина в сторону, заставляя его мотнуть головой. Тот цыкает, показывает ему средние пальцы, однако всё равно улыбается. Вслух он этого не говорит, но он безумно ценит эти слова. Особенно понимая, что вряд ли снова их когда-нибудь услышит, а если и услышит, то точно не больше одного раза за всю жизнь. Неважно, как это звучит и выглядит со стороны. Важно, что они оба понимают всё, что за этим скрывается. Открывается дверь спальни, в коридоре звучат шаги. Хёнджин набирает воздух в щёки и с волнением мнёт пальцы, направляясь к родителям. Спонтанное решение явно не вызывет положительной реакции, но раз у него появился шанс вернуться в нормальную жизнь, то он его не упустит. Он вгрызётся в него голодным волком. Нужно пробовать. Пока жив, исправить можно всё. Подойдя к нужной двери, братья переглядываются и молча кивают друг другу. Получат оба, но зато вдвоём не так страшно. К тому же, они больше не маленькие дети. В угол их не поставить и отпор они могут дать только так. - Вы уже подготовились к банкету? - Надо поговорить. Королева сидит за столом с карандашом в руке и, похоже, делает наброски для швеи, вновь продумывая собственные наряды для будущих мероприятий. Король лежит в кровати, подперев спину двумя пухлыми подушками, и читает какую-то книгу. Услышав тон сына, он приподнимает с носа очки и водружает их на голову. - Поговорить о чём? – женщина поворачивается полностью, откладывая карандаш. - Я уезжаю домой, - объявляет Хёнджин после беспокойной паузы. - Что? В каком плане «домой»? Ты дома. - Нет, мам. Мой дом больше не здесь. - Шо ты несьшь? – гремит отец. - Я больше не могу здесь находиться. Король из меня херовый и вы отлично это понимаете. Всеми этими делами должен заниматься Чонин. Он прекрасно в этом разбирается. Ему править народом. - Да что с тобой не так, Хёнджин? – женщина встаёт и, полная самых разных эмоций, подходит к мужу за поддержкой, переполошено смотря на своих детей. – Зачем ты его втягиваешь в свои бредни? Прекрати этот вздор. - Но это ведь правда, мам, - твёрдо вступает в разговор Чонин. – Нет смысла держать его здесь, когда есть я, который всю жизнь к этому готовился. Это глупый закон и его пора упразднять. Я подхожу на эту роль лучше всего, я готов выкладываться на все сто на всех этих встречах, у меня столько проектов готовится. - Не несите чепуху, вы же уже не маленькие, вы должны понимать, что вы не можете творить всё, что вам вздумается, - королева сжимает кулаки и смотрит на старшего сына; в бриллианте серьги отражается луч одуванчикового солнца. – Ты совсем распустился и ему голову дуришь. Пора уже взяться за мозги и стать ответственным. Вспомни, кто ты, Хёнджин. Вспомни своё место. Кто он? Хёнджин задаётся этим вопросом всю свою жизнь. Ему казалось, что он понимал, кто он. Однако это оказалось не так. Его швыряло от пятого к десятому, он столько раз терял себя, ему столько раз твердили такие разные вещи, он столько раз твердил себе что-то другое. Его жизнь постоянно выгибается, ломается, снова выпрямляется, складывается и он почти смирился с тем, что никогда себя не найдёт. Взгляд падает на кольцо на его пальце. В памяти прочерчивается лицо Чанбина, его глубокие глаза, дом, тропа к главной улице, кострище, библиотека, амбары, огороды, залы, Улей, друзья. Принц поднимает голову, распрямляя плечи и уверенно смотря на своих родителей. - Я – Со Хёнджин, второй вожак клана Миро. Моё место рядом с моим мужем и нашим народом. После его слов тишина буквально разливается трелью. Родители взирают на своего сына едва ли не с испугом. Они полны замешательства, совершенно не ожидав такого поворота и не понимая, что теперь делать. - Шо с тбой случьлась… - король с трудом втягивает в себя воздух и прикладывает ладонь к загоревшемуся лбу. - Я нашёл себя. Вам же будет лучше, если вы это примете. Мне жаль. Но ничего поделать я с этим не могу. У меня своя семья и свой народ, я буду строить свою жизнь. Я уезжаю, - Хёнджин ощущает в себе странное спокойствие после сказанного. - Подожди, давай хотя бы завтра, у нас важное мероприятие, давай потом спокойно ещё раз всё обсудим и взвесим, - королева взмахивает руками, хлопая ресницами и пытаясь собраться с мыслями. - Нет. Я больше не собираюсь мучить себя и играть в этот цирк. Недели через две-три мы приедем с Чанбином и привезём всё, о чём вы там договаривались. Варенье классное, кстати, я сам ягоды для него чистил. Не болейте и будьте счастливы. Радуйтесь за меня. Хёнджин сдвигается с места. Он подходит к огорошенной матери, обнимает её и целует в щёку. Затем он опускается к хмурому отцу и тоже прижимается к его щеке губами на прощание. Печали от расставания внутри нет. Только лишь какое-то небывалое облегчение. Хёнджин разворачивается, пересекается взглядом с братом и пожимает его руку, хлопая по плечу. - Спасибо, мелкий. - Давай, до встречи, я разберусь. Когда за спиной закрывается тяжёлая дверь, принц позволяет себе прикрыть глаза и шумно выдохнуть, опадая на неё спиной. Сердце колотится. Подумать только. Он никогда даже представить себе не мог, что пойдёт против родителей, против законов. Это казалось чем-то святым и нерушимым. Однако он понял, что лучше пойти против кого-то, чем против себя. Иначе он задохнётся. Нужно уметь признавать, когда пора остановиться и полностью сменить свой курс. Возможно, их с братом решение положит начало чему-то новому в королевстве. Натолкнёт других на мысли. - Господин, всё хорошо? Когда Хёнджин активно шагает в свою комнату, он пересекается с Джихё. Та, похоже, занимается подготовкой отправки королевской семьи на мероприятие. - Я уезжаю. - Простите? Уезжаете? - Да. Я еду домой, Джихё. Девушка смотрит на него поначалу изумлённо. Затем она вдруг мягко улыбается. Тонкая прядь выскальзывает из-за уха. - Я знала, что так будет. - А? Откуда? - В Вас была боль, Господин, боль разлуки. Вам очень дорог этот человек, Вы хотите к нему, а Вы с детства всегда получаете то, что хотите. Я искренне рада, что Вы обрели своё счастье. Я сейчас же попрошу запрячь карету и соберу Вам пирожков в дорогу, вещей Вы привезли не очень много, я быстро их сложу. - Не надо, я сам их сложу, - после озадаченной заминки Хёнджин издаёт смешок и какое-то время смотрит на служанку. – Спасибо тебе за всё. Правда. Ты очень сильно мне всегда помогала. Ты замечательная девушка и я надеюсь, что ты найдёшь человека, который будет с тебя пылинки сдувать. Я очень ценю всё, что ты для меня делаешь и как ты ко мне относишься. - Благодарю Вас за такие добрые слова, Господин, - девушка кланяется. – Для меня большая честь служить Вам и Вашей семье. Я буду ждать Вас и всегда буду счастлива помочь Вам с чем угодно. Дворец будто светится. Солнце гуляет по коридорам, подсвечивает витражи под потолком, врывается в окна. Хёнджин почти чувствует за спиной крылья. Он переодевается в постиранную одежду, в которой приехал. Тёмно-синяя рубашка, чёрная футболка, чёрные штаны, тёмно-синяя юбка с разрезом. Никакие дизайнерские наряды с кучей драгоценностей ему не нужны. И лакированные ботинки ему тоже не нужны. Сапоги вполне пойдут. Удобные, прочные, защищают от влаги. В заново собранный пучок на затылке вставляется шпилька с трезубцем. Он едет домой. Никаких сожалений нет. С дворцом больше нет никакой связи, разве что воспоминания. Принц торопится скорее отправиться в дорогу, ему уже не терпится оказаться среди знакомых лиц. Прижаться к Чанбину и снова почувствовать себя целым. Ему плевать, что про него подумают все эти дворяне. Пусть думают, что он предатель, пусть думают, что он трус, пусть думают, что он подстилка. Пошли они все к чёрту. Пусть сами играют в свои спектакли. У них в клане свой. Настоящий, искренний, живой. Он его ни на что не променяет. Перед тем, как сесть в карету, Хёнджин обнимает Джихё на прощание. Слишком уж бурлят эмоции. В окне второго этажа он видит Чонина. Они показывают друг другу средние пальцы. В прошлый раз это было пропитано жгучей печалью и отчаянием. Сейчас эти жесты и улыбки пропитаны теплом и поддержкой. Они понимают друг друга. Они оба правители. Один в королевстве, другой в клане. И там, и там братья меняют определённые порядки к лучшему. Вместо советника извозчик в этот раз другой, один из их профессиональных кучеров. Судя по всему, заключая брачный договор, Чанбин поделился с королём картой, на которой была указана дорога до поселения. Хёнджин просит его гнать побыстрее, обещая заплатить ещё сверху обещанной суммы и хорошенько накормить его в клане. Наконец-то его поездка не пропитана безысходностью и унынием. Наконец-то он горит своим местом назначения, желая скорее добраться туда, а не столкнуться с какими-либо обстоятельствами, которые вынудили бы лошадей развернуться. В голове роются мысли. Хёнджин тщательно обдумывает произошедшее, оценивает свои действия. Его подобный расклад устраивает. Возможно, он разочаровал родителей. Однако им не остаётся ничего, кроме как принять его выбор, как когда-то он принял их. Всем так будет лучше. Почувствовав свободу и как следует посмаковав её, он уже никогда не сможет вернуться за прутья клетки. Клетки для птиц. А его душа, похоже, произошла от совершенно другого зверя. Вскоре получается заснуть. Дорога укачивает, особенно когда за окнами темнеет. Хёнджин просыпается от прохлады и сладкого запаха хвои. Он не может сказать, где находится и сколько осталось ехать, но в груди всё сильнее закручивается нетерпение. Приятное волнение, предвкушение. Он продумывает слова для кроссворда, чтобы занять голову и скоротать время. А когда по улице проносится свист, он даже не ждёт полной остановки кареты. Стоит той чуть замедлиться, он распахивает дверь и вылетает наружу. - Кто там? Отвечай! - Я! Ребят, это я! - А? Хёнджин? - Хёнджин? Мужики, это Хёнджин! Да убери ты свой лук нахер. Слыша знакомые голоса, принц начинает улыбаться. Вокруг покачиваются вуали янтарных дорожных фонарей. По опутанному колючими шипами ограждению растекаются волны света. Деревья шелестят, неподалёку ухает потревоженная сова. Сторожи с башен машут ему, пока двое других мужчин распахивают тяжёлые ворота. - Ёб твою, ты откуда взялся? - Что у вас за прикол без предупреждения прикатывать? Чуть не обосрались. - Извините, так вышло. Привет. Рад вас видеть. - Хёнджин? – в проёме внутренних ворот показывается лицо с по-прежнему свежими шрамами. – Охереть, ты чего тут делаешь? Поначалу настороженный Джисон расцветает, широко улыбаясь. Он только убирает нож в чехол, как принц обнимает его, испытывая дикое желание вслух рассмеяться от такого знакомого голоса. - Эй, потише, ваше ебличество, и так кости на соплях держатся. - Я тоже по тебе скучал. Когда Хёнджин со смешком обнимает и Минхо, тот настолько теряется, что даже не успевает среагировать и отстраниться. Длинные ресницы хлопают, пуская по щекам чернильные тени. Принц здоровается со всеми мужчинами, вышедшими его поприветствовать. - А где Бин? – он вертит головой. – Купается, что ли? - Э… ну… Джисон вдруг округляет глаза и скребёт затылок. Взгляд мечется в районе земли, избегая принца. У того, в свою очередь, мгновенно холодеют кишки, сердце пропускает удар. От вспыхнувшей за секунду тревоги рёбра дребезжат. - Где Бин? С ним что-то случилось? - Не-не, он здоровый, - тут же машет руками Ёнбок. – Просто… ну… - Да бухает он, как мразь, - фыркает Минхо. - Чего? – выгибает брови Хёнджин. - Того, - вздыхает Чан. – Как ты уехал, он это самое. Не, как бы, днём он пашет только так, за троих пашет. А по вечерам расслабляется. - Целую бочку за неделю всосал в одну харю, - повар недовольно цыкает. – Истеричка. - Боже, - Хёнджин шлёпает себя по лбу. – Напугали, я уж думал случилось чего. - Дефицит алкашки скоро случится, вот чего. - Не случится, я вернулся. Со мной никто ему бухать не даст. - Ты с концами? – Джисон хлопает принца по плечу. - Да. Хер вы от меня избавитесь. - Опять лишний рот кормить, - Минхо вздыхает и шагает к кухонной стойке, на которой его ждёт брошенная морковь. - Он рад, - поясняет музыкант, подмигивая. - Отлично. Пристроите кучера, ладно? - Конечно. Топай домой. Поблагодарив мужчин, Хёнджин с замирающим сердцем сворачивает на отходящую вправо от основной улицы тропу. Кусты покачиваются, пахнет хвоей и костром. Сверчки и цикады вместе поют свои песни, через траву пробирается ёж. Принц ступает по отлично изученной дороге, буквально пожирая всё глазами и ощущая, как внутри него радуется каждая клетка. Как же здесь хорошо. Так спокойно, уютно, так свежо. В ужасе шагая по этой тропе в первый раз, он даже подумать не мог, что так сильно прикипит к поселению и живущим здесь людям. Какая-то особая струна задевается, когда в поле зрения попадается веранда. Колонны, кресло-качалка, столик, скамейка, витраж в окне. Ступени крыльца привычно прогибаются под подошвами сапог. Хёнджин поглаживает перила пальцами, оглядывается на лес за ограждением и затем толкает входную дверь. Запах древесины заметно перебивается соцветием алкоголя. Принц разувается и ступает по половицам, прекрасно зная, какая из них чуть проскрипит. В доме темно и только лишь видно полосу янтарного света, льющегося из комнаты Чанбина. Потрескивает камин. Нога переступает порог. Хёнджин замирает. Угольные завитки разбросаны по подушке. Мощные руки обхватили одеяло. Грудь с силой вздымается, слышно сопение. На тумбочке столпились кружки, травяной настойкой воняет так, что даже даёт в голову. Принц толкает створку окна, чтобы впустить свежий воздух. Затем он с мелко постукивающим сердцем опирается коленями о постель и наклоняется. Как же сильно он хотел снова его увидеть. - Бин? Бин, это я. - Отвали, - вдруг резко тянет тот, морщась. - Отвалить? - Отвали… сука… у меня муж есть. Иди отсюда… Почувствовав руку на плече, вожак отпихивается и, бубня что-то ещё, отворачивается, перекатываясь по кровати на другую сторону. В комнате звучит тихий смех. Хёнджин качает головой, ласково смотря на спину супруга. Дурак. Он ведь даже почти не пьянеет. Как сильно он заливался, чтобы дойти до такого состояния? Ему было настолько одиноко? Потому что его дом снова опустел. Он снова был вечером один. В груди щемит. И даже в таком состоянии Чанбин помнит про него. Ему никто больше не нужен. Хёнджин не может перестать улыбаться. Он ждёт, пока муж заснёт крепче, после чего приподнимает одеяло и залезает под него. Придвинувшись поближе, он осторожно обнимает мужчину со спины, гадая начнёт ли тот отпихиваться или он действительно полностью отключился. Чанбин шумно дышит, но не двигается. Тогда принц обхватывает его уже увереннее, зарываясь лицом в загривок. Тёплый. Всё ещё пахнет мятой, пробивающейся через алкоголь. Ладонь устраивается на груди, в которой гулко бьётся мощное сердце. Только сейчас Хёнджина полностью отпускает. Вот теперь он дома. Там, где и должен быть. Там, где надёжно и тепло. Всё внутри будто встаёт на место, срастается. Прислушиваясь к дыханию мужа, принц впервые, кажется, за всю жизнь полноценно выдыхает. Он счастлив. Сны не снятся. Хёнджин спит спокойно, ни разу не просыпаясь. Открыв глаза, в золотистом свете раннего солнца он видит перед собой Чанбина. Сонный взгляд постепенно фокусируется. Тот по-прежнему спит, сомкнув губы. Волосы растрепались. Выглядит мягким, совсем не грозным. Принц поднимает руку и аккуратно кладёт ладонь на его щёку. Горячая ото сна. Глаза рассматривают черты лица, когда-то будто уже давно привлёкшие с первого взгляда. Вроде бы острые, но такие гармоничные и притягивающие. Как же он скучал. Хёнджин решает не будить супруга, пусть лучше проснётся сам, когда организм решит, что ему достаточно сна. Сходив в туалет и умывшись холодной водой, которую в этот раз некогда греть, принц с минуту просто стоит, вслушиваясь в звуки просыпающегося поселения. Отзвуки голосов, открывающиеся двери, встряхиваемую одежду, бренчащий на кострище половник. В моменты, когда шелест яблони, трущейся о стенку дома, затихает, даже немного слышно кудахтанье из курятника. Это приносит умиротворение. Это кажется правильным. Приведя себя в порядок, Хёнджин устраивается на кухне. Он делает себе лимонад из оставшихся апельсинов и неторопливо потягивает его, вновь раздумывая над кроссвордом. Вскоре он замирает, слыша копошение через стенку. Половицы проседают. Чанбин выходит из комнаты, надевает сапоги и выходит на улицу. В груди волнительно постукивает. Сложно предугадать его реакцию. За домом хлопает дверь туалета. Затем из умывальника льётся вода, зубная щётка летит обратно в стаканчик. Шаги проходят вдоль стенки, перемещаются на крыльцо. Входная дверь открывается. Скинув обувь, Чанбин бредёт к кухне, смотря куда-то вниз. Только переступив порог, он замечает ступню и, наконец, поднимает взгляд. - Проспался, алкаш? Хёнджин умеренно улыбается, ожидая ответа. Однако вожак не двигается. Он в упор смотрит на него, похоже, сломавшись и потерявшись во вселенных. Может быть, у него пробегает мысль о белой горячке и галлюцинациях. - Что, ты так не рад меня видеть? - Отку… что? Это ты? - Нет, блин, торговец с базара. Хёнджин издаёт смешок. Затем он поднимается с места и подходит к по-прежнему пребывающему в шоке супругу. Ладони опускаются на его щёки. - Я вернулся, Бин. Я дома. Чанбин продолжает стоять, глазея на него. Голова поворачивается. Он берёт его руку и недоверчиво прижимается губами к центру ладони. Затем его прошибает. Чанбин обхватывает мужа, буквально загребая его в объятия и изо всех сил прижимая к себе. Пальцы зарываются в волосы на затылке, вторая рука скользит по пояснице. Хёнджин обнимает его в ответ так же крепко, сжимая рубаху на лопатках и прижимаясь щекой. Вот теперь точно всё с хрустом встаёт на место, плотно закрепляясь. - Господи, принц, какого хрена? Как ты здесь оказался? Почему ты здесь? Ты ведь должен быть во дворце. - Пошло оно всё на хрен. Я должен быть дома. - Серьёзно, - спустя несколько секунд Чанбин отстраняется, озабоченно заглядывая в его лицо и поглаживая его по щеке. – Что происходит? - Я не могу так, Бин. Просто не могу. Я не король. Я вожак клана Миро. Я должен быть с нашими людьми. С тобой. Чонин со всем разберётся. Там его место, - Хёнджин открыто смотрит в глубокие глаза. - А как же закон? - В жопу закон. Законы можно и нужно менять. Я бы не вынес там эти сраные полгода, там дышать невозможно. А здесь полная свобода. - Ты сумасшедший, принц, - после паузы усмехается Чанбин. – На всю голову отбитый. - Сам себе такого взял, теперь разбирайся. - А что мне за это будет? - Дай-ка подумать, - Хёнджин делает задумчивый вид. – Целая жизнь со мной. А то тебя вообще без присмотра оставить нельзя. Неделю не было, а ты уже бухаешь. - Что правда, то правда. Не могу без тебя, принц. Вообще никак. - Прям вообще? - Прям вообще. - Ну, значит, готовься опять выполнять все мои капризы, Бин. Без пощады. - Как пожелаешь, мой принц. Пробивающееся через ветви яблони солнце подсвечивает сотканный из улыбок поцелуй, отражается от блестящей поверхности трезубца в вороных волосах. За оградой покачивается хвойный лес с разливающимися трелями птиц. Над кострищем разносится звон тарелок и вьётся запах тыквенной каши под мелодичный голос, напевающий переливистую песню про белую кошку. Из амбара на прогулку в поле выводятся коровы. В библиотеке на полку возвращается книга о путешествиях по океанам. Члены клана Миро медленно начинают подтягиваться на завтрак перед очередным рабочим днём. Возможно, иногда жизнь бывает несправедлива. Возможно, иногда она кривится слишком резко. И можно часами сокрушаться об этом, жалея себя и проклиная судьбу. А можно взять её в свои руки и начать вылеплять что-то новое. Подчинить её себе. Посмотреть, что из этого выйдет. Всё можно изменить, пока в груди бьётся сердце.