***
23 марта 1877 года - Карлотта не сможет исполнять "Il Muto" в следующую субботу, - торжественно заявила вошедшей в кабинет Кристин сидящая напротив входа Эрика. Она, закинув ногу на ногу, вальяжно расположилась в кресле напротив двери, словно в ожидании прихода девушки. - Искренне надеюсь, ты знаешь все центральные партии этой оперы, моя дорогая? Даае замерла. Новость прозвучала для нее подобно выстрелу. Безусловно, она грезила главной ролью и искренне надеялась когда-нибудь ее получить. И вот сейчас, когда исполнение мечты оказалось на расстоянии вытянутой руки, стало вдруг безумно страшно. - Что ты с ней сделала, Эрика? - О! - многозначительно протянула Гарнье с игривой и одновременно мрачной улыбкой. Она взяла со стола нож для бумаг, и, поигрывая им, попробовала пальцем на предмет остроты. - Эрика, я серьезно. Да и с чего ты вообще взяла, что ее партии отдадут мне? Пожалуйста, не вселяй в мою душу ложных надежд, - взмолилась натянутая как струна девушка, выжидающе глядя на собеседницу. Гарнье раздражённо фыркнула и вернула нож на стол. Очевидно, что она ожидала не такой реакции на свою новость. Эрика встала и, одернув жилет, заложила руки за спину. - Хорошо, извольте, мадмуазель, - начала она чопорно и будто бы недовольно, видимо, от того, что ее маленькое представление не оценили по заслугам. - Этим утром я имела непростой разговор с нашей чудесной парочкой. Мсье Фирми и мсье Андре, я имею ввиду. Карлотта действительно не сможет исполнять свои партии в следующую субботу - похоже, инфлюэнца добралась до нее, лишив на некоторое время остатков и без того не очень-то великого голоса. Замену себе она никогда даже мысленно не допускала, поэтому второго состава у нас и в помине нет. Эрика нахмурилась и принялась расхаживать взад-вперед, меряя шагами кабинет, продолжив рассуждать с неприкрытой неприязнью к человеческой глупости: - Я всегда говорила, что это абсолютно провальная затея иметь одну приму без солистки второго состава! Но наши распорядители так боялись потревожить хрупкое спокойствие, видите ли, нашей дивы, что в итоге мы имеем, что имеем. Андре хотел было отменить представление, но я напомнила, что все билеты уже распроданы и мы будем вынуждены терпеть серьезные убытки, если придется переносить спектакль или же возмещать стоимость билетов достопочтенной публике. Игра на жадности безотказно с ними работает. Кристин кивнула и, наконец, прошла в кабинет, присаживаясь на краешек кресла в ожидании продолжения рассказа. От волнения накатывала дурнота, но девушка терпеливо ждала, боясь, что если издаст хоть звук, то возникшая иллюзия надежды рассыпется осколками неисполненных ожиданий и упущенных возможностей. Не дождавшись какой-либо видимой реакции от Даае, Эрика перешла, очевидно, к самому главному: - Так вот. Я предложила им твою кандидатуру. Меня поддержала мадам Жири. Я сказала, что лично осведомлена о степени твоей одаренности и упомянула твоего отца, имя которого, безусловно, было им известно. За все эти годы они даже не удосужились уточнить фамилии хористок, поэтому новость стала для них сенсационной. Они галдели словно чайки на рыбном рынке. Итак, - Эрика взяла небольшую паузу, а затем подытожила. – Сегодня у тебя прослушивание. Считай, что у тебя есть покровительница в моем лице и задел доброго имени от мсье Даае. Кристин нервно разгладила складки платья на коленях. Сердце гулко стучало в ушах, а ладони вспотели от волнения. - Мне кажется, это не совсем честная игра, - неуверенно произнесла она, не отрывая взгляда от своих сцепленных на коленях рук. Теперь уже с явным изрядным раздражением Эрика преодолела разделяющее их расстояние буквально в два шага и встала практически вплотную к сидящей девушке, нависнув над ней. - А теперь посмотри на меня, - потребовала она и, дождавшись, пока Кристин робко поднимет взгляд, хлестко продолжила. - И слушай внимательно. Ты, похоже, не совсем представляешь, как ведутся дела за кулисами театра, моя дорогая. Если ты искренне полагаешь, что любая певица из хора чудесным образом получает в какой-то момент свой единственный шанс блистать на сцене, то глубоко заблуждаешься. В отсутствии солистки на замену скорее пригласят приму из другого, более мелкого, захудалого театра, или же из гастролирующей труппы, поскольку публика хоть где-то да могла слышать ее имя. Безымянные певицы попадают на сцену не просто так, Кристин. Это решает, безусловно, талант, но не менее таланта сей факт определяют либо связи, либо деньги. Даае немного сконфуженно вновь опустила взгляд на переплетенные пальцы, не решаясь смотреть на подругу. Должно быть, она была наивна, ведь в таком ключе Кристин никогда не размышляла. Она знала, что Карлотту в свое время пригласили уже звездой из другого театра, пообещав солидный гонорар. Но как та попала на сцену изначально, она понятия не имела. И, справедливости ради, за все три года ее пребывания в Опере действительно никогда не устраивалось прослушиваний и проб для молодых певиц, что лишало их любого шанса развития творческой карьеры в Гран Опера. - Впрочем, ты, конечно, могла бы решить вопрос о своём назначении на роль солистки через постель с одним из распорядителей. Однако, как жаль, что они не заинтересованы в молоденьких исполнительницах, - с насмешкой прервала ее размышления Эрика своим язвительным комментарием. - Что? Да за кого ты меня принимаешь! – мгновенно вспыхнула и негодующе сверкнула глазами Даае. - Вот и славно. Как я понимаю, никто не заинтересован в таком варианте разрешения ситуации, - снова усмехнулась Эрика, добавив уже гораздо мягче. - Я упомянула имя твоего отца не столько для того, чтобы к тебе проявили интерес. Но, в первую очередь, потому что я, правда, считаю, что он бы тобой безмерно гордился, Кристин. Как и я. Я тоже горжусь тобой. - Я... Я не знаю, что ответить, - растерялась девушка. В последний раз ее хвалили очень давно, пожалуй, еще во времена детства. - Ничего не говори, в этом нет необходимости, - заверила Эрика, слегка пожав плечами. - И вообще. Иди, лучше готовься к прослушиванию. - Ох, - всплеснула руками Кристин. - Я ведь даже не спросила во сколько оно? - Сегодня в пять. То есть у тебя в запасе еще три часа. - Но я даже не знаю что исполнить, - в голосе девушки зазвучала нарастающая паника. - Послушай, Кристин, - Эрика взяла ладони подруги в свои и мягко потянула на себя, тем самым вынудив ее подняться на ноги. Положив руки ей на плечи, она заглянула Даае в глаза, прежде чем продолжить. - Ты можешь выбрать любое произведение, какое захочешь. Каждое из них звучит магически в твоём исполнении. И я буду рядом, ты всегда можешь положиться на меня. Если почувствуешь, что волнение захлестывает и мешает петь, просто сделай глубокий вдох и отыщи меня глазами. Думай обо мне. Хотя тебе не о чем волноваться, ей Богу. Кристин благодарно улыбнулась, а затем порывисто обняла подругу. - Ты даже не представляешь, как много для меня значишь, мой ангел музыки. Кристин отстранилась, разорвав объятия. Как ей показалось, Эрика едва заметно смутилась. Хотя глупости, конечно, ее невозможно привести в замешательство подобным. - Не стоит благодарности, ты это заслужила. А теперь ступай, - Эрика отвернулась и прошла к своему рабочему месту, взяв со стола стопку писем. - Мне ещё нужно закончить дела. Буду ждать тебя в пять.***
Три часа пролетели совершенно незаметно. Кристин пыталась всячески отвлекаться, но не выходило. В попытке успокоиться, она нервно ходила из угла в угол тесной общей гримерной, лихорадочно теребя пальцами подвеску на шее. Сначала ей казалось, что она забыла все партии любой оперы, которые когда-либо исполняла. Затем поймала себя на мысли, что горло настолько сдавило волнением, что голос перестал ее слушаться. В итоге, практически со слезами на глазах, Кристин уже была готова вернуться к Эрике и заявить, что отказывается от предложенной возможности, поскольку, очевидно, она бездарность и ничего не выйдет: не ей, девочке из хора, петь центральные партии в Парижской опере. Но часы пробили без четверти пять, и идти на попятную было уже определенно поздно. Просто не явиться на прослушивание казалось хотя и очень заманчивой, но недопустимой идеей. Эрика была бы крайне разочарована ее малодушием. И, выбирая между позором и трусостью, Даае, как она рассуждала, выбрала позор. В итоге, решительно отказавшись от лауданума, для успокоения нервов предложенного кем-то из девушек-хористок, Кристин направилась вниз, в центральный зал, в котором ее уже, должно быть, ожидали. Минув танцевальное фойе с витыми колоннами и портретами выдающихся оперных танцовщиц, она проскользнула за толстый бархат занавеса, и вышла на сцену. Такой знакомый, в общем-то, путь на этот раз давался нелегко – сердце стучало в ушах, а воздуха катастрофически не хватало. Кристин оказалась на сцене. Бордовый бархат театрального зала казался темно-гранатовым, утопая в черноте в глубине ниш и задних рядов партера, в то время как газовые фонари на сцене оставались зажжёнными, отчего разглядеть кого-либо среди зрителей представлялось непростой задачей. В этот момент Кристин накрыло волной паники – она никак не могла отыскать лицо Эрики в зале. Бросив затравленный взгляд по сторонам, она вдруг увидела ее в ложе номер пять. Гарнье заняла место в стороне от двух других распорядителей, немного повыше, очевидно, чтобы Кристин было проще ее видеть. Она ободряюще и мягко улыбнулась, тем самым пытаясь поддержать подругу и дать понять, что у нее все получится. - Мадмуазель Даае, - раздался голос Андре откуда-то из первых рядов. – Вы пунктуальны, это хорошо. Если Вы готовы, то извольте сообщить нашему маэстро, что планируете исполнить, и можете начинать. Девушка слегка прищурилась - глаза наконец-то начали привыкать к сценическому свету, и она все же сумела выхватить лица мсье Фирми и мсье Андре в первом ряду. Коротко кивнув, Кристин присела, склонившись к оркестровой яме. А затем выпрямилась и, сделав глубокий вдох, встала на середину сцены в ожидании вступления оркестра. Эрика напряженно сжимала навершие трости, наблюдая за Кристин. Она не сомневалась в ее таланте, умениях и отточенных навыках. Единственное, что, по ее мнению, могло подвести девушку – это неуверенность в своих силах. Сколько ни билась Гарнье, ей никак не удавалось убедить Кристин в том, насколько великолепно звучит ее голос, когда та не пыталась его обуздать и заключить в рамки. Также как ей не удавалось убедить подругу в том, что она достойна места примы этого театра. А ведь заслуживала, как никто другой! В отличие от техничного, но совершенно пресного голоса Карлотты, исполнение Кристин было наполнено живыми эмоциями и искренностью. Слушатель погружался в мелодику, следуя и вверяя себя голосу Даае, и сам проживал каждое из чувств, которые она несла в своем выступлении. Это еще не говоря о диапазоне и технических возможностях ее голоса.«Обо мне,
Обо мне думай
В разлуки нежной час.
Иногда вспоминай,
Хоть попытаться обещай...»
Кристин начала несколько неуверенно и скованно, словно прилежная выпускница консерватории. Во время исполнения она опустила взгляд в пол, сцепив руки в замок перед собой, закрывшись от любого внешнего вмешательства. Даае старалась исполнять технично, но сдерживая себя, а значит и свой голос, слушая музыку, но при этом не впуская ее внутрь себя.«Когда захочешь
Клятвы позабыть
И свое сердце
Освободить —
Если выдастся мгновенье,
Вспомни обо мне»
Это было категорически не тем, чем нужно. Эрика сначала подалась всем корпусом вперед, а затем встала в попытке привлечь к себе внимание в то время, пока звучал скрипичный проигрыш. Кристин краем глаза заметила движение в ложе и вскинула взгляд, чтобы встретиться глазами с Эрикой. Гарнье смотрела на нее непрерывно, словно в безмолвной просьбе. А затем, когда Кристин снова вступила, то увидела, как губы Эрики шевелятся вслед за ее, повторяя, неслышно произнося слова, обращенные в этот момент только к Даае. «Думай обо мне», - сказала ей Эрика перед выступлением. «Помни обо мне», - беззвучно шептали ее губы в этот момент. И Кристин почувствовала, как исполняемые строки, наконец, нашли отклик в ее сердце, обрели истинный смысл в этом странном подобии диалога.«Вспоминай.
Вспоминай утром,
В мирной тишине.
Представь меня, тщетно
Пытающуюся не думать о тебе.
Верни те дни,
Верни те времена,
И то, что выпало не нам...
Ну, а я не проживу минуты
Без мысли о тебе»
И в этот момент ее исполнение преобразилось. Оно стало личным и наполнилось призывом, ожиданием, томлением. Какой-то потаенной нежностью и лиричностью. Скрипки повторяли мелодику голоса Кристин, подчеркивая, оттеняя. А сама девушка чувствовала, как слова идут из глубин ее сердца. Голос же свободно взмыл, заполняя собой все пространство зала.«Не обещали
Верности в любви
И неизменности её,
Но пообещай,
Что будешь
Думать обо мне!»
Эрика улыбнулась и, не разрывая зрительного контакта, снова опустилась на свое место в ложе. Даае также не могла сдержать улыбки, а затем играючи взяла несколько нот, объединив их в вокализ, подобно тому, как сделала это у озера, и, устремив голос в наивысшую точку, замерла. Сначала в зале было тихо. Но затем одновременно с аплодисментами Эрики зазвучали овации из оркестровой ямы, которые подхватили Фирми и Андре. - Боже мой, мадмуазель Даае, да Вы чистой воды бриллиант! И как мы Вас так долго не могли разглядеть, - произнес Фирми одновременно восторженно и удивленно. Поднявшись на сцену, он галантно поцеловал руку Кристин. – Это наше величайшее упущение! И какое счастье, что мы все же смогли разглядеть Ваше дарование. Эрика ядовито усмехнулась, спускаясь из своей ложи на сцену – они, значит, разглядели? В то время как Кристин с обеих сторон подхватили под руки два распорядителя. Они затараторили наперебой: - Мы будем Вас ждать завтра утром на репетиции! - А еще Вы переезжаете в правое крыло в новую, отдельную гримерную. - И послезавтра в обед у Вас предварительный прогон «Il Muto». - А в следующий четверг в полдень основной. - А в следующую субботу Вы будете блистать на сцене вместо сеньоры Джудичелли. - Не подведите! - Поэтому на днях нужно подогнать под Вас все костюмы. - И еще Вам нужно будет отрепетировать свои партии с сеньором Пьянджи. - И, надеюсь, Вы знаете те партии, которые предстоит исполнять? - Потому что времени до следующей субботы осталось не так много! Эрика облокотилась плечом о стену, наблюдая за происходящим на сцене с легкой улыбкой на губах. Она поймала себя на мысли, что испытывает некую отеческую гордость от успеха своей ученицы и подруги. Эрика не считала, что создала Кристин и ее голос. Она лишь помогла огранить уже имеющийся алмаз, доведя его до ослепительного бриллиантового сияния. Кристин пыталась одновременно слушать и Фирми, и Андре, а затем подняла полный мольбы взгляд на подругу. - Господа, позвольте, - тут же вступилась за нее Гарнье, шагнув навстречу девушке. – Вы же не хотите довести нашу новоиспеченную приму до нервного истощения обсуждением всех деталей ее будущей работы и расписанием последующей недели в первую же минуту ее дебюта? Так вы отобьете всяческое желание выступать в нашем театре! Будьте милостивы, дайте возможность мадмуазель Даае сначала прожить и ощутить сегодняшний успех. Эрика решительно оттеснила Андре, подхватив Кристин под локоть, и повела за кулисы. - Не забудьте, репетиция завтра в одиннадцать, мадмуазель Даае, - крикнул Фирми в спину удаляющейся Кристин. Девушка оглянулась с благодарной улыбкой и все еще слегка шальным взглядом. Она явно в полной мере не успела осмыслить всего, что случилось с ней за последние несколько часов. - Благодарю Вас, мсье, - искренне ответила она и поспешила вслед за ожидающей ее подругой. Они шли по просторным холлам Гран Опера, и впервые за все три года, проведенные в этих стенах, Кристин перестало казаться, что она обычная гостья, непонятно как оказавшаяся в этих блистательных залах. Прежде ее не покидало ощущение, что, того и гляди, у нее спросят, что она, простая, ничем не выдающаяся певичка, здесь делает? Наверняка прокралась по недосмотру капельдинера, чтобы увидеть выступление настоящих звезд сцены. Помнится, когда ей было около девяти, она услышала исполнение Дезире Арто в «Пророке». И в тот момент Кристин казалось, что она не слышала ничего прекраснее и, конечно же, ее детской мечтой стало повторить судьбу Дезире. Поэтому, когда она попала в Гран Опера впервые, то сразу же вспомнила, что именно Арто стала примадонной Парижской оперы в свое время. Конечно, на момент, когда Кристин оказалась в хоре Гран Опера, она и думать не могла о том, чтобы стать примой этого театра. Более того, она думала, что никогда не будет петь так, как это удавалось ей под аккомпанемент скрипки отца. Но появилась поддержка в лице Эрики. И вот теперь она, Кристин Даае, стоит посреди Парижской оперы и, подобно Дезире Арто, будет блистать на сцене в роли примадонны уже в следующую субботу. Просто немыслимо! Эрика остановилась рядом, запрокинув голову и разглядывая витиеватую роспись потолка, которую заказывала в свое время у Поля Бодри. Она помнила, как долгое время они с художником никак не могли прийти к общему мнению относительно изображения лиры, которое тот пытался вписать в каждый элемент интерьера. Эрике казалась чрезмерной эта зацикленность на обозначенном музыкальном инструменте, Бодри же настаивал на его символизме. В итоге Гарнье уступила живописцу, при этом уточнив, что если она увидит вокруг себя лиру ходя бы полсотни раз, то Бодри будет переделывать уже готовую работу за свой счет. Так благодаря этому лира появилась в качестве декоративного элемента везде: от сводов до решёток отопления и дверных ручек. Ровно сорок девять раз. Девушки стояли молча, разглядывая великолепие Гран Опера. Кристин словно видя его впервые, Эрика – с позиции хозяйки, которая всегда хотела бы что-то доработать и довести до идеала. - Без тебя ничего этого бы не было, - тихо произнесла Кристин с легким восхищением в голосе. Эрика окинула взглядом фойе. Пожалуй, если бы это был исключительно ее проект, то здание вышло бы куда как менее помпезным, с большей лаконичностью в элементах и оформлении. Ей не был близок стиль второго ампира, столь вычурный и подчеркнуто-парадный, что решил использовать ее отец при создании проекта Гран Опера. Но она все же с должным уважением отнеслась к его выбору и завершила все исключительно так, как он хотел и планировал. Хотя на текущий момент Эрику все больше увлекал зарождающийся новый стиль, о котором упоминал Эжен Виолле-ле-Дюк в своей работе. Она полностью поддерживала идею, что для каждой функции должен использоваться свой материал; для каждого материала своя форма и орнамент с учетом природных свойств используемых материалов. А для этого следовало более рационально подходить к формам и цвету, не обращаясь к показной напыщенности прежних архитектурных стилей ушедших эпох. - Тебе стоит чаще напоминать об этом нашим любезным распорядителям, а то порой они забывают, кто же занимался возведением этого помпезного монстра, - усмехнулась Гарнье в ответ на слова подруги. - Да нет же, Эрика, я не про Гран Опера. Точнее, не только про нее. Я про сегодняшний день, про мое прослушивание, исполнение. Про то, кем я была и стала. Без тебя действительно всего этого не случилось бы. Я бы не появилась на сцене, даже не потому что меня бы не заметили. Хотя, вероятнее всего, так бы оно и вышло. Я о том, что ты вернула мне любовь к музыке, ее ощущение, умение слышать, слушать сердцем, петь о том, что я испытываю, передавать голосом все те высоты и глубины человеческих эмоций, которые я сама проживаю в каждом слове и ноте той или иной арии. Ты вернула мне веру в себя, - с жаром продолжила Кристин, взяв подругу за руки. Ее глаза сияли от восторга, да и сама она будто бы светилась изнутри. - Что ж, моя дорогая, как я и обещала когда-то, добро пожаловать в твою оперу, - улыбнулась Эрика. - Что? – переспросила девушка несколько непонимающе. - Теперь ты будущая дива этой оперы, а значит и ее лицо. И это прелестное личико мне куда больше по душе, нежели нафталиновый образ Карлотты, который, быть может, и был неплох в прошлых десятилетиях, но уже определенно исчерпал себя и не подходит Гран Опера, - Эрика подхватила Кристин под руку и потянула в сторону лестницы. – Кстати, я показала тебе глубины оперы. А не хотела бы ты увидеть ее высоты? Кристин рассмеялась легко и радостно. - Ну что ж, если ты говоришь, что теперь это и моя опера тоже, то, пожалуй, я хотела бы увидеть каждый ее уголок. - Этого я тебе обещать не могу, поскольку технические помещения и коридоры вряд ли могут вызывать у тебя столь же бурный восторг, как и подземное озеро. Но вот со следующим местом я постараюсь не оплошать, - Эрика многообещающе подмигнула Кристин и продолжила вести ее все выше. Они поднялись на самый верхний этаж, после чего Эрика нырнула в какую-то из боковых ниш и, приоткрыв маленькую незаметную дверцу, по лесенке вывела свою спутницу на узкий технический балкон, идущий по всему периметру купола. Оттуда, как на ладони, был виден весь величественный зал, сцена, оркестровая яма, каждый уголок партера и балкона. На сцене как раз начали репетицию девушки из кордебалета, которых в этот момент нещадно отчитывала мадам Жири. - И часто ты тут бываешь? – поинтересовалась Кристин, радуясь, что у нее нет страха перед высотой. - Не то чтобы, но иногда заглядываю – мне нравится акустика и обзор. Посмотри, все как на ладони, - уточнила подруга, окинув взглядом залу и кивнув куда-то в сторону сцены. Они с Эрикой стояли под самым куполом, и, казалось, протяни руку и можно коснуться искусной золотой лепнины и тонкой росписи или же величественной хрустальной люстры посреди зала. И все это – золото и бархат театрального зала, сцена, которой Кристин жила, каждая статуя и барельеф, все это казалось таким родным и таким естественным, словно она действительно была рождена для того, чтобы стать примой этого театра. Эрика в свое время создала форму этого театра, а теперь Кристин наполнит ее душой. Как, в общем-то, они всегда делали, вместе создавая новые композиции, где музыка была первоосновой, а голос становился сущностью. Форма и душа. Одно без другого теряло всякий смысл. И только сливаясь воедино, они обретали полноту, превращаясь и преображая все вокруг в нечто поистине волшебное. Две стороны одной медали, неразрывно связанные друг с другом. Кристин посмотрела на стоящую рядом Эрику, все еще размышляя об их удивительной связи. Гарнье же с любопытством наблюдала за тем, что происходило на сцене, несколько отвлекшись от их диалога. Быть может, и к лучшему. Потому что Кристин вряд ли смогла бы изложить ход своих мыслей и ощущения от размышлений в эту минуту. Поскольку факт того, что их судьбы неразрывно переплелись, заставлял сердце Кристин взволнованно биться чуть чаще. «Как же все же чудесно, когда есть такая близкая подруга», - подумалось Кристин. «Как же все же чудесно просто быть рядом с ней», - мелькнула в этот же момент мысль у Эрики. __________________________ [1] Опиумная настойка на спирту, в XIX веке был популярным препаратом, считался универсальным лекарственным средством и использовался как успокоительное или снотворное. [2] В танцевальном фойе Гран Опера расположены портреты двадцати выдающихся танцовщиц, начиная с XVII века. [3] «Think of Me», литературный перевод Anagramme. [4] Работник театра, обязанности которого включают в себя запуск зрителей в фойе и в зрительный зал, проверку билетов при входе, помощь зрителям в отыскании места, ответы на вопросы посетителей. [5] Маргарита-Жозефина-Дезире Монтанье Арто́ — знаменитая оперная певица середины XIX века, племянница бельгийского скрипача и композитора Жозефа Арто. С детства занималась пением. Обладала прекрасным голосом, позволявшим ей впоследствии исполнять партии меццо-сопрано, драматического и лирико-колоратурного сопрано. [6] В 1858 году состоялся дебют Дезире Арто на сцене парижской оперы в «Пророке» Мейербера. Прекрасные вокальные данные, а также драматический талант принесли певице заслуженную славу. Вскоре она добилась положения примадонны в Парижской Опере, незадолго до начала строительства Гран Опера. [7] Поль Жак Эме Бодри — французский живописец, один из наиболее известных представителей академического направления времён Второй империи. Занимался росписью потолка в Театральном фойе Гран Опера. [8] Один из неостилей периода историзма, сложившийся во Франции в период Второй империи (1852—1870), главным образом в Париже. Характеризуется сочетанием в себе неоклассицизма периода правления короля Людовика XVI с элементами наполеоновского ампира, архитектуры итальянского Возрождения и барокко. [9] Стиль конца XIX-начала XX века, также его называют модерн. Во Франции одним из источников формирования нового стиля, получившего позднее название «ар-нуво», стали сочинения историка и теоретика архитектуры Эжена Виолле-ле-Дюка. В своих историко-теоретических трудах, в частности в книге «Беседы об архитектуре» («Entretiens sur l'architecture» 1863—1872). [10] Французский архитектор, реставратор, искусствовед и историк архитектуры, идеолог неоготики, основоположник архитектурной реставрации.