***
27 марта 1877 года - В каком смысле сеньора Джудичелли больше не будет выступать у нас? - Андре в ужасе воззрился на Эрику. - Мадмуазель, что Вы натворили? - Это катастрофа! - Фирми упал на мягкий диван, обмахиваясь откуда-то взявшимся у него в руках веером. Спустя некоторое время после громкой сцены в фойе они втроём собрались в кабинете распорядителей. В сравнении со своим лаконичным и сдержанным рабочим пространством здесь Эрика чувствовала себя, как на цыганской ярмарке: золотые напольные канделябры, парочка кресел и диван в стиле Людовика XV, совершенно не подходящий сюда по цвету громоздкий резной палисандровый письменный стол с инкрустацией, аляповатые картины в массивных золотых рамах, персидский ковер на полу и бархатные шторы с золотым шитьем и кистями. Все это создавало ощущение чрезмерной вычурности и захламленности одновременно. Словом, то, что обычно случается, когда кто-то при деньгах, но с отвутствием вкуса, приходит в антикварную лавку и без разбора скупает все, ничуть не заботясь о сочетаемости и уместности этих предметов интерьера в одном пространстве. - Но она же не могла уйти просто так? - предпринял очередную жалобную попытку Андре, театрально держась за сердце. Его голос подскочил до фальцета. - Разумеется, нет. Сеньора ушла с выплатой всех причитающихся гонораров и рекомендациями, - со всей серьезностью, на которую была способна, ответила Эрика, поудобнее устраиваясь в кресле. Вся эта ситуация даже немного забавляла ее. С другой стороны, девушка и подумать не могла, что избавиться от общества Карлотты удастся так скоро. Провидение, не иначе. - Но как? - простонал Фирми, подавший голос из груды диванных подушек. - А почему вы сами ее не расспросили, когда сеньора уходила? - Гарнье вопросительно вскинула брови, не без труда переведя взгляд с ужасающего натюрморта, расположенного на стене прямо напротив ее глаз, на распорядителя. Не удивительно, что мужчины так легко впадали в истерики – эти полотна, находящиеся в кабинете перед их глазами все время, совершенно определенно были способны довести до нервного припадка кого угодно. - Она пронеслась мимо словно фурия! - попытался было оправдаться Андре. - Мы даже не успели попрощаться, не говоря уж о возможности спросить о чем-либо. Эрика даже не сомневалась, что, едва покинув ее кабинет, сеньора Джудичелли снова вошла в роль и с наслаждением устроила финальный отыгрыш перед почтенной публикой, собравшейся в фойе в ожидании развития событий. Удивительная все же женщина – сочетать в себе столь непомерное и ни в коей мере не обоснованное талантом тщеславие и вот это упорство и желание самоутверждения любым способом. И тем удивительнее, что вышло договориться с ней одним днем. С другой стороны, если бы не отсутствие пролонгированного контракта, на решение ситуации ушло бы куда больше сил и времени. - А почему Вы не попробовали с ней договориться? - попытался сделать робкую попытку обличения Фирми, но вмиг скис, натолкнувшись на колючий взгляд девушки. – Хотя о чем я? Боже, нужно было нам самим постараться уладить этот конфликт. - И что нам теперь делать? - запричитал второй мужчина, встав из кресла и начав ходить из угла в угол. В какой-то момент он споткнулся о маленькую бархатную банкетку на кованых ножках, непонятно что делающую посреди кабинета. Едва устояв на ногах, Андре с чувством выругался. - Вот же дьявол! Эрика несколько отстраненно наблюдала за паникой распорядителей. Безусловно, она понимала причины их досады – в свое время мсье потратили немало сил, чтобы заполучить сеньору Джудичелли в качестве примы в Гран Опера, несмотря на все сомнения Эрики на тот момент – она до последнего настаивала на проведении конкурса на занятие вакантной должности главной исполнительницы, но два голоса перевесили один. Девушка изначально, даже до знакомства с Кристин, не разделяла восторгов распорядителей в отношении вокальных данных Карлотты. Но, в конце концов, яркая внешность, эпатаж и имя сыграли в пользу сеньоры Джудичелли. Безусловно, у нее были свои поклонники. Но, положа руку на сердце, едва ли бы кто решил отказаться от посещения Парижской оперы только по причине смены примы – в конце концов, аристократическая публика ходила в культурные места, в частности в оперу, не только и не столько ради прослушивания очередной арии. Это место служило еще и пространством для светских встреч, обмена новостями, а также выгула очередных новых нарядов, драгоценностей, кавалеров и дам. Между тем оба мужчины в этот момент выглядели чрезвычайно растеряно и оттого лишь более нелепо. - Господа, ей богу, вы разводите драму на пустом месте, - как могла, попыталась успокоить их Эрика. Суетливое беспорядочное мельтешение Андре вызывало у нее не сочувствие, а лишь нарастающую головную боль, вдобавок к этому от избытка антикварных вещей в помещении воздух казался спертым. Девушка с нажимом помассировала виски. - У нас ведь где-то оставалась бутылочка «Мартелля», Ришар? – обратился к другу Андре, пропустив слова Гарнье мимо ушей. - Но ведь еще нет даже трех по полудню, - возразил было Фирми, но затем махнул рукой, краем глаза продолжив наблюдать за нервной ходьбой партнера. - Лучше быть весёлым с утра, чем грустным весь день, - ворчливо отозвался мужчина, направившись в сторону массивного бюро из дуба. - Не могу не согласиться, что твое брюзжание вечерами бывает порой просто невыносимо, - не преминул усмехнуться Фирми в ответ. Эрика сделала глубокий вдох в попытке сохранить самообладание. Одной из немногих вещей, которая была способна вывести ее из себя наравне с глупостью, были мужские истерики. В ее понимании, потеря контроля под давлением эмоций зачастую лишала людей чувства собственного достоинства. Сама Эрика всегда старалась держать себя в руках и не идти на поводу чувств, чего закономерно, по ее мнению, требовала и от других. Девушка коротко постучала тростью о пол, привлекая тем самым к себе внимание, а затем вкрадчиво повторила: - Кажется, вы меня совсем не слушаете, мсье. Вы драматизируете. Смею заметить, вы совершенно упускаете из внимания тот факт, что в субботу у нас грядет премьера. Без участия сеньоры Джудичелли. Андре остановился, после чего, поставив бокал с коньяком на стол, вернулся к своему креслу и сел рядом с девушкой. Он неуверенно поерзал, а затем подался вперед, чтобы видеть лицо собеседницы, и, слегка понизив голос, словно его мог услышать кто-то посторонний, с сомнением уточнил: - Но если мадмуазель Даае не примут? Эрика закатила глаза. Эта парочка словно не жила в Париже, а если и жила, то в полном отрыве от достопочтенного столичного общества. Хотя меж тем, если верить слухам, распорядителей не раз замечали в кафе-шантан. Люди в Париже были охочи до сенсаций. Они были готовы бесконечно копаться в чужом грязном белье и с наслаждением обсасывать очередной громкий скандал либо детали чьей-то интрижки. Ни один светский раут не обходился без этого. Если честно, по мнению Гарнье, в этом городе можно было бы с легкостью закрыть все церкви и открыть на их местах развлекательные заведения, в которых бы ставили фривольные выступления и распускали свежие сплетни - никто бы и глазом не моргнул. Поскольку дух грязного порока – вот истинное божество, которому поклонялись парижане. А потому было достаточно бросить им кость, чтобы приковать все внимание к какой-либо теме и увести в тень другую. - Словно Вы сами не знаете, насколько французское высокое общество падко на интриги и тайны, - Эрика в ответ чуть склонилась вперед, облокотившись о витой подлокотник, и слегка приблизилась к уху мужчины. Она продолжила проникновенно, словно доверительно делясь с ним чем-то сокровенным. – Так торжественно раскройте же перед ними такую тайну! Вы забываете, что мадмуазель Даае не какая-то безымянная хористка, а дочь самого Густава Даае, великого композитора, имя которого до сих пор у всех на слуху. Поведайте им, как вы чудесным образом обнаружили, а затем искусно раскрыли ее талант, предоставив тем самым уникальную возможность для нашей многоуважаемой публики приобщиться к ее завораживающему исполнению. Эрика, как ни в чем не бывало, откинулась на спинку кресла, в то время как Андре глубоко вдохнул, прикрыв глаза, словно обдумывая слова собеседницы. А затем кивнул и несколько облегченно выдохнул. Фирми же дотянулся до оставленного на столе бокала и теперь сидел за столом, задумчиво вращая его в своей руке, грея благородный напиток в ладони. - Мы рискуем именем и деньгами, - наконец заметил он, немного пригубив янтарную жидкость. Гарнье восхищённо воззрилась на мужчину. Какая блистательная и вопиющая наглость! - Смею освежить Вашу память, мсье Фирми, что это я рискую деньгами, а не вы, - уточнила Эрика резко, не сводя немигающего взгляда с мужчины. – Вы не будете так любезны напомнить, какую именно сумму вы вложили в наши театральные постановки в течение последних пары лет? Что же Вы молчите? А, должно быть, Вы подсчитываете в голове, сколько потратили на подготовку «Il Muto»? Не утруждайтесь, я могу подсказать - нисколько. Какая досада! Посему, при всем уважении, не вам рассуждать о финансовых угрозах и потерях. Эрика ощутила волну нарастающего раздражения. Опера действительно всегда требовала множества вложений. Так еще со времен Людовика XIV большинству культурных заведений Парижа был предоставлен особый статус. Он подразумевал полностью частное художественное и финансовое управление театрам, к коим относилась и Парижская опера. Это давало множество творческих возможностей и отсутствие контроля репертуара и цензурирования постановок со стороны властей. Но, вместе с тем, исходя из этого, государство предоставляло лишь относительно скудную субсидию на сохранение здания Гран Опера как культурного памятника, но не на его эксплуатацию или любые иные возможные нужды. Жалование артистам и работникам, монументальные декорации, сложные костюмы, содержание и текущий ремонт здания, отопление помещений и многое, многое другое. Все это съедало львиную долю дохода от представлений. И Эрика каждый раз вкладывала средства из своего кармана, на этапе подготовки к очередной постановке, чтобы затем позже получить или не получить компенсацию своих сомнительных инвестиций. Фирми заметно стушевался, но, похоже, коньяк придал ему храбрости, отчего мужчина, откашлявшись, все же решил попытаться оставить последнее слово за собой. - Но Вы не единственная, кто вложил средства в Гран Опера, - возразил он, переведя взгляд на друга в попытке отыскать в его лице поддержку. Но Андре все так же сидел с прикрытыми глазами, откинувшись на спинку кресла и, судя по всему, решив, что в споре с мадмуазель Гарнье проще прикинуться спящим или мертвым. Узел раздражения беззвучно лопнул. Какая о ней ходила людская молва? Острая словно клинок? Незримая изящная рапира обнажилась и поблескивала в отсветах тусклого мартовского дневного света. Эрика склонила голову на бок, пристально изучая мужчину, сидящего напротив, будто тщательно выбирая место для подходящего смертоносного выпада. Каким он будет? Колющий удар выверенного ответа, устремленный в самое сердце или режущий вопрос, направленный в район яремной вены? - Соблаговолите напомнить, а кто ещё? Давайте только не будем брать в расчет средства, вложенные французским правительством на первых порах возведения здания. Я говорю о конкретных суммах на содержание оперы после ее открытия, - ее голос звучал тихо, подчеркнуто вежливо и оттого еще более угрожающе, рождая ощущение холодка вдоль позвоночника. Ответом ей стало гробовое молчание. Часы на стене пробили три по полудню. Фирми невольно вздрогнул и, наконец, разорвал взгляд с Гарнье. Ощущение ледяной стали у тонкой кожи шеи не покидало. - Но в конечном счете мы ничего не добились, - распорядитель столь спешно перевел тему в попытке отделаться от малоприятных чувств, что закашлялся от очередного глотка, опалившего горло. Отдышавшись и промокнув невольно выступившие слезы платком, мужчина добавил. – Получается, что у нас снова нет замены на случай отсутствия примы по какой-либо причине. - А вот для этого мы с вами введем практику взращивания молодых талантов, подобно той, что выстроена в нашей балетной труппе. Я обсужу этот вопрос с мадам Жири, она не откажет в помощи и поделится своим опытом, - согласилась Эрика, также не желая множить конфликт, решив снова перейти к обычному светскому диалогу, а не словесному фехтованию. По ее ощущениям день не задался с самого утра. Сначала Жером, потом Карлотта, а сейчас ещё эта парочка. Боль все назойливее ввинчивалась в виски и отдаваясь навязчивой тупой пульсацией где-то в районе темечка. Словно кто-то настойчиво тянул ее за волосы на затылке, не желая оставить в покое. - Кстати, о деньгах, мадмуазель, - неожиданно встрепенулся Андре, будто вспомнив о чем-то действительно важном. - У нас появился меценат! Он пока разово пожертвовал некоторую сумму на развитие театрального искусства, но кто знает! Быть может, в дальнейшем он будет более щедр на взносы. - Вы отразили эту сумму в гран ливр? - уточнила Эрика устало. Ее начинало мутить от разговоров, места и людей, а отсутствие притока свежего воздуха в кабинете лишь усиливало дискомфорт. Девушке нестерпимо хотелось выйти во двор и просто наполнить легкие холодным мартовским воздухом. Наконец-то хоть немного отвлечься от скандалов и событий сегодняшнего дня. Да, прогулка совершенно определенно пришлась бы не лишней. - Обижаете! Конечно, до последнего сантима! - Чудесно, - Эрика хотела было встать, чтобы поскорее покинуть душное помещение, но распорядитель продолжил. - Имя нашего мецената виконт де Шаньи. И он хотел заглянуть сегодня днём, познакомиться со всеми нами, включая главную исполнительницу. Мы планировали представить ему сеньору Джудичелли, но, похоже, теперь имеет смысл представлять мадмуазель Даае? Я послал за ней, она подойдет после репетиции. Кстати, виконт как раз хотел было побывать на генеральном прогоне, но дела не позволили. Поэтому, если желаете, можете остаться, дождаться его в нашей компании, он должен подойти с минуты на минуту, - подытожил Андре весьма довольный собой. Судя по всему, его немало радовал факт того, что появился еще один человек, способный качнуть чашу весов в нужном направлении при обсуждении каких-либо вопросов. - Быть может, чая? Девушка внутренне застонала. - Я отойду, - ответила Эрика отрывисто и поднялась. - Пошлите за мной, как только наш гость прибудет. Буквально в этот же момент в дверь постучали и, не дожидаясь приглашения, в кабинет вошел невысокий блондин с щегольскими бакенбардами, водянисто-голубыми рыбьими глазами и гладко зачесанными назад волосами. Он был одет по первому слову парижской моды, и явно пытался произвести впечатление на присутствующих. - Добрый день, господа. Виконт де Шаньи, - представился молодой человек, выделив голосом слово "виконт", словно это должно было всенепременно определить благоговейное отношение собеседников по отношению к нему. Он пожал мужчинам руки и кратко кивнул Эрике, лишь мазнув по девушке взглядом. – Простите, что не сумел посетить генеральную репетицию – дела, дела, знаете ли. Оба мужчины подобострастно закивали, явно воодушевленные появлением столь влиятельного в их глазах лица в кабинете. В то время как Гарнье почувствовала стойкую неприязнь, как только тот зашёл в помещение. Сложно даже объяснить почему. Быть может, ее задела эта подчеркнуто-небрежная манера общения? Или же вот этот показательный разговор со всеми находящимися в помещении, но при этом нарочитое обращение только лишь к присутствующим мужчинам? - Что Вы, мы безмерно благодарны, что Вам вообще удалось приехать к нам ради этой встречи, - расплылся в улыбке Фирми, увлекая молодого человека вглубь кабинета. – Присаживайтесь. Могу предложить Вам коньяк, если пожелаете? - Нет, благодарю, - отказался виконт, опустившись в кресло. – У меня впереди еще званый ужин, поэтому я заглянул к вам ненадолго буквально по пути. Так расскажите, на что я все же потратил свои деньги? Есть люди властные, а есть обличенные властью. И если изначально кажется, что это одно и то же, то но на самом деле сие есть лишь поверхностное суждение. Люди властные имеют внутренние силы, мотивы и принципы, от которых не отказываются. Их сила в твердости намерений, что лежат в основе действий. Зачастую их несгибаемая воля даёт ход историческим событиям или же меняет жизни других людей. Эта сила не используется в качестве прикрытия, а неизбежно возникающая ответственность за принимаемые решения становится сдерживающим элементом, определяющим направление движения. Обличенные же властью люди напоминают скорее паразитов, что используют власть как прикрытие для самоутверждения и реализации своих, зачастую мелочных, амбиций. Они способны пойти на многое ради достижения целей и не всегда считаются с последствиями и жертвами. Для них власть становится всего лишь орудием, которым они готовы понукать тех, кто находится в подчинённом или зависимом положении. Власть, по их мнению, дает им моральное право на любое душевное уродство и способна списать с рук так же многое. Очевидно, что виконт относился к последним. - Вы увидите, что Ваше щедрое вложение в искусство не пропадет даром, - заверил собеседника Андре. - Наша опера вобрала в себя лучшее: новейшие постановки, обворожительную приму с магическим голосом, изящных порхающих балерин. Такого великолепия Вы не встретите нигде, ручаюсь! Вы ведь успели оценить всю красоту здания, пока поднимались сюда? - Справедливости ради, хотел бы признаться, что я не то чтобы был любителем музыки или балета, - хохотнул молодой человек, вальяжно раскинувшись в кресле и закинув ногу на ногу. - Скорее я ценитель прекрасного. Андре натянуто улыбнулся, переводя многозначительный взгляд на Фирми. - Тогда, смею узнать, почему Вы вообще решили стать нашим меценатом, мьсе? - уточнила Эрика, снискав уничижительные взгляды со стороны обоих распорядителей. - Мадмуазель Гарнье хотела поинтересоваться, что именно привлекло Вас в нашей прекрасной опере, виконт? - Андре изо всех сил попытался сгладить резкость заданного вопроса, одновременно заискивающе улыбнувшись молодому человеку и сделав страшные глаза девушке. Де Шаньи перевел взгляд на Эрику, будто только увидев. - Прошу меня простить, мадам, я упустил, а Вы?.. - Рауль сделал паузу и вопросительно вскинул брови. Он явно привык задавать вопросы, а не отвечать на них. Тем более на вопрос, который требует объяснений. Тем более от женщины. - Мадмуазель. Мадмуазель Гарнье. Художественный руководитель и патрон этой оперы. А ещё архитектор, который ее возвел. Поэтому без преувеличений, скажу, что опера - мой второй дом. Посему, безусловно, мы весьма признательны Вашей весьма своевременной финансовой помощи, мсье де Шаньи, но мне также важно понимать, что именно привело Вас к нам в оперу? – Эрика опустилась в кресло напротив молодого человека, разместив руки на подлокотники и выжидающе глядя прямо в глаза собеседнику. - Так не соблаговолите ли поделиться со всеми нами? Титул определенно не добавлял мужчине значимости в ее глазах. И вообще в свое время ее немало интересовали труды философов Просвещения, легшие в основу событий Великой французской революции. Как ни крути, идеи свободомыслия, естественных прав человека и отсутствие унаследованных безусловных привилегий были весьма близки воззрениям Эрики, несмотря на ее собственное происхождение. К тому же девушка предельно отчетливо понимала, для чего вообще де Шаньи решил заделаться меценатом. Кроме того, что такая забава была весьма популярна среди современной аристократии, вложения открывали виконту двери в Гран Опера. Любую из ее дверей, если быть более точной. Виконт смерил взглядом сидящую девушку. Молодая, но не особо на его вкус привлекательная - правильные, но слишком резкие черты лица, которые подчеркивал тонкий шрам на полщеки. И эта резкость читалась во всем. В том числе и в том, как подчеркнуто-дерзко она отказала ему в титуле. Это было просто недозволительно, и виконт про себя пообещал не спускать ей это с рук в дальнейшем. Что там еще? Черные волосы, колючие серые глаза, строгая одежда. Одним словом, ничего интересного. Ему куда как больше симпатизировали воздушные, милые мадмуазель, нежные как утренние розы. Которых, к слову, наверняка немало водилось и в оперных кулуарах. При всем при том стало очевидно, что с этой девушкой предстоит считаться. Было в ней что-то такое, что вызывало у виконта ощущение непререкаемости, что встретишь не у каждого мужчины, не говоря уж о женщине. Быть может всему виной ее неженственная одежда и весь образ, а, может, вот эта властная жесткость, с которой де Шаньи привык считаться лишь в том случае, когда та исходила от его отца. Он не привык, чтобы им понукали или привлекали к ответу. Но женщину напротив, судя по всему, это мало интересовало. И, вполне определенно, возражений она не терпела. Эрика также неприкрыто разглядывала сидящего напротив молодого человека. Она сталкивалась с куда более самолюбивыми франтами на балах и светских раутах. Но этот, судя по всему, был не только заносчив, даже, пожалуй, спесив, но, прежде всего, достаточно глуп чтобы заметить свою ограниченность. И безволен. Это было заметно по его практически отсутствующим скулам, мягко очерченному и даже несколько женственному подбородку, в какой-то момент нервно дернувшемуся под модным широким шелковым галстуком кадыку, и в целом способу подавать себя. И его претенциозность вкупе со всем выше обозначенным, вызывали у Эрики презрение и раздражение. Казалось, что эта молчаливая дуэль могла продлиться бесконечно, отчего распорядители, начали ощутимо нервничать, наблюдая за двумя молодыми людьми. К их радости, в дверь снова постучали - А это, должно быть, наша новоиспеченная прима, мадмуазель Даае, - поспешил сообщить Андре, прежде чем открыть дверь. - Как Вы сказали? Даае? – недоверчиво переспросил виконт, вмиг повернувшись к распорядителю всем корпусом и, оглядываясь на дверь через плечо. По его лицу скользнула едва заметная улыбка. – Кристин Даае? - Да, - несколько озадаченно ответил распорядитель. - А Вы с ней уже знакомы? - Не то слово! В этот момент внутри Эрики что-то тренькнуло. Словно внезапно оборвавшаяся струна. В сердце обозначилась некая странная тревога, которая еще не оформилась, а только лишь зародилась где-то глубоко внутри, предвещая грядущую бурю. Но было очевидно, что эпицентром этой бури предстоит стать Кристин Даае.***
- Кристин, Кристин! - Мэг настолько спешно влетела в гримерную, что чуть не сбила подругу с ног. - Ты слышала свежие новости? Последние дни выдались просто сумасшедшими. В преддверии премьеры уже в эту субботу девушку разрывали на части в каждую свободную минуту даже между репетициями. Подгонки костюмов, парные дополнительные репетиции с Пьянджи, генеральный прогон завтра, зубрежка текстов. В эти дни ей не довелось даже пообщаться с Эрикой. Кристин видела ее только издали, когда девушка давала дополнительные указания оркестру, разбирая партитуру. - Что? Нет. Я была на примерке платьев к субботнему выступлению, - немного удивлённо ответила Кристин, глядя на запыхавшуюся и взбудораженную девушку. - Ты пропустила тако-о-ое! - балерина чуть ли не скакала на месте от нетерпения. Она схватила стакан воды со стола, выпив его залпом в попытке восстановить дыхание. А затем выпалила на одном дыхании не в силах больше сдерживаться: - Карлотту попросили из театра! - Что?! Кристин пораженно застыла на месте, широко распахнув глаза. Конечно, последний месяц был богат на события и изменения. Но Карлотта казалась неизменным, незыблемым явлением в жизни театра. И даже когда Кристин объявили, что она станет примой, было очевидно, что речь шла о втором, запасном составе и исполнении партий в отсутствие главной примы, что случалось крайне нечасто. Именно Карлотте предназначались записки от благодарных поклонников, именно ее встречали пышные букеты. Кто, если не она, будет блистать на сцене? - Она пришла с утра в оперу и закатила такой скандал! Я как раз выходила с репетиции, когда услышала крики со стороны главной лестницы, - затараторила Мэг, словно не в силах прервать наконец-то прорвавшийся поток слов. – Мы с девочками выскакиваем, а там она и мсье Андре с мсье Фирми. Стоят, трясутся от ее криков, не могут даже слова вставить поперек. А тут выходит мадмуазель Гарнье, и тут такое началось! Мэг схватила висевшее на спинке одного из кресел боа и накинула себе на шею, изображая Карлотту: - «Я не позволю себя заменять этой певичкой!», заявила она, значит. А мадмуазель на нее как посмотрела, даже меня будто бы холодной водой окатило! Представляешь? У Кристин закружилась голова. Она спешно опустилась на краешек стула, прижав вмиг похолодевшие пальцы к пульсирующим вискам. Пока не понимая, чем ей все это грозит, она ощутила привычный узел тревоги, затягивающийся в районе солнечного сплетения. Сделав глубокий вдох-выдох, девушка напряженно попыталась сглотнуть подступающий ком и перевела взгляд на подругу, но та не замечала состояния Даае, торопясь поведать свою невероятную историю: - И вот они стоят посреди фойе, Карлотта кричит, что не будет петь на одной сцене с кем-то, а мадмуазель ей и ответила, что ты будешь петь в эту субботу, а еще будешь примой во втором составе, а там, глядишь, и в первом тоже, представляешь? У Кристин окончательно перехватило дыхание. Она безвольно открыла и закрыла рот, не веря услышанному. Только не это. Она не готова! Она не сможет противостоять Карлотте, та ее в порошок сотрет и будет, в общем-то, права! Прерывисто и судорожно втянув ставший вдруг тяжелым и густым воздух, Кристин спросила с мольбой в голосе: - Скажи, что Эрика уступила ей? Пожалуйста! - Да какой там! – восторженно рассмеялась Мэг. – Она сказала, что у них с Карлоттой истек контракт и вообще непонятно будут его продлять или нет, а потом мадмуазель вообще увела ее к себе в кабинет. Не знаю, что там уж происходило, но, где-то через полчаса, Карлотта выскочила злющая, как мегера! Мы с девочками едва успели посторониться, чтобы она не скинула нас с лестницы, с нее станется! Такой разъяренной я ее еще в жизни не видела! Подобные чувства накатывали на Кристин эпизодически. Началось все после смерти отца, и тогда приступы были непомерно сильны: казалось, будто какой-то дикий зверь дышит в затылок, отчего хотелось бежать куда глаза глядят, но это не выходило по причине того, что тело, сведенное болезненной судорогой, не слушалось. Сердце сжимало в тиски безумного страха, отчего оно заходилось, а дышать становилось настолько тяжело, что воздух казался киселем. После того, как припадок отступал, все тело каждый раз болело еще несколько часов кряду, словно его безжалостно истязали. После переезда в оперу такие приступы случались все реже, а последние пару лет практически сошли на нет. Но сейчас Кристин чувствовала, как дыхание снова спирает в груди, а волоски на коже приподнимаются от ощущения панического ужаса. Кристин прикрыла глаза и слегка надавила на глазницы основаниями ладоней, продолжая глубоко дышать. Во время прежних приступов обычно это помогало ей. Выручило и сейчас - тело едва заметно расслабилось, а страх отступил, позволив дышать, но все ещё затаившись на задворках сознания. Но она не была способна вымолвить и слова, слушая изложение событий в исполнении Жири. Кристин не смогла до конца уловить, что же произошло, но единственное, в чем она была уверена – если это касалось Эрики и та вбила себе что-то в голову, то она не отступит. Поэтому даже страшно представить, как же проходил их с Карлоттой диалог в кабинете. - А потом мама́ сказала мне, что мадмуазель Гарнье выплатила Карлотте жалование и отправила восвояси в Италию! Представляешь? Я даже вообразить не могу, как ей это удалось? Кристин с минуту молчала, глупо и бессмысленно уставившись на собеседницу. В ее голове никак не могла сложиться единая картина из обрывков тех новостей от Мэг, что она успела уловить. - Подожди, - в голове Кристин мелькнула шальная мысль, от невероятности которой снова закружилась голова. – Но если Карлотта больше не прима театра и с ней разорвали контракт, то ее место занимает прима второго состава... - Да! – радостный возглас Мэг отразился от стен гримерки. – Теперь ты можешь стать примой Гран Опера! Но Кристин прикрыла рот ладонью от осознания совершенно иного толка. Когда Эрика говорила, что теперь это опера Кристин и та станет ее лицом - вот что подразумевала Гарнье. Не то, что она будет петь во втором составе, и не то, что ей придется делить сцену с Карлоттой. Эрика задумала заменить Карлотту. И непонятно, каким именно образом, но ей это весьма искусно и скоро удалось. - Боже, - все, что смогла вымолвить Кристин ошеломленно, все еще не веря в произошедшее. Стремительный рост из хористки до примы за неделю казался чем-то ирреальным. - Разве ты не рада? – Жири присела на корточки перед Кристин и обеспокоенно заглянула ей в глаза. - Я… Я не знаю, Мэг. Все это так внезапно, так… невероятно? Мне все еще кажется, что все это всего лишь сон, - произнесла Кристин бледными, пляшущими от волнения губами. – С другой стороны, возможно, в качестве примы первого состава еще пригласят другую звезду? Мне не верится, что эту должность предложат мне. Это слишком хорошо, чтобы стать правдой. Балерина нахмурилась, по-детски слегка сморщив нос, но потом упрямо мотнула головой: - Ну уж нет, мадмуазель сказала, что ты будешь делить сцену в первом составе с Карлоттой, если публика примет тебя благосклонно. А значит, она подразумевала, что именно ты выйдешь в первом составе в какой-то момент, а не кто-то другой. Кристин неопределенно пожала плечами и вправду не зная, что сказать. - Давай я поговорю с Эрикой? Она сможет толком объяснить, что произошло и чем это грозит всем нам? Потому что порой тщетно пытаться разгадать ее замыслы. В гримерную заглянула мадам Жири. Окинув взглядом дочь и бледную Кристин, она прошла в помещение, а затем заботливо пощупала лоб Даае. - Ты в порядке, Кристин, - обеспокоенно спросила она, ощутив холодный влажный лоб под своей ладонью и внимательно посмотрела на девушку. - Мама́, я рассказала ей новости о Карлотте, она вот все еще никак не может прийти в себя после этого, - бойко, практически скороговоркой проговорила Мэг за Даае. Вместо ответа мадам Жири закатила глаза и покачала головой, а затем успокаивающе погладила Кристин по плечу. Порой ее дочь была неудержима в своем стремлении поведать всему миру обо всем, не церемонясь и не вспоминая о чувстве такта. - Не волнуйся, дорогая. Самое главное для тебя сейчас – это должным образом дебютировать в субботу. А там судьба уже будет в твоих руках. По крайне мере теперь все двери открыты перед тобой. Кристин благодарно сжала руку женщины на своем плече. Даае не помнила своей матери, но эта женщина, столько лет поддерживающая ее в том числе и в самые непростые времена, воистину стала если не матерью, то наставницей, способной вселить в ее душу умиротворение и уверенность. - А теперь тебе нужно спуститься в кабинет к распорядителям. Нет-нет, ничего такого, не волнуйся, просто у Гран Опера появился меценат, которому хотят представить в том числе и текущую приму, - спешно добавила она, перехватив затравленный взгляд девушки. - В конце концов, ведь это ты будешь выступать в субботу на сцене, а не кто-то другой. Нет ничего удивительного в том, что с тобой хотят познакомиться лично. Мадам Жири направилась к выходу. Она открыла дверь и выжидающе замерла. – Дать тебе несколько минут на сборы или ты готова? Я провожу. Кристин поднялась на ноги, глубоко вздохнула и, подойдя к зеркалу, слегка поправила прическу. Если не обращать внимания на расширившиеся от волнения зрачки и легкую бледность, которую вполне можно было списать на усталость последних дней, то в целом она была готова предстать перед распорядителями и неким новым меценатом. Интересно, будет ли среди присутствующих Эрика? Ее участие определенно облегчило бы эту встречу. И можно было бы расспросить о произошедшем чуть позже, оставшись наедине. Даае глубоко вдохнула. - Пойдемте. Они прошли по коридорам оперы, поднимаясь на этаж выше. Здесь располагались кабинеты руководителей театра и несколько рабочих помещений. Обычно артисты не были вхожи на этот этаж в первую очередь за ненадобностью. Но Кристин знала каждую ступеньку, регулярно наведываясь к Эрике. На этот раз они свернули не к ней. Остановившись рядом с дверью кабинета распорядителей, мадам Жири коротко постучала.***
- Входите, - крикнул Андре и, увидев пришедшую, поспешил представить. – Мадмуазель Кристин Даае, но вы уже знакомы, как я понимаю, правда, пока совершенно непостижимым для нас образом. И мадам Жири, наш балетмейстер. Кристин вошла в кабинет, пробежавшись взглядом по всем присутствующим, и ошеломленно замерла, увидев молодого человека, который в свою очередь спешно встал с места при ее виде. В глазах тут же промелькнуло узнавание. - Рауль? – неверяще спросила она, словно не доверяя своим глазам. - Лотти! – радостно откликнулся мужчина в два шага преодолев расстояние, и тут же заключив девушку в объятья. Все внимание было приковано к молодым людям в центре кабинета. Распорядители и мадам Жири смотрели удивлённо, Эрика - с ощутимой примесью плохо скрываемой неприязни. Если до этого Гарнье испытывала враждебность не имевшую под собой четких причин, то теперь эта причина носила имя Кристин Даае. Острое, едкое чувство подступило к горлу Эрики подобно желчи. Ранее она не испытывала ничего схожего. Словно жаркая волна сдавила горло в попытке удушить, породив отвращение, ненависть и ядовитую зависть к мужчине напротив. Который мог вот так запросто, неприкрыто на людях проявить свои чувства в отношении вошедшей девушки без страха быть отвергнутым или же снискать осуждение. Будто бы он имел на это полное право. Словно все происходящее было само собой разумеющимся. Как если бы он имел право на нее. Скулы свело от напряжения, а от хинной горечи начало саднить горло. - Мадмуазель Даае, мы и не знали, что среди Ваших близких друзей имеются столь влиятельные персоны, - сдержанно произнесла Эрика пересохшими губами, пытаясь хоть как-то прервать сцену, что разыгралась на ее глазах. - Однако, Вы полны сюрпризов. Если Кристин и заметила язвительность в словах подруги, то никак на это не отреагировала, явно увлеченная внезапной встречей. Она отстранилась от виконта, все ещё пораженно глядя на мужчину: - Рауль, поверить не могу, что это ты! Я так давно тебя не видела. - Сколько мы не виделись? Пять лет? Шесть? - де Шаньи так же с восторгом разглядывал девушку, не выпуская ее ладоней из своих. - Девять, - рассмеялась Кристин. И этот смех прозвучал искренне, легко и радостно. Этим смехом она награждала немногих. - Подумать только, как летит время! Ты уже не прежняя малышка Лотти, как я погляжу. Ты прима Гран Опера! - Второго состава, - смущённо уточнила Кристин, вмиг вспыхнув. - Н-нет, мадмуазель, мы ещё не успели Вам сообщить, но сеньора Джудичелли получила заманчивое предложение из другого оперного театра на своей родине и, к нашему величайшему сожалению, стремительно покинула нас. Но какое счастье, что у нас есть Вы! - поспешил вмешаться Фирми, дабы предотвратить возможный конфуз, добавив с легким нажимом. - Мы обязательно обсудим с Вами детали нашего сотрудничества чуть позже, как только у Вас будет больше свободного времени, после ближайшей премьеры. Кристин ошарашенно уставилась на распорядителя, а затем перевела взгляд на Эрику. Та лишь крайне сдержанно кивнула в ответ на немой вопрос Даае. Это умение понимать друг друга, не озвучивая мыслей и вопросов вслух, порой удивляло обеих девушек. - Ну что ж, значит я вовремя! Как раз успеваю поздравить тебя с таким стремительным взлетом! Когда же твой дебют в новой роли? - уточнил Рауль явно довольный тем, что он оказался в нужный момент в опере. - Подумать только! Такая встреча! - В субботу, - улыбнулась Даае робко. - Ты же будешь на премьере? - Всенепременно, Лотти, - заверил ее мужчина, легонько склонившись и коротко прижавшись губами к тонким пальцам девушки, прежде чем, наконец, выпустить ее из своих объятий. И это "Лотти" резануло Эрику изнутри зазубренным ржавым лезвием ревности. О, да! Именно ревность! Так именовалось это всепожирающее чувство, с которым девушка никогда не сталкивалась прежде, но и без того вполне успешно узнала его. Гарнье почувствовала как к горечи во рту добавился еще и металлический привкус. Сама того не заметив, она до крови прикусила щеку. Головная боль лишь затянула раскаленный обруч на голове, заставляя Эрику все плотнее сжимать зубы. Она нуждалась в свежем воздухе, но и покинуть помещение, оставив де Шаньи с Кристин тоже не могла. - Пойдем, поужинаем сегодня! - внезапно предложил виконт, явно не намереваясь так просто уйти и оставить Даае без своего внимания. - Я не могу, Рауль, у меня репетиция. На носу премьера, - девушка покачала головой, но в этом движении явственно чувствовалась лёгкая неуверенность. - Да и Вы, если мне не изменяет память, спешили на званый ужин, мсье, - Эрика всячески старалась скрыть натянутость в своем голосе, но по всему выходило скверно. - Ну что Вы, мадмуазель Гарнье, какой ужин? Ради такой встречи, я готов променять тысячу званных ужинов на компанию моей милой подруги детства, моей Лотти - виконт лучезарно улыбнулся, переводя взгляд на Гарнье. И при всей радости, отражавшейся на его лице, меж тем в глазах при взгляде на Эрику мелькнула едва заметная искра холодного презрительного торжества. Он снова обратился к Эрике опосредованно, продолжив диалог с Даае. - Пара часов точно ничего не решат. Не так ли? - Мадмуазель Гарнье? - Кристин перевела просящий взгляд на свою наставницу. - Мы можем отложить нашу репетицию буквально на час? Эрика скрипнула зубами. Конечно же, больше всего ей хотелось вытолкать всех мужчин прочь из кабинета и оградить Кристин от любых возможных посягательств. Но это было бы совершенно неподобающим поведением. Она не имела на это права. Она не имела никакого права на нее. Поэтому Эрика встала и вместо ответа лишь сдержанно кивнула, направившись в сторону выхода. - Увидимся через час, мадмуазель Даае, - бросила она через плечо, выходя прочь за дверь без лишней, никому к Дьяволу не нужной учтивости. _________________________________ [1] Стиль французского рококо, развивавшийся во второй четверти XVIII века (примерно с 1730 по 1760 годы) и характеризующийся вычурностью и излишествами. [2] Martell — один из старейших коньячных домов. Основанный в 1715 году Жаном Мартелем. [3] Café-chantant, «Поющее кафе» — тип музыкального заведения, связанного с Прекрасной эпохой во Франции в период истории между семидесятыми годами XIX века и 1914 годом. Музыка в целом была беззаботной, иногда рискованной, даже непристойной, но, в отличие от традиции кабаре, не особенно политической или конфронтационной. [4] Позже, начиная с 1901г. появились кабаре. [5] Несколько парных вен, располагающихся на шее и уносящих кровь от шеи и головы, одна из центральных вен в теле человека, повреждение которой ведет к скорой гибели. [6] Он же на немецком гроссбух - сводный документ, в котором представлены итоговые данные по бухгалтерским отчетам и счетам. [7] Разменная денежная единица во Франции, один франк равнялся ста сантимам. [8] Vicomte — титул европейского дворянства, средний между графом и бароном. [9] Эпоха Просвещения — одна из ключевых эпох периода «долгого XVIII века» в истории европейской культуры, связанная с развитием научной, философской и общественной мысли.