TYLD

Из неуютной тёмной комнаты нас выбросило на залитую солнцем зелёную поляну, лишь стоило мне коснуться несчастного. Дул ветер... Не сказать, чтобы он был сильно холодным, но я невольно поправил свой шарф. Наш новый спутник, который почему-то переместился вместе с нами, все еще был без сознания и лежал в этой высокой траве. В изумрудной зелени трав – то здесь, то там – появлялись синие всполохи. Книжник сел на колени, и поднялся, уже держа в руках тонкий стебелек цветка. Это именно они были синими – четыре нежных лепестка и несколько едва заметных белых бусинок тычинок в серединке. Порыв ветра – и вся эта красота срывается со своей зеленой ножки и отправляется в полет... На стебле остается лишь пару бутонов. Синеглазый вздыхает и произносит: – Это её любимые цветы. Затем он вновь опускается в зелень трав, ложится на землю и закрывает глаза. – Иногда мне кажется, что я так близко... Но в то же время и далеко. Кого я обманываю, скажи мне, Грешник? Впрочем... Молчи. Я сажусь с ним рядом. Говорить что-либо сейчас не особо хочется, да и подспудно я понимаю, что сейчас лучше просто дать ему выговориться. В траве копошатся всякие жуки, блестят на солнце. На мою руку, лежащую на земле, деловито залазит божья коровка. Щекотно. – Она называла их бабочками. – Кого? – спрашиваю я, не ожидав, что Книжник станет говорить что-то еще. – Эти цветы. Знаешь, в чем-то она была права... Сам цветок, подобно бабочке, срывается в полет со стебля при малейшей возможности... И живет столь же недолго. Как... Как и она... – синеглазый замолкает, и, выдержав паузу, добавляет: – Слушай... Вот ты же христианин... Объясни мне, отчего ваш бог забирает многих так быстро? Всякая шваль подзаборная живет и живет себе, а те, кто не сделал ничего плохого, уходят... Отчего ваш дяденька боженька настолько несправедлив? – Её миссия в вашем мире была закончена, и Бог даровал ей покой... – Смешно... Ответь мне, почему еще живу я? – А кто ты? В ответ – молчание. Дует ветер, но душно; сакочут кузнечики – к жаре. Да только будет ли здесь жара? Не нам это знать, ведь вряд ли мы останемся здесь даже на день. На небе ни облачка... Где-то вдалеке виднеется темная полоса леса. Лежим, как два идиота в этом поле. Молчим. Ставим друг друга в тупик своими вопросами. – Знаешь, Грешник, я все думаю, почему я не ушёл раньше. Ведь это отчасти неправильно... – Почему? – Просто я не должен был видеть её смерть. Я чувствовал неладное за пару дней до... Но... – Чувствовал? – Я должен был исчезнуть тогда... А она до последнего не хотела, чтобы я погиб. Отчего-то пеклась обо мне больше, чем о себе самой, так странно... – Ты говоришь, что она – твоя хозяйка... – Тебе это так важно? – Нет... Просто то, как ты описываешь ее, больше похоже на материнскую привязанность. – Знаешь, каков был её самый большой страх? Страх, что я исчезну после ее гибели. Страх, что все, что она делала, пойдет крахом... Знаешь, мысли материальны, Грешник. Снова. Снова не могу найти, что сказать ему... Так странно. Я не могу понять, что он имеет в виду. Она не мать ему, но её страхи противоречат этому. Да и он сам себе противоречит – вспоминает девушку, когда в тех воспоминаниях был парень. Мысли материальны, должен был исчезнуть... Да кто он, черт возьми? Почему он опять забыл всё, что с нами происходило? Ветер дует сильней, подхватывая в воздух нежные лепестки бабочек, небо темнеет, на нем появляются тяжелые облака. Книжник все еще лежит на земле, ко мне спиной. Становится холодно. – Вставай... Погода портится, а мы еще не нашли выхода отсюда, – я касаюсь плеча синеглазого, переворачиваю его на спину. Он тотчас же закрывается рукой. – Ты куда-то спешишь? Помнится, ты говорил, что у тебя предостаточно времени! – как-то зло говорит он. – Нет... Просто не хочется мокнуть под дождем, – отвечаю я, поднимаясь на ноги. Облака начинают темнеть... Точно быть дождю. – А моё мнение тебе уже не важно?! – выкрикивает он, буквально взметнувшись в воздух. – Может быть, я хочу! Это я могу! Я могу не считаться с твоим мнением! Это мои гребаные сны! – его снова трясет, как тогда, в первую нашу встречу. Всё, что я могу сделать сейчас – обнять его. – Прости... – я прижимаю его к себе, пусть это выглядит странно из-за того, что Книжник порядком выше меня. – Давай забудем об этом, хорошо? – О чем? Снова неловкое молчание. – Эй, отпусти меня, это как-то по-пидорски, – легкий смешок со стороны Книжника. – Как знаешь, – я разрываю объятья и отхожу в сторону. Где-то поодаль послышался тихий стон и возня. Ох, черт, наш безмолвный балласт! Совсем забыл про него. – О боги, небо! – голос балласта оказался совсем ещё молодым. – Интересно, в чём подвох на этот раз? – Подвох в том, что тебя здесь быть как бы не должно, – задумчиво ответил синеглазый, поднявшись вслед за мной. – Вы хотите сказать, что мы находимся не в Данжоне? – он попытался приподняться на руках, но вскоре опять рухнул в траву. – Во всяком случае, не там, где были час назад уж точно. Что тебя потянуло с нами? Дай взглянуть, – брюнет вновь уселся на землю, на сей раз рядом с нашим невольным спутником, и уставился в его глаза. Я видел, как вздрогнул этот мальчишка. Я ощущал, как он паникует, словно бы ему хотелось сорваться с места и убежать, словно бы Книжник видел сквозь его глаза что-то такое, что никто не должен. – Не могу его починить, – брюнет отвернулся, и парень опять рухнул, на сей раз вообще свернувшись в клубок. – Он еще живой. – Ясен хрен, живой, – взвыл мальчишка. – Не в том понятии, – вздохнул Книжник. – Ты в коме, мой друг. Если нам повезёт, то мы вернемся в твой мир и навестим твою тушку в больничке. – Тоооо ест' каааак? – с акцентом круче любого настоящего эстонца произнёс тот. И тут я вспомнил, как синеглазый "чинил" моё зрение. – Ты не можешь починить живого... Значит, я мёртв, верно? – Даваааайте, атакуйте единственного в своем роде проводника своими вопросами, – брюнет всплеснул руками. – Вот этого мне ещё не хватало... Хотя... Ты осознаёшь себя, Николас? – Что ты имеешь в виду? – Осознаёшь, что это немного не сон? Чувствуешь какие-либо изменения в себе? – Я бы не сказал... – машинально мои пальцы потянулись к замочной скважине на груди. За пару веков это вошло в привычку… В скважине торчал ключ. – ТВОЮ МАТЬ ТВОЮ МАТЬ ТВОЮ МАТЬ! – Как я и думал. Достань его. – Книжник я же умру, как я его тебе достану, он же повёрнут, мать его! – Давай подумаем о том, что пару минут ты сказал, что ты мёртв. Дыши глубже. Доверни. Достань. Вооот, молодец, хороший зомби. – Попридержи выражения, – хмуро произнёс я, разглядывая ключ. Тот самый, который всегда у Иоланты на шее висел. Тот самый. – Думаю, теперь ты можешь узнать всё сам, если того пожелаешь. Я явственно ощутил, как в моей правой руке появилось что-то довольно увесистое, при ближайшем рассмотрении оказавшееся связкой ключей. – Зачем они? – Поднеси связку ко мне и узнаешь, – хмыкнул Книжник. – Ещё не придумали метода изучения лучше, чем метод научного тыка. Один из ключей в связке засветился ровным синим сиянием, стоило мне лишь приблизиться к брюнету. Я взял этот ключ в руки и... Пустота. Снова перед глазами проносятся те кадры, которые я видел в Шедоузгоне, но будто кем-то исправлены. Я видел всё по-прежнему глазами Книжника, на этот раз словно восстанавливавшего свои провалы в памяти. В Минестрелию они не дошли, утопив меч в том самом озере, где был убит настоящий создатель Кая. Мимолетом я увидел сам Шедоузгон, куда буквально тот же момент перенеслась сущность Эммануэля, оставив тело кому-то ещё... И я довольно быстро понял, что произошло. Даже видя кадры семейной жизни Морфа, я чувствовал, как его поглощает безумие. Внезапно картинка сменилась на темную комнату, меня словно бы бросили на что– то мягкое, становилось страшно, хотя особых повреждений я еще не получил. Кто– то сильнее, чем я, вжал меня в то, на чем я лежал, второй рукой задирая моё пончо. Попытки сопротивляться не увенчались успехом. Неизвестный прошипел лишь что-то, из чего я разобрал только "ты ответишь за то, что совершил". Затем мое тело пронзила резкая боль пониже спины... И, видимо, я отключился. Следующая возникшая картинка показывала уже какие-то дорожные сборы, я с каким-то животным страхом наблюдал за тем, как мой хозяин уродует себя, обрезая длинные волосы и затем крася их чем-то из миски... Затем побег, пустыня... Не знаю, сколько прошло времени, пока я буквально читал синеглазого. Я чувствовал себя опустошенным, и от последних воспоминаний Книжника становилось особенно мерзко. – Теперь я помню, Грешник. Теперь я помню всё, – он нехорошо улыбнулся мне. – Благодарю. – Это... Это ужасно. То, что ты пережил... – О, сейчас я понимаю, что действительно заслужил этого, хотя, признаю, Авиер всё же погорячился. Зато теперь моя память собрана воедино и я могу отличить ложные воспоминания, посланные им, от истинных, что он пытался стереть. Теперь я... Свободен. Его окутало облако черного дыма, затем являя его в ином облике. Кожа синеглазого стала абсолютно белой, как только что выпавший снег. Облачен он был в плащ, сотканный, казалось, из того самого дыма. Ноги теперь не представлялись чем-то действительно материальным –  они казались дымной иллюзией. Книжник не стоял на земле –  он буквально парил над ней. – Думаю, сейчас ты потребуешь объяснений, – произнес он. Его голос тоже изменился, став более глубоким, и я мог поклясться, что откуда-то еще появлялось эхо. – Это верно, – подтвердил я. – Теперь ты можешь рассказать мне? Брюнет лишь улыбнулся и кивнул. – Так чего медлишь? Кто ты? Что есть Шедоузгон? – Мое имя –  Кай Ллингвам, данное мне создателем и от которого я, впрочем, отказался. Зови меня Князь. Я не был рожден. Я был создан эспером –  незримым советником и спутником эльфа, которого, впрочем, убил при помутнении рассудка. Авиер хотел убить меня тогда, но не смог. Сейчас же ему абсолютно насрать. Эммануэль всё равно осталась призраком Шедоузгона. Он на некоторое время замолчал, видимо, оценивая, не слишком ли много уже сказал и продолжил: – Шедоузгон –  мир демиурга. Дарован Авиеру высшим разумом по имени ДУАУ. В нем заперты все его жизни и несколько так называемых призраков. – Герда –  призрак? – с опаской спросил я. – О, нет, – расхохотался Книжник. – Герда есть сам Шедоузгон. В каждом мире демиурга есть такая сущность. Я хрен знает, как они выглядят в других мирах, но данная ее форма –  моих рук дело. Призраки –  это особенно сильные сущности прошлых жизней Авиера. Например, Морф. Он был им слишком долго. – Так, ладно... А со мной-то что? Чем я провинился, чтобы заслужить такие злоключения после смерти? – Ты? Ничем. Ты был отмечен ДУАУ своей тягой к знаниям. Они это любят и ценят. Поэтому ты теперь лекарь душ, – словно бы само собой разумеющееся произнес Князь. Видя искреннее недоумение в моих глазах, он продолжил: – Ты остаешься при Шедоузгоне. Авиер –  демиург. Я –  проводник душ. Еще у нас есть пророк, но это было прихотью демиурга, за которую он, собственно, поплатился. ДУАУ лишили его руки. – Оу, – только и смог выдавить я. – И какие же силы у меня? – Ты лечишь души. Вот смотри: я могу их визуально чинить, исправлять дефекты, дабы не плодить в разных мирах калек. Ты же исцеляешь память и душевные раны вроде такой херни, как, например, заставившей Морфа превратиться в то, что мы имеем сейчас. Это полезно. И да, теперь ты тоже можешь приводить души в Шед и перерождать их. Моя помощь тебе больше не нужна. – То есть как не нужна? Как я вернусь туда? – Просто подумай об этом. А пока что... Вот твоё первое задание –  вернуть человека из комы, – он кивком указал на прифигевшего Кассия. Кассия? – Мне кажется, что я знаю его имя... – Ах, да, ты теперь априори знаешь имена душ. Кроме моей. Даже не пытайся этого сделать, поскольку проводники в этом плане немного особенные. Ну а мне пора, – синеглазый сделал странный жест, будто бы козырнув сложенными как для молитвы пальцами, и исчез. – Вы точно поможете мне? – ошалело пробормотал мальчишка, которого я за глаза называл балластом. – Я... Попробую. Идем. Мы продолжали идти по этому полю. Я не знал, можно ли волочь в Шедоузгон еще живого человека. Что-то говорило мне, что раз он уже перемещался с нами, то ничего страшного не произойдет, но, тем не менее, беспокойство терзало меня. Поляна наконец-то начала заканчиваться, и мы вышли к лесу. Деревья были очень высокими и какими-то тонкими, будто колосья. Впрочем, листвы на них тоже не было, были лишь широкие чешуи, наполовину сухие, из-за которых это сходство проявлялось еще больше. Сквозь них шла почти заросшая тропинка. – А долго нам до следующего мира? – поинтересовался Кассий, явно уставший идти молча. – Тот товарищ сразу исчез. А мы так не можем? – Сказать по правде –  не знаю, – пожал плечами я. – Я вообще не знаю, что могу делать и что должен. – По крайней мере, можете попробовать найти ключ и для меня? – вздохнул он. – Меня беспокоит то, что, хоть и свою жизнь я помню довольно хорошо, это место кажется мне смутно знакомым. – Рискнём, – кивнул я и вновь поднял вверх связку ключей, присматриваясь к каждому из них, надеясь, что и в этот раз мне повезёт и необходимый будет светиться. Да, так и есть, один из них, латунный и витой, словно ветвь старого скорченного дерева, едва различимо светилась насыщенным голубым светом. Я снял ключ со связки и поднёс его к Кассию. И вот дальше всё пошло не по плану. Эмоции на его лице были чем-то непередаваемым. Сначала его глаза широко распахнулись, он прикрыл рот ладонью и попятился назад... Затем сургучная печать на его шее тоже засветилась, и, кажется, начала плавиться, поскольку мальчишка зажмурился, и его лицо буквально свело болью. Расплавленный сургуч потек из-под наплечника, охватывая его левую руку, придавая ей форму трехпалой когтистой лапы... В некоторых местах он потрескался, обнажив невесть откуда появившиеся светящиеся элементы. Рядом с его головой, на уровне глаз, появилось шесть голубых, подобным небольшим звездам, искр, по три с каждой стороны лица. Когда он открыл глаза, на синих радужках которых появились белые концентрические круги, я уловил, что что-то изменилось в его взгляде. – Увы, мы ещё в Данжоне, – разочарованно произнёс он. – Это подконтрольная часть Химе Петунии, я… Я любил бывать здесь. Жаль, что сейчас Хэйден возможно нарушил память всех стражей, и они могут атаковать собственного демиурга. Какая, черт возьми, жалость! Нужно срочно выйти в Шедоузгон, тут я сейчас бессилен. – Поясняй, – ошарашенно произнёс я. – Вкратце – здравствуй, я грёбаный неудачник! Демиург, который вдрызг рассорился со своим собственным проводником из-за девушки! Лох, которого собственный же проводник обвёл вокруг пальца и оставил с носом, прикарманив мир! – Кассий закончил декламировать и уставился на меня. – Ну, может быть, я утрирую и мир получится отжать обратно. – Хоть что– то, хоть что– то в этой грустной истории не настолько дерьмово, – послышалось по левую руку от меня, и я, подскочив на месте, обернулся. – Бля, аккуратней! На моем левом плече сидела фея. Кудрявая хорошенькая фея, в жёлтой расстрельной рубашке, коричневых брюках и сапогах. За спиной ее подрагивали полупрозрачные драные крылья. Фея еще раз грязно выругалась и поправила на шее свой треугольный кулон, отлетевший за спину от сильного толчка. – Ты кто? – ошарашенно спросил я, уставившись на это создание. – Я? – синхронно ответили фея и Кассий, после чего фея продолжила: – Я Алистор Пьен, твой галлюцинаторный синдром. Приятно познакомиться. – Кассий, ты видишь его? – прошептал я. – Кого? – непонимающе переспросил тот. – Меня видишь только ты, – хмыкнул фей. – Забыл, сколько ты употреблял при жизни? Теперь я –  твой вечный спутник. – Твою мать, – выпалил я, ощущая острую необходимость в пояснениях. Кроме Шедоузгона пояснения искать было попросту негде, поэтому я не удивился мерцанию, перенесшему нас туда. Впрочем, на этот раз дверей не было. Плита местами была словно обуглена, то тут, то там порождая странные растения, подобные "фараоновым змеям". Привычную черноту и темень вокруг заменили кислотные разводы. На мгновение мне показалось, что мне тяжело дышать. Краем глаза я заметил, как кто-то приближается к нам... Кажется, я видел его раньше. Синий халат с широким поясом, плоская металлическая рука... Точно видел. И когда он заговорил, я окончательно вспомнил его. Но обращался он, увы, не ко мне. – Приветствуем тебя, бКас, – произнес Абисс. – Наконец-то нам удалось тебя отследить. – Рад видеть тебя, Авиер, – вполголоса произнес Кассий, вновь посмотрев на Абисса. – Благодарю за помощь, сам я вряд ли был в состоянии противостоять. Голос Когито стал более уверенным и мужественным, как не бывало в нем тех юношеских ноток. Возникло ощущение, что они знают друг друга сотни, или даже тысячи лет... – Как мы понимаем, на помощь Данжона нам можно уже не рассчитывать? – вскинул бровь кареглазый. – Вообще за своё спасение будь обязан Проводнику и Лекарю Шедоузгона. Нам так и не удалось вычислить твое местонахождение, и то, что они нашли тебя, стало счастливой случайностью. Мы ждем пояснений. Даже ядро Данжона не выходит на связь, что у вас произошло? – Мой Проводник предал меня, – голубоглазый склонил голову. – При последнем перерождении произошел сбой, выкинувший меня в мир, где я получил такую родословную, что невышептать... Возможно, это тоже было подстроено, не знаю. Я ничего не помнил о своей истинной сущности, на данный момент я полагаю, что это произошло из-за того, что он каким-то образом подавил Акуно... Через некоторое время, когда я вообще официально был мертв в том мире, я пересекся с Проводником и оказался заперт в комнате нуля. – Каким образом он узнал о месте усмирения душ? Доступ к ней имел лишь ты. Так какого черта? – Абисс даже не повышал тона, но его речь буквально давила собеседника. За его спиной возникло два силуэта рыб. – Прошу... Прощения, – Кассий рухнул на колени. – Это моя большая ошибка! Я считал его больше, чем другом, братом, я не знал, что он может лгать мне! – Друг –  это враг, который еще не нанес удар, бКас, – эту фразу словно бы сопроводило эхо, которому здесь, по правде, неоткуда было взяться. – Ты слишком доверчив, а мы предупреждали тебя насчет бХэя. Мы ра зо ча ро ва ны. Достоин ли ты быть демиургом? – Я постараюсь искупить свою вину, – прошептал Когито. – Я верну Донжон, чего бы мне это не стоило. – У тебя нет иного выхода, – ухмыльнулся Абисс, закрыв свой единственный глаз. В тот же момент всё словно бы исчезло. Точнее, исчезли эти кислотные змеи и пепельные растения –  плита стала такой, какой я увидел ее впервые. В мгновение ока изменился и Абисс: теперь он был одет в мешковатую черную кофту, узкие брюки и высокие сапоги, а его второй глаз был на месте. К своему удивлению я узнал в нем того долговязого. – Йо, Кассий, – он помахал нам рукой. – Какими судьбами? Выглядел он, в отличии от прежнего своего состояния, изможденно, а лицо его было испещрено небольшими рубцами и угрями, в целом придавая ему еще более неприглядный вид. Он заметил меня и подозвал к себе. – Как вы нашли его? ДУАУ мне весь мозг взъебли, не учитывая ещё того, что я пахал за двоих уже три цикла, – произнес он. – Впрочем, всё равно ты молодец, Коля. Вообще хорошо держишься, Кайдар и то быстрее крышей поехал, когда оказался здесь, хотя этот видал те еще виды. – Циклы? Поехал? Что? – Каждый цикл одна из дверей падает, чтобы смениться на новую –  некоторые миры имеют свойство изживать себя, и порой это не решается даже моим вмешательством, – словно само собой разумеющееся, ответил кареглазый. – В каждом мире цикл занимает разное количество времени, например, там, где я застрял, время шло сравнительно медленно, и один цикл равнялся примерно пяти годам, – встрял Когито, подошедший к нам. – А в моем мире? – Тебя заметили цикла с десятого и следили еще один, попутно анализируя твою деятельность, –  зевнув, сказал темноволосый. – Я хрен знает, сколько у вас там натикало. – Лет тридцать на цикл, – послышалось справа от меня, из-за чего я опять нешуточно перепугался –  фей появлялся абсолютно неожиданно для меня. – Не выскакивай как черт из табакерки, прошу, – взвыл я. – Да ебал я, – бросил Пьен. – Когда захочу, тогда и проявлюсь. – Ты с кем это? – вскинул бровь кареглазый. – Коля, ты только держись, рано еще тебе крышей ехать, к тебе еще одно дело есть. – И ты тоже не видишь его... – удрученно вздохнул я, понимая, что теперь мне самому больше никто не поможет. – Теперь я зохаваю твой моск, – заржал фей. – Шутка. Просто продолжай бухать, только подальше от меня, а то я буйный становлюсь и за себя не отвечаю. – Кого его? Эту тень? – переспросил долговязый. – Авиер, тебе не кажется, что тени в твоём мире –  это нонсенс? – настороженно произнес Кассий. Затем он присел на корточки и вонзил когти в тень под моими ногами. Леденящий душу вопль едва не разорвал мои барабанные перепонки. Судя по тому, как скривился, зажав уши руками, Авиер –  не только мои. Затем в тени открылся ярко- фиолетовый глаз и она медленно начала подниматься. – Не дам... Я долго ждал, пока кто-нибудь пройдет там... – послышался голос, похожий на мой собственный, но гораздо ниже, после чего мою ногу обхватили серые иссохшиеся руки, и затем из тени показалась голова существа. – Не дам... Демиурги уставились на эту картину, после чего Авиер изрек: – И откуда ты выкопал этого паразита? – Я не знаю, – выдохнул я. Час от часу не легче. Из тени показалось несколько длинных щупов, потянувшихся к кареглазому. – Щас всё равно отцепится, – хмыкнул Алистер, и, в принципе, был прав –  тень молниеносно перенеслась к долговязому. – Больше сил... Каннабис не умрет... – Конопля, я не курю вещества, – хохотнул тот. – Тебе тут жрать нечего. – Каннабису не нужны вещества, Каннабису нужно всего лишь немного энергии, – возразила тень, и я заметил, что голос его изменился, став подобным голосу Авиера. – Отлииично, – протянул долговязый. – Кассий, как думаешь, ДУАУ будут сильно против? – Тебе не дорога вторая рука? – скептически спросил тот. – Кстати, что произошло с твоим глазом? – Я расскажу позже... – уклончиво ответил темноволосый. – Впрочем, хер с ней, с коноплей, если что, скину под плиту и скажу, шо так и було, искрам всё равно плевать, – он вновь зевнул, и затем вновь обратился ко мне: – Короче, нам тут с Кассием нужно перетереть кое-что, потому что я в душе не ебу, что ему сказали РЫБЫ... – Твою ж мать, они что, теперь напрямую через тебя говорят?! – шокированно выпалил Когито, перебив его. – Можно и так сказать, – пожал плечами Авиер. – Это долгая история, а если короче –  то это безопасности ради. Но сейчас не об этом. Сейчас нам нужно сохранить Смотрителя в здравом уме. – А это еще что за хрен? – Мне стало крайне сложно справляться со всем потоком душ, с том числе и беспокойных, пока ты где-то шлялся и возлежал со своим драгоценным Ортвиком, – спокойно ответил кареглазый. – Да с чего ты взял! – вспылил Кассий. – По себе знаю, – хмыкнул долговязый. – Когда долго шляешься форэваэлон, к Проводнику начинает тянуть особенно сильно. Я еще держусь, но когда Княже возвращался в Шедоузгон после того, как окончательно инициировал Лекаря, едва не сорвался... – Ты же вроде бы в отношениях с той девчонкой, которую Пророки с собой припёрли потом, – непонимающе перебил его Когито. – Они платонические, – сделав акцент на втором слове, отрезал Авиер. – Не хочу ломать её. И вообще, с тобой я побеседую позже, ты дашь мне договорить? – Ой-вэй, – отмахнулся голубоглазый. – Не вмешиваюсь. – Ну так вот. Мне стало тяжело, и ДУАУ инициировали третьего высшего демиурга. Его приметил Князь, пока вы с ним шатались, Коля, ну ты должен помнить его, короче. У него будет меньше возможностей, поэтому Ареку назвал его смотрителем. Пока я занят перерождением искр, он сможет наблюдать за мирами и если что давать нам знать о необходимости вмешательства. Его мир будет изолирован от миров третьих демиургов, тем самым освобождая его от работы с искрами. – Вот мажор, – буркнул Кассий. – Да бля не перебивай! – психанул кареглазый. – Когда ты уже поймешь, что старших, сука, нехорошо перебивать? – Если ты любимчик ДУАУ, это не делает тебя старшим... – Я первый и истинный ставленник, что априори дает мне право выписывать пиздюлей всем, кто ниже меня по рангу, – прошипел долговязый. – Итак, вернемся к делу. Коля, это дело мировой важности. Ты должен будешь отправиться к Саве и проследить за его смертью, после чего сопроводить в ДК. Потом пояснишь ему за призрака первой жизни, поможешь выбрать проводника, чтобы не вышло такого дерьма как с этим долбоебом, – он оглянулся на Когито, опять вспыхнувшего праведным гневом, – а так же передашь ему кое-что лично от меня. С этим он передал мне небольшую коробочку, оклееную обрывками газет и расписанную черной ручкой поверх. – Он поймет, что с этим делать. Хорошего пути.