***
Изобретатель проснулся и сразу заметил новые свечи в канделябре. Минхо заботливо поменял их, чтобы Джисону не пришлось передвигаться в темноте. Капельки пота блестели на лице. Хан взглянул на последний эскиз кулона в своих руках и с равнодушным лицом разорвал лист на мелкие кусочки. Он выкинул обрывки куда-то за спину. — Бездарность… Ох, какая же бездарность! Джисон схватился за собственные волосы. Он сжал их, надеясь почувствовать достаточно физической боли, достаточно для того, чтобы перестать думать о душевной ране. Но этого было мало. Закусив нижнюю губу до крови, Хан намеренно ударился головой о стол. Затем он громко зарыдал, стал задыхаться, словно глубина океана душила его. Сам себе он напоминал высохшее тело жука на стекле — столько упорства, чтобы в итоге быть раздавленным. Джисон вновь резко опустил голову в ожидании столкновения с поверхностью стола, но в этот раз не получил его. Голову спасло что-то теплое. — Прошу, прекрати делать себе больно, Хан Джисон. Минхо уже стоял рядом. Он положил свою руку на стол, чтобы Джисон не ударился. Хан медленно поднял голову и посмотрел на Ли. Выражение покрасневших глаз Джисона было детским — растерянным и невинным. Ли не стал спрашивать изобретателя о причинах истерики. Он лишь погладил Джисона по голове и избавился от растрепанного вида его локонов. — Я принесу лед. Как только Хан увидел спину Воли пламени, Ли дал волю скудным, но все-таки слезам. «Ты должен был прийти раньше. Глупый Минхо!», — отчитал он себя. На кухне Хана стоило бы навести порядок: отмыть серые тумбочки от жира, а также вымести лепестки и стебельки, осыпавшиеся с засушенных растений. Пестрыми рядами они свисали с длинной веревки, протянутой высоко, через всю кухню. Но Минхо было не до этого. Он открыл морозильник, достал оттуда несколько кусочков льда и закутал их в ветошь. Изобретатель уже сидел в гостиной. Голова раскалывалась. Ли приложил лед к больному месту Джисона. — Спасибо, Воля пламени. Теперь ты знаешь, что я вовсе не талантливый… — Я кое-что забыл. Минхо вернулся на кухню. Он изучил содержимое зеленых навесных шкафчиков и нашел в одном из них сухие темно-красные лепестки. Ли заметил мини-табличку на стеклянной банке: «Чай из цветка Багровой ночи». Минхо насыпал в фарфоровые чашки по небольшой горстке лепестков. Своим пламенем он довел воду в железном ведре до кипения и залил ей темные горстки. Пока цветочный чай заваривался, Ли думал, что сказать изобретателю. Он активно искал в голове слова утешения, но все же не был настоящим психологом. Ли пришел в гостиную с подносом в руках, так и не найдя нужных слов. Дымились чашки, и ароматно пах белый хлеб с шоколадной пастой. Ли вручил горячую чашку Джисону и улыбнулся ему, когда понял, что Хан приходит в себя. — Мне понравились твои эскизы. Жаль, ты не можешь увидеть их моими глазами. Хан сделал глоток. Горячая жидкость растеклась внутри и успокоила его. — Спасибо, Воля пламени. Ты мне очень помогаешь. — У чая такой сладкий привкус. Что это за растение? Минхо решил отвлечь изобретателя какой-нибудь интересной темой. — Цветок под названием Багровая ночь. Такой пышный и сочный. Если смотреть издалека, поле этих цветов кажется морем крови. Мне он тяжело достался. Растет под слоем пепла, да еще и рядом с лагерем лунной ведьмы. Это существо готово убить за Багровую ночь. — К слову, о пепле и пыли… — Насчет пыли ничего сказать не могу. Но я слышал, что ветер приносит пепел из Пепельной рощи. А уж откуда он там берется — неизвестно. Я еще не бывал в том месте. Говорят, оно кишит лунными тенями. Хан Джисон рассказал еще кое-что о Призрачности. До его ушей доходили разные слухи: в лагере лунной ведьмы есть настоящий святой кот и способ связаться с самим Волей тумана. Но Минхо мало интересовало это. Он хотел лишь, чтобы Хан Джисон отвлекся. — Кулон… Нам нужно сделать его как можно скорее. Ли разочарованно выдохнул. — Хан Джисон, ты умеешь отдыхать? — Мне хватит чаепития, Воля пламени. Я должен вернуться в библиотеку. — Тогда я помогу тебе, — вскочил Минхо, — как верный рыцарь. — Разрешаю только смотреть. А то, знаешь ли, многим людям дано все ломать. И лишь некоторым — создавать. Высокомерие Джисона не вызвало у Ли неприязни. Пусть самоуверенность изобретателя порой зашкаливала, но все же таким Хан нравился Минхо больше. Ли, как приставучий пес, поплелся за Ханом, и встал у письменного стола библиотеки. Когда Джисон приступил к работе, Ли начал наблюдать за ним. Хан проводил тонкие черные линии карандашом, создавая очередной эскиз кулона. Теперь изобретатель рисовал его в форме цветка. — Можешь принести еще один стул, Воля пламени, — не отрывая взгляда от листа бумаги, сказал Хан Джисон. Минхо сбегал на кухню и вернулся обратно. Он поставил стул поближе к Джисону и сел рядом, продолжив наблюдать. Хан дрогнул, будто тень свечи. Минхо заметил, как быстро шея изобретателя покрылась мурашками. — Что такое, Хан Джисон? — Ты как-то щекотно дышишь… — И что мне сделать? Не дышать? На Джисона нахлынуло раздражение. Он резко положил карандаш на стол. Столкновение вызвало громкий звук, но Минхо и не вздрогнул. Хан повернулся к нему и растерялся лишь на секунду, встретившись с магическими глазами. — Да хоть не дыши. Ничего не должно отвлекать меня от работы. Ты понял, Воля пламени? Минхо снова провел пальцем по морщинке между бровями Хана. — Эй! — Джисон легонько толкнул Минхо. — А кто же наведет порядок в мастерской? — Хочешь избавиться от меня, Хан Джисон? Ли придвинулся еще ближе. Их плечи соприкоснулись. Дыхание смешалось. Минхо подмигнул Джисону. — Ты стал таким командиром. Командиром хмурых войск. Подражая Хану, Минхо нахмурился. Он пытался воссоздать морщинку изобретателя. Актерский талант Ли заставил Джисона рассмеяться. — Иди, Воля пламени, умоляю! Я не могу сосредоточиться на работе! — Я так отвлекаю тебя? Интересно, почему же. Ли все еще смотрел на Джисона. — Иди уже, — Хан ткнул пальцем в лоб Минхо. — Я хочу увидеть в мастерской такой же блеск, как у тебя в глазах, когда ты смотришь на меня. «Ловко он парирует», — Ли поднялся и сделал реверанс. — Слушаюсь и повинуюсь. По пути в мастерскую Минхо подошел к полке с плеером и замешкался. Любопытство толкало его послушать другие записи. Но совесть умоляла оставить секреты Джисона в покое. Ли сделал выбор в пользу любопытства. «Жаль, что ты так и не понял, Хан Джисон. Ты ничего не можешь дать этому миру. Только себе», –прозвучал все тот же мужской голос.***
Хан Джисон выступил в большом парке. «Розовая птица» всегда была обителью сакуры и ароматов горячей уличной еды. Хоть место и кишело людьми, да и Юнь Хэ пришла поддержать друга, ничего не вышло. — Ноль просмотров. Джисон выключил телефон и уткнулся носом в подушку. Он попросил Юнь Хэ записать его выступление, чтобы потом выложить видеоролик в интернет. «Может, так люди насладятся моей музыкой», — наивно предполагал Хан. Ранним утром он надел розовый пушистый свитер, чтобы тот сочетался с цветками, и специально оставил волосы растрепанными. Затем вытащил сонную Юнь Хэ из дома и побежал встречать первые лучи солнца, приходящие в парк. Атмосфера должна была сочетаться с настроением песни. Так люди могли насладиться музыкой в полной мере. Образы Хана и парка, а также намеренно сонный голос передавали тепло ленивого утра и его тонкую красоту. Хан Джисон думал, что просчитал все, но этого оказалось мало. Он уже потратил две университетских стипендии на рекламу. Ее предлагали блогеры с небольшой аудиторией. Отчаяние подначивало его потратить еще одну. Жадность, желание найти слушателей, доказать что-то кому-то — теперь Джисон не мог найти причину в чем-то одном. — Джисон, я жду тебя в гостиной! Надо поговорить! — позвал дедушка.***
«Все не то, все не так», — новые эскизы совсем не нравились Хану. Стол был усыпан стружкой карандаша и завален обрывками бумаги. Кулон с кровью рыцаря, из смеси двух редких камней, должен получиться идеальным. Поэтому Джисон пытался найти ему подходящую форму: не слишком сложную, но и не простую. Ураган ненависти к себе вновь начал разрушать мысли в голове Хана. Он отдался ярости и собирался удариться головой о стол.***
Джисон вышел в гостиную. Взгляд дедушки выражал недовольство. Несмотря на возраст, Хан Йео выглядел грозно. В детстве Джисону казалось, что даже раскаты грома боятся его дедушку. А призраки, если они когда-то и были в доме, не решались вылезти из-под кроватей, боялись встретиться с черными безднами глаз дедушки. — Ты звал меня? — Сядь. Джисон послушно приземлился в мягкое кресло. — Мне нужны твои деньги. Тебе не помешает пара новых учебников по геометрии. — Но дедушка… Тот резко повернулся в сторону внука. — Что? Неужели у тебя нет этих денег? — Помнишь… Я ведь… Я ведь говорил тебе о своей новой песне. — Что ты несешь?! Дедушка уже разозлился. Он ударил большим кулаком по журнальному столику. — Какие еще песни, Джисон? Где деньги? — Я потратил их… — Куда это? Йео поднялся и навис мрачной тенью над внуком. Джисон прижался к спинке кресла, до боли в кистях сжав пальцами обивку. — Мне нужна была реклама, дедушка. — Тебе нужен Господин Ремень, несчастный ребенок! — Йео повысил голос. Когда он снял кожаный ремень со штанов, Хан смирился и вытянул дрожащие руки. На дне рождении двенадцатилетнего Джисона, когда мальчик веселился со своими друзьями, Йео избил его. Джисон уронил торт со свечами и поджег штору. В тот день мальчик плакал от обиды в последний раз. А после дня рождения — только от физической боли. Первый удар пришелся по левому запястью. Джисон ждал его, как и всегда. Но сегодня кое-что изменилось. Дедушка вдруг задумался. — Руки на стол, Джисон. Хан ничего не понял. Он мог лишь догадываться, что за новую пытку придумал дедушка. Ладони Джисона лежали на зеркальной поверхности столика. «Ах, пальцы», — осознание обдало сердце ледяным потоком, и в этот момент дедушка ударил ремнем по левой кисти: пальцам, мозолистым от струн. Рука задрожала. К горлу подступили слезы. — Теперь ты не такой уж умелый гитарист! Джисон не был готов к этому. Им овладел страх: «Потерять пальцы — потерять все».***
Изобретатель увидел перед собой грубую кожу ладони Минхо. Его не было здесь. Хану показалось. Но он все равно не стал ударять себя. Джисон глубоко вздохнул и вышел из библиотеки. Он не ожидал увидеть порядок в своей спальне. От удивления Джисон схватился за грудь. «Воля пламени…», — глаза Хана заслезились. Прежние негативные чувства и ощущения покинули его: ненависть к себе, головная боль, печаль, растущая, словно сорняк. Волна чего-то нового и вдохновляющего захлестнула Хана. Он пробежал через библиотеку и быстро поднялся по ступенькам лестницы.***
Хан Джисон не мог оставаться в своей комнате, хоть дедушка и закрыл дверь снаружи. Пальцы горели от боли, словно их опустили в котел с кипящей водой. Они покраснели и опухли. В некоторых местах даже были еле заметные ранки. Нет. Джисон не собирался и дальше стоять посреди комнаты, словно безвольное тело, лишенное души. Он открыл окно. Тучи темнели в небесах, разделяя тьму Джисона. Подоконник уже стал мокрым от ливня. Хан выпрыгнул. К счастью, он жил на первом этаже. Приземление в клумбу оранжевых бархатцев было мягким, пусть и мокрым. Джисон, стараясь сдержать слезы хотя бы еще на минут десять, мчался в сторону коттеджа Юнь Хэ. Под его черными ботинками с высоким берцем капли воды грязных луж разлетались в стороны. Джисон бежал так, словно дедушка гнался за ним со скоростью света. Хан увидел родной одноэтажный коттедж оранжевого цвета, украшенный цветами, как снаружи, так и внутри. Он выдохнул, чувствуя облегчение, подошел к пластиковому закругленному окну и постучал. Его губы дрожали от холода и сырости. Юнь Хэ, увидевшая Джисона, быстро изменилась в лице: беспокойство окрасило ее милые черты в мрачные цвета. Она поторопилась открыть окно и впустила продрогшего друга внутрь. Хэ сбегала в комнату старшего брата, чтобы одолжить его кофту и штаны. Затем она помогла Хану снять мокрую одежду. Все это время друзья молчали. Хэ никогда не спрашивала о произошедшем. Она не считала себя той, кто вправе делать это. Но Хэ не знала, что Джисон доверял только ей. Сидя на кровати подруги, Хан сушил волосы полотенцем. Теперь он был одет в сухую одежду: серую кофту с длинными рукавами и широкие спортивки. Все это совсем не подходило маленькому худенькому Хану — брат Юнь Хэ всегда был высоким и широкоплечим. — Прости, Юнь Хэ. Я не хотел беспокоить тебя снова. Дедушка… мои пальцы… Хэ, казалось, хватило этого, чтобы понять, в чем было дело. Она села поближе к Хану и указала пальцем на свои ноги. Джисон положил голову на ее ляжки. А Хэ начала гладить его, одновременно распутывая колтуны волос. Хан не стеснялся мочить слезами ее клетчатые пижамные штаны. — Теперь все хорошо. Я рядом, Джисони. На желтой стене Хан увидел один из рисунков Хэ: ученый в белом халате и круглых очках играет на гитаре. — Ты никогда не говорила, что значит этот бред. — Связь, Джисони.***
Минхо как раз навел порядок на столе, когда Джисон ворвался в мастерскую, словно увидел пожар и пытался сказать об этом. Подбежав к Ли, Хан сначала растерялся. Он просто смотрел на Волю пламени, не в силах произнести и слова. — Я ничего не выкинул из тех проводков, если ты вдруг… Ли не успел договорить. Хан прильнул к его груди и прижал Минхо еще ближе к себе, схватившись за его талию. Ли от удивления вскинул руки, но секундами позже все же обнял ими хрупкие плечи изобретателя. — Что стряслось, Хан Джисон? — Я знаю, как должен выглядеть кулон, но мне нужна твоя помощь!