Слишком добр.
***
Уён не знал сколько дней не выходил из дома, не отвечал на звонки друзей и родителей. Его квартира превратилась в клетку, в которой он медленно сходил с ума от горя и одиночества. И он был бы рад сказать, что вышел на улицу, потому что смог оправиться и прийти в норму, но это была бы самая наглая ложь, в которую не поверит ни одна живая душа. Спустя бесконечность в четырёх стенах, его начали мучить кошмары, и он больше не мог находиться там, где так часто страдал, так часто плакал. Где так часто признавался в любви, а в ответ слышал оглушающую тишину. В какой-то момент Уён понял, что на кладбище чувствовал себя намного спокойнее, чем дома, и это было не нормально, он не питал иллюзий относительно своего поведения. Смотреть на могилу Соджуна было напоминанием о том, что он больше никогда не причинит ему боль, но, возвращаясь в квартиру, это понимание растворялось в непрекращающейся тревоге. Он должен был остановиться, но не мог перестать приходить на кладбище каждый день. Уён знал, что это был путь в никуда, ему нужна была помощь, но она была необходима ему ещё задолго до того, как Соджун умер. Уён отвык просить о помощи и говорить правду, но когда его отчаяние достигло пика, когда он отключился на полу ванной из-за того, что не смог совладать с очередной истерикой, он решил, что ему стоит попробовать. Даже если ему откажут, и Соджун окажется прав, Уён не мог не попытаться. В конце концов, было ли ему что терять? Ёсан пришел к нему так быстро, словно не раздумывал ни секунды, и Уён был готов расплакаться от понимания того, что не был безразличен близким людям. Вера в слова Соджуна продолжала сидеть где-то глубоко внутри него, но он сумел доказать хотя бы с одним человеком то, что убеждения его возлюбленного были ложью. — Я не стану запирать тебя в квартире, чтобы ты перестал ходить на его могилу, — спокойно сказал Ёсан, но его губы едва заметно дрожали. Он протянул руку, чтобы обнять Уёна, но тут же одёрнул её, видя нескрываемый ужас на лице друга. — Что же он сделал с тобой? Уён не боялся прикосновений Ёсана, это было смешно, что он воспринял эту реакцию на свой счет, и в то же время невыносимо больно. Как бы он хотел всё объяснить, стереть чувство вины, которое повисло в воздухе, но рассказать обо всём было слишком сложно. Как он мог произнести вслух то, что на мгновение он испугался того, что их объятие может увидеть Соджун? Воспоминания об этом никуда не делись, Уён отчётливо мог представить, как последствия подобной близости с Ёсаном ещё долго отдавались бы ноющей болью во всём его теле. Продолжать до смерти бояться ревности и злости того, кто вот уже столько дней гнил в могиле было глупо, но Уён ничего не мог с этим поделать. Он всё ещё просыпался оттого, что ему слышалось, как Соджун открывал входную дверь, и то, как быстро он нажимал кнопки на кодовом замке, значило лишь то, что тот был неконтролируемо зол. Каждый раз Уён лежал в кровати парализованный страхом, слыша снова и снова этот ужасающий звук кнопок и открытия механизма замка, который существовал только в его подсознании, и ничего не мог сделать. Он задерживал дыхание, чтобы не расплакаться, но когда делал вдох, слёзы тут же начинали течь по его щекам. Соджун не любил этого. Если Уён плакал у него на глазах, он хватал его за шею и утыкал лицом в подушку. Несколько раз, когда Уён терял сознание, Соджун извинялся и обещал, что больше никогда не навредит ему, и это была очередная ложь. — Он мне мерещится, — признался Уён, наблюдая за тем, как исказилось в отвращении лицо Ёсана. — Соджун даже мёртвый доводит меня в моей собственной квартире. Ёсан тяжело вздохнул и покачал головой, окидывая взглядом беспорядок, царивший вокруг, и Уёну тут же стало стыдно. — Ты избавился от всех его вещей? — Я единственная его вещь, что осталась в этой квартире, — Уён рассмеялся собственным словам, но лицо Ёсана оставалось перекошенным. — Что насчёт этой куртки? — Ёсан указал на куртку Сана, что валялась на кровати. Оу. Ложь крутилась в его голове, пока он не понял, что не было необходимости утаивать правду. Единственное, о чём Ёсану не стоило знать, так это о том, что с недавних пор Уён спал с этой курткой. Чужого запаха практически не осталось на ткани, но прижимать её к себе давало ему ощущение того, что он был защищён. Что добрый мужчина с кладбища смог бы оградить его от кулаков Соджуна. — Это…. — Уён запнулся, не зная, как правильно объяснить, откуда она появилась, не вызвав ещё больше беспокойства о себе. — Один добрый человек отдал её мне. Уён улыбнулся, и гримаса Ёсана наконец-то исчезла. Они оба знали, что именно эта улыбка была искренней.***
Соджун ненавидел цветы. Уён помнил, как каждый раз он раздражённо выкидывал их в мусорное ведро, если кто-то из учеников выражал свою благодарность, подарив ему букет. Уён любил цветы. Белые розы были отвратительным клише, но он любил их больше всего. Он знал, как разозлился бы Соджун, если бы узнал, что решил сделать Уён, как тряслись бы от злости его руки, как покраснело бы его лицо. Какие бы слова он говорил, пока его пальцы сжимались бы всё сильнее на горле Уёна. — Я же сказал тебе не появляться здесь больше, — голос Сана вырвал его из оцепенения. Фантомные ледяные пальцы всё ещё ощущались на коже, но с каждым шагом, приближающим Сана к нему, они становились менее заметными. — То, что ты делаешь, не поможет тебе справиться с горем. Он умер, Уён. Тебе надо жить дальше. Уён знал это, ему говорили эти слова слишком часто. Отпусти мертвеца, не держи его за горло так, как он держал тебя. Не приноси ему цветы, которые он ненавидел. Но Уён не мог иначе. Он отчаянно хотел сбежать от Соджуна, оставить его в прошлом, но в то же время, он не знал, как жить без этого вечного страха, боли и любви, которая даже в его сердце мутировала во что-то уродливое и неискреннее. — Я не знаю, как жить без него, Сан-а, — полушепотом сказал Уён. «Я разучился жить из-за него», — добавил он про себя, и эта беспомощность сводила его с ума. Но что если это на самом деле было не так сложно? Что если в его жизни мог наступить тот день, когда он перестанет просыпаться и, оглушённый паникой, ждать, когда дверь его квартиры откроет мертвец? Может быть, в какой-нибудь день он перестанет думать о Соджуне совсем? Он смотрел на Сана, который совершенно точно не был Соджуном. Он был другим, живым, отчего-то Уёну казалось, что такой человек не способен причинять боль другим людям. Но в то же время его взгляд то и дело переключался и становился пустым, словно мёртвые решили присвоить его себе. Уёну не нравилась эта мысль. Если Сан был добр к нему, он хотел отплатить ему тем же. — Занят сегодня? — спросил он, импровизируя на ходу. Давай уйдем с этого кладбища. Давай забудем о мертвецах. Давай начнём жизнь с чистого листа. Я знаю тебя всего день, но давай попробуем, давай поможем друг другу. Я вижу, что ты такой же потерянный, как я. Но Сан был не готов к этому, а может быть Уён не так прочитал его. В конце концов, он ошибался в людях, и его главной ошибкой было влюбиться в монстра. В монстра, которому он решил продолжать носить ненавистные ему белые розы.***
— Это был он? — спросил Ёсан, удобно устроившись на диване. В его руках была почти опустошённая бутылка пива, и он, слегка захмелев, откинулся на спинку дивана, прикрыв глаза. — Человек, отдавший тебе куртку? Ёсан забрал Уёна с кладбища, потому что он сам не смог найти в себе силы уйти. Ненавидеть и любить было так просто, но отпустить Соджуна казалось чем-то невозможным. Ёсан практически силой тащил Уёна, а потом долго приводил в чувства. Он говорил ему что-то, осторожно гладил по руке, и обнимал так крепко, как не делал никогда. Но Уён с трудом воспринимал все эти действия, мысленно всё ещё стоя у могилы Соджуна и шепотом умоляя его быть живым и вернуться к нему. Про себя он просил его оставаться в могиле навсегда и перестать появляться во снах. Уён хмыкнул под нос, чувствуя странное тепло в груди от мысли о Сане. Человеке с добрым сердцем, которое было в плену у смерти. — Да, — сухо ответил он, неосознанно покосившись на куртку, что теперь висела на вешалке, среди его собственных вещей. — Не ходи больше туда, пожалуйста, — голос Ёсана прозвучал слегка надломленно, но выражение его лица ни капли не изменилось. Уён и сам не хотел там появляться. Ему не становилось лучше, лишь появилась новая странная привычка, от которой надо было избавиться так же быстро, как и от вещей Соджуна. Он поклялся Ёсану и самому себе, что больше не появится на кладбище, но в глубине души он знал, что лгал. Он продержался удивительно долго, не зная, что помогло ему больше — постоянное присутствие Ёсана рядом, увеличившееся количество снотворного или то, что его тело впервые за долгое время перестали покрывать синяки. Кошмары меньше мучили его, превратившись в блёклое подобие того, что Уён испытывал в первые дни после смерти Соджуна. Но это не значило, что они пропали совсем, не значило, что он перестал выпадать из реальности слыша звуки, напоминающие ему о том, что после сигнала кодового замка всегда следовали оскорбления в его адрес, а звук разбитого стекла значил то, что один из осколков обязательно окажется приставлен к его горлу. Этот ступор мог произойти с ним где угодно, и Уён никак не мог научиться контролировать своё тело в эти моменты. Ему было стыдно и страшно, а каждый любопытный взгляд ощущался почти как удар кулаком, от которого было невозможно защититься. Он задыхался слезами и словами, зная, что никто ему не поможет. Это было тем, с чем он должен был справиться сам, но каждая попытка оборачивалась провалом. Он сдался. Букет белых роз одиноко лежал на кухонном столе, но Уён угрюмо смотрел на цветы, не решаясь взять в руки. В конце концов он оставил их дома и поехал на кладбище, обещая самому себе, что это будет последний раз. У Уёна было много оправданий для того, чтобы вернуться. Он придумал их для себя, Ёсана, и даже для Сана, если тот снова поймает его и отчитает. Но едва он приблизился к кладбищу, он забыл всю ложь, что была так тщательно выстроена в его голове. Уён прерывисто вздохнул и прикусил щеку изнутри, борясь с нахлынувшим волнением. Прошу, не выгоняй меня. — Сан-а, — он помахал рукой, расплываясь в улыбке. Рядом с Саном стоял незнакомый мужчина, и, подойдя ближе, Уён украдкой взглянул на него, чтобы рассмотреть. Он был холодным и отстраненным, но в то же время то, как настороженно он начал себя вести, говорило о том, что он волновался за Сана. Ему было не всё равно. Эта мысль тепло отозвалась у Уёна в груди, он хотел, чтобы кто-то заботился о Сане, так же, как нашлись люди, которые проявляли заботу к нему. Может быть он сможет стать тем, кто покажет Сану, что не всё равно было не только одному человеку? Это будет его добротой к нему. Друг Сана ушёл почти сразу, вежливо кивнув на прощание, но Сан даже не взглянул на него, словно слишком глубоко погрузился в свои мысли. Заметив это, Уён не решился прерывать его, с любопытством разглядывая то, как Сан забавно прищурился и, покусывая губы, смотрел куда-то в сторону главных ворот кладбища. Если бы они были знакомы лучше, Уён сказал бы наверняка, что именно происходило с Саном. Было ли это его нормальным поведением или же его стоило отвлечь. Неизвестность пугала, и Уён так боялся совершить ошибку, что продолжал молча бездействовать, но в то же время изо всех сил боролся с желанием дотронуться до плеча Сана, чтобы обратить его внимание на себя. — Сонхва? — Сан наконец-то вырвался из раздумий и огляделся по сторонам. Его щёки слегка порозовели, и Уён едва удержался от колкого замечания. — И давно мы стоим вдвоем? — Достаточно. Ты в порядке? — А ты? Уён не знал ответа на этот вопрос, как бы тщательно он ни копался в собственной голове. Он всегда лгал, всегда говорил, что в порядке, скрывая то, как чувствовал себя на самом деле. Пустота в его сердце не была болезненной или пугающей, значит всё было не так плохо, он мог сказать полуправду. — Лучше, — тихо ответил он и улыбнулся. — Спасибо тебе за всё. Уён был искренен и Сан ответил ему тем же, открыто и тепло улыбаясь, смеясь над его ужасной шуткой. Он не знал, как выразить свою признательность за то, что Сан не делал ничего особенного, но в то же время, так много, что это было не передать словами. На мгновение, Уён забыл зачем вообще пришёл на кладбище, но когда всё же вспомнил о Соджуне, его кожа мигом покрылась мурашками. — Я хочу тебя отблагодарить. — Мне было достаточно сказанных слов, поверь, — пробормотал Сан, но Уён видел, что он колеблется, и этого было достаточно, чтобы он даже не думал о том, чтобы отступить. — Могу я хотя бы угостить тебя обедом? Сегодня? — Хорошо. В шесть? — Идеально, — Уён поджал губы, проклиная себя за то, что собирался сказать дальше. — Встретимся на могиле Соджуна. Прежде чем Сан успел что-то ответить, Уён похлопал его по плечу и направился в сторону выхода с кладбища. У него было достаточно времени, чтобы успокоить бешеное сердцебиение, прекратить тихий поток слёз, от которого его вывернуло скудным завтраком и желчью. Возможно, его тело знало лучше, и ему не стоило приходить к Соджуну.***
Он дал себе десять минут. Молча рассматривая могильную плиту, Уён не чувствовал почти ничего, что было с ним прежде. Цветы, оставленные им, завяли и выглядели жалкой насмешкой. Отпусти меня. Сан был потрясающе пунктуален. Ровно в шесть он стоял поодаль, очевидно не решаясь нарушить момент единения Уёна и мертвеца. Но ему не нужно было это тактичное ожидание. Как только его взгляд пересекся с взглядом Сана, Уён тут же рванул с места, игнорируя едва различимый гадкий шепот Соджуна в голове. Они пришли в ближайший ресторан, и, заказав еду, с минуту сидели молча. Сан был не из разговорчивых, но это ничуть не тяготило Уёна. Он знал о чём хотел спросить, его мозг работал молниеносно. Вот только в горле предательски пересохло, и прежде чем прервать тишину, он выпил несколько стаканов ледяной воды. Такое с ним было впервые. — Ты не осуждаешь меня? — Какого чёрта я должен? — Сан приподнял брови, явно сбитый с толку. — Я имею в виду — он мужчина, я мужчина. Некоторые люди осуждают такой образ жизни. — Кто я такой, чтобы судить тебя? Это твоя жизнь. Уён кивнул, странно довольный этим ответом. Вопрос о Сане сразу же возник у него в голове, но он не успел набраться смелости и задать его. — Но я могу судить его, — продолжил Сан, и всё его тело странно напряглось, словно ему было неприятно говорить об этом. — Я думаю, ты знаешь почему. Даже если ты ещё не до конца всё понял. Уён натянуто улыбнулся и спрятал лицо в ладонях. Его кожа горела из-за смешанных эмоций, что кипели внутри него. Он знал, как это выглядело для других: парень с разбитым сердцем, который не в состоянии принять чью-то смерть. Горе которого затмило всё плохое, что делал и говорил умерший человек. Но дело в том, что он принял смерть Соджуна почти сразу. Ему было стыдно признаться даже самому себе, но он вздохнул с облегчением в ту же секунду, как узнал, что его больше нет. Да, горе и слёзы пришли потом, он испытывал тоску до сих пор, но не потому что ему было жаль, но потому что он был привязан к Соджуну слишком сильно. Чья-то смерть никогда не означает, что эти люди мгновенно исчезают из памяти живых. На всё нужно было время: на принятие, на скорбь, на то, чтобы отпустить. Особенно для кого-то вроде Соджуна. — Нет, на самом деле меня никто не понимает. Физически я свободен, но на самом деле он всё ещё здесь, — Уён постучал себя по виску. — Так что я тоже его осуждаю за всё то, что было между нами. Я ненавижу его за то, что он никак не оставит меня в покое. Я ненавижу его так сильно, ты даже представить себе не можешь. Сан сжал челюсти, как будто пытался не сказать лишнего. — Я знаю, о чем ты хочешь спросить. Все продолжают спрашивать меня: «Почему ты так сильно его любил? Почему ты продолжаешь любишь его?» Он причинял мне боль, Сан, физическую и душевную в течение многих лет. И я не пытался сбежать от него, потому что он убедил меня, что я принадлежу ему. Чёрт, я думаю, что всё ещё принадлежу. Я будто домашнее животное без хозяина. А домашние животные, у которых когда-то был хозяин, всегда будут ждать его, — Уён почувствовал, что вот-вот расплачется, и ему стало стыдно от собственной слабости. — Или нового хозяина. «Я только что попросил его стать моим новым владельцем? Блядь, я такой идиот. Соджун был прав, я не умею следить за своим языком.» — Прости, я ничего такого не имел в виду. — Я понимаю, правда, — Сан кивнул и взял палочки для еды. — Давай поедим? Мясо, похоже, уже приготовилось. Уён не решился расспрашивать Сана подробнее о его жизни, поэтому их разговор был больше похож на обмен совершенно бессмысленной информацией. Нравится тебе это или нет? Сан терпеть не мог острую пищу. Что это за песня? Сан понятия не имел ничего о популярной музыке. Ты живешь далеко отсюда? Слава богу, Сан жил не на кладбище. Уён доел свою еду слишком быстро, всё ещё пытаясь понять до конца, что, чёрт возьми, он делал. Он пытался узнать Сана получше, потому что предполагал, что никто не делал этого раньше. Вот почему он был таким мрачным и закрытым человеком, вот почему он был почти как его покойники в грёбаном холодильнике. Уёну хотелось увидеть его по-настоящему живым, и он должен был хотя бы попытаться пробудить эту жизнь в Сане. Но пока что всё это выглядело как полнейший хаос. Слова Соджуна продолжали звучать у него в голове каждый день: «Ты нужен только мне. Им всем всё равно». И Уён верил, что никому не было до него дела так долго! Но постепенно эта ложь растворялась, благодаря тому, что Ёсану было не всё равно, и даже Сану было не всё равно, пусть и всего на какое-то мгновение. Поэтому Уён отчаянно хотел позаботиться и о них тоже, показать, что его заботили живые люди. — Почему кладбище? — спросил Уён, чувствуя, как у него резко пересохло во рту. Он хотел задать этот вопрос слишком давно. — Семейный бизнес. — Тебе это нравится? — он не смог скрыть скептицизма в своем голосе, и Сан ухмыльнулся, когда заметил это. — Всё не так уж плохо. — Это не ответ. У тебя есть мечты? Желания? Улыбка сползла с лица Сана. Он положил палочки для еды на стол и скрестил руки на груди. Ауч. Уён прикусил нижнюю губу, пытаясь унять усиливающиеся волны беспокойства. Сан разозлился? Что он сделает? Накричит на него? Ударит? Заставит его захлебнуться собственной слюной, слезами и кровью, как это делал Соджун? — Уён? Он едва узнал собственное имя. Уён не понимал до конца, как такое было возможно — внутренне он чувствовал оцепенение, но всё его тело дрожало в неконтролируемом страхе. — Пожалуйста, не надо, — пробормотал он, не услышав своих же слов за шумом сердцебиения. Уён перестал понимать, где он находился и с кем. В мгновение он оказался на ногах и вышел на улицу. Вдох болью отдался в лёгких, и Уён чуть не упал на тротуар от неожиданности. Он попытался вдохнуть ещё раз, чтобы не потерять сознание от недостатка кислорода, но ледяные пальцы Соджуна схватили его за горло. «Я умру?» — подумал Уён, и вдруг почувствовал теплые руки на своем лице. Он был так потерян, но решил выбрать это тепло в качестве ориентира. Оно ощущалось куда приятнее любого прикосновения Соджуна. Уён наконец-то услышал что-то помимо собственного пульса — чей-то обеспокоенный голос. Кто-то заботился о нём. Кто-то просил его сосредоточиться, дышать, повторять за ним, и Уён пассивно повторил всё то, о чём его просили. — Сан? Мне страшно, — Уён посмотрел на мужчину затуманенным взором. — Спасибо, что остался со мной, он бы никогда этого не сделал. — Я знаю. Я здесь. Я никуда не собираюсь уходить, — голос Сана немного дрожал, но он был так уверен в своих словах, что Уён сразу ему поверил. — Ты хочешь пойти домой? Я уже оплатил счёт, так что могу отвезти тебя. Уён кивнул, тут же вспомнив, что в его собственной квартире время от времени появлялся воображаемый призрак его бывшего. Призрак, от которого он всё ещё прятался то на кладбище, то в квартире Ёсана. — Можно… Можем мы пойти к тебе? Я не буду делать глупостей, обещаю. Сан кивнул, а затем улыбнулся. Уён впервые видел такую улыбку на его лице. — О, чёртовы ямочки на щеках, ну конечно. Ты издеваешься надо мной, мистер «Я хороню людей каждый день»? — Уён фыркнул и смущенно поджал губы, заметив, что всё это время крепко сжимал пальто Сана в своих руках. На несколько секунд их взгляды столкнулись, и Уён поспешно отпустил Сана, сжав вспотевшие ладони в кулаки. Заметив это, Сан убрал ладони с его лица, и на секунду Уёну показалось, что его щёки порозовели от смущения. Они не сказали друг другу ни слова пока добирались до апартаментов Сана.***
Уён чувствовал лёгкое головокружение от всего, что с ним произошло, от алкоголя, от комфорта присутствия Сана. Он знал, что был в безопасности рядом с ним, сам не зная почему. Возможно, доверчивость снова играла с ним злую шутку, но Уён не хотел в это верить. Он устал разочаровываться в людях. Украдкой он рассматривал Сана, подмечая все мелкие детали его внешности, которые не замечал до этого. Чёртовы веснушки на шее, которые были слишком очаровательны, родинки там и тут. Сан тоже был пьян, поэтому неосознанно улыбался, и на его щеках снова появились ямочки. Уён резко вздохнул, борясь с желанием коснуться их. Сан был удивительным. Наверное, он сам даже не осознавал того, что за стеной, выстроенной им самим или тем, что с ним происходило, было так много тепла и жизни. Уён видел это так отчётливо, что его разозлило то, что Сан не хотел замечать этого, или, ещё хуже, подавлял это. Ему следовало сбежать из глупого семейного бизнеса, потому что смерть так легко брала под контроль его тело и мысли. — Что? — Спросил Сан, заметив, что Уён пристально смотрел на него. — Что-то не так с моим лицом? — Вообще-то, ты довольно симпатичный. Ты знал об этом? — Уён ухмыльнулся и похлопал Сана по щеке. Мягкая и тёплая, как он и думал. — У тебя есть девушка? — Нет, — резко ответил Сан, и Уён на секунду испугался, что разозлил его этим вопросом. Но мягкая улыбка никуда не делась, и Уён медленно расслабился. — Конечно, с твоей работой у тебя её нет. Или, может быть, у вас с Сонхва что-то есть? Нет ничего страшного в небольшом служебном романе. Сан пренебрежительно фыркнул и полностью повернулся к Уёну, сфокусировав на нём свой взгляд. Его забавлял этот разговор, это было слишком очевидно. — У меня нет на это времени. — Но тебе нравятся парни или девушки? — Уён хихикнул, скрывая за этим вопросом обжигающий интерес. К счастью, он мог обвинить алкоголь, если бы Сан разозлился на него за то, что он зашёл слишком далеко. — Думаю, что оба варианта, — Сан пожал плечами и зевнул. Так просто? Алкоголя в их организмах было достаточно, чтобы задавать подобные вопросы, но не так много, чтобы не понимать возможных последствий. Он не знал, почему спросил это, и как их разговор вообще свернул в эту сторону. Но теперь Уён понимал, почему Сан не осуждал его, и он был благодарен за эту честность. — Чёрт, извини, уже поздновато, я пойду домой, — Уён осознал, что ему стало невыносимо жарко, и ему нужно было срочно что-то с этим сделать. Он встал, но не успел сделать и шага — Сан схватил его за руку, и едва ощутимо погладил пальцами по запястью. Словно пытался доказать этим жестом, что не причинит вреда. Уён замер, медленно соображая, что только что произошло. Он не ощущал ни капли страха, ему понравилось это простое и чрезвычайно нежное прикосновение. Он почти беззвучно вздохнул и настороженно посмотрел на Сана. — Ты можешь остаться, если хочешь. Что ты имеешь в виду? Я так потерян, так пьян, так устал, не заставляй меня довериться тебе ещё больше. — Ты боишься меня? — Сан нахмурился и резко отпустил руку Уёна. — Конечно нет. — Ты боишься его? — осторожно спросил Сан, и Уён кивнул, чувствуя стыд оттого, как глупо это звучало из чужих уст. Его сердце болезненно сжалось от нахлынувших воспоминаний о том, что с ним делал Соджун, когда он задерживался и приходил домой позже обычного. Это всегда было больно и унизительно. — Он в могиле. Он мёртв. Твой дом принадлежит только тебе. — Я знаю. — Ты можешь остаться, это не проблема. Уён прикусил внутреннюю сторону щеки, пытаясь сосредоточиться. Его дом — только его дом. Соджун мёртв. Он был свободен. — Я останусь.