Соври мне ещё раз

      Он держал мои руки в своих, с особой нежностью поглаживая побелевшие костяшки, большими пальцами. Как он может говорить такое с абсолютно спокойным выражением лица. Смерть его совсем не беспокоила, он был её самым искусным олицетворением. — Спасибо, Господин. — выдавила из себя я, высвобождая руки из его теплого плена. До конца не осознавая, что ждет нас дальше, я лишь думала о Дие. Мы никогда не были с ней особо близки, но и чужой её назвать, язык не повернется. Как мне смириться с её казнью если на эшафоте должна быть я? Где она? Что с ней? Что её ждет? А, что сказать матери, которая ждет свою дочь живой?..       Закончив начатое, я аккуратно перевязала Эпистату плечо, затягивая на бинтах плотный узелок. Мысли витали далеко от меня, я не могла сконцентрироваться и все буквально летело из рук. — О чем задумалась, милая Неферут? — он поймал мой взгляд, поднялся с места и вновь навис надо мной. Сердце обливалось холодом от каждого его движения, прикосновения, взгляда и слова. Я отвернулась к столу, делая вид, что убирая неиспользованную ткань и протираю капли молока с деревянного массива. Разговаривать с ним не хотелось, но и гнать прочь, я права не имела. Не дождавшись ответа, Эпистат, обхватив мою талию руками, обернул и усадил на столешницу. Все произошло так быстро, почти молниеносно, от чего даже спорить было бы нелепо. Да и в принципе, как можно спорить с человеком который в несколько раз больше тебя? — Я задал вопрос, Эвтида. — он наклонился вперед, упираясь в стол кулаками, по обе стороны от моих ног. Настырный, грубый и властный мужчина не собирался отпускать меня без ответов. — Ты подругу мою казнить собираешься, и хочешь чтобы я вела себя так, словно ничего не происходит? — голос не дрогнул. Пути назад не было, ведь я сказала это прежде чем подумать. — А что делать тогда прикажешь? Я всю жизнь, изо дня в день, убиваю шезму. Мой меч не просыхает от их поганой крови. — голос пронизывающий холодом, по сравнению с моим, был соткан из стали. «Их поганая кровь», обежали ли меня его слова или заставляли гневаться? Напряженные желваки на его скулах и плотно сжатые губы, наверное так выглядит смертельная красота. Он был недоволен моей позицией и наверняка рассматривал её как предательство. Была бы я верна ему полностью, в моей голове даже не осталось бы места для печали: ведь сам Верховный Эпистат вновь нашел Шезму, которые распространяют по Египту жуткую болезнь и убивают неповинных стариков, женщин и детей… Я должна гордиться им, но вместо этого лишь обвиняю. Так скорее всего считал он. — Думала, из-за какой то глупой девочки, что скрывалась у меня под носом, я вдруг поменяю свое решение и сохраню ей жизнь? Ты слишком хорошего обо мне мнения — он в который раз за вечер усмехнулся, обвел меня взглядом. Он смотрел на меня как на ребенка, который посмел сказать сущую чепуху. — Это не какая то девочка, Амен. — с нескрываемой досадой сказала я. Черты его лица разгладились, он наклонился касаясь своим лбом моего. Мужчина закрыл глаза, приблизился ближе из-за чего мы соприкоснулись носами. Сердце замерло в ожидании его следующих действий. Теплое дыхание мужчины, чуть приоткрытые губы и непреодолимое притяжение к друг другу, дурманили голову намного больше чем моя грядущая смерть и казнь Дии. — Иногда, мы можем лишь смириться с решением человека, пусть это решение и огорчает нас. Свой путь она выбрала сама. Твоя жалость ей больше не понадобится. — он коснулся губами моего лба. Замер. Я вытянулась в тонкую струнку, прижимаясь к его горячей щеке, пока по моей собственной сбежала слеза, капая мне на открытую грудь. Эпистат отодвинулся, задерживаясь глазами на моем лице, пока я шустро смахиваю непрошеные соленые капли. Не беспокойся, милый Амен, с моим путем ты никогда в жизни не смиришься, да и жалости вряд ли бывать в твоем сердце. Будешь ли ты казнить меня также как и остальных? — Завтра, Дия предстанет перед народным судом. Вдруг найдется тот, кто признается в том, что подставил девушку. — он говорил отточенную за года фразу, в которую сам не верил. — Все обвинения с тебя сняты. Но правилами пренебрегать не стоит. И по ночам ходить не советую. Хочешь воздухом подышать, меня позови.— он скользнул глазами по моему платью, опускаясь к ногам. Задержавшись на осмотре моих голых ног, он лишь хмыкнул каким то своим утверждениям в голове и не прощаясь вышел. В голову прилила кровь. Как загнанный в угол звереныш, я понятия не имела, что следует делать в подобных ситуациях. Стук в дверь. Как можно громче, я старалась достучаться до приглушенных голосов в небольшом домике, где расположился Рэймсс и группа охотников. Смех и запах пива даже за пределами комнат, от чего голова начала кружиться. — Чего понадобилось?! — дверь отварилась, в проеме показался парень с чашкой пива на перевес уже выпитым. Его выражение вмиг изменилось. Не скрывая своих фантазий, он обвел меня взглядом. — Жрица любви, чего изволишь? Обслужить пришла или.? — он икал и смеялся в унисон. От него плохо пахло, а количеству одежды можно было позавидовать. — Или позови Рэймсса. — отвечать колкостью не было ни времени, ни сил. — А чем я не гожусь? Или может не так собой хорош? — он почти успел схватить меня за предплечье, когда рука показавшегося на пороге дома Рэймсса, перехватила его грубые, неотесанные пальцы. — Калиан. Иди, выспись. — Рэймсс даже не смотрел на своего соратника с пивом, а пытался разгадать причину моего внезапного прихода. — Выдери её как следует. А то слишком язык острый. — парень швырнул свою кружку пива в песок и захлопнув за собой массивную дверь, растворился в доме. Стараясь пропустить сказанные им слова мимо ушей, я потянула Рэймсса за руку, уводя дальше от посторонних ушей и глаз. —Объяснишь, что случилось? Молчание меня честно говоря, пугает. — зашептал он, когда я остановилась посреди безлюдного пустыря. Один песок и ветер его раздувающий. Небо покрытое звездами и безмолвной луной. Ночь скроет наши грехи и лишь Анубису они будут известны. — Рэймсс. Беда случилась. — я смотрела в его бегающие, почти не моргающие, черные глаза, где зрачки почти не отличались от радужки. — Эва, не томи. Заказ без ведома брала? Или маску потеряла? Это все решаемо, не беспокойся попусту. — он пытался сохранить спокойствие, что давалось ему с особым трудом. — Дия. Её раскрыли и завтра собираются казнить. — только сейчас я поняла, как сильно дрожат мои руки, а ноги, как после длительного бега по зыбучим пескам, становятся ватными и тяжелыми. Рэймсс несколько секунд просто смотрел на меня, а после накрыл глаза ладонью. — О, Всевышний… — он провел рукой вниз, сдавливая пальцами подбородок. — Как давно узнала об этом? Реммао в курсе? — он весь напрягся, стараясь избегать меня взглядом. Он держался слишком хорошо для того, кого эта новость наверняка повергла в ступор. — Недавно. Ты первый, кому сказала. — я нервно оглядываюсь по сторонам, теряя всякий контроль над собой. — Ступай домой, Эва. Мы попробуем что нибудь сделать. — он аккуратно коснулся моего плеча, сжимая его в поддерживающем тоне. — Попробуете сделать что? Она сама во всем раскаялась, Рэймсс. Что тут уже сделаешь?! — язык заплетался, в точности как после нескольких кружек холодного пива. Я ведь предполагала, что моя история может закончится подобным образом и уже миллионы раз, представляла свой конец, тогда почему так паникую? — Эва, прошу. Просто иди домой. Ты трясешься вся. — мужчина притянул меня к себе, прерывисто обнял. Его подтянутое, стройное тело, укрыло от усиливающегося вихря. — Ты слышишь меня?! Она во всем созналась, ещё немного и мы все ко дну пойдем. Нам надо бежать, вытаскивать Дию и бежать. — теперь я обхватываю его плечи, не позволяя ему прерывать наш зрительный контакт. Реймсс взял мои ладони в свои, растер онемевшие пальцы. Наверняка, он понимал, что ещё одну потерю, пусть и не такую дорогую как Исман, я не смогу пережить и остаться в здравом уме. — Иди домой, Эвтида. — он отпустил мои руки, а затем развернулся и быстрым шагом стал удаляться. Я осталась одна под куполом ночного неба и безмолвной пустынной прохладой. Мне даже страшно представить, что они могут придумать и какие последствия будут у всего этого.       Я вернулась в пустой, холодный дом. На ночь Дия всегда зажигала свечи, поддерживая приемлемую температуру для сна, а теперь, от неё осталась лишь оскверненная постель, которая как черное гнойное пятно, саднило в грудине и каждый раз врезалось в глаза. Я накручивала себя и круги по комнате, пока сон не одолел меня. В окно пробились первые солнечные лучи и сквозь приоткрытые стеклянные створки доносился шум. Люди кричали и бегали. Повсюду была возня как в переполненном муравейнике. Поднявшись с кровати и приведя себя в порядок, я вышла на оживленную улицу и первым, что увидела был Тизиан окруженный целой толпой других охотников. По лицу мужчины не останавливаясь текла кровь, а на месте где должен быть глаз, зияла чернота. От одного его обезумевшего и одновременно слабого вида, тело бросило в жар. Тизиан почти не держался на ногах, его волочили по песку, оставляя длинный кровавый след. На одной из ног охотника, прямо до кости, был оторван кусок мяса, свисающий к низу. Я не могла отвести взгляд, потому что не верила в происходящее. Множество синяков и открытых ран, которые больше смахивали на пытки, изуродовали тело мужчины и лишили его глаза. А сам Тизиан едва ли находился в сознании. Его длинные волосы растрепались и прилипали к потному, грязному телу. Он был просто телом с которым не знали, что делать и куда деть. Амен. Где он? Сердце пропустило удар, а кровь, разом отхлынула от лица. На негнущихся ногах, я побежала к храму, где обычно Ливий лечит тех, кому ещё можно помочь или хотя бы ослабить боль. Я вбежала в холодный просторный зал, где витал запах масел и трав. Все завалено папирусами а на полу были целые лужи крови. Только сейчас к горлу подступила тошнота, а в нос ударил запах металла. Нет, нет, нет. — Ливий. — закричала я, пробегая дальше по коридору. Каменные стены и множественные стеллажи с разными склянками и посудой, располагались почти везде. — Ливий! — не останавливаясь, как ураган, я внеслась в последнюю просторную комнату, где стоял лекарь. — Эва. — его отстраненный вид, вынудил моё тело обмякнуть. Ливий, словно только что проснулся ото сна, где мой крик был шепотом, неуверенно обернулся назад. За его спиной стояла ширма с натянутой белой тканью. Ливий, который повидал в своей жизни многое, не мог подобрать слов. Глаза сами по себе наполнились жгучими слезами. Я направилась за ширму. И эти мгновения, показались мне настоящей вечностью. Клянусь, я могла бы умереть и переродиться.