Соври мне ещё раз

      Когда черная тень прошлого начала застилать моё лицо, утаскивая во тьму следом за собой, другого выхода, как поделиться этой тенью с кем то, не осталось. — Да, Ливий. Ты прав. Убедился? — я резво поднялась с места, от чего кресло с неприятным звуком отъехало назад. Да что ж это за проклятие такое? За что расплачиваюсь перед всевышним? — Убедился, звучит слишком вычурно и как-то по звучанию не подобает. — он поднял на меня янтарные глаза. Должно быть, так смотрят те, в чьих руках судьба человека напротив. Его гладкое лицо, без единой морщинки, как будто слепленное самым искусным мастером, не выражало ни единой эмоции. Лишь выразительный, прямой во всех смыслах взгляд, прожигал моё лицо насквозь. На мгновение, стало так неуютно, что дай себе волю, ноги тот час унесли бы меня как можно дальше отсюда. Даже Исфету не понять о чем размышлял Ливий, не говоря уже обо мне. Хотел ли он вынести выгоду из моего положения? Или, быть может хотел шантажировать? Никто кроме него самого, не знает что творится в его самых далеких помыслах. Теперь, когда тайна перестала ею быть, все переворачивается верх дном. — Тогда какое не вычурное слово, ты бы предпочел услышать, господин? — я усмехаюсь, когда мужчина поднимается и медленно опустив чашу на столик, направляется ко мне. Он подошел так близко, что наши тела невольно соприкоснулись. От волнения, в глазах темнело, а горящие языки пламени от свеч, точно звезды на бесконечном небе, плясали в такт моему быстрому сердцу. Его голая грудь, касающаяся моего тела, словно бурлящий Нил, обжигала кожу с такой силой, что хотелось быть от неё как можно дальше. Или это лишь домыслы моей фантазии? — Меджаи. — громко сказал он, безотрывно вонзаясь в меня глазами. Я успела лишь моргнуть, когда в дверях показались охотники. Неужели, Ливий решил сдать меня? Это конец? Секундное молчание, превратилось в вечность. Эта безысходность, которая улеглась на плечи, заставила меня ссутулиться. Я подняла глаза полные страха на Ливия. Нет, только не ты… только не ты, лекарь… Ливий был последним человеком на всём белом свете, который мог бы так просто предать меня. — Принесите нам трав для чая. И кувшин медового вина. — лекарь не обращал никакого внимания, на двух стражников, безмолвно застывших в дверном проеме. Ливий смотрел только на меня, изучая каждую эмоцию, что сменялась на моем лице. Когда меджаи без лишних вопросов скрылись за дверью, я плотно зажмурилась, от чего пересохшие вмиг глаза, дали волю непрошеным слезам. Капли скатились по щекам вниз, пока я тихо пытаюсь восстановить дыхание через рот. Расшатанные нервы давали о себе знать. Сердце билось в ушах, напоминая самый настоящий шум приближающегося урагана. — Прости, милая Госпожа. — прошептал он, смахивая с моих щек слезы. Его теплые бархатистые пальцы почти не коснулись кожи, но я отчетливо уловила их тонкий аромат. Золотые браслеты на его руках, издали вальяжный скрежет когда встретились друг с другом, заполняя нависшую тишину. — Ты настолько мне не доверяешь, что думала я позвал тех охотников за тобой? Я никогда не отдал бы им тебя. — его тонкие пальцы бережно обхватили моё лицо. Не в силах открыть глаза, я лишь кивнула, стараясь совладать с собой. Не смотря на столь большое количество отличий, Амен и Ливий, были более чем схожи друг с другом: они оба хотят испытать меня на прочность. Может поэтому они испытывают взаимную неприязнь? — Мне хочется тебя стукнуть, тем серебряным кувшином. — я отвернулась от лекаря в направлении окон. Ночь уже вошла в свои владения от чего повсюду царил едва ощутимый холод, в сравнении с жарким днем. — Что теперь, Ливий? Что ты будешь делать с моей правдой? — я обернулась на мужчину, который непринужденно, даже с некой радостью, проследив за моим взглядом, теперь тоже разглядывал улицу по ту сторону окна.       Забрав принесенные травы и кувшин, которые некоторое время назад попросил Ливий, лекарь усадил меня на диван и разлив вино по чашам, стал смаковать терпкий холодный напиток. Как настоящий ценитель прекрасного, мужчина прикрыл глаза и вытянул губы в довольной улыбке. — Ты меня в Дуат своим молчанием вогнать хочешь? Или придумываешь, чем отплатить смогу? — вернувшись в своё привычное состояние, язвлю я. Раз сдавать меня не собирается, выходит цена за его молчание имеет место быть. — Знаешь, Эва. За годы, что я работаю лекарем, я повидал столько страшных, раздирающих сердце, вещей. — он наполнил свою чашу вновь. — Но меня всегда забавляло лишь одно. Человек, которого нерасторопно поглощает Дуат, никогда не верит в медицину. Больной верит лишь в чудо, магию или благословение богов. — Ливий рассмеялся, но я буквально чувствую как каждое сказанное им слово сквозило легкой досадой. — И тогда я задаюсь вопросом: может будь у меня выбор в самом начале, я бы может вообще лекарем и не стал. — он откинулся на спинку. Медленно стянул со своих плеч накидку, оставляя торс полностью обнаженным. Это его вино так разгорячило? — Великий Ливий из Пеллы напрашивается на комплименты о его неслыханном даре в лечении? Иначе, твои слова становятся абсурдом. — я забрала из его рук чашку, а после, поднявшись на ноги, унесла кувшин в дальний угол. — Мы с тобой из разных миров, Ливий. Ты спасаешь людям жизнь, а я во тьме ночи общаюсь с покойниками или забираюсь людям во сны. — Я встречал много шезму, но таких как ты, Эва, клянусь, вижу впервые. — он тихо засмеялся, накрывая лицо ладонями. Его темные волосы, чуть завивающиеся на концах, упали вперед, закрывая его собой. — Таких непревзойденных и талантливых? — ухмыляюсь я, расхаживая по просторному кабинету. На стенах виднелась роспись растительных орнаментов и прекрасно выписанных животных, еле отличаемых в темноте. А в горшках, стояли небольшие деревца похожие на саженцы инжира. — Таких плохо скрывающихся. Кто ты такая, было понятно чуть ли не с самой нашей первой встречи. Исман тоже был одним из вас? — Ливий обернулся ко мне и с интересом разглядывал как я хожу по его обители. Исман. Сердце отозвалось болью. — Нет. Исман всегда мечтал стать таким как ты. А таких как я, он презирал. Считал, что мы нарушаем божий порядок. — я задумалась. Знал бы мой любимый Исман, как все обернется с нашим приездом в Фивы, рвался бы он сюда с тем же желанием? Исман добился бы огромных успехов в лечении и когда нибудь, превзошел бы самого Ливия. Но судьба отвернулась от него, а ко мне уже стоит в пол-оборота. — Я ставлю все золото Египта на то, что Амен давно уже в курсе кто ты такая. Вот только не трогает тебя, присматривает. — Ливий задумался, пока я пыталась отогнать от себя рой навязчивых мыслей. Даже если знает, даже если с самого начала знает. Быть может есть причина, по которой рядом с собой держит? — К слову об Эпистате. Раз уж мы теперь в одной лодке и тонуть нам вместе, потому как ты теперь мой дорогой сообщник, могу с просьбой к тебе обратиться? — Ливий поднялся, подошел ближе и облокотился о край стола. — Знаю о чем попросишь. Спасать того, кто на тебя охоту ведет. Доброе, бескорыстное у тебя сердце, Эва. — он пытался скрыть усмешку, но у него подобное плохо выходило. — Приходи в третью ночь, сразу после заката. Охотники сменят караул, будет возможность в комнату проскочить. — на его губах вновь засияла добрая, обольстительная улыбка, которую мог подарить мне только он. — Но перед этим, поможешь мне прибраться в лечебнице, которую ты со своим дружком разворошила. Такой бардак после себя оставили. — лекарь говорил о той ночи, когда я и Рэймсс проникла в храм с усопшим, и настигла охотников во главе с Аменом. В ту ночь, от кабинета вряд ли осталось хоть одно нетронутое место. — Исфет, Ливий… Пускай это будет моей оплатой за твое молчание. — я закатила глаза, направившись на выход из кабинета. — Разве друзьям нужно платить за подобное? — кинул он напоследок, вынудив меня остановиться. Ноги, как корни дерева, приросшие к полу, не хотели двигаться вперед. Друзья….будет ли также больно терять такого друга как Ливий? Вопрос времени.       Четыре глубокие ямы, которые вряд ли отличались друг от друга размерами, смахивали на могилы больше, чем на клумбы для посадки белых цветов жасмина. Но в наше чудное время, могилы делают только для провинившихся людей, которые сильно разгневали богов. Разве в нашем поселении найдутся те, кто впал богам в немилость? Разгоряченный песок под ногами, после жаркого египетского дня, стал быстро остывать, как только солнце опустилось за горизонт. Мысли не собирались в кучу. Какой жасмин? Какие клумбы? Я возвышалась над одной из вырытой охотниками ямы и боялась упасть, но упрямо продолжала смотреть вниз, будто глумясь над собой. В глазах все закружилось, неужели я стала бояться высоты? Наверняка будет больно падать на такую глубину, особенно в этот зыбучий песок, который тут же начнет осыпаться, замуровывая провалившегося внутри. А если это место подготовлено для чьего то погребения? Спина от этого вопроса покрылась мурашками. — Исфет, пускай это будут клумбы. — я засмеялась, отгоняя от себя дурные, пугающие мысли. Оборачиваясь и мечтая как можно скорее покинуть это место, нога начала соскальзывать вниз. Как и предугадывала, рассыпчатый песок стал рушиться, утягивая меня за собой. Как глупо было бояться упасть и в конце так оступиться. Все внутри оборвалось, оставляя за собой лишь ощущение неминуемого падения. Сердце ушло в пятки, а кровь мгновенно отлила от лица. Верила ли я в судьбу? Он перехватил мою руку. Как во время. Как кстати. Мужчина аккуратно притянул меня к себе, спасая от казалось бы, уже свершившегося удара. Я вжалась в это сильное, мужественное тело, едва касаясь щекой его голой груди. Запах его масла окружил меня приятным облаком шлейфа. Так мог пахнуть только он. Его крепкие руки сжали мою талию, потому что только ему было позволено трогать меня так, как не сумел бы никто другой, ему подобный. Я вздернула подбородок и встретилась с его взглядом. С этими красными, жгучими глазами. Амен. — Исфет, ну помилуй ты мою душу наконец. — я откинула подушку на пол, пытаясь справиться со злостью. Один и тот же сон, на протяжении трех дней, изводил все мои мысли, буквально заставляя сходить с ума. И каждую ночь, это зловещее сновидение, обрывалось на одном и том же эпизоде. — Третья ночь. Апофес, красный змей, не знаю благодарить тебя или проклинать, что разбудил меня вновь. — опомнившись и быстро собравшись, я помчалась со всех ног в храм. Даже будь охранники на страже, их вряд ли удивил бы мой поздний приход, ведь три дня подряд, я помогала Ливию и навещала великого Эпистата, который, как и говорил мудрый лекарь, вряд ли очнется без посторонней помощи. Без моей помощи. Пустой храм. И полная тишина. Свечи давно потухли от чего в воздухе ещё сохранился запах дыма. Как странно обернулась ситуация: навещая Господина каждый день, теперь я крадусь к нему в ночи, боясь что меня заметят охотники, которые при свете солнца, без проблем пропускали меня внутрь. Дело в том, что эти верующие мужчины считают, что только ночью зло свершается, от того и шезму во тьме на работу выходят. Ночь покровительствует над грехами и людскими пороками, а день раскрывает их грехопадение. Но ситуация и без этого превратилась в абсурд: я, крадусь ночью в храм к охотнику на шезму, чтобы залезть к нему в голову и попытаться помочь. Если Амен когда нибудь узнает об этом, простым повешением меня не наградит. Я осторожно зашла в его комнату. Свет луны проникал через окно и освещал хмурное лицо Эпистата, а вместе с тем, и его голое совершенное тело. Как я могу сконцентрироваться на его КА? Глупая Эва решила не рисковать и не искать себе приключений на одно место, поэтому собиралась каким то чудным образом проникнуть мужчине в голову без маски и накидки. Не теряя времени, я встала над его постелью и закрыв глаза, начала изводить себя в попытках, что то почувствовать. Ничего. Простояв так минут пять, я начала злиться. Кремень. Даже его душа разговаривать со мной не хочет. — Давай же, Амен. — одними губами прошептала я. Стою, стою и пусто. Да как же так то, ну? Сердце скакало от волнения быть замеченной и от крохотного шанса, что Эпистат вдруг резко вздумает очнуться. Я опустилась на кровать рядом с ним, чувствуя исходящее от мужчины тепло. Теперь, когда страх отошел на второй план, сердце трепетало от волнения, словно меня засекли за чем то личным, интимным и совершенно необдуманным. Решившись на отчаянный шаг, я дотронулась до его длинных пальцев, покрытых аккуратными черными линиями, складывающимися в татуировки. Его большая ладонь вдруг еле ощутимо сжалась, скрывая мои пальцы в кокон. Я замерла, готовясь в случае моей фатальной ошибки, бежать куда глаза глядят. Всматриваться в его лицо, и страшиться открытых голубых глаз, обрамленных белыми ресницами, было ещё одной потерей времени, потому что через пару секунд, я, точно оступившись, падала в его темное, беспросветное сознание.