Соври мне ещё раз

      Падать с обрыва и знать что внизу тебя поджидает смерть, наверняка было удручающим грузом для того, кто летит вниз. По всюду царила тьма. Я открыла глаза надеясь увидеть будоражащий его сознание сон, но вместо этого была лишь чернота. Признаюсь, увидеть себя в его сне, я бы не отказалась. Хотя можно ли было назвать «это» сном? Черная вода в которой я лежала, была столь холодной, что зубы тряслись и издавали неприятный скрежет, когда пытались сойтись друг с другом. Хлопковое платье вымокшее насквозь, неприятно прилипало к телу, пока по коже бегал рой мурашек. Где то вдалеке, словно измученный луч солнца, проникал свет, очерчивая белое пятно, наполовину обтекаемое черной жидкостью. Я с трудом поднялась на ноги, пытаясь справиться с сильным головокружением и помутнением рассудка. Так зябко здесь. На заказах я никогда не сталкивалась с подсознанием человека, которое могло бы напугать меня. Но сейчас все иначе. Я побрела к свету, переставляя ноги в черной жидкости и страшась упасть в эту непроглядную заводь. Чем ближе к белому пятну я приближалась, тем отчетливее становился Эпистат. Он без сознания лежал в этом гадком болоте, которое словно воды священного Нила, разбивающиеся о песок берега, волнами накрывали его лицо и тело. Единственный луч, проникающий сюда из кромешной темноты, освещал Амена полностью, будто пытаясь согреть. Рядом с ним, вымокшие в воде, плавали перья. Откуда им здесь взяться? Я села рядом с ним на колени, с большим усилием подтянула его за плечи так, чтобы голова оказалась на моих ногах, дабы вода не касалась лица и волос мужчины. — Амен, пора просыпаться. — я бережно провела пальцами по его лбу и опустилась к подбородку. Я молюсь всем богам, чтобы он никогда не вспомнил и не узнал, что происходило в его кошмаре. Кожа мягкая как шелк была столь приятна на ощупь, что отрываться не хотелось. Из личного секундного желания, я коснулась его губ. Что то с ним было явно не так, я ощущала это всем своим нутром. Не было той ауры великого и ужасного эпистата, которая настигала любого врасплох. Было нечто большее. — Хатхор? — не открывая глаз, он еле слышно прошептал имя богини. Его лицо нахмурилось словно я вонзила копье в его сердце. Но вышло с точностью наоборот. Мое сердце изливалось от жалости к самой себе: неужели я рассчитывала услышать свое имя? — Это ты, Хатхор? — он превозмогая неведомую мне боль, накрыл лицо руками. Татуировки на его пальцах светились в темноте, отражая свет на золотые браслеты охватывающие запястья. — Нет. Нет, Амен. Очнись. — я легонько начала тормошить его за плечи. Эпистат резко открыл глаза. От неожиданности я дернулась, едва удерживая равновесие. Амен схватил меня одной рукой за шею, сжимая сильные пальцы. Я начала задыхаться, когда Эпистат приковал мою спину ко дну, что скрывала ледяная вода. Красные глаза, в точности как из сна, наполненные несоизмеримой с ним злобой, жадно впитывали мои жалкие попытки выкарабкаться из-под его натиска. Охотник вжимал меня к импровизированному жесткому полу в своем же сне. Обхватив его запястье, я ощущала как слёзы, виноградными гроздями, стекали вниз к ушам. Воздуха в легких почти не оставалось, на смену этому, приходило чувство потери сознания. Все вышло из-под контроля. Сердце скакало, прыгало и кувыркалось одновременно. Лишь страх и ничего более, заполнял мои пустые мысли. Вдруг я останусь здесь навсегда? Как так вышло, что он увидел меня, а теперь душит? Ведь я шезму, я нереальна в его сне… И справедливо ли то, что я его спасаю, а он меня убить пытается? Я столько раз представляла картину где погибаю от его рук. Но представлять и испытывать это ‘вживую’, совершенно разные вещи. Сколько неконтролируемой животной злости было в его душащих меня пальцах, не описать одними словами. — Амен, это же я. — я протянула к его лицу ладонь, нежно прижала её к щеке мужчины. Он смотрел словно сквозь меня, не говоря уже о том, что мои слова пролетели мимо его ушей. — Это я, Эва. — проревела я, захлебываясь водой, которая все время укрывала лицо пеленой. Будь эта ситуация воплощена в жизнь, я отключилась бы ещё в самом начале, но имея преимущества, я все ещё нахожусь в сознании. Его глаза едва ли округлились, рука совсем немного расслабилась, но отпустить мою шею так и не смогла.       Я начала проваливаться обратно в реальность. Голова кружилась, будто меня душили по настоящему. Открыв глаза и по началу не поняв где нахожусь, я обнаружила, что лежу на груди Господина, продолжая держать его за руку. Что то теплое касалось моего плеча и каков был мой шок, обнаружить на себе пальцы Эпистата, которые медленно и почти убаюкивающе гладили мою голую из-под платья кожу. Его грудь ровно вздымалась под моим лицом, переодически обдавая теплом. Как иронично было умирать от его рук, в теперь чувствовать как он обнимает мои плечи. Я нехотя поднялась на ноги и без промедлений направилась к выходу, повторно убедившись, что он до сих пор спит. Видят боги, я сделала все, что было в моих силах. Вернувшись домой на негнущихся ногах, я отчетливо почувствовала как всю меня трясет. Сегодняшняя ночь, будет иметь серьезные последствия. Я чувствую грядущую черную полосу в моей жизни. Сердце трепыхалось от волнения перед будущим. К Дие меня не пускают, где Реймсс и Рэммао мне не ведают. А что будет со мной? Я подошла к зеркалу, опустившись на пуфик сплетенный из тростника. Зажгла небольшую свечу, что стояла на деревянном столике. Огонек извивался, пуская в воздух крохотные искры. Взглянув на свое измученное отражение, я ужаснулась. — Исфет! — поднявшись с седалища, я прижалась вплотную к зеркалу, пытаясь разглядеть собственную шею. Кожа с сильными кровавыми подтеками, во тьме, отдавала почти синим. На моей тонкой шее отпечатались точные следы его пальцев. Как…?       В храме, который Эва покинула с десяток минут ранее, до сих пор царила тишина. Её аромат, едва уловимый, он почувствовал сразу. Да и без аромата, эпистат знал наверняка, что она была здесь. Рядом. И, что очнулся только благодаря ей, прекрасно осознавал. — Как мне обращаться к тебе? Амен? Эпистат? Охотник? Или бо.? — красноволосый мужчина, стоявший около выхода, вальяжно облокотившись о стену, моментально осекся, когда Амен поднялся на ноги. Желваки заходили ходуном на точеном лице эпистата, когда он приблизился к своему нежеланному гостю. Четыре дня Амен пролежал не двигаясь, а теперь чувствовал себя как новорожденный. Могучее тело, которое должно было бы ослабеть, наполнилось невиданными силами. — Говори, чего тебе или исчезни. — охотник приблизился к своему ночному другу, который дерзко вздернув подбородок, был явно недоволен приветствием хозяина комнаты. Амен испепелял прямым взором стоявшего напротив, но того, казалось бы, это никак не волнует и даже не напрягает. — Как же так вышло, что моя Неферут, в ночи, приходит спасать такого как ты? Негоже так, Амен. — имя эпистата, он выплюнул с особой интонацией, которая вполне бы сошла за оскорбление. — Не уследил ты выходит, Аш. — охотник с вызовом усмехнулся. Мужчины едва отличавшиеся ростом, пытались уничтожить друг друга взглядом. Один с жгуче красными, другой с небесно голубыми глазами. Эта война отличий, как только может бороться тьма и свет. — А ты кажется переследил, что я неистово начинаю ревновать эту милую шезмочку. — бог ярости и разрушения, злостно оскалил зубы, показывая нечто похожее на улыбку. Белоснежные зубы вытянутые в хищные клыки, недобро сверкнули. — Ревнуй. Единственное, что остается. — Амена злил тот факт, что так или иначе, Эва всегда будет связана с этим чуждым ему человеком, которого он последние несколько веков на дух не переносил. Но ещё больше его злило, что он не мог с этим ничего поделать. Он знал кто она, знал чем занимается, но не мог и впредь не сможет этому противостоять. Все что касается её, вне его победы. — Поступим так, ты отдашь мне её, — начал красноволосый мужчина, сложив руки на груди. Ему доставляло удовольствие видеть эпистата таким. Таким уязвимым. Сет чувствовал как нутро его давнего приятеля закипает, ведь он, бог ночи, видит все его извращенные в корне своем, сны. — Нет. — отрезал Эпистат, начиная мысленно закипать от одной лишь мысли и предположения, что как бы смешно это не звучало, его шезму, может перейти к её законному покровителю. — Тогда она сама ко мне придет. Ведь она выбрала этот путь. Мой путь. — гость вновь растянул губы в коварной, хамской улыбке. Красные глаза горящие настоящим пламенем, искрились от удовлетворения. Он получил реакцию которую хотел и убедился в своей правоте. Амен не отдаст девочку просто так. О чем ещё мог бы мечтать бог войны и смерти, как не о бое со своим заклятым врагом? — Думаю, после сегодняшней ночи, ты понимаешь какой путь она выбрала. Поэтому в спешке, спешил мне об этом напомнить. — охотник улыбнулся в ответ, смахивая с накидки Сета, застрявшую сухую ветвь. Аш вспыхнул от переполняющей его ярости: как такое может воплотиться в жизнь, что его шезму бегает и спасает заклятого для них всех врага? — Я спешу напомнить, что я отчетливо вижу все твои сны, которые непременно связаны с ней. Стоны, крики, её нагое, совершенное тело. Я вижу всё — покровитель ночи говорил с желанным придыханием, ведь прямо сейчас, он обнажил все тайны Эпистата, которые тот, в свою очередь, мечтал унести с собой в гробницу. Кулак Амена врезался в каменный брусок стены, раздробив его на мелкие части, которые тут же осыпались книзу. Будь Аш на том же месте, что и до своего исчезновения, он вряд ли отделался бы переломом носа. В лучшем случае, ему светил бы пролом в черепе. Хотя божеству вряд ли это навредит. Эпистат не знал куда деть всю свою злость и ненависть. Его сны, где только он мог фантазировать и представлять её перед собой, теперь видел кто то посторонний. Амена выводило из себя, что его Эвтиду видел чужак, хотя как она выглядит по настоящему в момент сладкой близости, не сумел познать ни один из них. Мужчине хватило пары секунд, чтобы перевести дух, выдохнуть. Успокоившись, великий Эпистат покинул палату, оставив после себя лишь каменную крошку на полу. Он не будет благодарить Ливия. Он просто уйдет и никому об этом не скажет, как поступил бы во всякий другой раз. Утром, когда солнце было посредине небосклона, в храме уже не было охотников, которые при любом удобном случае, стали бы расспрашивать, куда я направляюсь. Я прошла в конец коридора и обнаружила лишь пустую, убранную палату. Застыв на пороге, я вдруг ощутила эту из ниоткуда накатывавшую тоску. Глупая Эва, рассчитывала что твой палач сразу тебя навестить нагрянет, а он вновь расхаживает где то и указания дает. — Он ушел когда солнце ещё было далеко за горизонтом. — Ливий стоял позади, протирая бутыль из разрисованной хной глины. — Видать ночью, у нашего именитого шезму, все прошло на ура. — лекарь усмехнулся, когда я пихнула его локтем в бок.