Исправь своё сердце (построй алтарь там, где оно покоится)

Уже начало октября, когда Северус понимает, что сидит в том же дворе, что и за день до возвращения студентов с летних каникул. Где Поттер сел рядом с ним и выкурил сигарету, как будто это была самая обычная вещь в мире. Где он почувствовал, как метка родственной души покалывает ему руку. Северус закуривает сигарету и прислоняется спиной к каменной колонне позади скамьи. Ученики ушли в Хогсмид, а младшекурссники заняты тем, что остаются молодыми и полными озорства. Во дворе тихо, небо серое, а от деревьев пахнет тем сладким запахом увядания, который приходит с осенью. Его жизнь никогда не была такой спокойной, и иногда Северус не знает, что с этим делать. Он благодарен за это. Но иногда... ну, никто не может винить его за приступы сентиментального одиночества. Он затягивается сигаретой и наблюдает, как испаряется дым, когда он выдувает его. Краем глаза он замечает, как Люпин входит во двор. Оборотень выглядит озабоченным, теребя рукав своего джемпера. По крайней мере, он больше не носит поношенную одежду. И Северус никогда бы не признался в этом вслух, но... отцовство ему подходит. Он больше не горбится от стыда, не избегает смотреть другим людям в глаза и гораздо больше смеется. Он действительно не хочет выяснять, почему он заметил, что Ремус Люпин смеется чаще. Люпин наконец замечает его и вежливо кивает. К неудовольствию Северуса, Люпин присоединяется к нему на его скамейке и вытягивает ноги, как будто планирует остаться здесь ненадолго. Северус вздыхает. – Люпин. – приветствует он Профессора Защиты. Он слишком устал от войны, от того, что его вытащили из могилы, чтобы проявлять хоть какое-то прежнее презрение. – Северус. – Люпин смотрит на него, слегка скривив губы, как будто изо всех сил старается не улыбнуться. – Знаешь, ты мог бы называть меня Ремус. Мы коллеги. Ну, ты знаешь, что я имею в виду. Северус фыркает и снова затягивается сигаретой. Да, он знает. Он называет почти всех других учителей по имени. Но есть что-то, что заставляет его чувствовать себя неловко, оказывая Люпину такую же любезность. – Я вижу, тебе удалось отделиться от лишней конечности, – комментирует он вместо этого. Люпин тихо и тепло хихикает и запрокидывает голову, чтобы посмотреть на облачное небо. – Гарри отвел его в Хогсмид. Андромеда будет присматривать за ним всю неделю, поскольку полнолуние в понедельник. – Разумно, – соглашается Северус. Он знает, что Поттер - крёстный отец ребенка, и, судя по тому, что он видел, Поттер относится к этому обязательству очень серьезно. Некоторое время они сидят в тишине. Северус ожидал, что другой волшебник наполнит его уши непрекращающейся, раздражающей болтовней. Но это... это довольно мило, если честно. Большую часть времени он предпочитает молчаливое взаимодействие. Этот послевоенный Люпин уже не тот человек, и Северус задается вопросом, в чем причина - в смерти его молодой жены или в ответственности за его единственного сына. Прежде чем он может остановить себя, он спрашивает Люпина о том, что давно крутилось у него в уме. – Тебя устраивает жильё для тебя и сына? Люпин поворачивает к нему голову, как будто ожидая, что Северус насмехается над ним. Он бы не стал, только не из-за чего-то подобного. – Да, – наконец говорит Люпин, – Спасибо. – Он снова смотрит на небо, подозрительность исчезает с его лица и заменяется мягким обожанием. – В этом возрасте Тедди много спит. Домовой эльф-няня Берри говорит, что у него будут такие же способности к метаморфозам, как и у Тонкс. – Мерлин, спаси нас. – Растягивает слова Северус, и в его голосе появляется нотка юмора, чтобы смягчить остроту его комментария. Люпин впервые упоминает при нём Тонкс. Он не знает, как разговаривать с тем, кто скорбит о своей супруге, матери его ребёнка. Но он знает, что такое горе. – Она была грозной ведьмой. – Хм, она была такой. – Люпин пожимает плечами и засовывает руки в карманы брюк. Он выглядит таким открытым, как будто он обрёл немного какого-то покоя. Северус хочет сказать что-то ещё. Всё, что вертится у него на языке, кажется неадекватным. Медленно выдыхая, он пытается очистить свой разум, блокируя всё, что ведёт к аду. Это никогда не будет легко. – Я никогда не понимал, как ей удалось получить "Превосходно" по зельеварению. Она была ужасно неуклюжей. Это вызывает у Люпина печальную усмешку, и это успокаивает его нервы. – Разве Лили тоже не была довольно неуклюжей? Северус фыркает, и его губы невольно вздрагивают. – Вполне. На четвертом курсе от её школьной сумки пахло, как от... рынка. Она постоянно разбивала эти чёртовы флакончики с духами, которые сама же варила. – О боги, я помню. – Люпин согласно качает головой. – Сириус выкинул её сумку к концу второго семестра в том году. – Спасибо Мерлину за маленькие приятности. Люпин снова хихикает и качает головой. – Жизнь странная штука. Захваченный врасплох этим комментарием, Северус моргает и затягивается погасшей сигаретой подольше. – А? Рот Люпина кривится в меланхоличной гримасе. – Я никому не говорил и решил, что ты самый надежный человек в этом замке, с которым я могу этим поделиться. Кроме того, я могу использовать твоё язвительное отношение, чтобы вернуть себя на землю. Когда их взгляды встречаются, Северус выгибает бровь. Он понятия не имеет, о чем говорит оборотень и почему он вообще решил довериться Северусу. От этого у него мурашки бегут по спине, но он мужественно игнорирует это. – У меня недавно появилась метка родственной души. Где-то в конце мая. – Голос Люпина - едва слышный шепот, урчание, которое Северус мог ошибочно принять за шелест листьев на земле. Но затем слова доходят до него, и требуется значительное самообладание, чтобы не схватить свою новую половинку за метку на левом предплечье. – Правда? – говорит он вместо этого, изображая усмешку на лице. Люпин видит его насквозь. Его янтарные глаза расширяются, и он выпрямляется. – Ты не удивлён. Северус скрипит зубами и достает новую сигарету. – Твои любовные интрижки - не моё дело, Люпин. Всё хорошее настроение от их воспоминаний испарилось. – Но, Северус…– Люпин наклоняется к нему и, не раздумывая, хватает Северуса за левое предплечье. Время останавливается. Внезапно разум Северуса наполняется чужими эмоциями. Его руку покалывает, и что-то тёплое разливается под кожей там, где находится метка. Нет, нет, нет, нет! Ремус Люпин не может быть его второй половинкой. Он абсолютно не согласен! Это невозможно! Почувствовав его панику, Люпин убирает руку, но слишком поздно. Он тоже это почувствовал. Слишком быстро, чтобы Северус успел остановить его, Люпин закатывает свой рукав до левого предплечья. Там метка. Бесформенная, бесцветная, безболезненная. Как капля разбавленных чернил на выветрившемся пергаменте. Люпин берёт руку Северуса и кладет её на отметину. Это... это совсем не то, чего он ожидал. Метка превращается во что-то похожее на перо, а цвет меняется на чёрный, настолько тёмный, что, кажется, поглощает свет вокруг. Но Северус знает, что это цвет его глаз, он видит тёмно-карие оттенки. И самое главное, он чувствует. Они как будто перенеслись на вершину горы. Воздух между ними легкий, хрустящий и сладкий, и в груди Северуса разливается тепло другого рода. Это вызывает слёзы на его глазах, хотя он никогда в этом не признается. Все его тело горит этим, древней магией, которая стара, как сама Земля. Но что-то кажется... не так. Как будто чего-то не хватает. Северус трясёт головой, чтобы прояснить её, и без колебаний расстёгивает рукав, чтобы стянуть его с руки. Люпин смотрит на него, его челюсть отвисла, а глаза блестят. В его движениях также нет колебаний, когда он кладет свободную руку на левое предплечье Северуса. Это то же ощущение, что и раньше, но намного сильнее. Это наполняет его таким благоговением и надеждой, как будто он родился заново. Но всё равно остается ощущение, что чего-то не хватает. Когда Люпин двигает рукой, форма пера совпадает с формой руки Люпина - перо цвета виски. Это градиент янтаря и золота, самый красивый цвет, который Северус когда-либо видел. Когда их взгляды, наконец, снова встречаются, у Люпина отсутствующий взгляд. – Это Гарри, – выдыхает он, – Нам не хватает Гарри. Северус всё ещё учится различать то, что он должен чувствовать, чтобы защитить себя, и то, что он чувствует на самом деле. Его собственные, эмоции неясные, размыто-серые, неопределенные и небезопасные. Было намного легче, когда ему приходилось притворяться, когда он мог демонстрировать сфабрикованные эмоциональные реакции за пределами своих окклюменционных щитов. Они были ему знакомы, у них были названия и ассоциации. Но теперь Северус пойман врасплох интенсивностью его настоящих эмоции. У него нет слов для них, он не знает, что сейчас подойдёт, а что нет. Он потерян, и по нежному пожатию руки Люпина на плече Северуса, оборотень понимает. Может быть, ему стоит начать думать об этом человеке как о Ремусе, если они собираются стать- – Мы родственные души?– Тупо спрашивает он. Ремус медленно кивает. – Нам нужно найти Гарри. – Почему? Какое отношение к этому имеет Поттер? – Северус пытается отдёрнуть руку, но Ремус не позволяет ему спрятаться. Не то, чтобы Северус очень старался. – Ты тоже это чувствуешь, не так ли?.. Недостающую часть. – Ремус выглядит потерянным не меньше Северуса, но он гораздо лучше разбирается в собственных эмоциях. – Яйца Мерлина, – внезапно вздыхает он, – Я никогда… Я никогда не осознавал, насколько сильно ты всё чувствуешь, Северус. – Одну секунду. – Северус закрывает глаза. Ему нужно сосредоточиться. Это слишком. Чертовски много. Судьба не оседлала его одним бедолагой, она дала ему сразу двух. Один из них - оборотень из его ночных кошмаров, другой - сын его самого страшного мучителя. Один из них - самый добрый человек, которого Северус когда-либо встречал, другой - самый храбрый человек, которого он когда-либо знал. Он совершенно уверен, что где-то на заднем плане Судьба глупо смеётся над тем, что заставила этих троих мужчин соединиться в трехсторонней связи душ. Кто-нибудь вообще слышал о подобном раньше? Метка родственной души уже редкость, она есть менее чем у половины волшебного населения, но триада… Он никогда о такой не слышал. Ремус - отец, и оба они с Северусом достаточно взрослые, чтобы быть отцами Поттера! А Северус не… Он скрипит зубами. Он не хочет делиться этим секретом ни с кем из живых. Знала только Лили. Он уже решил стать волшебником, когда пришёл в Хогвартс в одиннадцать лет. Для неё он всегда был просто Севом. Он прерывисто вздыхает. Ему почти сорок, ради Мерлина. Мальчику еще нет и двадцати. Ремус вдовец. – Северус. Тёплый палец на мгновение касается его подбородка. Северус смотрит, как Ремус возвращает руку, и, наконец, поднимает на него взгляд. – Он всего лишь юнец, – говорит он. После покалывания в руке, когда Поттер в последний раз был так близко к нему, он не сомневается в словах Ремуса. – Я знаю. Но... – Ремус делает глубокий вдох и тяжело выдыхает. – Но он прожил более тяжелую жизнь, чем кто-либо другой в его возрасте. Ты видишь его с кем-то вроде мисс Уизли? Внезапная вспышка собственничества, вспыхнувшая в груди Северуса, застает его врасплох. Какого Мордера? – Нет, – выдавливает он из себя. – Кроме того... – Ремус смотрит вниз на их одинаковые метки. – Это должно быть его решение. Слишком многое в его жизни зависело не от него. Он заслуживает того, чтобы сделать этот выбор. "И мы будем уважать это" - это невысказанные слова. Вопреки себе, Северус кивает. Он знает, что знаки родственной души не гарантируют романтических чувств и не манипулируют волшебниками, вызывая чувства, которые они не хотят испытывать. Точно так же, как Северус не любит Ремуса, но он знает, что со временем полюбит. Это странный вид подстраховки. Душевные узы не исчезают просто так, если только один из них не умрёт. Это также означает, что независимо от язвительного характера Северуса, его родственные души всегда будут знать правду о его эмоциях. Это ужасно - быть таким открытым для чужих глаз. – Я… мы должны… я имею в виду, – Ремус потирает затылок. – В моей комнате, сегодня вечером, в восемь? Так что Гарри сможет решить после того, как мы ему скажем. Северус ценит это предложение. Это означает, что он может укрыться в безопасности в своих покоях, когда пожелает, без необходимости выгонять гостей. Он лениво гадает, всегда ли Ремус был таким внимательным, или Северус только сейчас обратил на это внимание. – Я отправлю ему записку во время ужина. – Северус наклоняет голову и, наконец, высвобождает руку из объятий Ремуса. Вторая сигарета, которую он закурил, лежит забытая на земле. – Прошу прощения. – Ему нужно время подумать, а солнце уже садится за серый горизонт. – Конечно. Увидимся позже, Северус. – Ремус слегка улыбается ему. Северус не помнит, как добрался до своих покоев. Он как будто идет по воздуху, достаточно тёплому, чтобы оторвать его от земли. После признания их родственных меток его окклюменционные щиты впервые за два десятилетия с трудом удержались на месте. Даже под самыми жестокими атаками Темного Лорда Северусу удалось сохранить свою защиту. Однако теперь... Теперь его щиты кажутся сделанными из пуха одуванчика. Один удар, и они развеются на ветру. Это не то ощущение, к которому он привык, совсем наоборот. Он мастер Окклюменции и Легилименции. Даже со связью душ его власть над собственным разумом не должна казаться такой хрупкой. Однако, если Северус будет честен с самим собой, он признает, что... уже очень давно не испытывал таких сильных, положительных эмоций. Неужели его щиты построены из страданий и раздражения, а теперь, когда его захлестнул водоворот возможностей, они отказываются держаться? Он смотрит на дату. 3 октября 1998 года. Сегодня он, сам того не подозревая, вышел из состояния неопределенности, в котором находился с тех пор, как очнулся в больничном крыле ранее этим летом. Больше, чем что-либо еще с момента окончания войны, он чувствует, что страница перевернута и начинается продолжение его жизни. Потому что теперь у него есть родственные души.

🝮

Поттер присоединяется к ним в кабинете Ремуса ровно в восемь. Несмотря на то, что он знал, от кого была записка и где проходила эта встреча, Поттер все еще выглядит удивленным, увидев их обоих. Северус стоит у камина со стаканом выдержанного виски в руке. Ремус поднимается со своего кресла и приветствует Гарри Поттера. – Гарри, спасибо, что пришел. – Он провожает Поттера внутрь и усаживает в другое кресло. – Хочешь чего-нибудь выпить? – Э-э, чай бы подошёл. – Поттер смотрит на стакан с виски в руке Северуса, но не меняет своего решения. Когда чайные принадлежности появляются на кофейном столике между креслами, Поттер готовит чай, время от времени поглядывая на двух других волшебников. Северус видит, как нервничает молодой человек, но у него никогда не получалось поддерживать. Он удивляется от мысли, что Ремус вносит правильный баланс в эти... потенциальные отношения. Мерлин, помоги им. – О чем ты хотел поговорить, Ремус? Э-э, Директор Снейп? – Быстро добавляет Поттер. – Что ты знаешь о метках родственных душ, Гарри? – Ремус сразу переходит к делу. Ясно, что ни Северус, ни Поттер не ожидали, что он будет пренебрегать светскими приличиями. – Э-э, – бормочет Поттер, затем делает укрепляющий глоток чая. – Почему вы спрашиваете? Ремус только бросает на Поттера равнодушный взгляд, который успешно заставляет Поттера застенчиво хихикать. – Извините. – Он прочищает горло. – Я читал о них этим летом. Когда я не нашел достаточно информации в библиотеке, я купил несколько книг у Морибанд. – В Лютном Переулке? – Спрашивает Ремус, явно удивленный. Северус сам удивлен, что Поттер зашёл так далеко, что отважился проникнуть в Темный книжный магазин в Лютном Переулке. – Ну, магия души довольно Тёмная штука, не так ли? Не злая, – спешит добавить он. Как будто ему нужно было убедить Ремуса Люпина, Тёмное существо, и Северуса Снейпа, Тёмного волшебника, в природе Темной магии и её этике. – Я, э-э, я также многое узнал об этом этим летом. Это было интереснее, чем я ожидал... Северус... ну, удивлен. Гарри Поттер, Светыч. Интересуется Тёмной магией. Что-то успокаивается в его груди, и он замечает, что часть напряжения покидает плечи Ремуса. – Я рад это слышать, Гарри. Волдеморт и две последние войны сильно испортили репутации Тёмной магии, но не вся Тёмная магия злая. Это просто... это, магия. Магия по своей сути не является ни злой, ни доброй. – Всё дело в намерении, – кивает Поттер. – Ну, я читал о родственных душах. После крестражей Волдеморта я не хотел… Я не хотел, чтобы во мне жила чья-то душа. Понимаешь? Я просто… Я хочу быть самим собой. Северус закрывает глаза. Конечно. Он должен был подумать об этом. Метки родственных душ на самом деле не являются образовательной темой, большинство семей обсуждают это в своей личной жизни, если это их касается. Индивидуальные занятия предлагаются семикурсникам, которые обнаружили, что у них есть родственная душа, и понятия не имеют, что это значит. – О, Гарри, – вздыхает Ремус, и грустная улыбка ненадолго украшает его лицо. – Я понимаю. Но теперь ты знаешь, что метки родственной души не содержат ничьей другой души, да? – Когда Поттер кивает, Ремус продолжает. – Такого рода душевные узы - это своего рода подарок Судьбы. Некоторые думают о них как о проклятии, потому что могут не понимать их так, как надо. Когда у вас с кем-то есть душевная связь, это не заставляет его влюбиться в вас мгновенно. Это не похоже на приворотное зелье. Это также не меняет твоего мнения о них, за исключением, возможно, того, что так становится легче доверять этому человеку. Родственные души всё ещё могут лгать друг другу, но в этом... нет смысла. После активации метка меняет цвет на цвет глаз твоей второй половинки. – Это отсюда пошло высказывание о том, что глаза - это зеркало души? – Спрашивает Поттер, с любопытством наклоняя голову. Ремус фыркает и пожимает плечами. – Возможно. Но я был бы склонен сказать ”да". – Ха. Думаю, в этом есть смысл. – Действительно, – вмешивается Северус. Поттер вздрагивает, не проливая чай. Северус едва сдерживает ухмылку. – Метка родственной души, когда она неактивны, бесформенна, бесцветна, безболезненна. Как капля разбавленных чернил. – Капля чернил... – Поттер повторяет себе под нос, широко раскрыв глаза. Скорее всего, подсознательно Поттер потирает левое предплечье. – Значит, у всех одинаковые метки? Я не нашёл никакой информации об этом. – Форма метки, а также её расположение будут одинаковыми для обоих — для всех, кто связан душами. Цвет будет разным. Эти два свойства откроются только тогда, когда связь душ, э-э, активирована. Северус полирует свой стакан виски и идет присесть на подлокотник кресла Ремуса. Он медленно расстёгивает левый рукав. – Между метками также существует эмоциональная связь. Ты можешь связаться со своей меткой, чтобы узнать, что чувствует твоя вторая половинка, в безопасности ли они, и со временем это может даже работать аналогично Легилименции. – Ремус тоже осторожно закатывает рукав, и они вместе показывают Поттеру свои одинаковые метки. Это было бы почти комично, если бы Северус не был так обеспокоен реакцией Поттера. Глаза мальчика почти вылезают из орбит, а всё его тело замирает. – Вы… Вы родственные души? – Шепчет он. В его тоне есть что-то еще, но Северус не может точно определить, что именно. – Вроде того, – задумчиво произносит Ремус. Он облизывает губы и расправляет плечи. – Связь неполная. Кого-то... кого-то не хватает. Взгляд Поттера перебегает с Северуса на Ремуса. Они оба знают, что младший волшебник почувствовал это, это предательское покалывание из-за близости их меток. Это обещание, что только прикосновение откроет магию связи. Несмотря на всё, что Северус говорил за последние семь лет, Поттер не глуп. Медленно, как будто они оба напуганные животные, Поттер наклоняется вперед и нежно проводит пальцами по их предплечьям. Эти пальцы обводят отметины в форме перьев, как будто они делали это тысячи раз. Но Северус знает, что он никогда не чувствовал ничего подобного раньше. В тот момент Поттер… нет. В тот момент Гарри трогает свою метку Северус возбуждается. Если Ремус ощущался бурей, то Гарри - громом и молнией. У них перехватило дыхание, и они были поражены на месте. Школа может быть охвачена пожаром, в неё может ворваться орда из сотни дементоров, и Северус не уверен, что сможет выбраться из этого чувства. Его метка с янтарно-золотым пером получает дополнительное перо. Оно мерцает, как изумруд, тёмное, но яркое. В воздухе пахнет петрикором и электричеством — как после грозы. Когда Северусу удается оторвать взгляд от собственной руки, он смотрит на метку Ремуса. В его груди бушует еще одна буря, бьющаяся о его окклюменционные щиты, как таран. Пока он борется с ней... он знает, что должен позволить ей... пройти. Поэтому он позволяет. Несколько мгновений назад его разум был кораблем, выдерживающим шторм, скрипящим деревянными досками и затопляющим подвалы. Но теперь — теперь он сам шторм. Магия, стоящая за их душевной связью, жестокая и защитная, тёплая и опасная, реальная и природная. Как вода, как песок, она проскальзывает у него между пальцами, когда он пытается понять это. Это гром, ураган и водоворот. – Святое дерьмо, – выдыхает Гарри. – Я хочу увидеть свою, но я не хочу отпускать вас. Северус качает головой, чтобы взять себя в руки. Его глаза, наконец, фокусируются на изменениях метки Ремуса. Рядом с черным пером находится зеленое, точно такое же, как его собственное. Вместе они похожи на драгоценные камни. Изумруд, тигровый глаз, обсидиан. – Всё в порядке, Гарри. – Свободной рукой Ремус тянется, чтобы закатать рукав мантии Гарри. Метка не совсем бесформенная или бесцветная, но у неё нет тех же отличительных черт, что у них самих. Ремус толкает коленом ногу Северуса. – Вместе? Северус кивает, и они оба кладут пальцы на предплечье Гарри. У Северуса не осталось слов, чтобы описать ощущение завершения их душевной связи. Это рай, это как умереть и вернуться к жизни. Это Валгалла и клич воинов и валькирий. Это пересечение моря и выход с новой целью. Ничто в жизни Северуса не сравнится с этим моментом - держать руки своих родственных душ. Он знает, что это не любовь, пока нет. Это даже не привязанность. Но это завершение. Это очерчивание круга и плавное соединение обоих концов. Эти двое мужчин - его начало и его конец, они - его всё, и Северус знает, насколько недостающей была его жизнь до этого самого момента. Это не любовь, но она будет. Момент тянется так долго, что Северус начинает чувствовать покалывания в обеих руках. Словно одновременно осознав дискомфорт, Гарри и Ремус убирают свои руки. Это немного неловко, и Северус обнаруживает, что понятия не имеет, что сказать. Что бы ты сказал человеку, которого ненавидел полжизни? Который ненавидел тебя в той же степени? Внезапно он приходит в ужас. Конечно, их души связаны. Конечно, они родственные души. Но это не создает любви, не разжигает привязанности или заботы. Гарри был бы в пределах своего права избегать их обоих, и Северуса в особенности. Что было бы, если бы Гарри выбрал Ремуса, а не Северуса? Что-то ужасное болит в его сердце, свежая и пустая рана, которая только и ждёт, чтобы загноиться. Ремус прочищает горло. – Теперь всё зависит от тебя, Гарри. – Его голос немного хрипловат, что вполне объяснимо. – Мы не будем заставлять тебя... проводить с нами время или поддерживать с нами отношения. Это твой выбор. Их. Северус отводит взгляд и смотрит на горящий огонь. Их. – Это правда? – Мягко спрашивает Гарри. – Я даже не знал, что возможны трехсторонние душевные связи. – Да, они редки. – Ремус допивает чай и откидывается на спинку кресла. Легкое прикосновение его плеча к бедру Северуса... очень успокаивает. – Не торопись думать об этом. Мы не будем злиться, если ты решишь не выполнять обязательства. Вопреки себе, несмотря на боль, которую, как он знает, будет сопровождать неосуществленная связь, Северус тоже кивает. Он не хочет смотреть на Гарри, чтобы увидеть облегчение, которое, он уверен, будет там. Как молодой волшебник, как Гарри, будет счастлив найти себя обязанным двум старым ублюдкам? – Хорошо. – Гарри встает и неуклюже ставит свою чашку с чаем с блюдцем обратно на кофейный столик. – Хорошо. Я подумаю об этом. Мы можем... Когда младший волшебник не продолжает, Северус наконец смотрит на него. Очевидно, Гарри ждал этого. – Может быть, мы могли бы провести некоторое время... вместе и посмотреть... ну, э-э, посмотреть, как пойдут дела? – Его щёки порозовели на золотистой коже. – В середине семестра, после экзаменов, на Самайн. – Северус бросает взгляд на Ремуса, который кивает. В конце концов, первая неделя ноября была наполовину праздничной. Северус восстановил старые каникулы в Хогвартсе, когда стал директором, и сейчас он благодарен себе за то, что сделал это. – Тедди будет со своей бабушкой, – добавляет Ремус. – Поскольку полнолуние выпадает на первый день, мы возобновили встречи. Гарри прикусывает губу и кивает. – Мы можем... – Он медленно вздыхает и смотрит прямо в глаза Северусу. – Мы можем отпраздновать вместе. Это не вопрос, но в словах Гарри достаточно нерешительности, достаточно уязвимости, чтобы Северус понял потребность молодого человека в утешении. Поэтому, чувствуя, как колотится сердце в груди, он склоняет голову. – Мы можем почтить память их смерти и отпраздновать Самайн с помощью ритуала. Гарри закрывает глаза, всего на мгновение. Но этого достаточно, чтобы и Северус, и Ремус увидели вспышку боли и благодарности в этих зелёных глазах. – Спасибо, сэр. Когда Гарри уходит, когда дверь мягко щелкает, Ремус берёт его за руку. Пока это кажется не совсем естественным, но в этом есть... что-то правильное, в чём Северус не хочет сомневаться. – Спасибо тебе, Северус. Северус крепче сжимает руку Ремуса, быстро успокаивая, обещая. Той ночью, в своих покоях, в настолько сильном одиночестве, которое никогда не испытывал, Северус молится впервые с тех пор, как был ребенком. Он молится о том, чтобы Гарри Поттер и Ремус Люпин согласились провести свою жизнь с таким жалким ублюдком, как он. Он обещает себе, что будет защищать их. Он будет лелеять их. В конце концов, дорожайшие вещи должны быть.       Самайн Все они пропускают Хэллоуин. Северус, как Директор школы, появился в начале, но ушёл, как только все начали укладываться спать. Гарри и Ремус ждали его в его личных покоях. Дело не в том, что он нервничает... но это первый раз, когда они проводят время вместе, после того, как были обнаружены их метки. Это заставляет Северуса чувствовать себя слишком беззащитным. Несмотря на внутреннее смятение, он рад их присутствию. Как только он возвращается в свои покои, домовые эльфы подают им простой ужин. Странно сидеть рядом с этими двумя волшебниками и чувствовать себя более непринужденно, чем когда-либо прежде. Его послужной список в их общении далеко не блестящий. И все же между ними не осталось ничего от былой вражды. Вместо этого между ними установилось тихое дружеское общение, которого, Северус знает, он жаждет. Когда с едой покончено, они устраиваются в креслах у камина. Ремусу нужно сделать пометки, Гарри написать эссе, а Северусу почитать на досуге. Всё, что можно услышать, это потрёскивание огня, переворачивание страниц и скрип перьев по пергаменту. Здесь... уютно, мирно. Это успокаивает что-то глубоко внутри Северуса, что-то, что осталось незажившим и он об этом не подозревал. – Уже без десяти полночь. Нам нужно готовиться, – говорит Ремус через несколько часов. – Конечно. – Северус оставляет закладку в своей книге и расстёгивает преподавательскую мантию. Несмотря на то, что он больше не учитель, традиционные черные мантии для преподавания в Хогвартсе кажутся невероятно удобными после того, как он носил их почти двадцать лет. Он никогда не позволял ни одному ученику или даже учителям увидеть его без мантии. Белая рубашка на пуговицах под ней резко контрастирует с его черными брюками, и он замечает, что Гарри смотрит на него краем глаза, как будто никогда раньше не видел Северуса. Поскольку это покои директора, у них есть отдельная ритуальная комната. Таких помещений много по всему замку, но за десятилетия они были переоборудованы в складские помещения. Северус проводит палочкой по комнате, вызывая свечи и зажигая их, а также убирая с пола пыль и мусор. В каменной комнате пахнет кедром и пчелиным воском. – Э-э, я никогда ничего подобного не делал. Как это работает? – Гарри заламывает руки, но не похоже, что он не хочет быть здесь. – Не волнуйся, Гарри, тебе не нужно ничего делать. – Ремус создаёт три подушки на земле и жестом приглашает их сесть на них. – Сначала мы очерчиваем круг. Вот и всё. Порядок, в котором мы находимся, не имеет значения. Теперь возьми мою руку, затем руку Северуса. Просто держи её, не нужно сжимать или что-то еще. Рука Ремуса в его руке кажется сильной и властной, в то время как рука Гарри кажется маленькой, но мозолистой от частого использования метлы. Северус лениво гадает, как ощущаются его собственные руки. Не то, чтобы он собирался спросить. Когда до полуночи остается всего минута, Северус поворачивается к Гарри. – В полночь ты почувствуешь изменение в воздухе. Магия станет другой. С этого момента просто следуй туда, куда она тебя ведет. Держать глаза закрытыми помогает, когда ты к этому не привык. – Следовать за ней? Куда? – Спрашивает мальчик, сморщив нос в замешательстве. – Куда бы она тебя ни вела. Здесь ты в безопасности, Гарри. – Ремус ободряюще улыбается мальчику, и прежде чем кто-либо из них успевает сказать что-то ещё, часы бьют полночь и наступает Самайн. Это первый раз, когда Северус празднует этот праздник с кем-то еще с тех пор, как он в последний раз дружил с Лили. Это болезненное напоминание, но часть его рада, что он больше не один. Даже если Ремус и Гарри не желают скреплять свои души, теперь между ними всё будет по-другому. Северусу уже не хочется быть таким жестоким и саркастичным, как раньше, по отношению к Гарри. С Ремусом немного проще, это больше похоже на подшучивание. Как будто они друзья. Его последним настоящим другом была Лили. Возможно, мысль о ней призывает к нему её дух. Для этого нет слов, их никогда не бывает с существами с того света. Вместо этого он чувствует её мягкую руку на своей щеке. От него больше не пахнет кедром и пчелиным воском, а теми глупыми подростковыми вишнёвыми духами, которые нравились Лили, когда им было всего по четырнадцать. Он почти забыл о том лете перед четвёртым курсом — том, когда Лили перепробовала десятки духов, пока не нашла те, который ей понравился. Вишня была главной фаворткой, и она взяла их с собой в Хогвартс. Именно поэтому он больше не мог заставить себя есть вишни? У него сжимается горло, когда он чувствует, как его обнимают две руки. Его первая подруга приняла Северуса так, как никто другой раньше. Она была всем, что могло быть хорошего в нём. О, как он сожалеет об их последствиях. Эти жалкие слова, их жалкое упрямство. Что-то нашептывает ему, что это не его вина. Лили была самым упрямым человеком, которого Северус когда-либо встречал. Определённого рода тепло распространяется по нему, от груди к животу и вплоть до пальцев ног. Простила бы Лили его за душевную связь с её сыном? В тот момент, когда эта мысль проносится в его голове, в ушах звучит звон. Если бы ду́хи могли смеяться, он знает, что Лили смеялась бы над ним. И каким-то образом он знает: Лили желает для него, для них, только счастья. Это заставляет слёзы выступить на его глазах. Северус заставляет себя открыть глаза, чтобы прервать связь. У него нет других духов, с которыми он хотел бы соединиться. Справа от него Ремус с грустной улыбкой на лице. По его щекам текут слёзы, смачивающие преждевременные морщинки возле глаз. Но впервые за несколько месяцев другой волшебник по-настоящему выглядит умиротворенным. Возможно, он смирился со своим горем. Вопреки себе Северус слегка пожимает руку Ремуса. Слева от него Гарри сидит в благоговейном страхе с закрытыми глазами, наклонив голову. Как будто очень внимательно прислушивается к шепоту тех, кто находится за гранью. Северусу не нужно задаваться вопросом, кого мальчик хочет видеть. Из них двоих Гарри потерял больше всего. Своих родителей, своего крёстного, своих друзей. Спросит ли он Лили, подходит ли ему Северус? Северус не хочет чувствовать, что ему чего-то недостает, но… ну, когда он представляет себя с кем-то другим... Разве он не оставит свои привязанности? Через несколько минут, а может быть, и часов, два других волшебника возвращаются после ритуала. Свечи догорают, в воздухе снова пахнет кедром и пчелиным воском. Держаться их за руки кажется немного более естественным. – Это было великолепно, – говорит Гарри, затаив дыхание. – Я… Я чувствовал их, как будто они были здесь. – Он вытирает лицо рукавом, не выпуская ни одной из их рук. – Да, – кивает Северус, сам не в силах сдержать легкой улыбки. – Когда грань станет совсем тонкой, мы продолжим ощущать их присутствие. – Я думал, Самайн - это всего лишь одна ночь? – Спрашивает Гарри из-за воротника своей школьной мантии. Ремус задумчиво хмыкает, но Северус снова отвечает. – Традиционно на празднование праздника отводится почти целая неделя. – О, так вот почему у нас полнедели каникул? – Именно так. – Ремус шмыгает носом и несколько раз моргает, чтобы унять слезы, бесстыдный в своей уязвимости. – Если ты будешь медитировать каждую ночь в течение следующих нескольких дней, ты почувствуешь подобное присутствие. Но в первую ночь оно всегда сильнее, и в нём больше магии. Гарри кивает, закусив губу. – Я думаю, нам пора уходить. – Северус в последний раз сжимает их руки, прежде чем убрать свою. – Уже почти три часа ночи. – Что?! – Гарри оглядывается по сторонам, обращает внимание на свечи и на то, насколько они догорели, и произносит "Темпус". – Черт возьми. Казалось, что прошло всего пару минут! – Такое чувство может возникнуть. – Ремус хихикает и следует за Северусом, поднимаясь на ноги. – Счастливого Самайна, Северус, Гарри. Спасибо вам за это. Я не... отмечал этот праздник много лет. Северусу кажется странным, что Нимфадора Тонкс, дочь Дома Блэк, не догадалась отметить этот праздник. Однако вместо комментариев Северус наклоняет голову и убирает подушки, как только Гарри тоже встает. – В самом деле. Счастливого Самайна. Спокойной ночи вам обоим. Ремус быстро уходит в свои покои, а Гарри задерживается. Он переминается с ноги на ногу, его губы всё ещё поджаты, а между бровями пролегла тревожная складка. Северус вздыхает и приглашает Гарри сесть в кресло у камина. Появляется чайный сервиз, и они молча готовят себе чашки чая. – Ну? – Спрашивает он мальчика, когда каждый из них делает по глотку чая. – Не то, чтобы я был против твоего присутствия, но я предполагаю, что у тебя есть причина задержаться в моих покоях. Гарри смотрит в свой чай, волосы закрывают большую часть его лица от Северуса. – Вы... общались с моей матерью, сэр? Ах, этого следовало ожидать. Он делает глоток чая и позволяет ему согреть внутренность своей груди. Неважно, что мальчик видел его воспоминания, знает о его... прошлом, знает о его любви к Лили. Когда он делился этим, он думал, что был в нескольких шагах от смерти. Он не хотел переходить дорогу, не увидев глаза Лили, глаза Гарри, в последний раз. Его не волновало, что воспоминания вытекли из его глаз, как молитвы тонущего человека... Он снова вздыхает. – Да, я говорил с ней. Гарри отрывает взгляд от своего чая, явно удивленный честностью Северуса. – Я тоже, – шепчет он. – Я... – Он закрывает глаза и тяжело сглатывает. – У меня нет никаких воспоминаний о ней, кроме... того, которое я получил, когда дементоры подобрались близко. Когда Волдеморт... когда он убил её. – Гарри благоразумно делает укрепляющий глоток чая и облизывает губы. – Это первый раз, когда я чувствую, что у меня есть что-то от неё, сэр. Незапятнанная, добровольно отданная, только моя. Странно, что я знаю, как она пахла? Каково было находиться в её объятиях будучи младенцем? Это тоже не воспоминания. Скорее, как... как будто я знаю, что это была она, но до этого момента я не помнил. Если бы сердце Северуса не было таким сморщенным, оно наверняка разлетелось бы вдребезги, услышав это. – В этом нет ничего странного, Гарри, – говорит он мягким голосом, который не совсем похож на его собственный. – Чутьё - одно из самых сильных чувств, связанных с памятью человека. – Заметив недоумение Гарри, он добавляет. – Чутьё - это обоняние. Более того, ваш разум, даже ваша магия, запоминает запахи лучше, чем что-либо другое. Ничего страшного, если ты не помнишь. Твоя магия помнит. – Вы имеете в виду, что это делает мой нос, – говорит Гарри с кривой улыбкой. – Тогда это имеет смысл. – Он снова опускает взгляд в свой чай, прежде чем снова посмотреть Северусу прямо в глаза. – Чем она пахла для вас? Северус фыркает и прячет свою улыбку за чашкой чая. – Вишня. – Почему? – Озадаченный Гарри спрашивает. – Летом перед нашим четвертым курсом твоя мама решила попробовать все духи, которые попадутся ей под руку. Она нашла книгу по зельеварению о том, как самостоятельно готовить духи, и всякий раз, когда твоих бабушки и дедушки не было дома, она устраивалась на кухне и варила их. Гарри смотрит на него так, словно ему только что преподнесли самый драгоценный подарок. Северусу от этого становится не по себе, но он знает, что это правильно. Гарри должен знать о своей матери. Лили хотела бы, чтобы он знал, кем она была до войны. Тем не менее, уже поздно, и у него тоже была эмоциональная ночь. Северус прочищает горло и допивает чай. – Тебе следует вернуться в своё общежитие, Гарри. Мы можем... поговорить о Лили снова, если хочешь. – Да, пожалуйста. Я был бы рад этому. Никто... – Он снова прикусывает губу. – Никто никогда много не говорил о ней, сэр. – Как пожелаешь. – Северус склоняет голову в знак согласия. – А теперь иди, пока какой-нибудь учитель или, не дай Мерлин, Филч, не застукали тебя после комендантского часа. Гарри ухмыляется, в его глазах появляется озорной огонёк. – Не беспокойтесь об этом, сэр. Я пришел подготовленным. – Он похлопывает себя по карману. Мгновение спустя его чашка вернулась на кофейный столик между ними, а Гарри исчез под своей проклятой мантией-невидимкой. Дверь в его покои открывается, казалось бы, сама по себе. Как раз перед тем, как она закрывается, Северус слышит тихое “спасибо”.