Исправь своё сердце (построй алтарь там, где оно покоится)

Хогвартс под снежным покровом по-прежнему остаётся одним из любимых мест Ремуса. Это напоминает ему о лучших годах его жизни, о лучших друзьях, которые стали братьями, о его первой любви. Это напоминает ему, что, несмотря на тьму внутри него, он все еще может любить и быть любимым. Сейчас воспоминания окрашены меланхолией, но в этом году ностальгия не причиняет боли. Он скучает по Тонкс. Он скучает по Сириусу. Но у него есть Тедди, Гарри и Северус. Это, конечно, не одно и то же. Но он не думает, что они должны заменять тех, кого он потерял. В конце концов, это был первый Йоль Тедди. И это был их первый Йоль. С тех пор, как они отпраздновали Самайн, отношения между Ремусом и его... родственными душами были... хорошими. Он почти боится этого, боится все разрушить. Это было бы абсолютно в его духе - ляпнуть что-то и сесть в лужу, засунув свои лапы себе в рот. Но всё было хорошо. Они встретились на отремонтированной площади Гриммо на праздники. Это совсем не то, что было во время войны. Даже Кикимер был вежливым. Северус остался всего два дня, а затем вернулся на День подарков, чтобы поблагодарить за подарки, которые он от них получил. Они отпраздновали день рождения Северуса за день до того, как все вернулись в Хогвартс. И Ремус, и Северус изо всех сил стараются не заострять внимание на разнице в возрасте между ними и Гарри. Даже если их отношения не выйдут за рамки платонической стадии, Ремус клянётся себе каждый год дарить что-нибудь Северусу на день рождения. Лицо волшебника, когда ему подарили упакованные свёртки... Это было лицо человека, который редко получал какие-либо подарки вообще. Не успел Ремус опомниться, как они вернулись в Хогвартс и начался второй учебный семестр. Из Большой башни, где находятся его покои, открывается великолепный вид на Чёрное озеро, и в начале учебного года он передвинул свой стол поближе к большим окнам. Вода озера действительно выглядит черной рядом с чистым белым снегом, даже когда ученики слоняются вокруг и играют в снежки. Манеж Тедди стоит рядом с его столом, и время от времени Ремус делает небольшой перерыв, просто чтобы посмотреть, как играет его сын. Вопреки ему самому, такая погода делает его немного интроспективным. Он никогда не думал, что у него будет такая жизнь. Он никогда не думал, что будет любить кого-то больше, чем саму жизнь. И всё же, вот он здесь, отец, родственная душа для двух волшебников. Это заставляет его задуматься, успокоила ли эта новая жизнь его волка. Превращения были не такими болезненными с тех пор, как они признали своих родственных душ ещё в октябре. Он был менее измотан за день до и на следующий день после полнолуния. Может быть, это потому, что у него снова стая. Сложа руки, Ремус думает о том, как у Северуса и Гарри могут быть Анимагические формы. Неужели ему так везёт и они оба правда хотят быть с ним? Их время, проведённое вместе освежает, и... Ремусу нравится наблюдать за Гарри с Тедди. Его сердце сжимается до той степени, что готово разорваться от непостижимой нежности. И лицо Северуса смягчается, когда они все вместе с Тедди. Он и не подозревал, что однажды сможет увидеть Северуса таким беззащитным. Тедди возится с одной из своих игрушек, плюшевым единорогом. Примерно в девять месяцев Тедди может самостоятельно сидеть, не переворачиваясь на бок и не переворачиваясь на спину. Его яркие карие глаза, такие невинно счастливые, сияют, когда он замечает, что Ремус наблюдает за ним. – Ваба! – Восклицает Тедди, а затем хихикает. – Правда? – Отвечает Ремус, и расплывается в улыбке. Он достает палочку и мягко левитирует единорога "Вабу" в воздухе вокруг Тедди. – Ваба! Дебаба! Мааа, вa! – Тедди хихикает, когда единорог танцует вокруг него, чуть вне досягаемости. – Де вами! Ремус смеётся над этим лепетом. Они пытались заставить его сказать несколько простых слов, но, насколько Ремусу известно, никаких настоящих слов не было. Поэтому вместо этого он говорит нараспев: – Ваба танцует танец единорога. Вверх и вниз, влево и вправо, Ваба танцует. Смотри, как он ходит, он никогда не скажет "нет". Если только ты попросишь, Ваба потанцует с тобой. Ремус слышит хихиканье позади себя и, обернувшись, замечает Гарри, выглядывающего из-за двери его кабинета. Технически, ученикам запрещено входить в покои учителей, но пока никто не видит Гарри - что ж. Директор ведь не знает, не так ли? – Ва! Они оба оглядываются на Тедди и видят, как он подпрыгивает, чтобы поймать своего парящего единорога. Он приземляется лицом вниз, крепко сжимая единорога в своих крошечных кулачках. – Ваба! – Тедди маниакально хихикает и продолжает что-то лепетать в перерывах между смешками. Ремус и Гарри переглядываются и разражаются смехом. – О боже, – восклицает Гарри, держась за бока. – Он схватил его так, словно он вот-вот исчезнет! – Клянусь, мне придется наложить больше защитных чар на эту игрушку. – Ремус провел рукой по лицу, его плечи всё ещё тряслись от смеха. – Я никогда не видел, чтобы ребенок так любил игрушку. Когда Гарри смотрит на него, в его блестящих зеленых глазах пляшет такое же веселье. – Позволь мне помочь. Тепло разливается по груди Ремуса и доходит до его пальцев. Он даже не может сдержать улыбку, растягивающуюся на его лице. – Хорошо.       Имболк. Затем, подобно снежинкам, танцующим между потоками ветра на берегу озера, январь проскальзывает между пальцами Ремуса, и вскоре наступает Голубая Луна. К счастью, за день до Имболки. Ремусу нравится проводить Старые праздники с… Гарри и Северусом. После того, как он оставляет Тедди с Андромедой в субботу днём, он проводит воскресенье, запершись в своей комнате, пока не придёт в себя утром в понедельник. Обычно измотан. Обычно он спит весь день после полнолуния. Обычно он не желает видеть с собой кого-то. Но наступает утро понедельника, и Ремус чувствует себя нормально. Его кости ноют, а желудок требует еды, но в остальном он чувствует себя прекрасно. Это такое чуждое чувство. Сегодня и завтра праздники, за что он благодарен. Днём он ест и спит. В восемь приходят Гарри и Северус. При виде того, как они входят в его покои, в животе у него начинает трепетать от нетерпеливого предвкушения. Дело не в том... что он думал, что они не придут. Он доверяет им. Но, что ж, он всё ещё не привык к тому, что другие ищут и хотят его общества. Десятилетия изоляции не проходят просто так, просто потому что он хочет. Возможно, почувствовав его растерянность и смущение, Гарри нежно обнимает его. – Привет, Ремус. Как дела? – Руки Гарри задерживаются на плечах Ремуса, и он даже не возражает. – Вообще-то, я в порядке. – Он выдавливает улыбку и отходит в сторону. – Заходите. Два волшебника заходят в его покои и садятся в кресла у камина. Это очень напоминает их первый разговор в октябре. По спине Ремуса пробегает дрожь. Он никогда не забудет чувство признания их душевной связи. Наблюдать, как их метки обретают полные формы. Северус наблюдает за ним и задумчиво проводит пальцем по линии своего подбородка. – Улучшенная версия Аконитового зелья, похоже, отлично работает. Ремус моргает. – Что? Мастер зелий отводит взгляд, и, если Ремус не ошибается, на щеках Северуса появляется слабый румянец. – У меня больше времени, чтобы посвятить исследованиям. – Он прочищает горло и скрещивает ноги, как будто хочет отмахнуться от огромных изменений, за которые он несет ответственность в жизни Ремуса. – Я скорректировал количество аконита. Несколько лет назад были опубликованы несколько новых научных работ, некоторые исследования о магической породе страшных волков в Сибири. Похоже, что смешивание их слюны с Аконитовым зельем дало желаемые результаты. Ремус откидывается на спинку стула, совершенно ошеломленный. – Ты искал способ облегчить трансформацию? Но... но почему это влияет на меня вне полнолуния? Гарри наблюдает за ними с пристальным вниманием, хотя всякий раз, когда он смотрит на Северуса, в его глазах появляется другой огонек, которого раньше не было. – Как я уже упоминал, у меня больше времени на исследования. Зелья по-прежнему моя страсть, даже если я директор школы. Как только с документами было покончено, в моём распоряжении появилось много часов для готовки и экспериментов. – Северус расправляет плечи, как будто ожидая опровержения. – Но зачем менять количество аконита? Я думал это главный ингредиент Аконитового зелья? – Спрашивает Гарри. Очевидно, это правильные слова. Северус улыбается, очень коротко, и склоняет голову в знак признания. – Действительно. Но аконит ещё и ядовит. Аконитовое зелье в том виде, в каком оно было разработано, задумывалось как... своего рода "жгут". Оно не должно было стать постоянным, долговременным решением проблемы. – Он расправляет рукава и заправляет за ухо прядь черных волос, выбившуюся из его короткого хвостика. – Начнём с того, что оборотни не живут долго, ты должен это понимать. Аконитовое зелье сделало жизнь проще - но не длиннее. Ремус уже знал об этом. Что зелье, каким бы благотворным ни было его действие, всё равно остается медленно действующим ядом. Но, по его мнению, это был хороший компромисс. Прожить шестьдесят лет в невыносимой боли или пятьдесят лет без мучительной боли трансформации? Вряд ли здесь был выбор. Он принимает зелье всего шесть лет, но уже чувствует, какие потери оно принесло. Это открытие... оно... оно меняет всё. Нервничая, он облизывает губы и вытирает вспотевшие ладони о брюки. – Каковы долгосрочные последствия? Северус бросает на него взгляд, и Ремуса поражает интенсивность этих черных глаз. – Эта итерация наполовину отменяет эффект аконита. – Половину? – Ремус прерывисто выдыхает. – Половину. Черт возьми, Северус. Половину. Это... это... – Это хорошо, правда? – Спрашивает Гарри, подняв брови. – Действительно, да. – Северус убирает ещё одну прядь волос со своего лица. Ремус очарован видом этих умелых пальцев. Он никогда не думал, что чьи-то пальцы могут показаться ему эротическими, но сейчас они определённо кажутся. В любом случае, он потерял нить диалога. – Ожидаемая продолжительность жизни Ремуса составляет, возможно, семьдесят лет вместо пятидесяти. – Святое дерьмо. – Гарри трёт лицо обеими руками. – Ты хочешь сказать мне... — Гарри поджимает губы и делает глубокий вдох. – Аконит должен был заставить тебя умереть в пятьдесят? – Теперь он нечитаемо смотрит на Ремуса. – Лучше хорошо прожить пятьдесят лет, чем жизнь, полную боли, Гарри, – мягко говорит Ремус. Трудно объяснить это тому, кто не живёт такой полу-жизнью. Хотя, возможно, если кто и может понять подобную проклятую жизнь, так это эти два волшебника. – Ох. – Гарри вскакивает на ноги и бежит, чтобы ещё раз обнять Ремуса. – Яйца Мерлина, Ремус. Ты засранец. Ты никогда не говорил. – Его дыхание обдаеёт шею Ремуса, заставляя его дрожать. – А мне стоило? – шепчет он в ответ, чувствуя себя абсолютно несчастным, хотя никогда не сможет пожалеть об этом. Однако, прежде чем Гарри успевает почувствовать себя ещё хуже из-за его выбора, он выскальзывает из его объятий и так же крепко обнимает очень испуганного Северуса. Их взгляды встречаются над головой Гарри и... Ремус думает, что, возможно, это правильно. Они, такие. Итак, он улыбается. Северус улыбается в ответ, даже если всего лишь уголками губ. Это видно по его глазам, по тому, как они, кажется, искрятся жизнью. Сейчас, больше, чем когда-либо, они похожи на обсидиановое перо на руке Ремуса. – О, Северус, спасибо тебе, я не могу поверить, что ты сделал это ради Ремуса! – Гарри бормочет это из-за воротника мантии Северуса. Северус фыркает и мягко отстраняет Гарри от себя. – Возможно, ты не заметил, Гарри, но он и моя родственная душа. Ремусу никогда не надоест наблюдать за этим. Даже если между ними никогда не будет романа, даже если Северус никогда по-настоящему не простит его за ту ужасную выходку на пятом курсе. Вернувшись в своё кресло, Гарри шмыгает носом и прочищает горло, хотя его голос все еще немного хриплый от эмоционального всплеска. – Я знаю, я знаю. Одно дело знать это, а другое - видеть. И, возможно, именно поэтому Ремус сам так взволнован. Потому что это не просто красивые слова. Северусу пришлось пройти через трудности, исследуя, проверяя это. Даже если бы Ремус был ничего не подозревающим испытуемым, Северус никогда бы не дал ему что-то опасное. – Так или иначе, – спешит добавить Гарри, держась так, словно этот момент ничего не значит и совсем не меняет жизнь, – что это за праздник "Имболк"? Я думал он в основном о плодовитости и женственности, но никто из нас не женщина. – Верно. – Ремус прочищает горло и проводит рукой по своим кудрям. Он с нетерпением ждал этого. – Имболк - это ещё и начало весны. Это не равноденствие, это больше похоже на... обещание того, что равноденствие уже в пути. Речь идёт о праздновании света. Земля всё ещё погружена во мрак зимы, но он скоро закончится. Северус поправляет свою чёрную преподавательскую мантию. – Традиционно мы празднуем Имболк на восходе солнца. То есть через... – Он проверяет свои карманные часы и постукивает по ним палочкой. – Девять часов. – Девять часов?! – Гарри хмурится и шевелит губами, словно прикидывая. – В шесть утра? – Верно. Незадолго до этого мы устраиваем пир, затем на рассвете мы приносим наше любимое блюдо для Леди Магии и закапываем его там, где солнце впервые коснется земли. – Ремуса забавляют различные эмоции, мелькающие на лице Гарри. – Позволь мне уточнить. Посреди ночи мы устраиваем пир, а на рассвете закапываем часть еды в землю, где были первые лучи солнца? Северус, к их удивлению, слегка посмеивается. – Всё правильно. Никто не говорил, что ведьмы не были немного сумасшедшими, Гарри. Это просто традиция, с тех времён, когда деревни ведьм и волшебников были меньше, когда магглы тоже отмечали старые праздники. Я верю, что до сих пор есть магглы, которые это делают - язычники. Гарри медленно кивает, переваривая эту информацию. – И что нам делать до тех пор? – Отдохнуть или занять себя каким-нибудь тихим занятием. Большинство людей обычно дремлют перед началом праздника. – Северус достает книгу из кармана. – Я больше не полон юношеской энергии, поэтому я немного вздремну. – Ремус достаёт из шкафа одеяло и укутывается в него. Странно знать, что он может засыпать с этими волшебниками в одной комнате и не бояться за свою безопасность. Он не боится показать им свою уязвимость. Если бы это был кто-то другой, Ремус уверен, что он даже не смог бы расслабиться настолько, чтобы просто помедитировать. – Но разве на диване не удобнее?– Указывает Гарри, роясь в своей сумке в поисках какого-нибудь занятия. Сам Гарри сидел на диване, и Ремус задается вопросом, можно ли... Возможно, его мысли слишком очевидны на его лице, потому что Гарри говорит: – Давай, Ремус. – Он кладет подушку рядом со своими бёдрами и легонько похлопывает по ней. – Так тебе будет удобнее. Кроме того, я сомневаюсь, что все равно смогу уснуть. – Тебя снова беспокоит бессонница? – Мягко спрашивает Северус, озабоченно сморщив лоб. Все они знают о бессоннице Гарри и его бесконечной борьбе с ночными кошмарами. Гарри пожимает плечами. – Да, но всё в порядке. Думаю, завтра ночью я буду хорошо спать. Северус слегка качает головой, не убеждённый, но, тем не менее, возвращается к своей книге. После очередного настойчивого взгляда Гарри Ремус встает с кресла и плюхается на диван. Ему совсем не нужно времени, чтобы найти подушку, закрыть глаза и начать медитацию перед сном. Затем, как раз когда он чувствует, что всё его тело расслабляется и начинает медленно погружаться в дремоту, пальцы перебирают его волосы. Они медленные, нежные, пытливые. Ремус мычит, надеясь, что Гарри поймёт это как разрешение. И действительно: ласка возобновляется. Ногти Гарри слегка царапают его затылок и за ушами. Каждый локон распутывается между его пальцами, и дрожь за дрожью стекают по спине Ремуса, как дождь. Кто-нибудь когда-нибудь делал это с ним? Он не может вспомнить. Это не имеет значения, понимает он. Это не имеет значения, потому что сейчас Гарри делает это, он прикасается к Ремусу с нежностью, с заботой. Нет ни намека на отвращение, на страх. Сегодня день после полнолуния, и он не стал бы винить ни Северуса, ни Гарри за то, что они были бы немного на стороже из-за этого. Но это не так. На самом деле... Ремус не помнит, когда Северус в последний раз делал какие-либо комментарии по поводу его ликантропии. По крайней мере, с конца войны. Это из-за связи душ? Это из-за того, что они оба изменились? Он видит сны, в то время как пальцы Гарри исследуют каждый дюйм его кожи головы. Ему снятся зеленые поля, спокойное море, запах электричества и петрикора. Он видит сны, и нет никаких признаков его обычных демонов, песни сирены, которая обычно манит его покончить со всем этим. Это спокойный сон, и когда Гарри трясет его, давая понять, что до восхода солнца остался час, он чувствует себя более отдохнувшим, чем когда-либо за очень долгое время. Эльфы приносят им небольшой ужин, пока Ремус собирается с мыслями. Он не может удержаться от взгляда на Гарри. Он знает, что эти зарождающиеся чувства в его груди вызваны не душевной связью, на самом деле нет. Это всё равно что семенам, посаженным в саду, обвинять дождь. Нет — возможно, душевная связь просто позволяет Ремусу тешить себя мыслью, что, возможно, Гарри мог бы быть чем-то большим, чем просто сыном его лучшего друга. Гарри уже несколько месяцев не был "сыном Джеймса", если честно. Северус кладет твердую руку ему на плечо. – Действительно. Ему не обязательно знать, что Северус имеет в виду. Они оба наблюдают за Гарри, разговаривающим с Кикимером, спрашивающего эльфа, как к нему относятся другие эльфы. Кто ещё, кроме Гарри, мог бы говорить со своим домашним эльфом с заботой? Такую же заботу Гарри проявляет к Тедди. Это прекрасно, думает Ремус, и он не может не задаться вопросом, не слишком ли Гарри хорош для них. Для него. В этот момент кончики пальцев Северуса касаются его шеи сзади, за ухом, вдоль челюсти. Прикосновение такое нежное, что почти причиняет боль своей нежностью. Оно стягивает горло, и когда Ремус смотрит на Северуса, он видит выражение его лица, которое не видел у других волшебников. Незащищённое. Оно мягкое и наполнено тоской. – Ну же, – мягко говорит Северус. Он присоединяется к Гарри за столом и наливает всем по кубку медовухи. Всё ещё чувствуя себя обескураженным всеми этими случайными проявлениями привязанности, Ремус садится за маленький круглый столик и смаргивает остатки сна. На его тарелке появляется еда, и он благодарно улыбается Северусу. – Счастливой Имболки, – говорит Северус, и крошечная, но искренняя улыбка украшает его губы. – Счастливой Имболки, – повторяют Ремус и Гарри вместе. Они выпивают из кубков. С кем-либо другим тишина была бы неудобной, гнетущей - но между ними это совсем не так. Под столом Ремус чувствует легкое прикосновение обеих пар ног к его ногам. В воздухе разливается магия, совсем как во время их ритуалов Самайн и Йоль, и кажется, что Ремус парит в воздухе. Всё так, как и должно быть, не хватает только Тедди. Его отсутствие остро ощущается, но знание того, что его сын в безопасности с Андромедой в Хогсмиде, успокаивает его нервы. До восхода солнца остаётся всего пятнадцать минут, когда они убирают свои тарелки и опустошают кубки. Подношения для Леди Магии завёрнутый в матерчатую салфетку, и вместе они тихо выходят на территорию. Всё ещё темно, но небо фиолетово-оранжевого цвета, без единого облачка. Все еще февраль, поэтому земля покрыта снегом. Ремус использует заклинание, чтобы расчистить для них место на земле, и ещё одно, чтобы убедиться, что земля не слишком замерзла, что её можно раскопать. В этом восходе солнца есть что-то совершенно волшебное. Ремус наблюдает, как оно выглядывает из-за верхушек деревьев Запретного леса. Оно ослепляет, но он не может отвести взгляд. Бело-золотистый свет согревает его лицо от зимнего бриза. Небо окрашивается в ярко-розовый цвет с серой линией далеко на горизонте. Птичьего пения нет, но, поскольку прошел всего день после полнолуния, он всё ещё может слышать шорох мелких животных и других созданий из Леса. В замке за их спинами царит мертвая тишина, даже озеро замерло, как будто для того, чтобы насладиться красотой Имболкского восхода. – Такое чувство, что мы впитываем магию, как губки, – говорит Гарри голосом, полным благоговения. – Да. – Ремус смотрит на него и тянется, чтобы сжать его плечо. – Так и есть. – Вот оно, – говорит Северус, указывая на землю. На их свободное от снега место наконец-то попадает немного солнечного света. – Вместе. Все они направляют свою волшебную палочку на место на земле, выкапывая и поднимая в воздух небольшие комки земли, пока не получается примерно три фута глубиной. По одному они кладут в яму свои свертки с едой и отходят назад. Теперь солнце заливает землю вокруг них, снег ярко искрится. Когда яма снова засыпана землей, они берутся за руки. – С этого дня и до Бельтайна, пока молодые побеги не расцветут на Свету. Тьма скоро закончится, поскольку зима уступит место надежде и росту. Мы будем лелеять твоего ребенка, пока в твоём огне не запоёт магия, пока весна не сменится летом. Благословенная Имболк. От голоса Северуса, со спины вплоть до кончиков пальцев на ногах, у Ремуса пробегают мурашки. Магия вокруг них тёплая, но хрупкая, как у испуганного ребенка. Ремус закрывает глаза и представляет, как он обнимает его, обнимает это Золотое Дитя, которое Леди Магия оставляет им сегодня. Тепло от солнца разливается по каждому дюйму его тела, и по тому, как сжимаются руки остальных, он знает, что другие тоже это чувствуют. – Вау, – шепчет Гарри, – это всегда вызывает такое чувство? – В его голосе звучит детское удивление, и это болезненно сжимает сердце Ремуса. – И да, и нет. – Ремус прочищает горло, прежде чем глубоко вдохнуть. Магия обволакивает его легкие, обволакивает кровь, укрепляет кости. – Не всегда есть такая гармония. – Гармония, – повторяет Гарри. – Да, кажется, что всё... идеально. Как будто мы там, где должны быть. Моя магия кажется такой... – Совершенной, – заканчивает за него Северус. Его голос по-прежнему низкий, тихий, такой же нежный, как снег вокруг них. – В этом сила этих ритуалов, Гарри. Вот почему я хотел вернуть их к практике в Хогвартсе. Открой глаза. Ремус тоже открывает глаза и впервые с тех пор, как они вышли на улицу, осматривается. Вокруг них кучки учеников и учителей, намного больше, чем Ремус ожидал. Все они смотрят на Восток, и перед ними у всех есть небольшой участок земли, свободный от снега. – Я попросил домашних эльфов подать завтрак пораньше, на случай, если другие решат поучаствовать. – Когда Ремус смотрит на него, в обсидиановых глазах Северуса вспыхивает гордость. – Я рад. Через мгновение Гарри отпускает руку Ремуса и заключает Северуса в быстрые, но плотные объятия. – Спасибо тебе, Северус. Их взгляды снова встречаются над головой Гарри, и Ремус ничего не может с собой поделать. Он лучезарно улыбается до боли в щеках. Через мгновение Гарри отходит и так же обнимает Ремуса. – Спасибо тебе, Ремус. – Гарри откашливается и проводит рукой по волосам, его щеки розовеют, а глаза сияют. – Я вижу там Гермиону и Рона, я пойду поздороваюсь с ними. – Почти застенчиво Гарри машет им рукой и спешит к своим лучшим друзьям. Все по-прежнему заняты своими ритуалами, никто не смотрит в их сторону. Ремус поворачивается к Северусу, и в тот момент, когда их взгляды встречаются, его сердце наполняется до такой степени, что готово взорваться. Он знает, каково влюбляться. Он знает, каково быть влюбленным. Это не совсем оно, но и немного больше. Это глубокое душевое желание, которое успокаивается одной лишь близостью Северуса. И прежде чем он сможет усомниться в своих собственных действиях, прежде чем он сможет по-настоящему осознать значение своих чувств к этому волшебнику, Ремус проводит покрытыми шрамами пальцами по гладкой челюсти Северуса и притягивает его ближе. Ближе, ближе, еще ближе - пока их губы не встречаются, и это самый драгоценный поцелуй в жизни Ремуса. Тонкие губы Северуса слегка прижимаются к его губам, и тихий вздох вырывается и веером касается щеки Ремуса. Они не углубляют поцелуй, и он длится не более нескольких секунд. Но этот поцелуй меняет всю жизнь Ремуса, всё его существо. Северус задерживается всего на волосок от его губ и прижимает их губы друг к другу для ещё одного короткого поцелуя. Пальцы касаются метки родственной души Ремуса, и призрачное присутствие эмоций Северуса разливается по всему его телу. – Скоро, – бормочет Северус, – мы должны дождаться Гарри, пока он не будет готов. Ремус кивает, облизывая губы, чтобы ощутить тонкий вкус, присущий только Северусу. – Я знаю. Я... — Ремус потирает затылок, его щёки горят от смущения. Северус ухмыляется и слегка качает головой. – Не волнуйся. – Чёрные глаза опускаются, чтобы взглянуть на губы Ремуса, прежде чем отвести взгляд. На скулах Северуса появляется очень легкий розовый оттенок, и Ремусу кажется, что он никогда не видел ничего более привлекательного. – Когда он закончит обучение. – Ремус следит за взглядом Северуса и наблюдает за Гарри с его друзьями. Он так отличается от того молодого человека, с которым Ремус проводил время прошлым летом. Всё его тело движется уверенно, плечи больше не сутулятся, а лицо больше не хмурится. Гарри смеется над какими-то словами Рональда, и трое лучших друзей сливаются в крепких объятиях. Они продолжают наблюдать за Гарри, пока солнце не поднимается выше, пока они не начинают дрожать от холодного февральского воздуха. Как только Ремус начинает возвращаться в замок, Гарри ловит его взгляд и улыбается самой ослепительной улыбкой, которую Ремус когда-либо видел. Когда Северус толкает его в плечо, поскольку он тоже был ослеплен улыбкой Гарри, Ремус решает обвинить во всем магию ритуала. Только время излечит тонкие трещины в его сердце, достаточно, чтобы он поверил, что действительно заслуживает такого драгоценного человека, как Гарри Поттер.       Остара. К тому времени, как прошёл день рождения Ремуса и единственное полнолуние прошло безболезненно, у них троих сложилась новая рутина. Каждое воскресенье после полудня Гарри приходил поиграть с Тедди, в то время как Северус использовал эту возможность, чтобы почитать на досуге. Ремус оценивал эссе, читал или просто сидел и наблюдал за своей стаей вместе. В его день рождения Северус целовал его до тех пор, пока у него не подогнулись пальцы на ногах. От этого у него перехватило дыхание и появилось желание большего, но они обещали дождаться Гарри. Так и есть. То, что Остара выпала на воскресенье, действительно большая удача. Полнолуние наступит только в конце марта, так что это будет второй раз, когда Тедди проведёт с ними каникулы, и его первый ритуал. После завтрака в Большом зале Гарри перехватывает его. – Эй, Ремус, могу я поговорить с тобой минутку? – Гарри, похоже, нервничает. Ремус моргает и оглядывается, не заметил ли кто-нибудь, как непринужденно Гарри с ним разговаривал, но, похоже, никто ничего не заметил. Он ловит взгляд Северуса, сидящего за главным столом, но тот слегка качает головой. – Конечно, Гарри, пойдем в мой кабинет. – Он улыбается, надеясь, что ничто не помешает их празднованию сегодня днём. Ремус прижимает Тедди к своему бедру и целует сына в макушку, прежде чем повернуться, чтобы идти впереди. В его кабинете Гарри переминается с ноги на ногу и закусывает губу, пока Ремус укладывает Тедди в манеж рядом с зоной отдыха. – Всё в порядке, Гарри? – Он пытается скрыть беспокойство в своём голосе, но у него явно не получается, когда Гарри снова обращает на него свое внимание. – Что? О да, все хорошо, Ремус. – Он проводит рукой по волосам и откашливается. – Мне просто интересно, кхм, ты помнишь о ритуале, проводимом сегодня днём в день равноденствия? – Да, – медленно произносит Ремус. – Ты передумал? На лице Гарри появляется удивление, и он энергично качает головой. – Нет, нет! Конечно, нет! Мерлин, я в восторге от этого. – Он делает глубокий, медленный вздох. – Я хотел спросить, не могли бы Гермиона и Рон присоединиться к нам. Ремус несколько раз моргает. Что он должен на это сказать? Он знает, как важны для Гарри лучшие друзья, они для него как семья. И Остара - это время для семьи, для сообщества. Но... – Гарри, я не думаю... – Он вздыхает и потирает затылок. Очевидно, он тоже в восторге от этого. – Я буду честен с тобой, Гарри. Это ставит меня в трудное положение. Я не могу сказать тебе, что ты не можешь отпраздновать со своими лучшими друзьями, но я также не могу говорить за Северуса. Мы никому больше не рассказывали о нашей душевной связи, и я не знаю... – Э-э, – Гарри морщится, – я уже рассказал им. О тебе, Северусе и наших метках. Ремус напоминает себе, что Гарри вырос в мире магглов и до прошлого лета даже не знал о знаках родственной души. Он медленно вздыхает и пытается говорить ровным голосом. – Гарри, это очень личная информация. Я знаю, ты доверяешь им свою жизнь, но тебе следовало спросить нас с Северусом, не возражаем ли мы, если ты поделишься этой информацией. – Почему? – Гарри, похоже, застрял в смеси негодования, стыда и неповиновения. – Делиться своей меткой - это нормально, но говорить о чужой метке - это не тоже самое, Гарри. Это личное. Северус - очень закрытый волшебник, как ты хорошо знаешь. Сейчас с этим ничего не поделаешь, но в будущем, если ты захочешь поделиться своей радостью с кем-то ещё, пожалуйста, сначала посоветуйся с нами. – Он надеялся, что это не слишком сильный выговор. Но Гарри должен понять, что их личная жизнь не для того, чтобы он волей-неволей делился ею. – Ох. – Гарри смотрит на свои ботинки и, кажется, тушуется. – Прости. Я не подумал об этом с такой точки зрения. – Всё в порядке, ты не знал. Это была честная ошибка, и, как я уже говорил. Я знаю, насколько важны для тебя друзья, и я знаю, что Северус тоже это знает. – Он улыбается, когда Гарри смотрит на него из-под челки. – Я не сержусь и не разочарован, Гарри. Даже если бы и был, это нормальные человеческие эмоции. Нам просто пришлось бы справиться с ними, вот и всё. Никакого вреда. Гарри выглядит не совсем убеждённым, но все равно кивает. Взмахом палочки он вызывает своего Патронуса и просит его привести Северуса. Им приходится подождать всего несколько минут, прежде чем к ним присоединится директор Хогвартса. – Что-то не так? – Отрывисто спрашивает он, в его напряженных плечах и складке между бровями чувствуется беспокойство. Его палочка свободно лежит между изящными пальцами, но Ремус видит, как побелели от напряжения костяшки пальцев. – Я, э-э, рассказал Гермионе и Рону о нашей связи душ. Прости, я не понимал, что это личное. Мне не следовало делиться с ними подробностями, не поговорив сначала с тобой. – Гарри торопливо произносит слова, позволяя им запинаться друг о друга, и заметно сжимается. Челюсть Северуса двигается, когда он делает медленные вдохи. Очевидно, что он недоволен, но он не зол настолько, как опасался Ремус. – Я понимаю. – Северус расправляет свою преподавательскую мантию и выпрямляется во весь рост. Затем медленно и осторожно, как будто приближаясь к пугливому животному, он кладет сильную руку Гарри на плечо. – Я бы предпочёл, чтобы мы обсудили это вместе в будущем, если кто-то из нас захочет рассказать о нашей связи кому-то ещё. Однако я понимаю, что ты никогда ничего не скрывал от мисс Грейнджер и мистера Уизли. К их удивлению, Гарри обнимает Северуса за талию и прячет лицо у него на груди. – Прости, я не подумал об этом в таком ключе. Я обещаю, что поговорю с вами обоими в следующий раз. Свободной рукой Северус тянется к Ремусу и заключает его в трехсторонние объятия. – Должен ли я понимать, что, доверившись своим друзьям, ты... сделал свой выбор? Ремус пытается не напрягаться при этих словах, но у него ничего не получается, потому что Северус крепче сжимает его в объятиях. Они должны подождать до окончания школы, пока Гарри больше не будет учеником Ремуса, пока... – Конечно, – говорит Гарри, глядя на них снизу вверх, как на полоумных. – Что, ты думал... – он замолкает, и его губы складываются в беззвучную букву "о", когда до него доходит, что да, они оба думали, что он всё ещё принимает решение. – Ребята, серьезно. Я был уверен в... в нас с самого Йоля! – Йоля? – Ремус чувствует, как слово застревает у него в горле. Пальцы Северуса запускают пальцы в его волосы на затылке. Это сразу успокаивает его. – Да. Я имею в виду, – Гарри пожимает плечами, теперь краснея, – Я думал, что ясно дал понять это своими Йольскими подарками. Я принёс тебе кое-что из Хранилища Блэков, Ремус, и кое-что из Хранилища Поттеров для Северуса. – Он избегает их взглядов. – Разве это не подарки в знак ухаживания? – Ухаживания? Ты имеешь в виду, что ты ухаживаешь за нами? – Спрашивает Северус странным голосом. – Конечно. Почему бы и нет? – Гарри хмурится, но снова пожимает плечами. – Я видел, как Ремус носил булавку для плаща, а Северус - запонки, поэтому я подумал, что вы согласились. – Гарри. – Ремус невольно вздыхает со смешком. – Мерлин, Гарри. Мы ждали, чтобы ухаживать за тобой, пока ты не закончишь школу. Было бы неприлично ухаживать за студентом. – Но нет никаких правил, запрещающих ученику ухаживать за учителем - или за директором. – Тогда Гарри ухмыльнулся им, и в его глазах блеснуло озорство. – Гермиона проверила. – Конечно, она это сделала. – Северус сжимает переносицу, но на его губах играет ухмылка. – Мы не должны вести себя неподобающим образом, пока ты не перестанешь быть студентом, Гарри. Но... – Их взгляды встречаются над головой Гарри. В глазах Северуса нет вопроса, только просьба о подтверждении. Когда Ремус наклоняет голову, Северус возвращает свой чёрный взгляд Гарри. – Но мы оба принимаем ухаживания, ты, маленький негодяй. – Как и следовало ожидать, серьёзно. Йоль был три месяца назад! – Гарри фыркает, но от этого его ухмылка не уходит. Он смотрит на Ремуса с расчётливым выражением лица. – Означает ли это, что вы двое будете продолжать целоваться без меня? – Это было только дважды, – слабо защищается Ремус. – Имболк и в мой день рождения. Северус открывает рот, вероятно, чтобы возразить, но Гарри прикладывает палец к тонким губам Мастера зелий. – Так это значит, что я могу получить поцелуй во время каникул, да? Северус прищуривает глаза. – Потому что каникулы проводятся с семьей, а не в школе, – заканчивает он за Гарри. Дерзкая ухмылка Гарри - вот и все подтверждение, которое им для этого нужно. – Именно. – После ритуала, – говорит Ремус, прежде чем Северус успевает возразить. Это неприлично, у них могут быть серьезные неприятности с Попечительским Советом, если кто-нибудь их поймает. Но... Какая цена может быть слишком высока за возможность поцеловать свою родственную душу? – Очень хорошо, – вздыхает Северус. – Мы договорились ждать тебя, так что ты также должен ждать нас, пока не закончишь школу, для чего-нибудь... более интимного. – Я не против. – Гарри встает на цыпочки и касается губами щеки Северуса, затем собственной щеки Ремуса. – Итак, первопричина всего этого... – Он краснеет, но решительно продолжает. – Я хотел пригласить Гермиону и Рона отпраздновать Остару с нами. Тедди тоже будет здесь. Я хочу отпраздновать с... своей семьей. Всеми ними. – Последние несколько слов произносятся более робким шепотом, но, тем не менее, они звучат твёрдо. Северус наконец высвобождается из объятий и снова расправляет мантию. Поправляет манжеты. Убирает волосы с лица. Прячет волшебную палочку в рукаве. Проводит пальцем по металлической коробочке, наполненной травяными сигаретами, которые, как они оба знают, лежат у него в кармане брюк. – Разрешение предоставлено. Мои покои в два часа. Я попрошу Кикимера принести нам яйца и краску. Гарри лучезарно улыбается ему и явно сдерживается, чтобы не обнять Северуса ещё раз. – Спасибо тебе, это много значит для меня. В редком проявлении любви Северус проводит тыльной стороной пальцев по подбородку Гарри. – Конечно. – Он убирает руку и наклоняет голову к Ремусу. Сердце Ремуса трепещет от чего-то ужасного, когда Северус смотрит на Тедди и улыбается. – Тогда увидимся позже, днем. Ремус ещё немного смотрит на дверь, когда Северус и Гарри уходят. Эта ситуация нереальна. Он уже был влюблен раньше. Он знает всё о том, как это проходит. Влюблённость, отрицание, осознание. Он знает всё это. И всё же, почему-то он не думает, что действительно был готов влюбиться в Северуса Снейпа и Гарри Поттера.