Исправь своё сердце (построй алтарь там, где оно покоится)

      Остара. Гарри кажется слишком напряжённым. Со вчерашнего вечера, когда он решил пригласить Гермиону и Рона отпраздновать Остару со своими... родственными душами, он задавался вопросом, как спросить о вещах, о которых он хочет. Разговор с Ремусом получился не таким, как он ожидал, но их с Северусом согласие стало столь необходимым бальзамом для его нервов. Как будто он не влюблялся раньше по-настоящему. Он знает, как это происходит . Или, ну... может и нет. Он и его родственные души совсем не похожи на Гермиону и Рона. Они совсем не похожи на мистера и миссис Уизли. И, конечно, совсем не похожи на его тётю и дядю. Они больше похожи на… Как три части головоломки, которые на первый взгляд не должны складываться. Но они складываются, Мерлин, действительно складываются. Теперь ему нужно разыскать своих лучших друзей. Поскольку сейчас Пасхальные каникулы — каникулы Остары, напоминает он себе, — они будут в общежитии или в библиотеке. Однако, учитывая, что сейчас раннее утро, Гарри решил направиться в общежитие восьмикурсников. К счастью, общая комната почти пуста. Гермиона читает тяжелую книгу о древних рунах (если судить по символам на обложке), в то время как Рон изучает шахматную доску и играет на обе стороны. Они смотрят на него с тёплыми улыбками, и Гарри чувствует, что от одного этого жеста его уверенность укрепляется. Он сможет это сделать. Они уже знают о Ремусе и Северусе. Кроме того, если они скажут "нет", это не значит, что он останется один. И Гарри делает глубокий вдох и опускается на диван рядом с Гермионой. – Ребята, вы заняты сегодня днем? – Что ж, нет смысла ходить вокруг да около. Они оба видят его насквозь, даже когда он пытается скрыть свои мысли. Гермиона кладёт палец на свою страницу и поднимает на него глаза. – Я думала начать проект по древним рунам на следующий семестр. – Следующий семестр? Штаны Мерлина, Гермиона! Мы только что закончили весенний семестр! – Рон стонет и передвигает черную пешку на доске, прежде чем повернуть доску, чтобы сыграть белой стороной. – У нас неделя каникул. Мы можем делать всё, что захотим. Мы можем даже пойти в Нору, ты знаешь. Мама пригласила нас. – Лицо Рона кривится от неприязни. – Но после этого Рождества я не знаю, хочу ли я так скоро присутствовать на семейном празднике. – О, точно. – Гарри смотрит вниз на свои руки. Конечно. Это были первые каникулы без Фреда. Не то чтобы он забыл, но он провел большую часть своих рождественских каникул с Ремусом и Тедди на площади Гриммо. – Значит, ты не пойдешь в ”Нору"? Рон качает головой. – Не-а. Думаю, я освежу в памяти эти брошюры о профессиях... – Его уши розовеют. – Мне больше не хочется быть аврором. Гарри вытаращил глаза. Несколько месяцев назад он рассказал своим лучшим друзьям о том, что передумал, и Рон, казалось, был по-настоящему обижен этим признанием, хотя и понимал, почему Гарри так решил. – О, Рон, – вздыхает Гермиона и сжимает его плечо, прежде чем запустить пальцы в его волосы. – Ты не рассказал об этом ни мне, ни Гарри. Что случилось? Рон пожимает плечами и разыгрывает белую башню, прежде чем снова перевернуть шахматную доску на черных. – Я думал о том, что сказал Гарри. Кажется, что пятый курс был целую вечность назад, да? – Он немного застенчиво улыбнулся. – В пятнадцать лет я думал, что охота на Темных Магов была бы потрясающей. Что мы станем знаменитыми, мы станем героями. – Он усмехается и разыгрывает чёрного слона, затем переходит на белую сторону. – Но меня больше не интересуют опасные для жизни вещи. Думаю, я достаточно раз играл со смертью, чтобы мне хватило на несколько десятилетий. Гарри часто моргает. Он не может объяснить, почему это заставляет его чувствовать себя таким... понятым, но это так. Это наполняет его сердце до такой степени, что оно почти разрывается в груди. Если Рон тоже не хочет быть аврором, тогда... может быть, нормально, что Гарри тоже не хочет. – Ты знаешь, чем хочешь заняться вместо этого? – Спрашивает Гарри неровным голосом. Рон смотрит на него с улыбкой облегчения и понимания. – Джордж написал мне в начале месяца совиной почтой о том, что мы с ним немного поработаем в магазине. У меня нет их… его мозгов для изобретений, но в любом случае это хорошая работа. – Он снова краснеет, до такой степени, что веснушки на его щеках исчезают. – Вы знаете, что меня поставили в пару с Ноттом по "Заклинаниям"? Гарри и Гермиона кивают. – Ну, для слизеринца он неплох. – Рон прочищает горло. – Знаете, мы разговорились в перерыве между занятиями. Оказывается, здесь проходит национальный чемпионат по шахматам! Я никогда об этом не слышал. И потом я понял почему. Вступительный взнос довольно высокий. – Рон, если тебе нужны деньги… – Гарри! – Рон потирает лицо и расправляет плечи. – Итак, я подумал, что могу поработать с Джорджем некоторое время. Накопить. Затем поучаствовать в соревнованиях. Призы следующие… Мерлин, призы - это безумие, ребята. – Глаза Рона сияют так, как Гарри редко видел. – Это было бы не единственным моим, э-э, занятием. Есть масса детей из богатых чистокровных семей, которые всегда хотят нанять репетиторов по шахматам. Своего рода тренеров. Существует квалификационный тест, чтобы определить уровень. Шахматисты зарабатывают столько золота! И спонсорства! Гарри закусывает губу, чтобы не рассмеяться. Рядом с ним Гермиона смотрит на Рона так, словно никогда его раньше не видела. – Рональд Уизли, – шепчет она голосом, полным благоговения, – Я думаю, это фантастическая идея. – Да? – Рон лучезарно улыбается ей. – Ты не думаешь, что это… чушь? – Чушь? – Гарри восклицает, забыв о смехе. – Рон, ты один из лучших шахматистов в Хогвартсе! И ты научил меня играть. Кстати, мои собственные навыки в этом не отражают твоих преподавательских способностей, – добавляет Гарри со смешком. – Я думаю, это блестящая идея, приятель. Это же делает тебя счастливым? Рон несколько раз моргает и снова смотрит на свою шахматную доску. – Знаешь что, Гарри. Я думаю да. Гермиона шмыгает носом и энергично кивает. – Тогда это всё, что имеет значение. Мы все заслужили делать что-то, что делает нас счастливыми. К черту ожидания! Тепло в груди Гарри почти переполняет. Он представлял себе этот разговор совсем не так, но он рад, что Рон смог отвлечь его. – Кстати, почему ты спрашивал о наших планах? – Гермиона поворачивается к нему. – У тебя есть какие-то идеи? Гарри нервно облизывает губы. – Сегодня Остара. – Да, – медленно произносит Гермиона. Рон тоже поднимает взгляд от своей шахматной доски. – Вы же знаете, что я отмечал Старые праздники с Ремусом и Северусом? – Когда они оба снова кивают, Гарри продолжает. – Э-э, я хотел спросить, ребята, не хотели бы вы присоединиться к нам сегодня на ритуале Остары. Глаза Гермионы расширяются от удивления, и Гарри сразу замечает её любопытство. – Ритуал включает в себя покраску яиц и создание веника из березовых прутьев, – быстро говорит Гарри. – И выпечка хлеба, – добавляет Рон. – Вы планируете выпекать булочки? Которые типа крест-накрест? Гарри пожимает плечами. – Это будет в покоях Северуса, и он говорит, что Кикимер будет помогать. Может быть, мы сможем попросить его испечь немного булочек. Когда Гермиона обменивается взглядом с Роном, Гарри задается вопросом, было ли хорошей идеей пригласить их. Технически Старые праздники - это религия, и он знает, что Гермиона выросла атеисткой, а Рон вырос, веря в Леди Магию, но не во что-то ещё. Но что касается Гарри, то с тех пор, как состоялся Самайн... что-то изменилось для него. Что-то в его магии и в том, насколько более уравновешенным он себя чувствовал. С каждым ритуалом его сердце окутывает что-то вроде одеяла спокойствия, которое держится до следующего праздника. Это заставляет его чувствовать себя ближе не только к своим предкам, к самой магии, но и к его родственным душам. Дурсли были настолько же Англиканами, насколько казались, но Гарри никогда по-настоящему не верил в Бога. Это другое, и даже если ни Гермиона, ни Рон на самом деле не верят в это так, как он, он хочет поделиться этим с ними. Теперь это часть его, и это… такое ощущение, что это действительно он. Не просто тень бреда о Мальчике-Который-Выжил. Не чьи-то ожидания. – Мы придём, – говорит Рон через минуту. – Люпин и Снейп не против, что ты пригласил нас? – Профессор Люпин и директор Снейп, – автоматически поправляет Гермиона. – Э-э, да.– Гарри тяжело вздыхает. Внезапно ему становится намного легче. Он улыбается своим лучшим друзьям. – Но это семейный праздник. Я уверен, им понравится, если вы будете называть их Ремусом и Северусом. Рон содрогается. – Мерлин. – Ну правда, Рон, – говорит Гермиона, закатывая глаза. Взмахом палочки она вызывает маленький мешочек из бесконечного пространства своей расшитой бисером сумки. К удивлению Гарри, в мешочке оказываются несколько бутылочек с магловским лаком для ногтей. – Мы будем называть их так, если они дадут нам на это разрешение, Гарри. Иначе это было бы невежливо. – Она выбирает сиреневый лак для ногтей из своего ассортимента. – Если это чем-то похоже на Имболку… Я с нетерпением жду этого. Но Гарри всё ещё пялится на лак для ногтей. Прежде, чем он успевает остановить себя, он берёт светло-пастельно-зеленую баночку. – Можешь сделать и мне потом? В тот момент, когда Гарри произносит эти слова, он ожидает смеха. В самом деле, он волшебник, а не ведьма. Он корчится от странного дискомфорта, который приносит ему эта мысль. Но вместо этого Гермиона только улыбается и кивает. – Конечно, Гарри. Это хороший выбор цвета. По-моему, очень по-Остарски и весенне. – Хорошо сочетается с твоими глазами, приятель, – добавляет Рон. Он возвращается к своей шахматной доске и разыгрывает белую пешку. – Д-да? – Гарри знает, что покраснел. Он знает, что звучит глупо. Но… – Спасибо, – тихо говорит он. Ему не нужно объяснять, за что он их благодарит. Судя по выражению их лиц, они уже хорошо знают. Гарри чувствует, что его любят и принимают, и разве это не самое чудесное чувство в мире? Когда, наконец, приходит время обеда, ногти у Гарри пастельно-зеленые, а у Гермионы сиреневые. В животе у него порхают бабочки, но он не уверен почему. Поскольку у Остары нет конкретного дня праздника, они едят полезный обед из супа и сэндвичей. Гарри не может перестать поглядывать на Главный стол, но Ремус и Северус не оборачиваются. На самом деле это к лучшему. Гарри не уверен, что смог бы сохранить невозмутимое выражение лица, если бы на него оглянулись. Он всегда может притвориться, что смотрит на Тедди, если кто-то поймает его взгляд. Между обедом и двумя часами дня проходит целая жизнь. Гарри решает переодеться: он не может объяснить эту внезапную потребность, но знает, что нужно просто следовать интуиции. Но когда он открывает свой сундук и смотрит на свою одежду, он понимает, что там нет того, что он действительно хочет надеть. Все, что у него есть это серые или чёрные брюки, джинсы, джемперы, футболки и школьная форма. Он чуть не выпрыгивает из своей кожи, когда Гермиона заходит проведать его. – Гарри? Что случилось? – Э-э, – он пытается найти, что сказать, но в голове у него пусто. Она подходит ближе к нему и заглядывает в его сундук. – Не можешь найти, что надеть? – Я не могу это объяснить, – уныло говорит он. – Я… Я хочу надеть... – Его сердце подскакивает к горлу, и он смотрит на Гермиону. Он ожидает увидеть замешательство, но вместо этого видит странное терпеливое понимание. Это десятикратно укрепляет его уверенность. – Цветы. Что-то с цветами. Сейчас весна. Я имею в виду, весеннее равноденствие. Гермиона медленно кивает, в её глазах появляется расчетливость. – Дай мне одну из своих старых рубашек, которые тебе не очень нравятся. – Эм, хорошо, – он протягивает ей одну из старых вещей Дадли, в которой тот спал. – Весенние цветы. Нарциссы, первоцветы, фиалки... – Гермиона напевает и взмахивает палочкой, рисуя сложные узоры. Когда-то серая и слишком большая рубашка преображается при каждом прикосновении палочки. Сначала она полностью меняется, облегая Гарри, затем рукава становятся длинными и ниспадающими. Воротник утолщается и переходит в маленькую букву V. Рядом с воротником появляются пуговицы в форме цветов, белые маргаритки и жёлтые нарциссы. Сама рубашка становится бледно-зеленой, почти белой. Другие жёлтые цветы, как предполагает Гарри, первоцветы, украшают рубашку красивым рисунком, иногда перемежающимся фиолетовым. Это немного диковато и определенно более… феминно, чем Гарри обычно носил. Но это не имеет значения, не так ли? Он облизывает губы, внезапно занервничав. – Это... это имеет значение, если я надену это? – нерешительно спрашивает он. – Что ты имеешь в виду? – Гермиона смотрит на него, сдвинув брови. – Тебе не нравится? Наверное, я немного переборщила с цветами... – Нет, нет! Не это! Мне очень нравится! – Гарри выхватывает рубашку из её рук и прижимает к своей груди. – Я просто имел в виду… Я имею в виду, Гермиона, это женская рубашка... нет? – Гарри хотел бы провалиться сквозь землю. – О, Гарри, – вздыхает Гермиона, снова улыбаясь. – Ты можешь носить всё, что захочешь. Имеет ли значение, рубашка для девочки или рубашка для мальчика? Действительно ли есть разница? У одежды нет пола. Гарри ничего не может с собой поделать - он разражается смехом. – Только для тебя, Гермиона. – Он качает головой. – Тебе это не кажется странным? – Гарри, ты был слеп последние семь лет? Ты видел, какие мантии носил профессор Дамблдор? – У тебя очень обоснованная точка зрения. – Гарри смотрит на рубашку, которую Гермиона трансфигурировала для него. – Итак, если… если бы я хотел носить, ну, знаешь, одежду, которую обычно носишь ты или Джинни… это нормально? Улыбка Гермионы ослепительна, и она заключает его в сокрушительные объятия. – О Гарри, конечно, это так! Ты можешь носить платья, юбки и всё, что тебе заблагорассудится! Гарри смеётся, но что-то медленно распространяется у него в животе. До этого года его это никогда не волновало. Никогда не заботило ни одежда, ни то, как к нему обращаются люди, ни то, нравятся ли ему волшебники или ведьмы, или ни то, ни другое, или и то, и другое. Однако теперь у него так много времени, чтобы подумать об этих вещах. Остановиться и подумать, что именно то или иное заставляет его чувствовать. Он так долго думал, что этот постоянный дискомфорт из-за… его самого, его тела, его одежды, были результатом того, как его воспитали, и того, что ему приходилось носить старую одежду Дадли. Или что с ним было что-то глубоко неправильное. Но если Гермиона Грейнджер говорит, что в чём-то нет ничего плохого, он очень склонен ей верить. Каким-то образом ему даже не нужно останавливаться и думать о том, что Ремус и Северус могли бы сказать по этому поводу. Они принимают его таким, какой он есть, и вместе с этим приходит очень сильное осознание того, что они поддержат его, несмотря ни на что. Гарри не думает, что он когда-либо чувствовал себя таким... любимым за всю свою жизнь. Он судорожно сглатывает и быстро переодевается в красивые серые брюки и рубашку в цветочек. Когда они заходят в покои Северуса, Гарри думает, что никогда не забудет улыбку, которой одарил его Ремус, или нежное поглаживает по пояснице от Северуса, когда он похвалил рубашку Гарри. Они пекут крестовые булочки, разрисовывают яйца зайцами и мастерят веники. Они смеются и обнимаются, и Гарри чувствует себя глупо из-за того, что вообще беспокоился об этом. Приближается время ужина, когда Гарри снова ловит взгляд Гермионы. Освежённый ритуалом и чистой радостью от того, что провёл день со своей семьей, Гарри садится со своими лучшими друзьями в Большом зале и задается вопросом, была бы жизнь такой, если бы война не изменила их всех.       Бельтайн. – Спасибо за зелье для волос, – говорят Гарри с лёгкой улыбкой. Длинные, изящные пальцы перебирают длинные пряди чёрных волос. – Всегда пожалуйста, Гарри. – Северус слегка дёргает прядь. – Конечно, твои волосы легче расчёсывать когда они длинные. Они... тебе идут. И если Гарри не ошибается, на щеках Северуса появляется румянец. – Я подумали, об ещё одном зелье. Что ты думаешь? Что-то опасное и волнующее мелькает в глазах Северуса. Гарри дрожат. – Действительно. – Его пальцы скользят по голове Гарри. – Всё, что пожелаете, Гарри. Гарри никогда не устанут это слышать. Со времен Остары всё… изменилось. Гарри изменились больше, чем кто-либо мог предположить. Они предпочитают длинные волосы, чуть ниже плеч. Их ногти всегда цвета драгоценных камней, но Гарри почти всегда предпочитают зелёный. Кажется, это привлекает внимание Северуса больше всего, в то время как более цветастая одежда, кажется, привлекает внимание Ремуса. Гарри делают это не для своих родственных душ, а для себя. Они никогда не будут отрицать невероятную силу, которую это дает им - привлекать внимание таких двух волшебников, как Ремус и Северус. Но нет - Гарри хотят быть… хотят открыться и продолжать быть самими собой. Без страха, не поддаваясь давлению со стороны остального мира. Они хотят иметь возможность смотреть на себя в зеркало, обнажённого и покрытого шрамами, и думать: вот кто я. Гарри хотят увидеть себя и подумать: я люблю себя. Это не так просто, как можно предположить, но они работают над этим. Все они, вместе с Гарри. Рон воспринял это гораздо лучше, чем Гарри ожидали, но Гермиона заверила их, что таково их маггловское воспитание. Мир волшебников действительно не слишком заботился о представлении гендера. А сегодня Бельтайн, и на Гарри новое платье, которое они купили по каталогу мод "Совиный заказ". На Гарри платье, и они должны быть в ужасе. Мерлин знает, что в мире магглов Гарри преследовали бы за то, что он урод, за то, что они непристойность, которую следует держать подальше от детей. Единственный ребёнок, о котором заботится Гарри это Тедди, а Тедди совершенно не волнует, что носит Гарри. Или накрашены ли у них ногти, или длинные волосы, или одевает ли Гарри брюки и юбки под школьной мантией. Для Бельтайна учителя решили провести общешкольное мероприятие для тех, кто хочет принять участие в фестивале. На берегу Чёрного озера был разведен огромный костер, достаточно большой, чтобы празднующие могли танцевать вокруг него, если захотят. Неподалёку также установили несколько столбов, а за столами, покрытыми разноцветными лентами, работают торговцы из Хогсмида. Сегодня только первое мая, но погода божественная. Гарри откидывает голову назад, прямо в руку Северуса, и закрывает глаза от солнца. Они очень, очень стараются не думать о завтрашнем дне. Годовщина битвы за Хогвартс преследует их всех, но Северус решил, что они не позволят трагедии помешать этому празднику. Они могли бы почтить память мёртвых завтра, сегодня они бы праздновали жизнь. – Ты очень милые, – шепчет Ремус Гарри, когда тот подходит, чтобы встать рядом с ними. – Если только ты не предпочитаешь прекрасные? Гарри чувствуют, как пылают их щеки, и это не из-за солнца на их коже. – Ты думаешь, я симпатичные? – Вместо этого они отвечают. Тёплая ладонь пробегает по обнаженной руке Гарри. – Конечно. О, как Гарри хотели бы, чтобы они могли поцеловать своих родственных душ. Северус согласился баловать их каждый праздник, но во время Остары не совсем получалось из-за присутствия Гермионы и Рона. Однако сегодня вечером - сегодня вечером, нет никаких причин, по которым кто-то из их родственных душ не может поцеловать их. – Конечно, он прав, – добавляет Северус тихим голосом. Он убирает пальцы от волос Гарри, но не раньше, чем проводит ими по спине. – Ты очень красивые. – О. – Гарри сглатывает сквозь сдавленное горло. Хорошо, что их глаза закрыты, потому что они правда не хотят, чтобы Ремус и Северус увидели слёзы в их глазах. – Спасибо. Северус напевает, и Гарри слышит, как он достает сигарету из своего портсигара. Не спрашивая, Северус протягивает им по одной и прикуривает обе щелчком пальцев. Когда Гарри наконец открывает глаза, Северус смотрит прямо на них, и они оба одновременно затягиваются сигаретами. Это так... эротично, что Гарри чуть не задыхается от дыма. Северус, ублюдок, хихикает и приподнимает бровь. – Действительно, – бормочет он. – Знаете, – внезапно говорит Ремус таким же низким голосом, – Лучшая и в то же время худшая часть жизни оборотня - это способность чувствовать запахи, которые люди обычно не могут учуять. Например, возбуждение. Гарри заливаются ярким румянцем и закрывают лицо одной рукой. – О, боже... Двое других хихикают, но Гарри видят румянец на их щеках. Приятно знать, что они не единственные, кто борется с этой особой… потребностью. По мере того, как всё больше учеников начинают выходить из замка, чтобы присоединиться к ним у Чёрного озера, Гарри находят минутку, чтобы просто понаблюдать. Почти невероятно, что год назад здесь была зона боевых действий. Это место, которое было их домом на протяжении многих лет… было почти разрушено. Это немного отрезвляет их, но они отказываются поддаваться сентиментальности, скрывающимся под поверхностью. Гарри докуривают сигарету и заставляют её исчезнуть ленивым взмахом руки. Сидящий рядом с ним Северус тяжело вздыхает и пожимает плечами. – Нервничаешь? – Спрашивают они его нежным голосом. – Хм. – Северус натянуто кивает. – Я уверен, что многие хотели бы, чтобы меня не было здесь сегодня. – Неправда! – Гарри горячо протестует. – Они знают, что ты сделал. Они знают, что у тебя не было выбора, и что ты сделал всё, что мог! Уголки губ Северуса дёргаются. – Ты знаете, Гарри. Но не все. А если и знают, то им все равно. – Ты был бы удивлен, Северус, – вмешивается Ремус. Его улыбка такая тёплая и успокаивающая, что Гарри хочется заползти прямо в его объятия. – Больше людей, чем ты думаешь, понимают. Директор фыркает и закатывает глаза. – Если ты настаиваешь. – Он смотрит на свои карманные часы и поправляет преподавательскую мантию. – Пора. Гарри протягивают руку и коротко ею сжимают руку Северуса. – Я прокляну любого, кто будет против. На этот раз Северус широко ухмыляется. – Я бы предпочёл, чтобы ты этого не делали. Гарри пожимают плечами, ухмыляясь. Прежде чем они успевают ответить, Тедди врезается им в ноги. – Уф! Сейчас, когда Тедди чуть больше года, он ходит как собака. Гарри берёт их крестника на руки и ерошит ему волосы. – Хей, Тед. – Хья, – приветствует их Тедди. Перед уходом Северус наклоняется и целует Тедди в макушку. Это необъяснимым образом что-то делает с Гарри, зрелище того, что Северус делает это с такой нежностью и любовью. Гарри проводят много времени с Тедди, и они знают, что Северус тоже начал делать это с рождественских каникул. Смотреть на Северуса и Тедди почти больно, как будто это запретное зрелище, которое никто и никогда не должен видеть. Это совершенно бесценно, и на этот раз Гарри не утруждают себя тем, чтобы скрыть слёзы на глазах, когда они наблюдают, как Северус уходит к алтарю. Вместе с Ремусом, со всеми присутствующими, они все приближаются к алтарю. В своей строгой чёрной мантии Северус представляет собой внушительную фигуру за усыпанным цветами алтарем. Но Гарри видит разницу. В том, как расслаблены его плечи и руки перестают теребить палочку. В мягком мерцании чёрных глазах. Мерлин, Гарри по-настоящему влюбились в этого ублюдка. – Счастливого Бельтайна, – говорит Северус сильным голосом, усиленным "Сонорусом". – Я хочу поблагодарить всех присутствующих здесь сегодня. Я благодарен за ваше присутствие. Без вас не было бы никакого праздника. Без вас магия Бельтайна не поднялась бы так высоко над землей. Без вас, - Северус внезапно замолкает, его голос начинает дрожать, - Возможно, не было бы даже Хогвартса, который можно было бы посещать. Но я не хочу сегодня задерживаться на таких мрачных темах. Северус сканирует присутствующих и глазами, полные жизни и любви, задерживается на Гарри, Тедди и Ремусе. Гарри чувствуют, как будто Северус говорит только для них. – Бельтайн - это время благодарности к Матери-Земле, или Леди Магии. Это время плодородия и любви, принятия феминности в каждом из нас. Сегодня мы празднуем жизнь. Ибо мы живы, и мы здесь, когда многих из нас нет. Сегодня мы чтим их, празднуя Бельтайн. Мы чтим их танцами, смехом, пением и любовью. – Внезапно поднимается волна шёпота, но Северус продолжает, невзирая на шум. – На этом алтаре вы найдёте всевозможные цветы, а также список их значений и магических свойств. Профессор Хагрид был настолько любезен, что собрал для вас большое количество веток и прутьев, чтобы вы могли сплести свои собственные венки. У мисс Лавгуд есть отличная подборка заклинаний для создания цветочных корон и других подобных гирлянд. Луна впереди всех приподнимается на цыпочки и машет всем рукой. Гарри улыбается их другу и машет в ответ. Конечно, Луна должна знать, как плести цветочные венки. – Как однажды сказал великий волшебник, – продолжает Северус мягким голосом, – Любовь - самая могущественная магия. В этот Бельтайн празднуйте любовь и благодарствуйте Леди Магии. Счастливого Бельтайна. – Счастливого Бельтайна, – отвечают многие, включая Гарри и Ремуса. Слова Северуса явно оказывают влияние на присутствующих. В отличие от того, чего опасался директор, никто не кидает в него проклятиями. Гарри рад этому - они определённо предпочитают никого не заколдовывать. Вместе с Тедди и Ремусом Гарри собирают цветы с алтаря и вплетают их в венки. Гарри обнаруживают, что они состоят из маргариток, а в волосах у них торчат несколько незабудок. – Гарри, – мечтательный голос Луны прорывается сквозь шум толпы, – Можно мне заплести тебе косу?” Гарри улыбается. – Конечно, Луна. Как только Ремус забирает Тедди у них из рук, Луна усаживает их на траву и становится на колени позади них. Её пальцы пробегают по их волосам, и Гарри клянутся, что они чувствуют саму магию в воздухе, обвивающую их растрёпанные локоны. Но Луна продолжает заплетать, срывая цветы тут и там, все время напевая себе под нос. Может быть, это магия Бельтайна вокруг них, но Гарри почти загипнотизированы происходящим. Это странно, но всё равно очень Лунно. – Ну вот, – наконец говорит Луна. – Ты похожи на весеннюю фею. – Луна хихикает и наклоняется через плечо Гарри, чтобы поцеловать их в щёку. – Очень красиво. Гарри краснеет и застенчиво улыбается. – Спасибо, Луна. – А теперь вставайте, мы должны потанцевать! – Но я не знаю, как… Луна игнорирует их нерешительные протесты и поднимает их на ноги. – Просто танцуйте под музыку, Гарри! – Она переплетает их пальцы и тянет к майскому дереву. – Какого цвета ленту ты предпочитаете, Гарри? Думаю, мне больше нравится оранжевая, она напоминает папину вареную морковь... Гарри моргают и разглядывают различные ленточки. – Эм… – Они не думали о танцах и поэтому очень мало знают о значении каждого цвета. – Эта фиолетовая выглядит очень мило. – Лавандовая, – мягко поправляет Луна, – Да, сегодня очень подходящий цвет. – Она берёт свою оранжевую ленту и ждет, пока Гарри возьмут свою. – Пойдём! И не успевают они опомниться, как один конец их ленточек прикрепляется к верхушке шеста. Краем глаза Гарри замечает, как Ремус выбирает свою ленту с Тедди, в то время как Северус маячит всего в нескольких шагах от него. Явно чувствуя на себе чей-то взгляд, Северус смотрит в сторону Гарри. Гарри улыбаются и позволяют Луне затянуть их в глупый танец вокруг майского дерева. Медленно, но так весело. Гарри как будто могут чувствовать магические потоки вокруг них. Это необъяснимым образом наполняет их чистой радостью. Всё, о чем они могут думать, - это Ремус, Северус, Тедди, их друзья. Всё, что они чувствуют, - это любовь и радость, не омраченные знакомой болью горя и потери. Это так освобождает, Гарри даже не беспокоются, когда слёзы начинают течь по их лицу, потому что это слёзы счастья. Гарри счастливы, они влюблены, они невероятно довольны тем, кто они сейчас. Шёлк их голубого платья, ощущение воды, стекающей по их ногам и трава между пальцами их ног гудит от магии. Сам воздух отяжелен ею. Когда ноги больше не выдерживают их и они чувствуют себя опьяненными магией вокруг майского дерева, Гарри, спотыкаясь, подходят к Северусу. Сильные руки хватают их за плечи, прежде чем Гарри заключают в быстрые объятия. Северус пахнет, как соленый бриз с моря, как мята и мелисса. Гарри всё равно, смотрит ли кто-нибудь на них - они зарываются лицом в мантию Северуса и глубоко вдыхают. – Мне нравится, как ты пахнешь, – шепчут они, – кажется таким знакомым. Из груди Северуса вырывается тихий смешок. Гарри ухмыляется. Недолго думая, они берут Северуса за левую руку и медленно расстегивают манжеты рукавов. Они немного удивлены, что Северус позволяет им делать всё, что они хотят, но дарёному коню в зубы не смотрят. Как только рукав расстёгивается, Гарри закатывает его до локтя. Северус напрягается, но не просит Гарри остановиться. Метка родственной души такая же красивая и манящая, какой они её помнят. Они постоянно видят свою собственную, но Северусу и Ремусу приходится скрывать свою до окончания учебы Гарри. Может быть, это магия Бельтайна, может быть, их гриффиндорская уверенность взяла верх — но Гарри не думают, что кто-то смотрит на них прямо сейчас. Поэтому они касаются метки Северуса. Они знают о эмпатии между душами, вызванной меткой, но прошло уже несколько месяцев с тех пор, как они касались меток родственных душ Северуса и Ремуса. Гарри не думает, что они могут долго воздерживаться. Чувства захлестывают их, как свои собственные, так и Северуса. Северус резко вдыхает, а другой рукой крепче обнимает Гарри. Это похоже на то, будто они находятся в эпицентре шторма. Сейчас они могут почувствовать гордость Северуса за них, его любовь и заботу. Гарри снова хочется плакать, они хотят запереть эти чувства и ощущения, чтобы напоминать себе об этом, когда дни будут не такими светлыми. Северус проводит пальцами по затылку Гарри. – Гарри. – Я хочу поцеловать тебя, – выпаливают Гарри, не в силах смотреть Северусу в глаза. Вместо этого они продолжают смотреть на зелёные и янтарные перья на руке их родственной души. – Во время костра, – обещает Северус. Когда Гарри кивает, он медленно выдыхает и зарывается носом в волосы Гарри. – Ты были так прекрасны там. Так свободно танцевали. Ремус несколько раз спотыкался потому что не мог оторваться от тебя. Гарри покраснел. – Заткнись. – Как пожелаешь, – весело отвечает он. Как только солнце начинает садиться, домашние эльфы устраивают пир для всех. Гарри проводит время со своими друзьями и семьей, зная, что, как только стемнеет и разожжется костер, есть только одно место, где они захотят быть. Ночь безоблачная, и звезды сияют так ярко, что Гарри задается вопросом, не от всей ли магии вокруг них. Она сгущается на языке, тяжелея между вдохами. Даже земля под их босыми ногами кажется тёплой и гостеприимной. Это так отличается от всех других ритуалов, но всё так похоже. Это так волшебно. Они находят Ремуса и Северуса сидящими на бревне на приличном расстоянии от толпы. Тедди спит в своей коляске, волшебный пузырь защищает его от всего этого шума. Гарри сидит между их родственными душами, и каждый берёт за руки. – Счастливого Бельтайн, – шепчут Гарри, вытягивая шею, чтобы посмотреть на каждого из них. – Счастливого Бельтайна, Гарри. – Ремус наклоняется к ним и зарывается носом в волосы Гарри, усыпанные цветами. – Ты хорошо провели время? – Да, – выдыхают они, чувствуя тёплое дыхание Северуса на своем затылке. – Вы? – Достаточно занимательно. – Северус отвечает за них обоих. – Волшебство сегодняшней ночи... опьяняет. Когда Ремус открывает глаза и смотрит прямо в глаза Гарри, Гарри судорожно сглатывает. В этих янтарных глазах столько необузданного желания, что оно потрясает их до глубины души. – Правда? – умудряются сказать они. Мерлин, есть гораздо более интересные вещи, которыми они хотели бы заниматься прямо сейчас, но это так… Гарри так... очарованы. Один из них что-то напевает, Гарри не уверены, кто именно, и пальцы Ремуса ласкают их подбородок. – Скажи нам, Гарри. Кого ты хотите поцеловать первым? О, чёрт. Гарри прерывисто дышит и ёрзает. – Я... – Они облизывают губы и прочищают горло. Они не хотят выбирать, не хотят, чтобы это выглядело так, будто они выбирают себе любимчика, потому что правда заключается в том, что Гарри очень хотят их обоих. – Тот, кто хочет быть первым. – Северус всегда был более терпеливым. – Ремус ухмыляется, по-волчьи и голодно. Затем, прежде чем Гарри успевают собраться с мыслями, Ремус наклоняется и запечатлевает их губы в лёгком поцелуе. Пальцы на их подбородке скользят все выше, пока Ремус не обхватывает их лицо одной рукой. Рука Ремуса теплее, чем раскрасневшаяся щека Гарри, но вряд ли им сейчас есть до этого дело. Гарри целовались с девушками раньше, с Чжоу и Джинни. Если они думали, что целоваться с Джинни на шестом курсе было блестяще — это сильно блекло по сравнению с этим. Их губы встречаются снова и снова, пока Гарри не заскулят и не проведут языком по губам Ремуса. Рычание исходит из глубины груди Ремуса и вызывает дрожь по всему телу Гарри. Но Ремус даёт им то, чего они хотят, и открывает рот для языка Гарри. Магия кроется в поцелуях, безумно думают Гарри, потому что в этот момент есть что-то настолько чисто волшебное, что этому нет других объяснений. Их языки встречаются и танцуют, они медленно и сосредоточенно изучают друг друга. Гарри хотят запомнить каждый изгиб и каждую линию рта Ремуса. Они хотят нанести всё это на карту, чтобы никогда не забыть. Как раз в тот момент, когда они начинают чувствовать головокружение и немного отчаянную нехватку воздуха, Ремус отстраняется. В темноте от света огня Гарри видят, насколько на Ремуса влияет простой поцелуй. Его зрачки расширены, поглотив янтарную радужку. Слабый свет резко подчёркивает черты их родственной души, и Гарри могут признать, что Ремус не самый красивый волшебник. Его лицо покрыто белыми шрамами, которые выделяются на фоне загорелой кожи. У него кривой и сломанный нос. У него тонкие губы, хотя и не такие тонкие, как у Северуса, а преждевременные возрастные морщины подобны дорогам, ведущим к его седеющим волосам. Ремус не красавец, но Гарри не могут не находить его красивым. Когда Ремус краснеет и хихикает, Гарри понимают, что последнюю часть они произнесли вслух. – Он такой, – соглашается Северус. – Теперь иди сюда. Он поворачивается вокруг Гарри и не дают им времени на размышления. Не то, чтобы Гарри очень хотят думать прямо сейчас. Северус целуется совсем не так, как Ремус, но это так же волнующе. Там, где Ремус был нежным и умоляющим, Северус требователен и доминантен. Он обхватывает губы Гарри своими губами и раздвигает их. Он завладевает каждым дюймом их губ, впиваясь кривыми зубами и смачивая острым языком покрасневшую плоть. Его рука обвивается вокруг талии Гарри, притягивая их ближе, пока их грудные клетки не соприкасаются. Гарри мычат и проводят руками по груди Северуса, к его шее, пока их пальцы не касаются уродливого шрама там. В том, как Северус целует их, есть что-то срочное, и Гарри это нравится. Это заставляет их чувствовать себя желанными, как ничто другое прежде. Они и раньше были возбуждены, но теперь их эрекция упирается в его брюки, натягивая платье. Небольшая часть их визжит от смущения, но её очень легко заставить замолчать. Северус резко прерывает их поцелуй, его тяжелое и горячее дыхание касается лица Гарри. – Шестьдесят дней. – Что? – Гарри задыхаются, сбитые с толку и желающий вернуться к более забавным вещам, таким как проникновение в рот Северуса своим языком. – Шестьдесят дней до того, пока я... – Северус медленно вздыхает. – Пока мы не сможем что-нибудь сделать с этим. – Его рука скользит вверх по бедру Гарри, пока его большой палец не касается эрекции Гарри. – О, Боги, – стонет Гарри. – Это слишком много! Когда Ремус прислоняется к спине Гарри, они ощущают ту же твёрдость в штанах. – Шестьдесят дней. – Ремус оставляет лёгкие поцелуи на плече Гарри. Гарри хочет ныть, жаловаться и требовать, чтобы они что-нибудь сделали со их совместным возбуждением сейчас, но их взгляды падают на колени Северуса. Точнее, отсутствие стояка у Северуса. Им как будто на голову вылили ведро холодной воды. Их тела напрягаются, и Северус следит за их взглядом. – Ах. – Он прочищает горло. – Тебя беспокоит отсутствие у меня эрекции? Щеки Гарри становятся только ярче. – Да, – прямо отвечают они. – Я думали… тебе это... не понравилось? Северус напевает и медленно кивает. Он выглядит опьянённые, опьянённым похотью и дикой магией Бельтайна. – Понравилось. – Тогда почему... – У меня нет ничего для эрекции. – Губы Северуса подергиваются. – Ты не хочешь? – Гарри моргают один раз. Два. Оглядываются на Ремуса, который просто снисходительно улыбается им. Оглядывается на Северуса. Затем раздается щелчок. – О! – Ага. – Чёрные брови складываются над чёрными глазами. – Тебя это беспокоит? – Нет! – Они хватаются за лацканы мантии Северуса. – Конечно, нет! Меня не волнует, что у тебя в штанах! Э-э, или то, чего в них нет, я полагаю. – Гарри бросают короткий взгляд в сторону, прежде чем снова посмотреть в глаза своей родственной душе. – До тех пор, пока ты будешь учить меня тому, что… что тебе нравится. Как тебе это нравится... – Бормочут они, когда их бравада иссякает. Даже в темноте Гарри замечают румянец на скулах Северуса. – Шестьдесят дней, – медленно повторяет Северус. Шестьдесят дней. Гарри закусывают губу и устраивается обратно на бревне между своими родственными душами. Вместе они смотрят, как ярко горит костёр. Приближается второе мая, но Гарри слишком заняты чувством удовлетворения и благодарности за то, что они живы и любимы, чтобы беспокоиться об ожидаемой новой волне вины. Две сильные руки удерживают их до восхода солнца. Весь ужас, всё ожидание годовщины битвы за Хогвартс кажутся такими незначительными перед лицом этого. Пятьдесят девять дней.