Июнь 20-е, 1974 год
Это был первый раз, когда Лили увидела родителей Блэка. Высокая женщина в тёмно-зелёном бархатистом платье стояла чуть в стороне и пренебрежительно смотрела на то, как Поттер и Блэк прощаются. Она была невероятно красива, но презрительный взгляд и поджатые губы делали её максимально непривлекательной. Мерзкая красота… Мужчина, стоявший рядом с ней, придерживал её за локоть, но в этом жесте Лили не почувствовала ни капли любви. Он тоже был красив. Его кудри, точно такие же, как у Сириуса Блэка, слегка колыхались на ветру. Безжизненные глаза и нахмуренные брови явно накидывали ему пару лет, да и в целом он выглядел на десяток лет старше своей жены. Рядом кто-то тихо выругался. Лили обернулась и увидела Регулуса Блэка, младшего брата их Блэка. Его кудри, ещё более буйные, чем у её однокурсника, подпрыгивали в такт шагам. Застывшее на его лице выражение Лили раньше видела только в книгах про ведьм, идущих на костёр. — Держись от них подальше, Эванс, — прошелестело у Лили в ушах, когда младший Блэк прошёл мимо. Это не прозвучало как угроза, но Лили всё равно вздрогнула. Блэк подошёл к родителям, чинно поклонился отцу, поцеловал руку матери… Его лицо может ничего и не выражало, но Лили отчего-то знала, что в нём бурлит ярость. Регулус не походил на свою мать совершенно.Июнь 20-е, 1974 год
— Солнце, я здесь! — Джеймс обернулся на мамин голос и улыбнулся. Папа не пришёл, но Джеймс знал, что он ждёт его дома. Также, как тётя и дядя. Мама взмахнула палочкой и, уменьшив школьный сундук, стала его обнимать. От неё как и всегда пахло специями и тестом. Как же он скучал! Конечно Джеймс был взбудоражен. Хогвартс был прекрасным, проводить время с друзьями было прекрасно, но дома было всё-таки лучше. К тому же, дядя с тётей приехали в Англию в этом году, впервые за несколько лет. Конечно, письма от них он получал часто, но это было вовсе не то же самое, что личные встречи. А сейчас вся семья в сборе! — Мам, ну хватит, — пробурчал он, выпутываясь из маминых рук. Она только засмеялась. — Дай я ещё раз попрощаюсь! — Хорошего лета, Ремус, Питер! — крикнул Джеймс в последний раз, помахав Ремусу и Питеру, который шёл рядом со своей мамой. Ремус помахал в ответ и исчез в проходе между платформами. Его отец ждал его на той стороне. Питер кивнул ему и сказал что-то своей маме, Джеймс не услышал из-за расстояния. Джеймс в последний раз оглянулся на Сириуса и его брата, которые несмотря на все разногласия были в чём-то прямо одинаковыми. Они одинаково хмурились и отводили глаза в сторону, когда их мама смотрела на них. Джеймс нахмурился. Сириус обернулся и ярко улыбнулся, но Джеймс уже знал Сириуса слишком хорошо, чтобы не понять, что тот не очень то и рад возвращению. — Мам, а Сириус сможет приехать к нам этим летом? — мама поджала губы. — Не знаю, солнышко. Я писала его родителям, но ответа не получила, — Джеймс вздохнул. Значит снова не приедет. — Может получится в следующем году? — Его не отпустят, — пробормотал Джеймс. Мама нахмурилась. — А что насчёт Ремуса и Питера? Может пригласишь их? — спросила она, жестом указывая ему двигаться в сторону камина. Мама не очень любила аппарировать и Джеймс был с ней в этом полностью согласен. — Питер едет с родителями отдыхать, — поделился Джеймс. Питер очень ждал эту поездку — его отец наконец-то смог вырваться в отпуск из аврората. — А у Ремуса болеет мама, вряд ли он захочет быть не дома ещё дольше. — Бедная, — сочувствующе пробормотала мама. Джеймс почувствовал слабый укол вины за свою ложь, но он сам себе поклялся хранить секрет Ремуса до самого конца. — Я пошлю ей что-нибудь… — Джеймс шагнул в камин и чётко произнёс адрес. Они продолжат разговор дома, за ужином, который наконец-то будет со специями!Июль 14-е, 1974 год
Джеймс не думал, что что-то не так. А потом тётя, вечно улыбающаяся и отпускающая шутки тётя Дорея, стала белее мела, и схватилась за руки дяди, словно пытаясь удержать. Дядя сидел напротив него, застывший будто статуя, и Джеймс немедленно понял что сделал что-то сильно не то. — Карлус, он ребёнок, — зашептала тётя и Джеймсу впервые не захотелось возразить. Потому что дядя смотрел на него не отрываясь и его взгляд был полон холодной ярости. А Джеймс знал точно, что никто из их семьи не способен остановится в таком состоянии. — Джеймс, — Голос дяди твёрд и холоден. — Ты отлично знаешь как в нашей семье относятся к дискриминацию, верно? — Джеймс кивнул. Тётя стиснула ладони дяди едва ли не до крови и это первый раз, когда Джеймс видел её такой испуганной. — Тогда почему я понимаю по твоим рассказам, что вы травите какого-то мальчика? Я предполагал, что Флимонт и Юфимия вырастили тебя достойным молодым человеком… — Карлус, хватит. Я уверена, что ты неправильно понял Джеймса, — мамин мягкий голос едва-едва облегчил напряжение. Джеймс скосил на неё взгляд. Мама стиснула палочку в руке, напряглась, и не отрывала взгляда от дяди. — Мам, — шепчет Джеймс. — Не надо. — Юфимия, — тон дяди лишь немного теплее. — Я уважаю тебя и люблю. Но ты была на домашнем обучении и не знаешь, насколько бывают жестоки дети в закрытых школах. Особенно в Хогвартсе. Ты сказал, что это из-за девочки, что тебе нравится, не так ли Джеймс? Что это война, — тётя вздрогнула. Джеймс не нашёл в себе силы ничего сказать. — Хочешь знать, что такое война? Настоящая война? — прошептала тётя. Она подняла глаза на Джеймса и он понял, что тётя никогда не преувеличивала в своих письмах. — Это не строевой шаг, это не планы нападений и обороны. Это мёртвые люди, к которым ты подходишь с отчаянной надеждой, что они просто без сознания. Но ты уже знаешь, что это неправда, — наступила тишина. Джеймс почувствовал, как завтрак подкатил к горлу. — Знаешь из-за чего тысячи магглорождённых магов примкнули к Гриндевальду во время войны? Потому что он обещал, что сделает их равными чистокровным. "Между магами нет никакой разницы", — дядя поджал губы, будто ему больно было даже произносить это с тем смыслом, который вкладывал в фразу Гриндевальд. — Дискриминация гарантированно разделяет людей и этим всегда кто-то пользуется. — А знаешь, где свои дни закончила большая часть этих магглорождённых? — Джеймс помотал головой. Он не хотел знать. — В петле. В своей или чужой. Потому что ничего не изменилось, даже после всех тех событий. И видимо не изменилось и сейчас. — Дорея, — дядя положил ладонь на её плечо, но тётя лишь оглянулась на него и прикрыла глаза. — Джейми, мы были там, где прошлась война. Мы пытались сделать лучше, — голос тёти твёрд, спокоен. — Даже самая праведная война не обходится без невинных жертв. Что будет, если заклинание отскочит? Что будет, — У тёти впервые за вечер сорвался голос. Дядя сжал её ладонь в ответ. — Если оно отскочит в ту девочку? От мысли о том, что Лили может пострадать у Джеймса похолодело на душе. И видимо это отразилось на его лице, потому что дядя смягчился и даже расслабил плечи. Тётя заметно выдохнула. — Именно, — произнёс дядя. — Даже если мальчик, с которым вы враждуете — самый ублюдочный мудак, — дядя проигнорировал мамино тихое «лексика». — Вы не имеете права поступать подобным образом. Вы лучше этого, вы талантливые молодые маги, которые могут отличить хорошие поступки от плохих. — Прости, Юфи, что говорим такое, но лучше сейчас об этом скажем мы, чем он узнает об этом сам, — мама сглотнула и кивнула. Тётя повернулась к нему, встала и крепко обняла. Её руки всё ещё были тёплыми. — Джеймс, моё солнце, прости. Правда, прости, мы не хотели превращать семейный вечер в это. — Ничего, всё в порядке — пробормотал Джеймс и тётя сжала его в объятиях ещё крепче. Не поверила. Он бы и сам не поверил.***
Из неотправленных писем Дореи Поттер.
Моему будущему племяннику, 1943 год Привет, Джеймс. Не знаю, зачем пишу это. У нас никогда не будет детей, но я поклялась, что буду самой лучшей тётей на свете. Я очень рада, что ты наконец можешь прочесть это письмо. Мы все очень долго ждали тебя. Я, твой дядя Карлус, Юфи и Флимонт, твои мама с папой. Не вся твоя семья дождалась тебя, но я уверена, и они тебя любят. Юфи и Монти специально выбирали имена, начинающиеся с джей, представляешь? Они хотели назвать тебя Джесси, если бы ты родился девочкой. Я знаю точно, что ты — Джеймс, я привыкла доверять предсказаниям твоей тёти Дианы. Она за всё время нашего знакомства ещё ни разу не была неправа. Пока ты ещё не родился. И, не пойми меня неправильно, но я очень надеюсь, что и не родишься в ближайшие годы. Война, что сейчас гремит, она ужасна. Она останется в учебниках истории. Твои мама с папой заслуживают мирного времени, а ты заслуживаешь мирное детство. Мы с твоим дядей Карлусом едем к твоей тёте Диане в Италию. Я оставлю тебе билет на память, это билет твоей тёти Агаты. Она не смогла с нами поехать.***
— Ты злишься, мам? — Джеймс сел рядом с мамой на диване и уткнулся головой в её плечо. Мама обняла его и начала гладить по голове. — Джейми, я расстроена, но нет, я не злюсь, — Джеймс вообще не мог вспомнить, когда мама злилась на него. Даже когда он разбил её любимую вазу, даже когда он испортил папино экспериментальное зелье, мама с папой на него не ругались. Они говорили с ним, серьёзно, но никогда не зло. — Признаться честно, я не задумывалась о твоих шутках слишком сильно, — пробормотала мама. — Твои рассказы мне всегда были интересны, но… Монти тоже имеет привычку преувеличивать, и я полагала, что ты перенял это от него. — Папа никогда не говорит неправду, — возмутился Джеймс. Мама рассмеялась. — Конечно нет, солнышко. Но он умеет делать из самой скучной жизненной ситуации самые захватывающие истории! — Джеймс хихикнул. Да, папа умеет! — Твои дядя с тётей тоже хорошие рассказчики, но они никогда ничего не преувеличивают. — Тётины письма все правдивы? Все-все? — вздрогнул Джеймс. Письма тёти были… страшными в своей реалистичности. Одно дело читать про войну с Гриндевальдом в учебниках и совсем другое — в письмах на подпалённой бумаге, написанных тогда. (Там были разные письма, не только от тёти Дореи, но и от незнакомцев, которые передавали ему через тётю приветы и надежды на то, что он вырастет таким же хорошим человеком, как его дядя. Они все рисовали звезду рядом с подписями. Мама не давала ему читать эти письма лет до десяти, а некоторые и сейчас лежали где-то у неё в столе.) — Так и знала, что не надо было давать тебе их читать, — вздохнула мама. — Дорея в выражениях редко церемонится… Но она и редко говорит не подумав. Поэтому, я хоть и не хочу им верить, приходится. Всё и вправду так плохо, как считают Чарли и Дора? — Джеймс помотал головой. — Я не знаю, мам, — пробормотал он, уткнувшись маме в плечо. — Не знаю. Я весь вечер думал, но я правда не знаю! — Ну, ну, только не плачь, — мама прижала его к себе ещё крепче. — Я не обвиняю, Джейми, я тоже была девчонкой и тоже разное творила, — мама хихикнула. — Все совершают ошибки, но пока мы живы, исправить можно всё. Расскажи мне, что ты успел надумать. И Джеймс начал рассказывать.***
Из-под кухонной двери выбивалась полоска света. Джеймс смотрел за тем, как тени двигаются. — Ты уверена, Юфи? — голос папы, громкий как и у самого Джеймса, был слегка рассеянным. — Ты же знаешь, что с людьми делает война, не слишком ли… — Джейми рассказал мне больше, — ответила мама. — Я должна была забить тревогу раньше, гораздо раньше, Монти. Эти шутки — именно то, о чём стоит сообщать родителям! Даже самые безобидные. Но писем не было и я решила, что он преувеличивает… — Ты не получала писем из Хогвартса? — папа явно был удивлён. Джеймс нахмурился. — Я всегда полагал, что их присылают тебе, потому что я вечно в разъездах. — Только табель с оценками! — воскликнула мама. — Я о том, что он сломал руку, играя в квиддитч, узнала только через две недели. От него самого! — Джеймс вздохнул и тут же зажал себе рот рукой. Это как так, мама узнала из его письма?! Френка, который с пятого курса, на следующий же день вопилер от матери песочил! — Но письма о таком точно присылают, — пробормотал папа. — Когда Карлус сломал запястье, я в тот же день узнал. Да и о всяких происшествиях, бывшая декан Мириад вообще чуть ли не каждую неделю нам писала, ты должна помнить. — Конечно я помню, — нервно рассмеялась мама. Джеймс зажмурился. — Но мне не присылали ничего, Монти. Я столько успела напридумывать… — Мы разберёмся, Юфи, — твёрдо произнёс папа. — Разберёмся, обещаю. ________________________ Джеймс по канону единственный, долгожданный и соответственно избалованный ребёнок. У него прекрасные родители, лично я считаю, что они и ругали его тоже вполне часто. Но ни Флимонт, ни Юфимия, не могут разговаривать со своим ребёнком о том, о чём могут Дорея и Карлус. Тяжёлые темы, из-за которых в семье может произойти раскол по их мнению. Они боятся, отчаянно боятся его потерять во всех смыслах.