Её Высочество

      Темно. Тепло. Тесно.       Сколько я здесь?       Это похоже на долгий, затянувший сон, когда плаваешь в бескрайней пустоте… Вот только моя пустота не была такой уж и пустой, нет. Она сковывала движения, вынуждала сжиматься, прижимать колени к груди…       Я задёргалась сильнее.       Пальцы увядали в чём-то тёплом, мягком… Это почти вызывало дрожь отвращения, вынуждая дёргаться яростнее, изо всех сил царапать мягкие стенки. В ушах зашумело. Тук-тук-тук.       Свобода где-то там.       Рука пробилась сквозь упругую, мягкую стенку, пропуская наружу тонкую полоску света и лёгкую прохладу… Достаточно для того, чтобы кожа покрылась мурашками, а желание выбраться увеличилось.       Появившуюся дыру удалось с лёгкостью расширить настолько, чтобы появилась возможность вылезти, что, собственно, я и сделала. Поползла на свет, даже если глаза болезненно слезились, даже если тело сотрясало от холода, постепенно окутывающего влажное тело.       Снаружи было холодно и светло.       Я вывались наружу мешком картошки, потерявшись в ориентации.       — Как оно? — раздался чей-то голос.       Я села, всё ещё не в силах определить, где находится верх, низ, право, лево…       — Она крепкая и здоровая, мастер, — ответил другой, более мягкий, голос.       С трудом продрала глаза, ощущая, как горит слизистая. Абсолютно всё было размыто, поэтому определить, кто и откуда говорит — тяжело. Всё сливалось в разноцветное, уродливое пятно…       Ладонями некоторое время щупала пол, определяя, что это низ. Это позволяло мне определить хотя бы относительно, в каком положении находилось тело в пространстве. На полу.       — Мой го-господин… Прошу… — послышался полный боли всхлип откуда-то сверху.       — Заткнись.       От чужого рыка моё тело состоялось.       — Мастер, вы её пугаете, — сообщил мягкий голос.       Где-то на фоне слышались тихие завывания, которые царапали внутренности, не позволяя полностью рассеять внимание или же сосредоточиться на чем-то другом. Эти всхлипывания мешали.       Несколько раз попыталась подняться на ноги, но это выходило плохо. Конечности протестующие дрожали, отказываясь держать тело в вертикальном положении.       Я зажмурилась, не в силах больше выносить смесь непривычно ярких цветов.       Сколько я провела времени в этом тёмном коконе?       — Что с её глазами?       — Она только-только их открыла, — в мягком голосе послышалось что-то… Тёплое? Приятное?       Как это называется?       Внутри стала зарождаться паника, призывая продолжать попытки подняться на ноги и разглядеть обстановку. Сердце билось оглушающе, как будто разнося по телу горячую лаву. Дыхание сбилось.       — Успокойтесь, — моей щеки коснулась холодная ладонь.       Этого хватило для того, чтобы огонь, переполняющий тело, начал утихать, а вкупе с успокаивающим, мягким голосом паника стала сходить на ней. Чужая ладонь нежно погладила мою щеку, как бы говоря, что мне тут ничего не угрожает.       — Маленький зверёныш показывает зубки, — в грубом голосе было слышно… Что-то.       Не знаю.       Я зажмурилась, расслабляясь.       Что-то глубоко-глубоко внутри настаивало на однозначном выводе — здесь нет никаких угроз для меня. Я находилась в безопасности, даже если выбралась из тёмного, узкого кокона во внешний мир. Тут было безопасно.       Кожу щипало из-за застывающей жидкости на теле, но ощущение скованности — это последнее, что меня тревожило сейчас.       — Господин…       Холодные руки сменились на горячие. Меня легко оторвали от поверхности — точно пола — прижав к горячему телу, из-за чего усталость стала брать верх. Сознание стало уноситься далеко-далеко — я маленький кораблик, дрейфующий на волнах. Сквозь шум ветра и плеска морской воды до ушей моих донеслось:       — А что делать с…       — Она мне больше не нужна.       Пахло кровью.

***

      Очнулась я резко.       Снова темно. Снова тепло.       На этот раз тело было завернуть во что-то мягкое, но, пошевелившись, я поняла, что движения скованы не были. Да и ко тьме глаза начали постепенно привыкать, выцепляя очертания комнаты… Сейчас уже ничего не плыло.       С трудом выбралась из плена мягкого одеяла, поднимаясь на ноги.       Где я?       Послышался странный звук, после которого в сторону отодвинулись сёдзи.       — Вы проснулись, госпожа… — они замерли на пороге, почтительно склоняя голову.       — Ты кто? — я уставилась на них.       Ураюме.       Что-то в голове болезненно пульсировало, складываясь в определенное имя, которому, я уверена, относился образ этого… Существа. Не человека. Оно не вызывало опасений, но пульсация в голове… Это бесило.       Я зарычала.       — Мы верные слуги вашего отца, — они всё ещё почтительно склоняли голову. — И ваши тоже.       На их губах застыла вежливая улыбка.       Я расслабилась, когда от них потянуло знакомой прохладой. Это они меня успокаивали, когда я выбралась… Откуда-то.       Я уселась поудобнее.       Ураюме зажгли масляную лампу, из-за чего мне пришлось зажмуриться. Глаза успели привыкнуть к темноте, поэтому видеть такой яркий свет — больно. Под веками даже вспыхнули темновато-радужные пятна.       А ведь я уже начала видеть в темноте настолько, что смогла разглядеть чужую улыбку…       Потёрла глаза кулаками.       — Моя госпожа, разрешите…       Я с трудом распахнула глаза, по щекам скатилось несколько слезинок, от которых кожу неприятно щипало. Свет через несколько мгновений перестал причинять мне такую боль, поэтому я смогла рассмотреть Ураюме внимательнее.       Белые, короткие волосы, спокойная улыбка, мягкий, тёплый взгляд… Они протягивали ко мне руки, но не дотрагивались без разрешения.       Всем своим видом они старались показать послушание и покорность, от чего внутри меня поднялась горячая волна удовлетворения. Это было приятно. Это было правильно. Подчинение мне — правильно.       Я подняла руки вверх, как бы отдавая команду.       Ураюме сразу подхватили меня с… Чего-то. Оглянувшись назад, на то место, где я спала и сидела, поняла, что я не знаю название этого предмета мебели.       — Что это? — мой палец указал на это.       — Кровать, — последовал незамедлительный ответ.       Но нет, в голове ничего не всплыло. Слово было мне абсолютно не знакомо.       Я непонимающе пялилась на эту самую кровать, пока они меня одевали. В голове всплывали ассоциации и смазанные образы, убеждая, что всё происходит правильно. Это словно не было новым.       От ощущений отмахнулась, позволяя слуге себя одеть.       — Куда мы собираемся?       — Ваш отец ждёт вас.       Я кивнула головой, показывая, что услышала.       На слове «отец» в голове тоже никаких ассоциаций не всплыло.       Как реагировать на это — без понятия.       В голове было как-то пусто, но когда я видела некоторые вещи или какое-то существо, в голове всплывали знакомые образы. Приходило какое-то понимания… Или непонимание. Как с этой странной штукой «кроватью».       — Что такое «отец»?       В зеркале увидела, как их губы дрогнули. Но, к удивлению, они сохранили спокойное выражение лица, подвязывая пояс оби.       — Кто такой, госпожа, — поправили они.       Значит, живое существо.       Ураюме взяли меня за руку, выводя из комнаты по тёмным коридорам. Потребовалось определённое количество времени, чтобы привыкнуть к темноте коридоров, поэтому приходилось полностью рассчитывать на них.       Окутывающая меня прохлада, которая, очевидно, исходила от них, успокаивала.       По крайней мере я была уверена, что никакой угрозы для меня они не несут.       Они мне подчиняются.       В комнате, куда меня завели, было светло.       Его я заметила почти сразу.       Огромный мужчина, чьи красные глаза внимательно следили за мной. Четыре глаза. Четыре руки. Он отступил женщину, позволяя ей отстраниться. В свете масляных ламп я смогла разглядеть острые, чёрные ногти. А когда он поднялся, полностью обращая на меня своё внимание, я смогла рассмотреть роспись чёрных татуировок и линию рта на животе. Определённо не человек.       А ещё тут была эта штука! Кровать!       — Прочь, — не глядя приказал он.       Женщина послушно завернулась в ткань своих одеяний, быстро выскальзывая из комнаты.       Ураюме отпустили мою руку, отступая назад.       Огромный монстр подошёл ближе.       — Ты кто?       Страха во мне не было.       На самом деле мужчина в неравномерном освещении выглядел ещё более зловещим; тень падала на его лицо, сильнее выделяя ярко светящиеся красные глаза. Оттенок не был похож ни на что другое. Даже всплывший образ крови был далек по цвету — слишком уж тёмный, густой.       И всё же я не боялась. Задирала голову вверх, несмотря на то, как сильно уставала несчастная шея от этого.       Огромный мужчина выгнул брови:       — Твой отец.       — Кто такой отец?       Меня дёрнули вверх за шкирку, поднимая на уровень лица.       Я беспомощно дёрнула ногами в воздухе, смотря в эти ужасающе красные глаза.       Из моего горла вырвался рык.       Задёргалась в чужих руках сильнее, пытаясь его укусить или оцарапать… Хотя мои ногти едва ли полосы красные на большой руке оставляли.       Он ухмыльнулся как-то довольно.       — Дикий зверёныш.       Щёлкнула зубами, пытаясь откусить ему нос.       Он выглядел слишком раздражающе довольным.       — Дикая и злая. Мне нравится.       Он поставил меня на ноги, но приблизиться не дал. Удержал на месте одним пальцем, надавливая на лоб… Было ощущение, что ему достаточно одного только желания для того, чтобы продавить мои внутренности.       Я беспомощно зарычала.       Клац-клац!       — Вся в вас, мастер.       Я обернулась, видя всю ту же мягкую улыбку, какой они встретили меня в той комнате.       Из моего горла снова вырвалось рычание.       Это раздражает!       Заметив мой злобный взгляд, Ураюме натянули бесстрастное выражение на своё лицо, с удивительной легкостью. Словно они меняли маски.       Я аж рычать перестала.       Жутковато…       — Зверёныш, который убил свою мать, — огромный мужчина ухмыльнулся, обнажая острые зубы.       — Что такое мать?       Мужчина закрыл ладонью лицо, разразившись хохотом. Даже Ураюме прикрыли губы рукавом кимоно, пытаясь подавить смешки… Даже в неравномерном освещении я видела, как сотрясаются их плечи.       А что смешного-то!?