Fleur de rose jaune*

      — А? — девушка вздрогнула от щелчка, открывшейся двери. — Месье Нёвиллет!       Как ни пыталась она обмануть себя, убеждая в том, что совсем не хотела бы его встретить здесь в такой момент, когда она обессилена и подавлена, её сердце подпрыгнуло при виде знакомой фигуры, освещаемой теплым ярким светом, разлившимся из кабинета, и после резкого скачка забилось быстрее.       Осознавая, что её жалкий вид выставляет всё её состояние напоказ, она невольно чуть отвернулась, опустив взгляд, и даже прикрыла глаза рукой, желая скрыть заплаканное лицо от устремленных на неё аметистовых глаз.       — Месье Нёвиллет, я… — она заморгала, сделав глубокий вдох, и поспешила подняться на ноги. Быстрым движением дрожащих ладоней она отряхнула и без того чистую юбку, чуть дрожащими пальцами. Спустя мгновение, она, подняв подбородок, уже с выдавленной уверенностью во взгляде смотрела на судью, и только голубые, блестящие от недавних слез, глаза могли выдать её. — Я пришла сюда… чтобы обсудить произошедшее в Пуассоне. — она мельком огляделась вокруг себя. Пустые коридоры и вечерний полумрак явно давали понять, что для обсуждения дел было уже достаточно поздно. Навия чувствовала, как топит саму себя. — Но… я и не заметила как наступила ночь. Извините за беспокойство в такой поздний час. Наверное, мне стоило прийти завтра утром…       И зачем только она пришла сюда? Чего она ожидала? Ясно, как день, что верховному судье есть чем заняться помимо её проблем. Навию передернуло, захотелось провалиться под землю, но из последних сил она продолжала сохранять внешнее спокойствие, не взирая на промокшее платье и ноющее сердце.       Вслед за девушкой судья так же выпрямился, устремив мягкий взгляд на Навию, которая изо всех сил пытается достойно разыграть театральную постановку одного актера. С каждой ее фразой, озвученной дрожащим, запинающимися голосом с фальшивой улыбкой на губах, Невиллет понимал, что леди ему явно что-то не договаривает и немного перевирает. Да, она пришла сюда обсудить произошедшее, но… Не как официальное лицо, а как простая девушка, чудесная фарфоровая куколка, разбитая и едва стоящая на дрожащих ногах. Верховный судья внутренне подготовил себя к тому, чтобы, если блондинка пошатнется или оступится (что сейчас казалось очень вероятным), стать ей опорой и подставить плечо, подать руку помощи. И не только физически.       — Рабочие часы дворца Мермония давно окончены, даже с учетом того, что сегодня они были значительно продлены. Уже довольно поздно для официальных встреч… — начал в привычной своей манере говорить юдекс, от чего у юной особы могло сложиться впечатление, что ее таким образом выгоняют из помещения. — …но для неофициальной я полностью свободен и готов Вас выслушать. Но лишь только в том случае, если Вы и сами того желаете. Можете не переживать: о нашей беседе никто не узнает, это останется лишь между нами.       Как бы ни хотелось сейчас утешить разбитую и опустошенную безутешным горем Навию, Невиллет понимал, что без ее добровольного согласия он не имеет права наседать ещё больше. Но… Видя ее состояние и наблюдая за рассыпающимися вдребезги неудачными попытками держать свой образ главы Спина-ди-Росула, внутри появилось желание по-дружески приобнять хрупкую фигуру, осторожно, пряча и ограждая собой ее от этого злосчастного дня, чтобы, наконец, Навия смогла вздохнуть спокойно и дать волю истинным эмоциям, скопившемся в ее сердце. Но кто он такой, чтобы вот так с лёгкостью прикасаться в такой неформальной манере к людям, в частности к Навии? Внутренние рамки и оковы не позволят этого сделать.       Она же стояла перед ним, ощущая себя абсолютно безоружной. Глупо было пытаться переврать причину своего нахождения здесь, было уже слишком поздно, чтобы не заметить этого.       Навия была благодарна уже хотя бы за то, что месье Невиллет не давил на неё, не торопил с ответом и не пытался лишний раз показать, как неправдоподобно звучали её слова. Она обречено склонила голову, устремив взгляд в пол. А в эти секунды внутри неё происходили ожесточенные бои: одна её сторона настаивала на том, чтобы уважительно проститься и поспешить обратно в Пуассон, не давая никому и шанса увидеть её слабость; но другая… другая молила о том, чтобы остаться, принять протянутую руку помощи, ведь она так боялась вновь остаться одна сегодня.       — Я не должна была приходить сюда, — голос её больше не был натянуто уверенным: он был чуть хриплым, дрожащим, обнажающим её чувства перед собеседником. — Но… ты как-то сказал, что я могла бы… — вновь нахлынувшие слёзы сбивали и без того тяжело идущие слова, — что я могу обратиться к тебе за поддержкой. Как к другу. Прошу прощения, что я нагрянула так внезапно, но мне больше не к кому идти.       Она взяла секундную паузу, глотая соленые слёзы.       — Но одно твое слово и я уйду. Я смогу справиться и сама, просто… — ее голубые глаза, обрамленные влажными ресницами, смотрели на судью, а в ее мыслях застыл вопрос «Зачем же она сюда пришла?», а ответа на него она не заходила. — Ох, черт. Я не знаю…       Навия вновь закрыла лицо руками, будто прячась от всех, в том числе от самой себя. Слова закончились, а мысли окончательно спутались.       «Как к другу». Эта короткая фраза заставила что-то пошатнуться в сердце юдекса, и этот импульс разлился по телу лёгким теплом, согревая душу древнего дракона изнутри. Неужели… Неужели Навия запомнила его предложение там, на кладбище? И действительно считает его хотя бы немножечко, но другом? На своей памяти Невиллет редко, почти что никогда, встречал тех, кто считал бы столь величественную фигуру, как судья, своим другом, и ещё реже слышал это признание вслух.       Второе, что его поразило, так это то, что Навия в первую (возможно, даже единственную) очередь наведалась именно к нему, чтобы просто выговориться о наболевшем и ломающим сердце и душу на сотни мелких острых осколков, что вонзаются в плоть.       «…Мне больше не к кому идти»       Эта фраза заставила сердце сопереживающе заныть, ведь в голове тут же всплыл список всех жертв катастрофы. Память зацепилась за два имени, находящиеся в самом конце списка.       Господин Мелус и господин Сильвер.       Два верных телохранителя Навии, что сопровождали ее всегда и везде. Два человека, которые стали ей семьёй. Две души, которые больше никогда не вернутся в этот мир.       Дело было ещё хуже, чем мог представить себе мужчина. Нет, он теперь уверен наверняка, что не имеет права прогонять ту, что в столь тяжёлый час решила доверить свою разбитую на части душу в руки юдекса, безмолвно моля его сохранить хотя бы то, что от нее осталось.       — Я не собираюсь вас выгонять. Как я уже говорил, сейчас мое время полностью в вашем распоряжении. — и снова, никогда не прекращающиеся обращение на «Вы», но сейчас оно звучало столь нежно и осторожно, что порой казалось, что за этим «Вы» скрывается обращение на «ты». — Я сдержу свое слово и дам приют у себя, чтобы вы могли выговориться или же… просто поплакать? И не волнуйтесь: я не собираюсь как-то осуждать вас за «слабость». Да и называть искренние эмоции слабостью — это очень грубо, и я не приемлю такого. И, прошу, не извиняйтесь за внезапный визит. К тому же… На улице усилился дождь.       Нёвиллет оглянул пустое помещение. Он знал, что здесь, кроме них никого нет, только жандармы, но они снаружи здания, но от чего-то он не мог позволить вылиться эмоциям именно тут, в холле. Единственное место, в котором он был уверен наверняка — свой кабинет. Да, возможно, он не самая лучшая локация для сегодняшнего вечера, однако месье был уверен в этом месте, как в себе самом: там никто их не потревожит, а крепкие высокие стены помогут скрыться от назойливого взгляда дождливой ночи.       — Полагаю, Вам лучше будет присесть, мне больно смотреть на то, как крупно трясутся Ваши ноги. Я переживаю за то, как бы Вы не упали и не поранились. Пройдёмте ко мне в кабинет. — секундная пауза. — Вы можете взять меня под руку для опоры.       Ее ноги действительно уже подкашивались: холод, стресс и общая усталость накопились и тяжелым грузом давили на и без того сломленную Навию. Она, покорно кивнув, не поднимая глаз, аккуратно положила холодную руку на подставленное предплечье мужчины. Девушка старалась не сильно давить на его руку, но её ноги были будто бы скованы и с трудом передвигались, от того, она все же опиралась на него с каждым новым шагом все сильнее. Но для Невиллета, казалось, давление хрупкой Навии было совсем несущественным, — девушка чувствовала сквозь плотную ткань мантии твердость мышц его руки, будто из настоящего камня, и действительно ощущала в нем опору, пусть и пока только физическую.       Нёвиллет действительно почти не ощущал на своей руке хватку девушки, и дело было даже не в одежде. Кажется, бедняжка из последних сил старалась держаться на ногах и держаться руками за руку мужчины. Он шел рядом, неспеша, в темпе девушки. Им некуда спешить, теперь уж точно.       Войдя в кабинет, Навия увидела в темном зеркале оконного стекла свое отражение, — жалкий вид девушки, глядящей на нее с обратной стороны, на мгновение даже немного смутил, — действительно, кого она хотела обмануть, заявляясь в таком виде, якобы по деловому вопросу.        Пройдя вглубь кабинета, придерживая Навию за руки настолько осторожно, словно боясь до конца разрушить и без того хрупкую девушку, юдекс помог опуститься на мягкий диван. Обивка приняла в свои объятия продрогшую леди, позволяя той расслабиться и отдать свое напряжение. Стараясь как можно незаметнее поправить остатки некогда роскошных кудрей, Навия чуть отвернулась, отпустив такую надежную опору в виде руки судьи.       — Премного благодарна Вам, месье Невиллет. Это действительно очень много для меня значит сейчас. — она проговорила все ещё хрипловатым, дрожащим голосом, наконец, подняв глаза на мужчину, — случайность или закономерность, но Вы слишком часто видите мои слёзы… я даже не знаю, кто мог бы посоревноваться с Вами в этом…       Навия усмехнулась своей неудачной попытке пошутить. Она все ещё не была уверена, что то, что она находится здесь сейчас, было правильным решением. Но назад пути как будто уже не было, да и, впрочем, она совсем не жалела о том, что не сбежала: пусть даже встреча была такой неловкой, а слова — скомканными, на душе стало чуть легче, капелька тепла разлилась по телу: она больше не была одна.       Тем временем, судья подошёл к своему столу, чтобы зажечь на нем настольную лампу: казалось, ее ненавязчивое мерцание было куда более уместным, нежели яркие лучи люстры.       — Это слишком большая честь для меня: видеть ваши слезы при разном настроении. Говорят, когда сердце переполняют эмоции, и оно уже не может вместить их все, то часть из них начинает проливаться через слезы. Глаза — зеркало души, значит слезы — часть настоящих чувств? — произнес Невиллет задумчиво. — Прошу прощения, небольшое лирическое отступление. Но в продолжение, я бы хотел Вас отблагодарить за то, что доверяете мне свои слезы.       Аметистовые глаза оглядели девушку. Даже будучи в более комфортном положении, она всё ещё мелко дрожала. Ее вид давал понять, что она замёрзла, попав под ночной прохладный дождь. Без промедления и без каких-либо «если» и «но» Невиллет одним быстрым движением сбросил со своих широких плеч свою мантию, которая в следующее мгновение уже оказалась на дрожащих аккуратных плечах блондинки. Ткань была довольно плотной, от чего и так хорошо держало форму, а потому в ней было достаточно удобно и в какой-то степени тепло.       — Вам нужно согреться, вы совсем продрогли. Прошу меня простить за промедление и нерасторопность, я сейчас же принесу вам что-нибудь горячее. Прошу, не снимайте мантию, она немного вас согреет. — руки в тёмно-синих перчатках заботливо поправили одежду, чтобы Навии было комфортно, после чего, юдекс широким шагом спешно удалился.       Навия, почувствовав на своих плечах приятную тяжесть расшитой ткани, вовсе и не думала её снимать. Наоборот, чуть сильнее укуталась, невольно вдохнув аромат свежего морского бриза с лацканов, — он был таким приятным и даже умиротворяющим, что девушка даже ненадолго закрыла глаза. Сознание рисовало неторопливые гребешки волн на темной водной глади, а она будто бы, стоя на берегу, вдыхала морской ветерок.       Мантия согревала и будто бы обнимала почти так же, как обнимал бы человек.       …       Возможно, как обнимал бы месье Невиллет.       Эти мнимые объятья несли собой утешение и поддержку, в которых она так нуждалась в эту минуту. Ком эмоций, сдерживаемых с самого начала катастрофы, только росший в течение всего дня и вечера, продолжал давить на её сердце невообразимой тяжестью, а сил контролировать его совсем не оставалось. Навия, завернувшись ещё крепче в мантию, — будто стиснув объятья того, кому она принадлежала, — наконец, смогла расслабить натянутую, дрожащую мышцу самоконтроля и всё её горе полилось наружу. Вместе с горькими слезами и тихими всхлипываниями, выходила вся та боль, которой суждено было вновь заполнить девичье сердце.       Спустя некоторое время, юдекс уже направлялся по темному холлу обратно. Благо, в темноте ориентироваться месье умел: не впервой уходить самым последним, когда последнее место во дворце, где гаснет свет, является его просторный кабинет. Однако пришлось сделать небольшую паузу дабы глаза с необычными вертикальными зрачками привыкли к мраку.       Он возвращался с небольшой чашечкой и полным ароматного чая чайником. К слову, эти предметы по дизайну отличались от тех, которые были в обиходе внутри стен дворца среди его работников. Эти были из его личного сервиза. Приблизившись к двери, перед этим отставив на стол чайный фарфор, рука легла на резную ручку двери и… Заострённые уши уловили приглушённые всхлипывания и плач той, что находится сейчас внутри. Нёвиллет замер, затаив дыхание, словно вслушиваясь и ловя каждую ноту печальной мелодии со струн души леди Навии. Лучше дать ей сейчас небольшую паузу побыть наедине с собой, рывком сломать плотину «образа сильного лидера» и дать мощному потоку эмоций разлиться. Не стоит сейчас ее смущать своим внезапным появлением, пусть оно, в какой-то степени, и ожидаемо.       Мужчина прикрыл глаза, нахмурившись, упёрся лбом в прохладную дверь, продолжая слушать тихий девичий плач и пронося его сквозь фильтры своего сердца. Сердце и душа заныли в унисон печальным безмолвным дуэтом с сердцем девушки. Он понимал, что она чувствует, он сам лично переживал подобные эмоции, однако… Однако рядом с ним не было ни души, с кем бы можно было поделиться эмоциями или позволить скупым слезам прокатиться по щекам. Только он один в этом огромном мире. И такой одинокой в этом холодном темном мире сейчас была Навия, но… Сейчас она не одна, что несколько облегчало тянущую боль, что внезапно образовалась комом внутри. Нёвиллет закусил губу, нахмурившись сильнее. Нет, нельзя. Нельзя позволить личным чувствам и эмоциям сейчас показывать себя.       Не нужно сейчас становиться зеркальной гладью воды для мисс Навии.       Беззвучно протяжно выдохнул, словно перебарывая себя, юдекс, наконец, отстранился от двери. Рука соскользнула с ручки, зарываясь в белоснежные волосы у лица. Он немного подождёт. Даст паузу, и не только девушке.       Сначала казалось, что поток слез, которому Навия дала волю, неисчерпаем. Болезненная мысль цепляла одна другую и все больше затягивала девушку в водоворот слез. Перед глазами то и дело мелькали лица погибших близких, наводнение в Пуассоне и вид деревни после того как вода отступила, — удручающий и облаченный в траур. Однако, совсем скоро, теплая атмосфера кабинета, древесные и цветочные ароматы сыграли свою роль, чуть вскружив голову, вытаскивая из пучины эмоций. Размеренное тиканье больших напольных часов в углу кабинета, звучало в унисон биению ее сердца, которое перестало так бешено стучать, выпрыгивая из груди. Дыхание понемногу выравнивалось — делая глубокие вдохи, девушка чувствовала, как дышать становилось все легче.       Ещё немного всхлипывая, Навия старалась привести себя в порядок, — вот-вот войдет месье Невиллет, а она уже и так, вероятно, смутила его своим внешним видом и очередным неконтролируемым эмоциональным порывом, разлившемся целым океаном слез в его кабинете. Легким движением руки, девушка достала из своего потайного кармашка маленький платочек. Промакивая влажные глаза, она заметила все те же знакомые инициалы в уголке. От чего-то она всегда носила платочек, оставленный Невиллетом, с собой, — для себя она объясняла это тем, что собирается его вернуть при первом же удачном моменте. Кажется, это снова не тот момент, — платок уже промок насквозь. Значит, она отдаст его месье Невиллету в другой раз. Но где же он сам?       Наконец, уловив момент, когда частое всхлипывание затихло, Невиллет таки открыл дверь и, взяв фарфоровый чайный набор в руки, вошёл внутрь. По пути ногой зацепил край двери, чтобы та заперлась за его спиной. Как удачно он появился, прямо в момент, когда Навия уже немного успокоилась. Это могло вызвать вопросы, но он и не станет скрываться.       — Я приготовил для Вас травяной чай, который поможет снять стресс. Также я добавил пару небольших долек лимона и ягод, чтобы не переборщить с кислым вкусом. Однако сейчас Вам не помешает витамин С. — юдекс решил поухаживать за девушкой, чтобы она оставалась расслабленной. Наполнив единственную чашку чаем, он протянул ее леди. — Прошу. Он не слишком горячий, но все же будьте осторожны и не обожгитесь.       Слегка вздрогнув, Навия взглянула на только что открывшуюся дверь. «Месье Невиллет самолично приготовил чай для неё?» — она не смогла сдержать улыбки.       — Вам не стоило беспокоиться, месье. — она аккуратно свернула платочек в ладонях. — Ваше гостеприимство уже многого стоит… А что касается слез… Я постараюсь все же держать себя в руках. Мне это правда нелегко сегодня, однако мне так правда будет легче, если мы постараемся отвлечься нейтральной беседой. К тому же, кажется, я и так застала Вас врасплох… не хотелось бы пугать Вас ещё больше.       Как только чашка покинула руки мужчины, тот сел рядом с девушкой, но все так же не слишком близко, дабы не смущать ее и не давить своей фигурой.       — Вы правы, я никак не ожидал увидеть кого-то в столь поздний час в полностью опустевшем здании, ведь последней из всех уходила Седэна. Поэтому ваше появление заставило меня сильно удивиться, даже вздрогнуть. Но вы меня не пугаете, тем более своими слезами. Полагаю, такая реакция волне нормальная и естественная, а значит и бояться ее не стоит. Кстати говоря… — снова небольшая пауза. Кажется, судья подбирал слова, чтобы они звучали более правильно. — …Вы можете рассказать все, что лежит у вас на душе. Вы могли бы… Если вам так будет комфортнее забыть о формальностях этим вечером. Если Вам будет так проще, используйте слово «ты».       Она, непривычно для самой себя, замялась, услышав разрешение обращаться к нему на «ты». Значило ли это, что и он в ответ перейдет к более неформальной беседе? Навия никак не могла себе это представить, это было бы сродни пересечению невидимой черты с его стороны. Навряд ли он пойдет на такое ради того, чтобы её утешить. Нет, он не дискредитирует себя. Сама же Навия нередко и без всякого разрешения пренебрегала формальностями, особенно, когда была под влиянием сильных эмоций. Сейчас же, их градус снизился, она была способна вести уважительную беседу и переход на «ты» значил бы сейчас куда большее, нежели обычно.       — Вам лучше не давать мне повода забывать о формальностях. Вы же знаете, что я и так ими нередко пренебрегаю. А Вас, кажется, это злит… А получив Ваше одобрение однажды, я могу и привыкнуть. — несмотря на то, что Навия была удивлена, даже шокирована таким неожиданным жестом судьи по отношению к ней, в тот момент она решила отшутиться.       — Злит? Хм… Я бы не стал называть это таким словом. Скорее, мне это просто не нравится, но, признаться честно, когда Вы впервые забыли о формальностях и перешли в моем отношении на «ты», это и правда меня удивило немного в негативном смысле, даже возмутило. Но с каждым разом я стал больше привыкать к Вашему стилю общения, поэтому сейчас я более нейтрален.       — Кто знает, к чему это приведет. Возможно, завтра очередное заседание будет неожиданно сорвано? — не унималась Навия.       На шутку про сорванное заседание послышался тихий смешок со стороны судьи. Это и правда показалось ему очень забавным, однако он знал, что ни Навия, ни обстоятельства вокруг нее не позволят девушке проявлять такие вольности в ближайшее время.       — Как юдекс, я и правда буду очень недоволен очередной дерзостью с вашей стороны, и мне, к сожалению, придется предпринять меры. Но как человек… ваше внезапное появление, словно вспышка во тьме, будоражит мое, и не только мое внимание, обращая все взгляды на вас. Ваша уверенность и вера в справедливость заставляет следить за каждым вашим шагом и словом, вызывая у людей бурю эмоций. Ваше появление разбавляет всю ту вычурность и негатив заседаний, к которым, лично я, давно привык, но порой… Даже я от этого устаю.       Её щеки немного порозовели от многочисленных комплиментов человека, который не часто был так щедр на подобные слова, тем более в её адрес. Стало даже как-то не по себе от мысли о том, в чем месье Невиллет только что ей признался, пусть и пряча свои истинные ощущения за маской общественного мнения. Она будоражит его внимание? Следить за каждым её шагом и словом? Возможно, она действительно бывает чересчур дерзкой — да, это, пожалуй, единственная причина его повышенного к ней интереса, не стоит сейчас заострять на этом внимание, дабы не пытаться невольно искать в них скрытый смысл. Печально, но искренне улыбнувшись, она с удивлением взглянула на единственную чашку с чаем:       — Почему же здесь только одна чашка? Надеюсь, Вам не пришлось потратить на меня последние запасы чая?       Нёвиллет обратил внимание на чашку, что покоилась в нежных девичьих ладонях с длинными пальчиками, которые аккуратно обнимали фарфор, греясь. Кажется, мужчина только сейчас заметил и понял то, что взял лишь одну чайную пару. Он настолько спешил помочь Навии, что забыл про себя даже в такой мелочи, как чашка.       — Не переживайте, благодаря герцогу Ризли, который пытается привить мне любовь к чаю, здесь его предостаточно. Да и, к тому же, работникам дворца тоже нужно делать перерыв на послеобеденный чай или кофе. А что до чашки… Я как-то не подумал брать и для себя. Но я и не против, сейчас вам нужнее. — аметистовые глаза поднялись и взглянули в глаза девушки, а на лице с острыми чертами появилась нежная, слегка глуповатая улыбка, настолько несвойственная этому лицу, будто бы она была вовсе не его, а оказалась на его губах совершенно случайно. В теплом полумраке от настольной лампы она казалась ещё более мягкой и такой согревающей.       Навия, глядя в его глаза, в зрачках которых отражался теплый свет кабинета, широко улыбнулась в ответ:       — Спасибо тебе. — она опустила глаза вниз, на чашку в своих руках. Затем все же поспешила поправить себя, — Спасибо Вам, месье. Не передать словами, как для меня ценна и приятна Ваша поддержка и забота. Мне даже как-то неловко. У Вас и без меня сейчас много дел и забот. То, что произошло в Пуассоне… — в горле в миг защекотало от одной мысли о трагедии, — это ведь намного серьезнее, чем локальное происшествие. Я думаю, мне стоит из первых уст поведать о том, как всё было. Возможно, это будет полезно. К тому же, я действительно хотела бы поделиться этим с Вами… кажется, мне так будет легче это пережить. С Вашего позволения.       Обычно Навия не спрашивает его позволения на что-либо. Ни когда врывается в зал во время заседания, ни когда обвиняет его во всех смертных грехах, ни когда переходит с формального обращения на «ты», ни когда… решает ни с того ни с сего поцеловать его. Сегодня же, как ни странно, девушка вела себя несвойственно для неё робко, мягко, будто она имеет дело с чем-то очень хрупким и от одного неловкого или грубого движения, все вокруг рассыпется в пыль. Несмотря на ноющую боль в израненной душе, ей было так тепло в тот момент, так спокойно, что было страшно допустить и мысль о том, чтобы все разрушить.       Она с минуту помолчала, глядя перед собой, а затем все же начала рассказ. Практически не запинаясь, она изложила подробно все события от и до. Они не переставали прокручиваться в её голове весь день, от того было совсем не трудно воспроизвести их сейчас.       Сердце вновь защемило, когда речь зашла о понесенных потерях. Ей даже понадобилась пауза, чтобы совладать с собой и не дать слабину вновь. Воспользовавшись моментом, она медленно глотнула почти остывший чай из фарфоровой чашки, собираясь с мыслями. Она старалась, чтобы «исповедь» не звучала как нытье или жалоба, — больше всего на свете она не хотела, чтобы кто-то её жалел сейчас. Она готова была стать на один вечер мягкой и уступчивой, но уж точно не жалкой. От того, рассказ больше походил на сухую сводку, доклад, но никак не на излияние души.       Но, закончив описывать планы по восстановлению Пуассона, упомянув о завтрашней экспедиции к древним руинам, Навия вдруг остановилась… она поджала губы и нахмурилась.       — Я знаю, что я в ответе за Пуассон, за Спина-ди-Росула, не должно произойти новой катастрофы. — она откинулась на мягкую спинку софы и закрыла глаза. — И за исход сегодняшних события ответственна лишь я… Сегодня, будь я действительно достойным, мудрым лидером, никто бы не погиб. Никто не должен был погибнуть! — очередная пауза. Веки девушки слегка подрагивали. — …Мелус, Сильвер… они должны были жить.       Невиллет молчал, давая свободу нескончаемому потоку слов из уст юной леди. Юдекс получил за сегодня множество отчётов о трагедии в деревне, поэтому он едва ли не наизусть знал всю предоставленную информацию, и тем более знал весь рассказ девушки наперед. Пусть Навия и старалась держаться во время «исповеди», однако ее доклад очень даже отличался от сухих строгих механических строчек на бумаге, в которых не было главного — не было души. И даже в холодном докладе блондинки судья мог ощутить ее переживания, как нарастает новая буря эмоций за стеной маски серьезности, что сейчас возникла на ее лице.       — Не смейте винить себя в произошедшем. — начал было более строго Невиллет, но все же, после, его тон вернул прежнюю мягкость. Послышался слышный выдох. — В произошедшем сегодня нет Вашей вины: Вы никак бы не могли повлиять на природные изменения. Ни один человек в мире не может достойно противостоять таким выпадам со стороны природы. Ни один человек не может предсказать наверняка в какую минуту произойдет то или иное происшествие, чтобы быть готовым дать отпор.       Нёвиллет опустил взгляд на свои ладони в тёмно-синих перчатках с загадочным знаком с внутренней стороны. Он на мгновение вспомнил тот день в крепости Меропид. Своими глазами дракон видел разбушевавшееся Первозданное море, которое за один миг прорвалось наружу сквозь огромную толщу защиты. Но даже его неполных сил драконьего властелина Гидро недостаточно, чтобы остановить море, а тем более отменить пророчество, навсегда. Своими силами он лишь отсрочил этот миг. Нёвиллет бы себя не простил, если б в тот день он хоть на секунду бы замешкался, и эта секунда забрала бы жизнь невинных. Но сегодня… Навия точно ни в чем не виновата, и это мужчина прекрасно знал. Скорее виноват сам Невиллет: если бы он рассказал о случившимся в крепости, то Навия была бы готова и не несла на себе этот груз, который на самом деле принадлежит ему. И всё-таки юдекс оплошал: как бы он ни старался, невозможно спасти всех, но он сделает все, чтобы больше такого не повторилось.       — Вы прекрасный лидер. Кто, как не Вы, помог большинству выживших; кто, как не Вы, достойно организовал всю свою команду и команду подоспевших Фатуи с госпожой Слугой чтобы помочь людям перейти в более безопасное место? Да, сегодня погибли люди, но тем не менее, даже видя перед глазами смерть, Вы не растерялись и не впали в панику, взяли себя в руки, чтобы спасти больше своих людей. Это вызывает огромное уважение к Вам, и все, что я сейчас пока могу сделать, так это выразить свою огромную искреннюю благодарность за спасённые жизни. Без Вас ничего бы не вышло. Вы живы, а значит, Вы все ещё можете сделать все для своих людей. Но… Сегодня Вам нужен отдых.       Навия было вздрогнула от того, как поначалу возмутился мужчина в ответ на её самобичевание. Однако после его слов она почувствовала себя немного лучше, хотя и было достаточно неловко от прозвучавших слов благодарности в её адрес, таких искренних, что они заставили девушку задуматься обо всем снова.       Может быть действительно не стоит себя корить? … Но перед глазами вновь и вновь воспроизводились картины сегодняшнего наводнения, лиц близких и знакомых, от чего сердце в очередной раз болезненно сжималось.       — Благодарю Вас за эти слова. — она перевела ясный взгляд на мужчину. — Я глубоко ценю их и не сомневаюсь, что они идут из самого Вашего сердца. Но… я привыкла самой быть себе судьей. Хах… и хотя Ваша честь меня оправдывает, сама себя я оправдать вряд ли смогу. Уверена, в моих силах было сделать больше.       — Оценка собственных действий и попытка смотреть на них со стороны — довольно полезное занятие, однако есть очень большой риск поддаться сильной рефлексии, что не очень хорошо скажется на здоровье. Поэтому, прошу, не переусердствуйте.       Она поставила пустую чашечку на столик и улыбнулась юдексу, будто демонстрируя, что она, несмотря на только что сказанное, в порядке.       — При этом, поверьте, я понимаю, что еще предстоит много работы и сейчас нужно собраться, взять себя в руки. К тому же, тех, кто погиб, уже не вернуть. Нужно теперь жить с тем, что мы имеем, бороться за тех, кто остался жив. И я готова делать всё, что в моих силах для Пуассона, для Фонтейна. Но сегодня, я просто… раздавлена. Поэтому я очень рада, что кто-то оказался рядом со мной. — она отвела взгляд в сторону, будто бы закончив фразу, но потом всё же добавила: — спасибо, что именно ты оказался рядом.