Обесцененный

      Морозная ночь была прекрасна хотя бы потому, что небо виделось таким пронзительно-черным и низким, усыпанным крупными горошинами звезд, что казалось, их можно потрогать кончиками замерзших пальцев. А прозрачный воздух настолько чист и хрупок, что хрустел от сбивающегося дыхания, вырывающегося изо рта облачками молочного пара. И везде, везде под ногами россыпи переливающихся, манящих драгоценным светом ломких снежинок. Так хотелось вырваться из опостылевших четырех стен туда, на волю, чтобы втянуть в себя полной грудью этой прохлады до боли в легких, до расцелованных морозом красных щек. Но вместо этого Лунвей снова до слез зашелся в приступе удушающего кашля и уперся горячим лбом в холодное стекло окна.       Ему стало чуть лучше, он уже не спал сутками напролет и не плавал в бредовых кошмарах, еще температурил, хотя и не так сильно, как пару дней назад – благодаря лекарствам, которые ему передал курьер. И чтобы там не говорил Радов, как бы от него не отмахивался, Лунвей знал наверняка – это он. Это Денис Петрович спас его если не от верной смерти, то от серьезных осложнений и больниц.       - Luò huā yǒu yì, liúshuǐ wú qínɡ*, – тоскливо прошептал он своему расплывчатому отражению и вывел по осевшему на стекле выдоху иероглиф «ài*».       Вывел и тут же зло стер, потому что его самого от себя уже тошнило, тошнило от этой ненормальной зацикленности и невозможности дотянуться до, казалось бы, такой близкой и желанной цели. В это сложно поверить, но Лунвей всегда думал, что рационален и прагматичен, что идет по жизни уверенно, не уклоняясь от намеченного плана: переехать в Китай. Он хотел объехать всю Поднебесную, каждый ее уголок, погрузиться в историю, слиться с культурой, добрать традиций… Но стоило ему влюбиться и все, абсолютно все пошло прахом.       Сначала он трусливо сбежал из Шанхая, не выдержав разорвавшей в клочья сердце реальности, в которой Мэй Чуньлинь женился на давно подобранной и соответствующей его статусу девушке из богатой семьи. Потом, уже в Москве, он снова поругался с родителями из-за упущенного шанса устроить свою жизнь в Китае. А позже, снова сбежав, на этот раз в Казань, твердо решил начать все сначала, да не по профилю, да не так, как виделось когда-то в мечтах, но Лунвей полностью ушел в работу, в общение с бывшими однокурсниками и новыми друзьями… И все было бы хорошо, все бы получилось, если бы его в очередной раз не переклинило и не потянуло на откровенно глупые поступки.       Но он был не из тех, кто сидит, сложа руки и ждет, куда его выведет кривая дорожка. Лунвей был борцом, и даже в минуты слабости и уныния, твердо верил, что добьется своего. Хотя бы на этот раз.       - Yī tiáo kàn bù jiàn de xiàn liánjiēzhe nàxiē zhùdìng yào xiāngyù de rén, bùguǎn shíjiān, dìdiǎn hé huánjìng rúhé*, – твердо заявил он сам себе, укладываясь обратно в постель.       В воздухе витал сладковатый аромат нарезанного кольцами сочного апельсина, тарелку с которым он водрузил себе на грудь. Это было первым, что он собирался съесть за все дни тяжелой болезни, на что-то другое его бы сейчас не хватило. Ни желания, ни аппетита. Только навязчивые мысли и просчет следующего шага, даже если тот обещал обернуться новой катастрофой. Какая разница, когда совершенно нечего терять?       Лунвей потянулся за телефоном и, облизав сладкие от сока пальцы, открыл чат. Он хотел просто пожелать доброй ночи, но увидев, что Радов тоже в сети, несмотря на позднее время, расплылся в довольной улыбке.       «Доброй ночи, Денис Петрович. Похоже, нам обоим не спится, так почему бы не поговорить?» – с раздирающей нутро надеждой быстро написал и также быстро, чтобы не передумать, отправил Лунвей.       «Кажется, тебе значительно лучше, Алексей. Не хочешь завтра подключиться к удаленке? Нам не помешала бы твоя помощь в работе над проектом»       - О, bǎobèi*, не будь таким скучным и предсказуемым!       «На часах почти час ночи, а Вы все о работе. Скажите лучше, Вы начали читать книги, которые я Вам подарил?» – настырно гнул свое Лунвей, особо не рассчитывая на ответ.       «Начал, но пока рано давать оценку прочитанному. Хотя уже сейчас могу сказать, что захватывает с первых страниц» – наконец-то, после долгого молчания, написал Радов, будто там, где-то далеко, у себя дома, основательно так раздумывал, стоит ли говорить со своим взбалмошным подчинённым на отвлеченные темы или лучше распрощаться, пока не поздно?       «Тогда я с нетерпением буду ждать, когда Вы все прочитаете, и мы сможем это обсудить где-нибудь в кафе за чашкой чая»       «Почему не кофе?» – неожиданно пришло сообщение, и Лунвей даже отставил подальше остатки апельсина в тарелке и повыше поднял подушку.       «Потому что я не люблю кофе. Мне не нравится вкус, но еще больше не нравится отсутствие эстетики при его приготовлении»       «А как же варка кофе в турке на горячем песке?»       «Разве она может сравниться с чайной церемонией?»       «Что ж, ты выиграл. Это действительно намного эстетичнее и даже, наверное, поэтичнее»       «Вы когда-нибудь присутствовали на настоящей чайной церемонии?»       «Нет, еще не довелось»       «Я могу Вам ее устроить, если захотите. Возможно, это будет не столь аутентично, как было бы в Китае, но очень правдоподобно. В конце концов, я потомок хань – любовь к чаю у меня в крови» – Лунвей понимал, что говорит много лишнего, но уже не мог остановиться, его уже несло в какие-то заоблачные дали, абсолютно без угрызения совести и стыда.       «Не думаю, что это разумная идея, Алексей»       Лунвей сжимал и разжимал пальцы, пытаясь уцепиться хоть за что-то, чем можно было бы продолжить этот странный ночной диалог. Он чувствовал, что вот сейчас Радов снова скроется в своей раковине, и уже его ничем не выманишь оттуда.       «Денис Петрович, Вы знаете, что означает yútáo или fēntáo*?»       «Нет»       «Давайте я расскажу Вам историю на ночь?»       «Не думаю, что это уместно. Уже поздно»       «Эта история произошла очень давно, в период Сражающихся царств. Ми Цзыся славился своей необыкновенной красотой и умом, поэтому легко снискал расположение князя царства Вэй Лин-гуна и стал его советником. В один погожий день, гуляя с Лин-гуном по саду, Ми Цзыся надкусил персик и, поняв, что тот необычайно сладок и вкусен, отдал государю вторую половину. И Лин-гун тогда сказал: «Вы любите меня до такой степени, что забываете о собственном удовольствии, стараясь угодить мне, единственному!» Ми Цзыся не уставал удивлять князя, однажды у советника заболела мать – кто-то из слуг прокрался ночью во дворец и доложил ему об этом несчастье. Ми Цзыся немедля подделал высочайший указ, сел в колесницу князя и помчался к больной матери. По законам царства Вэй, всякий карался отсечением ступни, если брал колесницу князя... Когда Лин-гун узнал о случившемся, он лишь восхитился поступком своего советника: «Замечательно! Ради своей больной матушки он не побоялся моего гнева и наказания!» Жаль, что позднее, когда князь к нему охладел, и слава Ми Цзыся померкла, его обвинили в непочтительном отношении к государю. Лин-гун тогда пренебрежительно бросил: «Однажды он украл мою колесницу, в другой раз угостил недоеденным персиком!»       Лунвей не надеялся на ответ, слишком много времени потратил на то, чтобы рассказать эту покрытую паутиной историю недолговечной любви, когда-то давно им прочитанную.       «Я что-то должен вынести из этой истории?»       «Нет, я просто рассказал Вам, что значит yútáo. Доброй ночи, Денис Петрович» ________________________________________________________________________ *落花有意，流水无情 – перевод: склонившийся к ручью цветок полон желания, но воды ручья бесчувственны (китайская пословица). *爱 – любовь. *余桃 – дословный перевод: надкушенный персик/остатки персика; или 分桃 – дословный перевод: разделенный персик. В разных источниках указано по-разному, но смысл сводится к одному: гомосексуальная связь, т.е. надкушенный персик – любовник мужчина. История Ми Цзыся и князя царства Вэй Лин-гуна описана в трактате Хань Фэйцзы. *宝贝– перевод: дорогой, любимый, моя прелесть, моё сокровище. *一条看不见的线连接着那些注定要相遇的人，不管时间、地点和环境如何 – перевод: невидимая линия соединяет тех, кому суждено встретиться, независимо от времени, места и окружения (китайская пословица).