Обесцененный

      Это была самая странная и в то же время самая удивительная ночь в его жизни, но даже она приближалась к своему логическому концу: стали стихать залпы салютов и пьяные крики разгоряченных алкоголем гостей, тревожащих спящий лес, и даже снег, валивший без остановки последние сутки, поутих, показав над верхушками сосен усыпанное редкими звездами небо. Лунвей не спешил ее анализировать и разбирать на фрагменты и цитаты, слишком сильно в нем трепетала щемящая нежность при взгляде на уснувшего Дениса. Он ощущал с ним такую близость в этот момент, какую не чувствовал никогда и ни с кем другим. Лунвей даже и подумать не мог, что в конечном итоге все сложится именно так, и он получит от судьбы больше, чем планировал получить, а Радов окажется совсем не таким, каким виделся в самом начале – лучше, много лучше.       Он еще полчаса назад погасил лампу и выключил бормотавший телевизор, по которому крутили старые советские фильмы, и как завороженный сидел в темноте, разбавленной отсветом показавшейся из-за туч луны, не отводя глаз от Дениса. Ему не хотелось прерывать его сон, но хотелось снова дотронуться, как дотрагивался в бассейне, в котором они плескались еще добрых полчаса после боя курантов, пока не превратились в разваренные цзяоцзы. Но те поцелуи со вкусом шампанского на губах и языке он запомнит на всю жизнь, потому что были самыми долгожданными и желанными, и самыми сладкими…       - Баобей, просыпайся, надо лечь в кровать, – через минут десять Лунвей все-таки не выдержал и осторожно потрепал Радова по плечу.       - Ммм? – едва слышно протянул Денис, но заворочался на диване и, открыв один глаз, тряхнул головой, чтобы окончательно проснуться. – Я, что, уснул?       - Ага, отрубился на самом интересном месте.       - Долго спал?       - Час где-то.       - Извини, – пробормотал Радов, растирая лицо ладонями. – Испортил тебе всю новогоднюю ночь. Слишком скучным и старым стал для долгих развлечений.       - Благодаря тебе моя новогодняя ночь получилась волшебной. Поэтому хватит причитать, поднимайся и идем в кровать, – поиграл бровями Лунвей, призывно увлекая Дениса на второй этаж.       И тот, все еще особо не соображая после прерванного сна, пошел как привязанный и даже не стал возмущаться, когда он, окончательно осмелев, вошел в ту же комнату, плотно закрыв за собой дверь. Гирлянда с крыши свисала над незашторенным окном, оттого по стенам и потолку ползали яркие разноцветные пятна, продлевая праздник еще на несколько чудесных часов до рассвета. Лунвей подошел к замершему у кровати Денису и обнял его со спины, утыкаясь носом в плечо – не хотелось расставаться, не хотелось отпускать, не хотелось снова чувствовать себя одиноким…       - Я тоже не хочу, чтобы ты уходил, – прошептал Радов, накрывая его руки своими ладонями.       Он не верил, до сих пор не верил в происходящее, даже когда положил ладони на обнаженную грудь Дениса и прошелся по гладкой коже подрагивающими от волнения пальцами. Сложно быть смелым под пристальным взглядом, которым Радов припечатывал его с того самого момента, когда они оба оказались стоящими под струями душа, куда было решено пойти перед сном. Но какой уж тут сон, когда столько всего развернулось перед глазами разом, что нельзя насмотреться и натрогаться…       - Знаешь, – открыл рот Лунвей, облизнув мокрые от воды губы, – я был готов ко всему. Я знал твой возраст и не питал особых надежд, ну знаешь, возрастные изменения тела – это нормально. И на самом деле, это не главное…       - Извини, что разочаровал? – со смешком вопросительно ответил Денис, придвигаясь еще ближе.       - Я не ожидал, что ты такой.       - Какой?       - Подтянутый, крепкий, гладкий, – перечислял Лунвей, и не сбился даже тогда, когда Денис наклонил голову, чтобы прикоснуться губами к шее, – очень горячий и сексуальный. А теперь еще и полностью мой. - Ты даже в такие моменты невероятно болтливый.       Горячая вода падала сверху, оседая на стеклянной перегородке паром. Дышать становилось все труднее, поэтому Лунвей жадно хватал ртом влажный воздух, выдыхая обратно даже не стоны, а едва слышное поскуливание. Ему еще никогда не было настолько хорошо и настолько горячо, словно еще мгновение и он разлетится от накатывающего удовольствия на тысячу мелких осколков, которые тут же смоет, а ведь они даже еще не приступили к самой сути. Они все еще не спеша оттягивали неизбежное, потому что всего было слишком мало, а хотелось слишком многого.       Губы Радова были везде, и казалось, что везде одновременно: то жадные, то нежные, то требовательные, то робкие, а у Лунвея от них уже подкашивались ноги, и если бы не сильные руки, которые его крепко прижимали к стене, он бы давно пал, сдаваясь абсолютно без боя. Он не мог думать, не мог говорить и едва ли успевал отвечать на поцелуи и ласки, он превратился в бесхребетное существо, которое только и могло, что трепетать от каждого прикосновения…       Прикосновения, которые становились все настойчивее и откровеннее, все требовательнее, и Лунвей повиновался им, отпуская себя без остатка, как никогда раньше, потому что доверял Денису, как никому другому. Они были так близко, что он чувствовал кожей каждый изгиб чужого тела, каждую напряженную до предела мышцу, и от этого становилось совсем уж пьяно и невозможно, особенно в тот момент, когда ладони Радова накрыли его ягодицы и резко вздернули вверх, заставляя ухватиться руками за плечи, а ноги переплести на талии.       Глядя в потемневшие глаза напротив, Лунвей почувствовал себя настолько желанным, что под веками неожиданно защипало от выступившей соли – чувств было чересчур, чтобы их можно было пережить. Он только и смог, что прижаться губами к губам и еще сильнее впиться пальцами в спину, оставляя на коже красные борозды.       - Ну, давай же, – прохрипел он, задыхаясь от очередного поцелуя-укуса в шею.       - Не сегодня, дракон. Ну, тише, – тут же прошептал Радов, когда Лунвей попытался выбраться из тесных объятий, – не сегодня, это не значит, что никогда.       - Ты издеваешься?       - Нет, просто сегодня ты не готов, да и я не собирался этого делать. Но раз уж так вышло, что мы оба немного сошли с ума, то умереть я тебе не дам. Обещаю.       Денис осторожно опустил его на все еще подрагивающие ноги и, не дав даже возмутиться или еще как-то отреагировать на неожиданный отказ, утянул его в такой упоительный глубокий поцелуй, что Лунвей забыл собственное имя, не то, что какие-то отложенные ожидания и поднявшую голову обиду. Он снова поплыл, снова задохнулся и снова затрясся от ласкающих рук, которые спускались все ниже и ниже, пока не накрыли собой его уже болезненную эрекцию, заставив громко вскрикнуть от пронзившего насквозь наслаждения.       Они стояли, прижавшись лбами друг к другу, и шумно пытались отдышаться. Лунвей боялся отпускать Дениса, потому что знал, что упадет. Казалось, он оставил остатки сил, когда в последний раз прошептал его имя, прежде чем бурно излиться в чужую руку. Но это был такой мощный оргазм, что его не отпускало уже несколько долгих минут, и даром Радов выкрутил вентиль, пуская на них холодную воду – это ничуть не помогало прийти в себя…       - Все, давай, дракон, пока выбираться.       - Дракон пал от разящего в самое сердце меча, – лениво ответил он.       - Что ж, значит, мне остается только взвалить добычу на плечо и утащить в свою пещеру.