In my restless dreams

Их совместное проживание становилось всё страннее и страннее с каждым днём. Казалось, Саймон всё ещё злится из-за случившегося в первый же их день, отчего молчит целыми днями и не разговаривает с ним. Но самое смешное именно то, что он постоянно приходит к Дэвиду в зал, куда сам его и выгнал, обнимает и лежит на нём час-два молча. Ничего не говоря. А если и заглядывает случайно в глаза - взгляд сразу отводит, делая вид что ничего не было. Сегодня приходит Йоханна. Дэвиду был отдан приказ просидеть всё это время в спальне у Саймона и не высовываться, на что тот послушно согласился, не капризничая. Бабуля сегодня помогала в саду с овощами и ухаживать за деревьями, принесла домашний пирог с яблоком и весь день его ругала за то что шапка слишком маленькая была и постоянно сползала, из-за чего Саймон не мог согреться. — Ну Анна! Я же не маленький уже. Если шапка сползёт - я не заболею бубонной чумой.. - ноет он, пока она поправляла шапочку и шарфик, приговаривая - «ты навсегда будешь для меня как мой маленький внучок». Это было так по-семейному мило и забавно. Единственное, о чём сожалел Хенрикссон - Дэвида нельзя было позвать сюда и сделать всё ещё милее и веселее. Ну и по огороду помог бы заодно, нечего там в коморке сидеть без дела и непонятно чем заниматься. Да, он всё ещё злился на него, но всё никак не мог нарадоваться, что тот не пропал в первый же день после своего возвращения и что это, возможно, не галлюцинации. Дэвид осматривал комнату с плакатами блэк-метал групп, самых разных фильмов, полки с кучей книг о религиях и хорроры. В общем, цеплялся глазами за каждую деталь. Так скучал. И у возлюбленного теперь масса всяких увлечений новых, которых ранее не наблюдалось. Это было таким странным чувством, вроде почти всё время был с близким человеком, а тут появляешься снова в его жизни и как будто ничего о нём не знаешь. Дэвид проводит рукой по его фотографии в рамке. Подходит к полке и разглядывает коробочку с какими-то странными безделушками в ней. Тяжело осознать, что они не настолько близки на данный момент, чтоб Саймон позволял ему трогать вещи в своей комнате. Но любопытство было выше. К тому же он был готов принять любые наказание и обидные слова. Открывает коробку, откуда вытягивает три браслета. Фиолетовый, зелёный и синий. Эти три украшения из бисера и стеклянных милых клубничек и ежевик с вишнями были их с Саймоном и Софи символом дружбы когда-то. Дружба втроём очень часто переполнена недосказанностями и умалчиваниями чего-либо о ком-либо. Мужчина тяжело вздыхает, чувствуя сдавливающую боль в груди и осматривается. Поняв, что ещё есть куча времени, прижимает к себе браслеты и начинает плакать. От желания вернуть всё прошедшее и от бессилия. Доверие Саймона возвращается гораздо медленнее чем он ждал, если бы ещё не эти глупые попытки его напугать в самом начале.. Ведь тот только начинал приспосабливаться к жизни в одиночку. Украшения он кладёт на место, после чего вытаскивает фотографии, где они были вдвоём в фотобудке, дурачились и смеялись, целовались, обнимались. Как же больно было смотреть на это всё и понимать, что прошло почти два года с того момента. Ещё в коробочке были маленькие рисуночки и стихи, что он писал Дэвиду и, кажется, так и не успел отдать. Маленькие подарочки друг другу - это их любимые способы радовать друг друга. Большой и вязкий ком в горле поднимался всё выше и выше, пока, кажется, не уткнулся в нёбо. Слёзы медленно текли по щекам, но от самого мужчины и звука слышно не было. В углу кровати, у самой стены, был накрыт одеялом плюшевый медвежонок с большим красным бантом на шее. Это был подарок Дэвида. Приятно было видеть, что возлюбленный ценил сюрпризы и что они в таком же состоянии, как когда-то давно. Стоп.. Раз уж мишка тут так и валяется на кровати, да ещё и накрытый одеялом, Саймон его обнимает во сне и спит с ним..? На щеках выступает румянец. Как бы всё таки юноша не пытался показывать свое безразличие, ему не удавалось. Многие вещи выдавали его. Или ему хотелось в это верить. Дэвид придаётся воспоминаниям, как они помогали друг другу принимать ванную, «по-взрослому» целовались, дразнили друг друга, спали голышом в обнимку. Но никогда это не переходило во что-то более интимное. Внизу что-то странно потянуло и ноги стали ватными. Только не здесь.. Лезерхофф всё-таки сдержать себя не смог: быстро ушёл в ванную и закончил всё там. Слишком быстро и спонтанно. Пускай его фантазия и рисовала красивые картины, где он занимался самоудовлетворением прямо на кровати Саймона, заканчивая на подушку - всё это было далеко от реальности, где если бы любимый узнал об этом - дал бы ему по голове со всей силы. Как только он вымыл руки и вышел, увидел перед собой Саймона, что стоял и ждал, скрестив руки с недовольным лицом. — Почему так долго? - Немногие слова, что он произнес за такой длительный промежуток времени. Ну хоть что-то. Это ведь гораздо лучше чем ничего, правда? — Да я .. - Он не успел договорить, его немного оттолкнули в сторону и зашли в ванную. Лезерхофф всё ещё стоял у двери, смотря в стену, вообще не понимая что происходит, но его в ту же минуту затаскивают за собой в ванную. — Сейчас я тебя помою и ты обратно отправишься в ту комнату, а мы с Йоханной пойдем собирать грибы и.. Неважно. - немного грубо выкатывает «расписание дня» Хенрикссон, снимая с вешалки полотенце и с Лезерхоффа обтягивающую водолазку зеленого цвета, сбрасывает на стиралку. Глаза у Дэвида были по пять копеек, он не хотел мыться прямо сейчас, тем более чтобы это делали за него. — Ну, если меня моешь ты, я могу и потерпеть… - вздыхает он, когда его усаживают голого в ванную и моют ему голову, натирают мочалкой спину, и даже приятно гладят по рукам. Очень странное ощущение - когда тебе кто-то что-то делает с любовью, давно такого не было, да и до отношений Саймон его никогда ещё не мыл. Почему такая необходимость сейчас? Наверное, чтоб воды мнооо не растратить. — Скучал? - задаёт вопрос юноша, растирая пену по плечам мужчины, нагибаясь над его настолько расслабленным лицом, будто он вот-вот отключится. — Что..? - Дэвид поворачивается к нему лицом и с будто отвиснувшей челюстью. Может, ему не показалось? Очень вряд ли, обычно с ним говорили лишь по надобности. — Я ничего не говорил. - отнекивается с грубым тоном Саймон, мягко сжимая его плечи и смывая гель для душа водой. Дэвид аж сморщился, насколько у его возлюбленного за время отсутствия огрубели руки. На удивление, это казалось чем-то даже приятным, а не мерзким или каким-то тактильно противным.. Сильные, рабочие руки. — Слушай, а за что ты мне ещё так спинку помнёшь? - смеётся Дэвид, смотря на него через плечо с тёплым взглядом, а Саймон щурится с кислым лицо так, будто лимон съел. — Вот дров завтра нарубишь для печки - что скажешь сделаю. - отрезал тот со злостью, опуская рукава и поправляя свитер. — Вылезай из ванной, а то замёрзнешь и заболеешь. Ухаживать за тобой кто будет? - со строгостью в голосе спрашивает Саймон, а Дэвид смотрит на него, как зачарованный, отвечает: «ты».