Помехи, снегопад и путаница в голове.

      Несмотря на не самое доброе утро, неожиданный, но весьма справедливый нагоняй от Коннора, кошмар, о котором он уже почти что забыл, день пронесся быстро. Джек успел немного поболтать с сестрой, рассказать ей о прошедшей неделе, поделиться симпатичными фотографиями природы и своим небритым лицом на фоне старой лестницы. Та, выслушав все, включая балладу о Конноре и том, как они славно проводят вечера за разговорами, резонно поинтересовалась о правильности такого поведения. Нэльсону оставалось лишь, победно усмехнувшись, напомнить о том, в какой глуши находятся два этих древних радиоприемника, и стыдливо закончить утренним случаем, который по-прежнему не собирался выходить из его головы. Мило попрощавшись, мужчина поднялся на пост, бросил взгляд на горящую огнями ламп в вечернем небе двенадцатую пожарную вышку, а после со спокойной душой пополз к себе.       Захватив приборы, он шустро сделал замеры, занес их в уже привычную глазу программу, отметился и, откинувшись на кресле, крепко потянулся всем телом, чувствуя как накатившие от внезапного зевка слезы накопились в уголках глаз и почти синхронно скатились по щекам. Взгляд все еще был прикован к видневшейся вдали вышке. Да уж, за время работы в этом парке цифра двенадцать стала для него чем-то большим, чем просто рядовое число. Голос человека, точно также прожигающего свою жизнь на отшибе мира, занося в графы доисторического приложения скорость ветра, Джек слышал буквально каждый день и не представлял уже и дня без его колких фраз и внезапно всплывающей строгости, что одновременно пекла и окатывала мужчину странным холодком.       Он видел Коннора однажды. Не сказать, что предположительно весьма высокая фигура, черным силуэтом видневшаяся у ограждения чужой вышки, давала много информации, но даже это слегка будоражило воображение. Кажись, у Хокинса отросшие, впрочем, как уже и у него, волосы, темная куртка и проблемы режимом, поскольку он был уверен, что мужчина был очень сонным и едва мог остановить череду зевков. Джек понятия не имел, какого цвета его волосы, глаза, смуглая ли у него кожа или бледная, он слышал лишь приятный, бархатистый голос, звучность которого не могло скрыть даже дерьмовое старое оборудование. Нэльсон знал, что неприлично часто задавался подобными вопросами о напарнике, но разве он не имел на это права? В таком положении неведения он впервые, как ему казалось, они с Коннором оба не были против углубиться в выходящие за рамки рабочих разговоры; всегда, пусть и не показывая того толком, радовались возможности услышать друг друга, поделиться мелкими неудачами, пожелать доброй ночи и утра, поэтому не думать о том, кому принадлежит этот не дающий ему покоя голос, что он слышал из старого приемника с первого дня работы в Айронбарке, было действительно той еще задачкой. Вот и снова. Слишком задумался. — Джек, ты тут? — пискнув, послышалось из радио. — Не вижу дым из трубы, ты что там в холоде сидишь? Совсем сдурел? Нэльсон замолчал. — Хотел как раз растопить печку, не предполагал, что ты отзовешься сейчас. — Хотел бы, давно растопил. Я с тобой в мамку играть не собираюсь, но разве без моих наставлений трудно догадаться, что болеть здесь не самая лучшая затея? — Сейчас растоплю. — встав со скрипучего кресла протянул он. — Мне-то без разницы, Джек, ты не для меня это делаешь. — Знаю, я буквально только вот недавно доделал отчет. — он снова наклонился к микрофону. — Да, забыл за печь, но ты как раз и напомнил, мама-утка. — Отчет видел. — Коннор перевел тесу и сделал паузу, вздохнув. — С каких пор ты со мной так общаешься, новичок? Безнаказанность почувствовал? — перебившись смешком. Нэльсон же на корточках сидел у железной печи, запихивая туда сухие поленья, и вслушивался в чужую речь. Разлив на дрова бензин и бросив туда спичку, он с улыбкой двинулся к столу, чтобы поскорее съязвить в ответ. — Ну-у. — начал Джек. — Тебе нельзя покидать пост, мне нельзя покидать пост тоже. — понизив голос для убедительности тягуче проговорил он. — Здесь лишь я, ты, и тот факт, что я сравнил тебя с мамочкой, причем после того, как ты сделал это сам. Такой как ты, Коннор, жаловаться уж точно не побежит, да и тебе максимум рассмеются в лицо, так что я могу делать вид, будто бы не боюсь огрести и, да, безнаказанно трепать твои нервы. — Сукин сын. — выдохнул Хокинс в микрофон, слыша как поменялся голос Джека от широкой улыбки. — Заняться ж нечем больше. — Я вот не спрашиваю у тебя, растопил ли ты печь, да и в мамку не играю. — фыркнул мужчина. — А ты? — Разве дело не в том, что я и без напоминания могу выполнять одно из десяти действий, которые вообще доступны на этой работе? А не ждать, пока чужой дядя придет и тыкнет носом в то, что Джеки может отморозить себе зад. — Я-я. — зевнул Нэльсон. — А я не знаю, что сказать. Не говорил, к примеру, что принесу напарнику цветочки. Я ждал! — рассмеялся он. — Ты решил помотать мне нервы, новичок? — Угу. — снова потянувшись буркнул он. — Хочу послушать тебя. — снова съязвил, едва сумев не засмеявшись договорить фразу. — Ради всего святого, закрой рот. — выдохнул Коннор. — Я думал, что ты уже перерос те шутки. — он сладко зевнул. — А ты продолжаешь вести себя как малолетка, Джек. — и снова. — Да что ж такое. — Пойти бы тебе спать. — После того как ты перечитаешь свои должностные обязанности. Черт его знает, о чем ты забудешь в следующий раз. — Я ж извинился. — недовольно запричитал Нэльсон. — А я разве тебя прощал? — уже тоже не выдержав, мужчина закончил смешком. — Скажи еще раз волшебное слово, Джек. — Лазанья. — он жалобно простонал. — Боже, мужик, как бы я хотел сейчас ту лазанью, но продуктов было только на одну. — У меня нет ни на одну, но я наделал себе макарон с сыром и они тоже вполне себе вкусные. — Или макарон с сыром. — У тебя и сыра нет уже? — Не-а. — Не хотел бы я быть твоим соседом. Ты куда продукты деваешь? — Быстрый обмен веществ. — А я думал в одиннадцатой какой-нибудь двухметровый кабан поселился. Я ж тебя даже издали не видел ни разу. — Двух? Во снах разве что. Коннор смешливо фыркнул в микрофон. — Ладно, новичок. Славно поболтали — он зевнул вновь, судя по всему, приложив ладонь ко рту. — До связи. Двенадцатая вышка — отбой. — Снов. Одиннадцатая — отбой. Приемник прошипел, пискнул и затих. Растопленная по совету Коннора печь здорово грела, пахло дымом от нагревшихся до красноты бревен, мелкие сучки тлели и приятно потрескивали где-то в раскаленных углях. Джеку тоже следовало бы пойти поспать, денек выдался насыщенный, поэтому организм требовал заслуженного отдыха. Он потушил свет, выключил компьютер, прикрыл окно и поплелся к своей шконке. Усевшись, Нэльсон поморщился от неприятно заскрипевших пружин и глубоко вздохнул, стараясь собрать все мысли в кучу и попробовать избавиться от них. С пустой головой спалось легче и слаще, поэтому, если Джек не забывал за такого рода медитацию, он приводил мозги в порядок и только после ложился в постель. Славно, кажется, от утреннего конфликта с Коннором не осталось ни следа. Или тот просто не подавал виду. В любом случае, сейчас ему просто необходим был крепкий хороший сон.