TRAFFIC

      Честно признаться, мне очень страшно, что Манджиро поймает меня за этим побегом, но он и Шини, как уехали около часа назад, так и не вернулись. Выжидая время, я расхаживаю по комнате и все поглядываю на часы. Вскоре чат наполняется сообщениями Сенджу, которая говорит, что и ее братья уехали, а после к ней присоединяется и Шиба. Условившись встретиться на станции пересечения двух линий, одна из которых ведет в наш район, а вторая — туда, где живут девчонки, я принимаю душ, торопливо высушиваю волосы и переодеваюсь. Белые джинсовые шорты и удобная маечка черного цвета. Тенниски на ноги. А по пути вниз наспех собираю волосы в неряшливый пучок. Что ж, если идти, то до самого конца. Пусть потом Манджиро сажает меня на цепь. Зато на концерте побываю. Отходя от дома, крадусь так, словно я вор, все прислушиваюсь и прячусь за высоким кустарником. Вроде тихо. Только где-то лает собака. Наверное, это у соседей, что живут через один дом от нас. У них там такая псина — волкодав, не меньше. Я боюсь его, отдавая предпочтение кошкам. Спустя примерно пятнадцать минут я выскакиваю из вагона, чтобы пересесть на линию, где меня уже должны ждать девочки. Так и есть, созвонившись с Юзухой, нахожу их в третьем с хвоста вагоне и, радостно к ним подойдя, взволнованно говорю: — Черт, мне так страшно! Но братья еще не вернулись! Может, пронесет? Сенджу, которая, будто сговорившись со мной, тоже в майке и шортах, улыбается и пожимает плечами. — Слышала, у них там тусовка на всю ночь. — Тогда отлично. Шиба в своей легкой черной юбке и топе выглядит потрясающе. Такая женственная, что просто загляденье. И мы хихикаем, счастливые и довольные из-за того, что вот-вот увидим своих кумиров. Концерт начнется через пару часов. На улице еще светло, но солнце клонится к горизонту. В предвкушении веселья у каждой из нас горят глаза, и из метро мы не выходим, а выбегаем, держась за руки, чтобы не потеряться в толпе. Поток людей уносит нас наверх к длинному пешеходному переходу. Мы со всеми ждем зеленый свет и снова бежим. На душе так легко и светло, что можно задохнуться. Даже долгое томление в очереди не расстраивает нас, и эйфория охватывает каждую мою клеточку, когда мы наконец оказываемся в зале. Начинается представление, и весь реальный мир гаснет. Не существует ни моих братьев, ни школы, ни каких-либо проблем. Только ревущая толпа фанатов, и мои кумиры, играющие со сцены заводной панк-рок. Конечно, девочки совсем в другом секторе, так как купили билеты подороже, а мне и тут хорошо. Я далеко от сцены, но как и все прыгаю и срываю связки, выкрикивая слова каждой песни, и мы все здесь, как будто одержимые, дрыгаемся в такт ударным, рыдаем и смеемся. Какой-то незнакомый мне парень, видя, что я низковата для того, чтобы увидеть хоть что-то кроме огромного экрана, вдруг присаживается и указывает на свои плечи. Я радостно забираюсь на него, и когда он выпрямляется, визжу, как чокнутая. Теперь мне видна сцена, она далеко, но я вижу парней собственными глазами. От счастья плачу горькими слезами, буквально обливаюсь ими, вытираю лицо ладонями и кричу со страху, потому что парень начинает танцевать вместе со мной. Это чертовски страшно. Но вскоре расслабляюсь — он крепко держит меня за щиколотки. Мозг настолько активно вырабатывает «гормон счастья», что все мое тело будто из ваты. Я не могу понять, что реально, а что мне снится, все действительно кажется красивым сном, сказкой, где сбываются мечты. Солист группы кричит на плохом японском, что любит нас, и мы орем ему в ответ то же самое. Потом он общается с нами уже по-английски. Фанаты беснуются, когда солист объявляет последнюю песню. Я гляжу на него на экране, и этот неописуемый красавчик улыбается толпе. Мое сердце пробивает ребра. Он такой классный. С ума можно сойти. Полностью осознать, что концерт закончен, я не могу, даже после того как отблагодарив незнакомца, оказываюсь в холле спорткомплекса. Мы с подругами условились встретиться именно здесь. Время поджимает. Пропотев и наревевшись на десять лет вперед, я нервно поглядываю на экран телефона. Странно, но Манджиро не звонил мне и не писал. Впрочем, он никогда так не делает. Звонит редко, а пишет сообщения еще реже. — Вот ты где! — восклицает Шиба, такая же зареванная, как я, и обнимает меня. Сенджу, раскрасневшаяся и улыбчивая, выглядит примерно так же, как мы, но, может, чуть получше. — Куда теперь? — Я домой, — опечаленно вздыхаю, потому что хочу потусоваться с ними еще, но уже почти полночь. — Нельзя прозевать, когда закроется метро. — Тогда идем, — берет меня под руку Акаши, а с другой стороны встает Юзуха. Мы не можем говорить — у всех троих сорванные голоса, хрипим и покашливаем всю дорогу до станции. Братья точно поймут, где я была. Мы просто вяло плетемся к станции, там едем, пока мне не приходится выйти, чтобы пересесть. Обнимаю девчонок на прощание и перехожу на другую линию. На улице, где я иду домой, пустынно. Конечно, ведь уже ночь. Это спальный район, однако он прилегает к Сибуе, и здесь, если пройти совсем немного — как раз до той станции, откуда иду я — то окунешься в ночную жизнь Токио. Шумно, многолюдно и ярко. Я настолько устала, что едва переставляю ногами, но тут же адреналин выплескивается в кровь, когда позади меня вдруг слышится рев мотоциклов. Обомлев со страху, на миг оглядываюсь, понимаю, что из-за угла вот-вот кто-то покажется, и срываюсь на бег. Ноги болят, но я все равно бегу. Только успеваю шмыгнуть за очередной поворот, чтобы тут же спрятаться в кустах — до дома остается метров пятнадцать — как сразу вижу троих парней на мотоциклах. Они без шлемов. Узнать их труда не составляет. Хайтани Ран, Хайтани Риндо, Санзу Харучиё. Ошеломленно пялюсь на троицу, притормозившую у нашей калитки. Снова лаем заходится собака. Харучиё остается сидеть на своем байке, а те двое идут к дому. На них нет формы. Хару в сером спортивном костюме, его белые волосы распущены, на лице черная медицинская маска. Он сидит на мотоцикле, развернув его как раз в эту сторону, и глядит прямо перед собой. Такой загадочный. Я нечасто его вижу, но могу сказать, с Сенджу они похожи до жути. Как близнецы. Даже те шрамы, что у Санзу — так его зовут мои братья — в уголках губ, не портят его внешности. Он правда красивый парень, но странный, молчаливый и замкнутый. Сенджу никогда не говорит о нем лишнего. Мы с Юзухой понятия не имеем, откуда у этого парня шрамы… Пока я задумчиво разглядываю Санзу, возвращаются братья Хайтани. Они тоже одеты в обычные шмотки. Ран в черных джинсах и белом растянутом джемпере, а Риндо полностью в черном. Наблюдаю за ними, едва ли не задержав дыхание, когда вдруг слышу: — Эй, ее нет дома, — говорит Ран кому-то по телефону. — Что? С хуяли, Майки? Тогда заплатишь вдвое больше… — Молчит пару секунд, а потом лениво прибавляет: — Я не обязан искать твою сбежавшую сестрицу, только потому, что этого хочешь ты. Плати больше… Вот это другой разговор. Прокатимся по району. Давай, отбой. — И сбросив вызов, Ран произносит с недовольством: — Он накинет сверху. Санзу гони к нему, мы с Риндо прогуляемся тут. Явно же скоро вернется. — Моя малая тоже не отвечает, — отзывается Санзу. — Занимаемся херней. Лучше бы с Майки веселились. Он уезжает. Риндо тоже. Ран курит, некоторое время поглядывая на дом, а потом, не заводя двигателя, просто отталкиваясь от земли ногами, скрывается за углом. Я сразу же выпрыгиваю из кустов. Смысл прятаться, если брату уже доложили, что я не дома? Хотя могу ведь обыграть все так, словно спала или просто побоялась открывать, верно? Воодушевленная этой мыслью, я с самодовольной улыбкой толкаю калитку, которая жалобно скрипит, вхожу в темный двор и, резко похолодев, слышу повторный скрежет за спиной, как тут же меня обхватывают за плечи. Глубоко вдыхаю, собираясь заорать на всю округу, но парень умелыми движениями берет меня в захват. Зажимает рот ладонью, предплечьем сдавливая горло. — Тише, тише, — бормочет он мне на ухо, и тащит к дому. — Открывай. Я не могу открыть, потому что выронила сумочку. Там ключи. Парень повторяет: — Открывай, Кими-чан, — и тогда я наконец узнаю его. Мычу в руку, и он отнимает ладонь от моего рта. — Ран-кун? — Он самый. Кто же еще может так тебя лапать? — смеется он и подталкивает ногой мою сумочку. — Давай же, открой дверь. Он отпускает меня, чтобы я выполнила просьбу, смахивающую на приказ, и, отперев наконец дверной замок, мы оба почти вваливаемся в темный дом. Не давая мне зажечь свет, Хайтани, просто за горло припечатывает меня к стене, от чего я не могу даже толком вдохнуть, лишь барахтаюсь, и второй рукой вынимает из кармана телефон. — Нет, — сдавленно сопротивляюсь я, понимая, кому он хочет позвонить, — нет… пожалуйста… дай объясниться… Хайтани смотрит на меня несколько секунд, потом светит телефоном мне в лицо и, чуть ослабив хватку на горле, говорит: — Ну давай, жду. — Я просто сходила на концерт… — тяжело сглатывая, оправдываюсь я. — Скажу брату, что побоялась открывать тебе. Пожалуйста, Ран-кун, не сдавай меня. Манджиро будет очень зол. — Если бы на мою сестру «положил глаз» кто-то вроде недоумка Ханмы, я тоже злился бы, — спокойно говорит Хайтани, продолжая светить мне прямо в лицо, но тут Манджиро звонит ему сам, и я, выпучив глаза, беспорядочно хватаю парня за воротник, рукава, за все подряд, только бы перехватить мобильник. А он, отпустив меня, смеется и высоко поднимает руку, чтобы я со своим ростом не смогла допрыгнуть. Он высокий, гораздо выше меня. — Прошу! Не говори ему! — выкрикиваю я, когда уже нет сил бороться с ним. Тогда Ран, склонив голову набок, спрашивает: — А что мне за это будет? — А чего ты хочешь? — испуганно спрашиваю в ответ. Он усмехается. — Это не интересует, — многозначительно опускает глаза к моей груди, от чего мне делается не по себе, а потом прибавляет: — У меня есть девушка, помнишь? Заплатишь мне — совру Майки. — Разве он не должен сам тебе заплатить? — выпаливаю я. Хайтани смеется громче. — Так ты в кустах сидела? Слышала наш разговор? Краснею. Стыдно-то как. — Ну так что? Смотри, он звонит уже во второй раз. Ответить ему? Я лихорадочно думаю, чем отплатить Хайтани, чтобы он не сдавал меня. Тогда Ран, вздохнув, принимает вызов, а я, ослабев, обреченно опускаю голову и жду. — Я нашел ее, — говорит Хайтани, глядя на меня в темноте — чувствую его взгляд. — Напугал ее правда. Оказывается, твоя крошка-сестричка спала… Ага… Прости-прости, я вломился в дом, когда она наконец приоткрыла дверь. Мало ли с кем тут развлекается. Тебе, наверное, это не понравилось бы… Неа, заспанная вылезла из постели… Да, скоро вернусь… — завершает он разговор и, нашарив на стене выключатель, зажигает свет. Жмурюсь и несколько секунд не открываю глаза, а когда смотрю на Рана, то оказывается, что он сверлит меня взглядом. Его вид безмятежен и равнодушен. Он просто смотрит. — Теперь ты моя должница. Если мне что-то понадобится, я приду, поняла? — Звучит очень неприятно, но я киваю, соглашаясь на эту авантюру. Почему-то кажется, я вступаю в какой-то сговор с этим парнем. Мне не по себе. — А теперь бегом в кроватку, малая, время недетское, пора спать. Он отворачивается, закидывая в рот леденец, и открывает дверь, когда я нахожу силы выдавить: — Спасибо. — Ага, обращайся. Что это было? Какое-то странное чувство охватывает все мое естество, словно я переступила невидимую черту, которая отделяла меня от мира подобных Рану парней. А сейчас я как будто с ним заодно. Потирая горло, которое он сдавливал, задумчиво смотрю в пол. В прихожей витает легкий запах сигарет. Признаюсь, но меня как-то немного задело то, что Хайтани отнесся ко мне, как к ребенку. У нас разница-то всего в пару лет (если он одногодка Манджиро, конечно же), а воображает себя покровителем. Противно прямо. Отмахнувшись от этих смешанных чувств, я запираю дверь, снимаю тенниски и, погасив свет, иду наверх. Нужно быстро помыться и лечь спать. Голос сиплый, но завтра точно будет хуже. Однако о завтра я не думаю совсем, меня все еще заботит сегодняшняя встреча с Хайтани. Манджиро «купил» братьев Хайтани и Санзу, чтобы вычислить меня. Его методы все жестче. Нашел кого за мной прислать. Чем он думает? Впрочем, чем думаю я, продолжая совершать глупости за спиной братьев? В любом случае, мне хотя бы удалось сделать то, чего я хотела. Расхлебывать буду потом.

***

      Манджиро спит долго. Мне это на руку. Поэтому когда он наконец заглядывает в мою комнату, ближе к ночи, я уже сижу над домашним заданием. Весь день рассасывая леденцы и попивая теплый чай, отчаянно привожу связки в форму, но стоит только брату сказать мне пару слов, как я тут же понимаю, сейчас спалюсь. Ладно. Ничего не поделать. — У меня много уроков, — бубню, не отрывая глаз от конспекта, и легонько вздрагиваю, когда передо мной на стол падает пачка денег, перетянутая тонкой резинкой. Мои глаза расширяются. Я поворачиваюсь к Манджиро. От него немного пахнет чем-то цитрусовым, и он уже в форме Тосвы. Стоит, небрежно накинув на плечи плащ, и смотрит на меня без эмоций. Я осторожно интересуюсь: — Что это? — А на что похоже? — На деньги, — глупо ведусь я на его игру. Вижу, как Манджиро начинает медленно закипать. — Зачем ты отдаешь мне это? — поддеваю пачку кончиком карандаша. — Заплати Хайтани Рану сама, — улыбается брат. Неприятные, колючие мурашки щекочут мои ноги и стремительно пробираются по спине к затылку. — Думаешь, я не знаю, что ты была на концерте? — Он не может этого знать. Если только не поехал за мной. Но я не видела слежки. Значит, проверяет? — Хайтани как раз были в Сибуе. Собирались ко мне. Я отправил к ним и Санзу. Думал, быстренько прочешут местность, к тому времени и концерт закончится, найдут тебя и приволокут домой. Однако ты, Кимико, решила пойти иным путем. Молчу, прикусив язык, и продолжаю смотреть куда-то в пространство, чтобы не встречаться с Манджиро взглядом. В свете настольной лампы у меня уже начинает гореть лицо, к тому же я слишком напряжена, а Манджиро продолжает. — Поэтому отвези эти деньги Рану сама. Ты ведь как-то уговорила его не сдавать тебя, не так ли? Только не надо мне врать, Кими-чан, твой голос сорван. Вчера ты была в полном порядке. — Что теперь? — обреченно спрашиваю я. — Срок наказания удваивается? — Ничего подобного, — неожиданно улыбается брат, и я, почувствовав эту смену настроения, вскидываю на него глаза. — Они-чан, что ты придумал? — задаю вопрос сиплым дрогнувшим голосом и встаю. Нарочно встаю, чтобы он не чувствовал надо мной власть. — Они-чан… — Узнаешь позже, — попятившись к двери, говорит брат, — сейчас у меня нет на это времени, но будь готова — разговор продолжится завтра. К слову, я освобождаю тебя из-под ареста, — улыбается Манджиро. — Насладись последними веселыми деньками. Звучит страшно, но брат в самом деле покидает комнату, куда-то торопясь, и я вижу только то, как взметнулся подол его плаща, когда он выходит за дверь. Та захлопнулась за ним, а я стою на месте, не зная, что и подумать. Хочу написать подругам, но руки не слушаются. Предчувствие неприятное. Оно гложет меня весь остаток вечера. Отказываюсь ужинать, сижу и все пялюсь в книги, но ничего не вижу. Снова пытаюсь учиться, однако к одиннадцати окончательно сдаюсь. Просто ложусь спать, так и не заглянув в чат. Девочки там оживленно обсуждают вчерашний концерт, это то, что я успела прочитать чуть раньше, а дальше уже и не смотрела. Думаю, мне нужно расспросить Шиничиро насчет будущего наказания. Иначе точно с ума сойду. Наутро я, как оказывается, остаюсь одна дома. Ни Шини, ни Майки. Это странно. Подозреваю, они не возвращались даже. Я наспех завтракаю, кладу в один контейнер холодный рис, отдельно листья нори (не успеваю ничего приготовить) и свежую морковь. А во второй — апельсин и немного рыбы к рису. Это все быстро складываю в сумку и выскакиваю из дома. Понедельник для меня всегда самый тяжелый день недели. Хотя, думаю, не только для меня. После выходных трудно влиться в учебную неделю. Поэтому в школу я приезжаю абсолютно без настроения. Однако вижу Шибу, и мне становится легче. — Привет, — здоровается Юзуха, подбегая ко мне, когда я собираюсь войти в класс, но подруга отводит меня в сторону. — Ты не видела Сенджу? — Нет, а что такое? — удивляюсь я, потому что Акаши никогда не опаздывает в школу. — Звонила ей? — Она не отвечает, — уже как-то тревожно звучит голос Шибы. Я задумчиво пялюсь в чат, где подруги переписывались вчера. Вроде по тону сообщений Сенджу незаметно чего-то особенного или странного. — А что могло случиться? — бормочу я, но тут Шиба вдруг на выдохе тяжело шепчет: — Боже… Что с ней? Я вскидываю глаза, и вижу, что Юзуха смотрит куда-то мимо меня. Резко оглядываюсь, и все мои внутренности словно сковывает льдом. — Сен-джу… — вырывается у меня по слогам, а глаза просто прикипают к лицу подруги. На ней медицинская маска, но это не помогает скрыть заплывший глаз, который она пытается прятать под длинной светлой челкой. У меня тяжелеют ноги. Я просто не знаю, что делать. Шиба в таком же состоянии, что и я. Глаза Сенджу… Хотя левый и заплывший до тоненькой щелочки, она старается его не закрывать… Ее зеленоватые глаза покрасневшие от слез. Я сглатываю комок. — Что произошло, Сенджу? — выдавливает Юзуха, и Акаши, которая вообще кремень, вдруг, вздрогнув, опускает голову, и ее плечи трясутся. Стиснув зубы, она борется с собой и цедит: — Этот урод… этот урод… — А потом резко подняв глаза, подруга кричит на весь коридор: — Это война! Кимико! Нам конец! Такеоми в бешенстве! — Подожди, — вцепившись в плечи Сенджу, тараторю я: — О чем ты? Какая война? Кто это сделал с тобой? Акаши мелко трясет. — Казутора. Этот недоумок… он друг Ханмы. Это он напал на меня — Ханемия Казутора. Подкараулил меня, когда я вчера возвращалась из магазина. Хару ведь звонил мне… надо было ответить… — злобно шипит Сенджу, но ее уже зовет директор. Видимо, к нему она и приехала. Вряд ли Акаши сможет посещать школу в ближайшие дни. Сейчас уже трясет и нас с Юзухой. — Кимико, готовься, Майки точно развяжет войну. Нас еще не трогали, но они там… в своей этой сраной… Вальхалле… Они все там — животные. Только успели разогнать Мёбиус, как эти сволочи создали новую банду… — цедит Сенджу, не замечая, что по щекам текут слезы. — Я столько раз просила братьев уговорить Майки, просила принять меня в Тосву, но он никак… — Акаши! — уже громче кричит директор, и мы с Шибой машинально поворачиваемся к нему, кланяемся, и тот, окинув нас недовольным взглядом, уводит Сенджу, так и не договорившую. Впрочем, мы и без того все понимаем. А еще понимаем, что Акаши знает намного больше, чем мы. Она действительно вникает во всю суть этих банд и их разборок. Неужели в самом деле хочет вступить в ряды Тосвы? Как-то… неправильно? День не задался. Я с трудом доживаю до конца учебного дня, потом удрученно сижу в темной комнате, проявляя фотоснимки. Обычно в нашем фотоклубе этим занимается Сенджу, но сегодня по понятным причинам это невозможно. Я все думаю о ней и думаю, представляю, как ей было больно, а еще меня гложет вина, потому что в день концерта Санзу был отправлен на мои поиски, а мог лучше присматривать за сестрой. Может, как-то предупредил ее о том, что опасно ходить одной с наступлением темноты? Хоть как-то предостерег. Это все слишком жутко. А если бы ее изнасиловали или убили? Я не знаю, кто этот Казутора, но очевидно, что не самый хороший человек. Вот в таком разбитом состоянии я заявляюсь домой. Шиничиро почему-то стоит на дороге, выйдя за калитку, и смотрит на меня, когда я медленно приближаюсь к дому. — Привет? — вопросительно произношу я. — Кого ждешь? — Тебя, — затягивается брат сигаретным дымом. Вроде тот же безмятежный взгляд. Тот же бледноватый цвет лица. Но все равно что-то не так. Сердце начинает ускорять такт. Мне страшно. Иду за братом к дому. По обуви в прихожей понимаю, что у нас гости. — Кимико, — зовет меня Манджиро, — зайди сюда на минутку. Он спокоен. Совсем не такой, каким был вчера. Я поспешно снимаю кеды, бросаю сумку на пол и заглядываю в гостиную, откуда и донесся голос брата. Сразу же напрягаюсь еще больше, к тому же и смущаюсь. На полу, на подушке, за столиком сидит Акаши Такеоми. — Привет, — слегка кланяюсь ему и сажусь на подушечку, спиной к двери. Теперь парни передо мной, по обе стороны. Шиничиро, кажется, курит на кухне. — Я видела Сенджу… — зачем-то сразу выпаливаю я, будто бы показывая, что вовсе не пребываю в неведении. Парни переглядываются. Акаши опускает глаза к зажигалке, которую вертит в пальцах, положив руки на столик. Его лицо ничего не выражает. — Тогда ты в курсе, что у нас происходит нечто важное, — произносит Манджиро, ждет, когда я на него взгляну, и добавляет: — Поэтому ты должна собрать все необходимые вещи и кое-куда уехать. Это настолько ошарашивает меня, что я несколько минут тупо смотрю на брата, не понимаю, о чем он, словно на незнакомом мне языке заговорил. Звон в ушах еще больше мешает думать. — Кимико, ты слышишь меня? Тебе нужно уехать. Собирай вещи. Растерянно перевожу взгляд на Такеоми, который все так же молчит и выглядит отрешенным от ситуации. — Куда… уехать? — с трудом произношу я. — Они-чан, я ведь учусь в школе. До каникул больше месяца. Что это значит? Манджиро сжимает челюсти и говорит мрачно, теперь уже не пытаясь смягчить информацию: — Это нападение на Сенджу подорвало спокойствие не только в нашей команде. Вальхалла нацелилась на нас всерьез. Пострадают многие. Я не могу допустить этого. А ты продолжаешь мешаться под ногами. Добром твое непослушание не закончится. Так что сейчас же поднимайся к себе и начинай собираться. Поедем на рассвете. — Куда? — восклицаю я уже агрессивно. — Куда ты хочешь меня увезти? Я должна доучиться! — Я уже позаботился об этом. Не волнуйся насчет школы. Твои баллы не скатятся. А экзамены сдашь удаленно. Давай же, Кимико, не тяни. Собирайся. Такеоми предоставит отличное место. — Такеоми? — впиваюсь горящими глазами в лицо невозмутимого парня, который наконец смотрит на меня. — Это ты придумал? — Так будет лучше, поверь мне, Кими-чан. Я увез бы и Сенджу, но до нее им теперь не будет дела. Казутора расспрашивал о тебе. Поэтому здесь все очевидно. Не подставляй Тосву, Кими. «Не подставляй Тосву». «Не подставляй Тосву». «Не подставляй Тосву». Эта фраза пульсирует в моей голове. Снова и снова прокручиваю ее, словно издеваясь над собой, смакую со всех сторон, и внутри, в груди, застревает ком. Смотрю на Манджиро — это глава банды. Он заботится о том, чтобы никто не пострадал, но ему приходится наступать на собственные чувства. Нет. Не могу его оправдывать. Спасает ли Манджиро меня, отталкивает ли, я все равно расстроена и напугана. Из-за его разборок мне приходится покидать дом, школу, подруг. Да, я очень расстроена… Черт, не так. Я в ужасе! Вот это будет правильнее. Теперь я понятия не имею, что со мной будет.