TRAFFIC

      Последующие два дня дождей я вообще не высовываюсь из комнаты. Только ем и снова ухожу к себе, а сегодня пропускаю даже ужин, поскольку мне нужно учиться. Пристроив телефон на полу у самой двери, выходящей на террасу, я говорю с девочками, которые помогают мне с новыми темами и с закреплением старых. За эти дни я устала от учебы, но куда меньше, чем от работы в поле. Хайтани не показывается на глаза. Он даже на обед к нам не выходит. Мне это только на руку. После того, что случилось в его комнате, я не горю желанием видеть его. Мне ужасно не по себе. Так проходят эти два дня, а на третий уже с самого раннего утра светит солнце. Я рада, наконец-то можно погулять по местности. Если, конечно, бабушка не припашет меня. К счастью, не припахала. — Тут неподалеку, через вон тот перелесок, — указывает госпожа Мамура рукой вправо, когда мы с ней сидим на крыльце и пьем холодный лимонад, — есть небольшое озеро. Там можно поплавать. Берег чистый, песчаный. — Отлично. Вот и прогуляюсь туда. Правда, купальник я с собой не взяла, — бормочу, глядя вдаль. Тогда бабушка наклоняется ко мне и говорит тихим голосом: — Если от пляжа свернуть чуть правее, за высоким тростником найдешь еще одно местечко. Там можешь в белье поплавать. Никто тебя не застукает, все веселятся на пляже. — Хм, ладно, — киваю я, допивая лимонад, и встаю. — Если Ран будет искать меня, скажите, куда я ушла. — Конечно, — нехотя соглашается бабушка. Я вхожу в прохладный дом и, переодевшись в своей комнате из шорт в легкое платье, оставляю телефон здесь же и покидаю дом. Солнце припекает слишком сильно, я поправляю соломенную шляпу, которую дала мне бабуля, и держу путь мимо дома господина Ямато. Тайдзё там не замечаю, отчего выдыхаю с облегчением. Пляж действительно хороший, и я удивляюсь, что здесь так много молодежи. Видимо, приезжают сюда из Каги. Люди веселятся, плескаются и не обращают на меня никакого внимания. Сегодня суббота, выходной день, вот и народу много. Я прохожу дальше, поглядывая на незнакомцев, что сидят на песчаном берегу и курят. Ни одного человека постарше, вот эти и позволяют себе дымить прилюдно. Я вижу кабинку чуть поодаль от берега, где висит знак, что именно там можно курить. Дальше — кабинка для переодеваний, а еще туалет. Здесь очень даже цивилизованно. Зрительно ознакомившись с местностью, я обхожу те самые тростники, несколько минут стою на месте, слушаю, не идет ли кто, а потом наконец снимаю платье и босоножки. Шляпу бросаю сверху. Мне безумно сильно хочется окунуться в воду. Она манит, искрясь на солнце, такая прозрачная, что я вижу чистое дно. Оставшись в одних только трусах и лифчике, медленно ступаю в воду, по телу бегут мурашки, потому что сходу кажется, что холодно, но я знаю, потом будет очень хорошо и комфортно. Не позволяю себе долго собираться с силами, дохожу дотуда, где мне по пояс, и ныряю с места. Захватывает дух. Так приятно. Я выныриваю и, убрав волосы с лица, плыву дальше. Когда вдруг слышу, что кто-то меня зовет. Оглядываюсь. На берегу стоят трое парней. Среди них Тайдзё. Черт их подери! Сразу делается не по себе. Ямато смеется и машет мне рукой. — Кимико! Ты голая, что ли? — говорит он, повышая голос, чтобы я слышала. — Нет! Проваливайте! — огрызаюсь я и плыву обратно, но выйти из воды не могу, и как только ощущаю под ногами почву, остаюсь на этом же месте. А Тайдзё, ответив: «Ладно», наклоняется и забирает мою одежду и обувь. — Ты! Тупой придурок! Думаешь это смешно? Вернись немедленно! — кричу я, вскочив в отчаянии, но парни, которые уже уходят, гогочут, и я слышу: — Подойди и забери! — Урод… — шепчу себе под нос и, прекрасно понимая, что делаю глупость, выпрямляюсь во весь рост. А что мне остается? Сидеть здесь, пока за мной не придет бабушка или Хайтани? К тому же если придет именно он — очередной позор на мою голову. Поэтому я стремительно бегу к берегу, поднимая брызги, и Тайдзё, не успев толком сориентироваться, только и смог резко развернуться ко мне лицом, в следующую секунду оказывается сбит мной с ног. — Сукин ты сын! — шиплю я на него, сидя сверху, и выдергиваю из его лапищ свои вещи. Парни улюлюкают и начинают лапать меня и щекотать, а Ямато, нагло тискает мои ляжки. — Убрал руки! Говнюк! — кричу я как можно громче и пытаюсь с него слезть. — Ты сама на меня забралась, — смеется он, и тогда я падаю на бок, плашмя, чтобы опять же этот идиот не успел сообразить что к чему, а после перекатываюсь еще разок и вскакиваю на ноги. Прижимая к груди платье, кричу во всю глотку: — Ублюдки! Да вам конец! Ясно? Вас за такое просто размажут! — И кто же? — встает и Тайдзё. — Твой дружок? Так его здесь нет. — Я не был бы так уверен, — раздается голос за спинами этих недоумков, и я чуть ли не визжу от радости, что Хайтани пришел. Значит, бабушка сказала ему, где я. Вид у Рана как обычно расслабленный и ленивый. Он со скукой смотрит на меня, оценивая с головы до ног, потом переводит взгляд на Тайдзё. — Опять ты? — вздыхает он. — Я неясно выразился в прошлый раз? Объяснить более доходчиво? Парни обступают Хайтани со всех сторон, но у него по-прежнему непроницаемое выражение лица, и он преспокойно достает из кармана шорт сигареты. Прикуривает одну и просто смотрит на меня. Такое чувство, будто надеется обойтись без драки, но даже я ощущаю, как напряжение растет. Если они сцепятся здесь, за высоким тростником, то никто даже не заметит этого. — Как самоуверенно, — посмеивается Тайдзё, подходя к Рану ближе. Он выше Хайтани, но более худой и щуплый. — Чтобы не встревать в такие дерьмовые истории, стоит получше присматривать за своей девкой. Ходит одна ночью по городу, потом полуголая купается. Ты какой-то неправильный «бойфренд», — с издевкой произносит Ямато, и я вижу, как он кивает парню, что стоит за спиной Рана. О нет, только не это. Они же втроем изобьют его до смерти. Что мне потом с ним делать? А Манджиро? Он вообще будет в шоке. — Ты прав, — говорит Хайтани, затягивается разок, потом топчет сигарету и прибавляет: — Надо быть с ней повнимательнее. Спасибо за совет, мудак, — резко скалится Ран, пуская этой улыбкой холодок между моих лопаток, и я только моргнуть успеваю, как Ямато, крякнув, сгибается пополам. Парень — тот, что сзади, падает с разбитым носом, потому что Хайтани мгновенно бьет его локтем в лицо, третий — в нокауте и не подает признаков жизни. Это мне так кажется, но через миг он уже стонет и перекатывается на бок, но встать не может. Думая, что Хайтани сейчас же потащит меня к дому, я сильно ошибаюсь, потому что вместо этого он, садится рядом с Тайдзё. — Как учил меня мой братец… — говорит Ран с томной улыбкой и берет в захват руку парня, — «ломай и не щади». Громкий крик, наполненный болью, раздается сразу же вслед за хрустом костей. Меня тошнит. Я прижимаю руку к горлу и тяжело сглатываю. Тайдзё отключается от боли. Те двое боятся пошевелиться, чтобы с ними не случилось того же, но Хайтани, утратив к ним интерес, встает, отряхивается и поворачивается ко мне. Смотрит, словно чего-то ждет. Я понятия не имею, чего именно, но тихо прошу: — Отвернись. Я оденусь. — Зачем отворачиваться? Тебя же не смутило перед ними стоять в таком виде. А меня тогда почему смущаешься? — произносит он с той же улыбкой. Ничего другого не остается, кроме как под его зорким наблюдением натянуть платье на мокрое белье, надеть босоножки, шляпу и пойти следом. Хайтани не говорит со мной всю дорогу до дома. Да и вообще, я едва за ним поспеваю. Он идет так быстро, что мне приходится почти бежать. В конце концов, уже у самого дома бабушки, я отстаю и дохожу до крыльца, когда Ран скрывается внутри. Бабуля сидит здесь же — чистит овощи, подготавливая все к ужину. — Какая муха его укусила? — спрашивает она, когда я, сняв шляпу, сажусь рядом с ней. — Да так… — Я размышляю, стоит ли рассказать бабуле о случившемся, но мне страшно, поэтому молчу, а спустя минуту прибавляю глупость: — Просто растерялся, когда увидел меня в белье. — Ах негодник! — снова возмущается бабушка, всплеснув руками. — Он снова подглядывать за тобой удумал? — Нет же, бабушка, — искренне смеюсь я, и кладу ей голову на плечо. — Какая же вы хорошая, бабуль. Госпожа Мамура молчит некоторое время, активно промывая овощи в тазу с водой, но потом говорит: — Я поначалу думала, приедет ко мне фифа городская, будет тут выделываться, а ты вроде бы и ничего оказалась. — Вздыхает. — Я хотела бы себе такую внучку. Ты не забывай меня, приезжай на каникулы. Всегда рада буду. Бабушка действительно ласковая, хоть моментами и грубовата. Я всего лишь за неделю, даже меньше, прониклась к ней такой симпатией, что сейчас пребывание в деревне не кажется мне адом. Здесь тихо, чисто, комфортно. Даже мистика, в которую верит бабушка, вписывается в эту местность, словно все так и должно быть. И когда я думаю, что мне придется вернуться в Токио, даже как-то настроение портится. Через некоторое время я иду переодеться, затем возвращаюсь и берусь помогать бабушке, когда из дома выходит Ран, минует нас в молчании и скрывается за домом. Бабуля вскоре говорит, что пойдет подремать немного — это ее фиеста в послеобеденную жару — и я остаюсь предоставлена сама себе. И вроде все хорошо, все спокойно и тихо, но в какой-то момент я слышу, как со стороны дома господина Ямато раздается крик. Дед матерится, ругается и несется сюда через поле. Я вскакиваю и бросаюсь к Хайтани. Тот моет мотоцикл, разведя пену, и не реагирует на вопли. — Ран-кун, у нас проблемы, — жарко шепчу я, наклонившись к нему, но парень и глаз на меня не поднимает, когда отвечает: — У нас? Как мило. Проблемы у тебя, Кимико, не у нас. Это ты соблазняла парней в кустах. — Я этого не делала! — возмущаюсь в ответ, и мое лицо краснеет, потому что Ран теперь смотрит на меня, и его улыбка весьма красноречива. — И я должен поверить в твою невинность, после того как ты со мной так страстно сосалась в комнате? Серьезно? — Да ты ведь сам… — Сопляк! Иди-ка сюда! — подходит к нам разгневанный дедуля, а из дома уже вышла госпожа Мамура. — Я засажу тебя за решетку! Там тебе и место, сопливый мальчишка! А ну встань! — хватает дед Рана за грудки. Я вижу, как у Хайтани на лице ходят желваки, он еле сдерживается, чтобы не ударить господина Ямато. Тогда я машу руками бабуле, которая не понимает, что тут происходит, и она торопливо семенит в нашу сторону. — Что ты себе позволяешь, Тэцуо? — злится бабушка и пытается оттянуть деда от Рана, а я в свою очередь беру парня под руку, тоже пытаясь хоть как-то удержать от необдуманных поступков. — Ты чего это взъелся на него? — А вот лучше пусть они расскажут! — продолжает орать дедуля и вдруг тычет пальцем в мою сторону. — Приехала городская дрянь! Хотела соблазнить моего внука, а он еще незаслуженно получил травму! Думаете, это сойдет вам с рук? — Побойся богов, Тэцуо, о чем ты говоришь? — не понимает госпожа Мамура и переводит взгляд на нас. — Деточка, Кимико, о чем тут речь? Что случилось? — А то, что твоя девка плавала голая, потом увидела моего внука и хотела с ним… совокупиться, а этот… из ревности сломал ему руку! Гадкие детишки! Кто ваши родители? Якудза, что ли? Возомнили себя… — Я не… я не плавала голой, бабушка, — задыхаясь от возмущения, говорю я и мотаю головой, при этом машинально все сильнее прижимаюсь к Рану, который молчит. — Я была в белье, бабушка. А Тайдзё и его друзья хотели забрать мою одежду. Тогда пришел Ран и защитил меня. Они сами затеяли это все, бабушка… — Ах ты, негодяйка, смеешь еще врать в глаза… — вопит дед и, побелев, делает шаг ко мне, но тут же застывает, как вкопанный, потому что Хайтани резким рывком сдавливает ему горло. — Ты… отпусти… — Ран, мальчик мой, — произносит госпожа Мамура мягким тоном и кладет руку на запястье Хайтани, — убери, давай же. Это всего лишь престарелый мужчина. Ну куда ему с тобой тягаться? Отпусти, ладно? Хайтани еще несколько секунд молчит, но, так и не убрав руку, внезапно ошарашивает всех, говоря: — Давай, старый извращенец, поведай госпоже Мамуре о том, как много лет ты пугал ее несуществующим духом мужчины, а сам подглядывал за ней в окна. Сколько лет так делаешь? Сейчас, наверное, член уже не стоит, да и бабушка постарела, неинтересно стало, не так ли? Но что же это такое — вдруг приезжает молодая сочная девушка. М-м, какой кайф — помять свои яйца под ее окнами. Давай же, урод, заяви на меня, тогда я покажу то любопытное видео, которое снял, когда ты стоял под окнами со спущенными штанами. Посмотрим, как это примут в полиции. Ну? Что скажешь? Хочешь на старости лет оказаться за решеткой? — Хайтани наклоняется к деду, багровому от давления на горло, и добавляет: — И поверь, лучше бы тебе попасться в руки полиции, а не ее братьев. От тебя и твоей семейки места мокрого не останется. Оттолкнув деда от себя, Ран освобождает руку, за которую я держалась все это время, и снова садится на низенький стульчик. Он продолжает мыть свой байк, как ни в чем не бывало, а мы с бабушкой пребываем в полном ступоре. Господин Ямато, до смерти напуганный, пятится, ртом хватая воздух и кашляя, потирает ладонью горло, а после и вовсе убегает тем же путем, каким пришел сюда. — Ох… мне надо выпить воды, — бормочет бабушка, и я, подхватив ее под руку, веду к дому. Неприятные липкие мурашки ползут по спине. Уже не так страшно от того, что за мной подглядывал Ран, когда я мылась, куда хуже то, чем занимался этот дед. Отвратительно. Хочется намылить все тело и натирать его мочалкой до красноты. То-то мне все время казалось, что у дома кто-то ходит, следит за мной. Я действительно часто чувствовала на себе чей-то взгляд. Гадость. И пробирался же дед во внутренний двор без проблем, значит, действительно давно проложил себе путь и пользовался им. Дом ведь построен так, что в этот премилый дворик можно попасть только через кухню, гостиную или одну из комнат… Постойте! Бабушка никогда не запирает дверь! Мне от этой мысли делается совсем дурно. Я довожу бабулю до гостиной, помогаю ей сесть, приношу стакан холодной воды и сажусь напротив нее. Она бледна. Руки трясутся. Как бы ее сердце не сдалось. Злость за деда разъедает меня изнутри, но зато я хорошо понимаю, что все сложилось как нельзя лучше, иначе бабуля еще долго верила бы в чей-то там дух. — Теперь вам надо бы запираться на ночь, бабушка, — говорю я тихо. — Да… ты правда, деточка… Какая же я глупая… — Ничего не глупая. Просто господин Ямато — плохой человек и воспользовался вашей уязвимостью и суеверностью. Не переживайте так. — Этот мальчишка… Он правда сломал руку Тайдзё? — Да. Но я не была голой, бабуля, честно… — Ну уж в это я верю, — поднимает руку госпожа, — мне хватило нескольких дней, чтобы понять — ты целомудренная девочка. Воспитанная и скромная. Хорошо все же, что твои братья смогли уговорить Рана приехать сюда. — Бабушка подносит стакан к губам, задумчиво бубня: — Наверное, любой согласился бы за такую цену. Кто не хочет стать главой в их шайке в будущем? — Я замираю. Бабушка отпивает воды и продолжает: — Хоть мне это все и не нравится… Отпетые преступники… Но что тут поделать, когда детство у всех этих ребят не сложилось. А Ран, вижу, амбициозный молодой человек. Он справится с руководящей должностью. Ничего не понимаю. Куда и зачем назначили Хайтани, но расспрашивать бабушку не хочу, лучше пусть мне обо всем поведает Ран. Поэтому уложив бабушку, я возвращаюсь к нему. Парень уже натирает до блеска черный бак мотоцикла и дымит сигаретой. В этот момент он напоминает мне Шиничиро. Я встаю напротив и некоторое время просто наблюдаю. Но Хайтани заговаривает первым. — Что надо? Пришла выведать подробности насчет деда? — спрашивает он, как прежде лениво. — Нет. Скажи… — Ран поднимает на меня глаза, и я почему-то сразу же слегка потею под его взглядом. На солнце его радужки будто бы отливают фиолетовым. Это выглядит изумительно. Красивый и необычный карий цвет с каким-то странным оттенком. — Скажи… что ты получишь, после того как вернешься в Токио? — А тебе зачем? — Бабушка сказала, тебя назначают… — Да. Это в будущем, — нехотя отвечает Хайтани и отводит глаза. — Мой тебе совет, Кими-чан, не суй носик не в свои дела. От тебя и без того много проблем. Что ты будешь делать, когда я уеду? — Разве мы не вместе вернемся? Я удивлена. — Нет, я уезжаю завтра утром. Майки нужна помощь. Я должен все обдумать. Если ты не в курсе, мы с братом не принимаем ни одну из сторон. — Киваю, мол, да, знаю. — Славно, что ты такая осведомленная. Так вот поэтому мне пора вернуться. — У Манджиро проблемы? — тревожно спрашиваю я. Хайтани смотрит на меня несколько секунд, потом, ничего не ответив, отворачивается и больше не говорит ни слова. — Приятный собеседник, — язвлю я. — Ладно. Тогда забери и меня с собой. — С чего вдруг? Я стою и лихорадочно придумываю причины, когда в голове всплывает всего одна. Ее и озвучиваю: — Разве Нана не должна увидеть нас вместе? Вижу, как губы Рана медленно расползаются в улыбке. Он посмеивается, зажимает сигарету в зубах и садится на траву. Щуря глаза, парень задумчиво таращится на меня, а я стою и не знаю, куда девать свои руки. — Ладно, поехали. Только тебе придется профессионально прикидываться перед ней, а не в шутку, «деточка». Если удивишь меня, обещаю, в долгу не останусь. Любому, кто тебя обидит, ебало начищу. Это будет моя благодарность. А если месть Акияме полностью удастся, то сделаю тебе подарок. — Какой? — ярко краснея, выдавливаю я, а Ран все улыбается, пялясь на меня. — Какой захочешь. — Улыбается еще шире. — Хочешь, стану твоим первым? Слово даю, буду нежным. Кровь ударяет в голову еще стремительней, чем до этого, и я, сжав руки в кулаки, цежу: — Придурок, не ты ли только недавно не верил, что я невинна? — Да брось, по тебе же все видно. Не верю, что уже успела… — Заткнись! Какой же ты гадкий! Блевать хочется! — Ага, я вижу. Сейчас взорвешься от смущения, бедняжка. Ну что ж, как пожелаешь, но я слов назад не заберу. Решишься, я к твоим услугам. Самому любопытно, каково это. — Боже! Да замолчи ты! — кричу я, зажав уши ладонями, а потом, развернувшись, срываюсь в места, но, убегая, слышу: — Подъем в семь утра! Проспишь — уеду без тебя! У меня разве что пар из ушей не идет, настолько я ошеломлена словами Хайтани. Но когда влетаю в комнату, закрыв за собой дверь, встаю посреди комнаты и зажимаю рот ладонью, потому что из меня рвется нервный смех. Вот я же не глупая, понимаю, что это все шутки у Рана такие, да и нравится ему меня смущать, но то, как он смотрит, какие у него в этот момент глаза, как его мягкие чувственные губы растягиваются в улыбке, и как низко звучит мягкий баритон… Это все заставляет меня краснеть, нервничать, волноваться. Я словно теряю равновесие, все вокруг начинает кружиться, и мне хочется отвести глаза от лица Рана, но я не в силах этого сделать, потому что он… — Такой красивый… — шепчу в ладонь и сажусь на подушки. Ран действительно красивый. И речь не только о внешних данных. Что-то в этих загадочных карих глазах преображает его. Какие-то эмоции. Глаза Рана искрятся, они живые, настоящие, даже тогда, когда он смотрит безразлично, на самом деле его глаза исследуют всю меня, словно сканируют. Поймав себя на этих мыслях, я опускаю голову и шумно выдыхаю. Итак, надо бы сосредоточиться и не быть дурой. Всего один поцелуй, пара шуточек, и меня уже куда-то засосало. Несправедливо. Ран играет не по правилам. Я неопытная в отличие от него. Не надо так со мной. Но кто запретит тайно трепетать, вспоминая наш поцелуй? Это было взрывоопасно. Только, видимо, я одна, кто думает об этом, ведь Ран весь день сегодня выглядит так, словно ничего и не было. Для него подобное, судя по всему, не редкость. Впрочем, не мое дело. И вот таким умелым способом испортив себе настроение, я начинаю собирать вещи. Завтра я буду в Токио. Очередная стычка с Манджиро, расстроенный Шиничиро, школа, подруги и какие-то глупые разборки банд. Лучше бы и не возвращаться, но я не могу оставаться здесь надолго. Что-то подсказывает мне, если не уехать с Хайтани, братья оставят меня здесь еще и на июль.