TRAFFIC

      До каникул всего три дня, а завтра у нас последний экзамен. Химия. В ней я не сильна, поэтому нуждаюсь в помощи. Но девочки сами погружены в подготовку. Каждая занимается у себя, а я в итоге приглашаю Окамоту Чоко. Он соглашается сразу же — добродушный паренек, чему я несказанно удивляюсь. Несмотря на то, что знала, насколько Чоко может быть отзывчивым, все равно поражаюсь его полной готовности помочь мне. Я заранее закупаю вкусняшки, пару ведерок лапши быстрого приготовления, напитки и, притащив это все домой, жду прихода одноклассника. Шиничиро и Манджиро дома. Уже давно за полдень, поэтому братья не спят. Они проводят время в гараже, даже домой не показываясь, а на улице настоящее пекло. Июльская жара добивает меня. К тому же у меня критические дни. Они заканчиваются, но, тем не менее, чувствую я себя не очень хорошо. Хочется много пить, а когда начинаю много пить — поминутно бегаю в туалет. После вечера, проведенного с Хайтани, я еще несколько дней ходила сама не своя, боясь поделиться подругами своим секретом, но все равно рассказать пришлось. Слишком уж они хорошо меня знают, чтобы не заметить мое состояние. В общем, Юзуха осталась шокирована, потому что, как она выразилась, не ожидала, что Ран все-таки добьется своего. А вот Сенджу заявила: «А я так и думала. Мне кажется, ты, Кими, сама этого хотела, вот и сделала. Да уж, Акаши, оказалось, разбирается в моей личности получше меня самой. Я тогда согласилась с ней, но честно прибавила, что сейчас проживаю отнюдь не самый радужный период своей жизни. Пусть ходила в школу, развлекалась с подругами, а все равно Ран не покидал моей головы ни на секунду. И сегодня, пока я дожидаюсь друга, в груди ноет, потому что стоит мне только остаться в одиночестве и ничем не заниматься, как все внутри наполняется беспросветным мраком. Я понимаю, что выбор сделала сама, Хайтани хотел, чтобы я осталась с ним в тот вечер, но теперь мне кажется, все так и должно было случиться. Я должна была уйти. Это правильно. Однако сомнения не покидают меня все эти дни — ровно с того момента, как я рассталась с Хайтани. То и дело начинаю мысленно себя уговаривать, мол, поговори с ним, обсуди, но, увы, не могу. Да теперь уж и смелости не хватит. Окамото приходит как раз вовремя, когда мои мысли почти доводят меня до стадии самобичевания. Он приносит кучу учебного пособия. Я так ему благодарна, что расцветаю, как только мы входим в мою комнату. Правда перед этим Чоко пришлось пройти «таможню» в лице моих братьев. Шиничиро даже на наличие презервативов его проверил, за что мне так стыдно, что до сих пор щеки горят. В конце концов, мы с одноклассником остаемся наедине и после парочки дежурных фраз о погоде и школе, садимся на подушки перед невысоким столиком. Разложив книги и конспекты, Чоко начинает пояснения. Мне сложно включиться в работу, поскольку изначально химия — не мой конек. Но постепенно я погружаюсь во все эти формулы, и понимаю, насколько Окамото хорош в преподавании. Он спокоен и размерен в словах и действиях. Говорит медленно, делает паузы, чтобы я переварила и усвоила все услышанное. Однако в какой-то момент я все равно отвлекаюсь. Все дело в том, что за распахнутым окном гудят мотоциклы. К братьям приехали друзья. Слышится приглушенная болтовня, а я думаю о Ране, который приезжал вчера, но мы так не пересеклись. Хотя, это как посмотреть — я случайно, будто что-то почувствовав, встала у окна, а он оглянулся ровно в тот же момент. Это было мимолетное пересечение взглядов, и я быстро спряталась, но сердце грохотало, провалившись в желудок. — Кими-чан? — слышу голос Чоко, и поднимаю на него рассеянный взгляд. — Ты здесь? — Ох… прости, я немного задумалась, — бросаю на друга виноватый взгляд, а он, вздохнув, предлагает взять перерыв. — Отлично, — соглашаюсь с ним. — Тогда, может, по лапше? Уже два часа прошло. Я проголодалась. — Давай. Почему нет? — радуется парень, и с готовностью встает, чтобы пойти со мной. Я от помощи не отказываюсь. Выйдя из комнаты, торопливо прикрываю дверь, чтобы сквозняком не разметало наши записи, и, переговариваясь с Окамотой, мы идем вниз. Шини как раз выходит из кухни с несколькими банками пива в руках. — Закончили? — спрашивает он, глядя при этом на Чоко. Тот теряется под его взглядом, а я вздыхаю и беру парня за локоть, чтобы подтолкнуть к кухне. — Что? Еще и обедом его покормишь, Кими-чан? Ты такая заботливая. — Прекрати, — недовольно говорю я. — Чоко-кун помогает мне с химией, чего не можете сделать вы. Брат чешет пальцем висок, но едва не роняет банки на пол. Вовремя подхватывает и, пожав плечами, уходит. Знаю, что следующий, кто придет меня проверить, это Манджиро. Не парюсь по этому поводу. Просто наполняю электрический чайник водой, чтобы поскорее заварить лапшу и уйти наверх, а Окамото вдруг говорит: — Я забыл наверху телефон. Мать будет беспокоиться, если я не отвечу на звонок. Сейчас вернусь. Улыбаюсь однокласснику, а он быстро убегает наверх. Да, пожалуй, его маме стоит волноваться за него. Он слишком добр, а мои братья на его фоне — монстры. Думаю, если бы госпожа Окамото пересеклась с ними, у нее случился бы удар. Пока Чоко наверху, я задумчиво пялюсь на чайник, наблюдая сквозь стекло, как бурлит вода. Наконец раздается щелчок, и я заливаю лапшу кипятком. Как раз доносятся шаги — возвращается Чоко. — Ну что, все в порядке? Мама не звонила? — интересуюсь я, оборачиваясь к парню, и едва не ставлю чайник мимо стола. Мою грудь буквально пронзает насквозь. Даже дышать тяжело. Резко покраснев, я отворачиваюсь и тихо выдавливаю: — Привет, Ран-кун. Не знала, что ты здесь. — Привет, Кими. Руки дрожат. Это так бесит. Все тело покрывается уже знакомыми мурашками — каждый раз так, когда слышу голос Хайтани. В нем как прежде звучит улыбка. — Ты зачем пришел? Могу чем-то помочь? — уже более уверено спрашиваю я, но все равно не поворачиваюсь к нему. Чувствую себя откровенно плохо. Даже подташнивать начинает. Это от волнения. Перед глазами так и мелькают картинки того вечера. — Слушай, — раздается голос Рана прямо за моей спиной. Теперь он стоит очень близко. Я сразу же напрягаюсь всем телом. — Это тот сопляк, с которым ты самозабвенно целовалась за углом? — Вздыхаю, опустив голову. — Новый ухажер, получается? — Не неси этот бред, Ран, — жестко отрезаю я и, юркнув в сторонку, поворачиваюсь к нему лицом. Парень смотрит на меня пристально и как-то хищно, что ли. Словно вот-вот взорвется. Я добавляю более спокойно, чтобы не провоцировать его: — Мы занимаемся. — Чем? — кривит губы Хайтани. Он прячет руки в карманах широких черных шорт, а белоснежная футболка подчеркивает некоторую бледность его лица. — Чем можно заниматься наедине с пацаном? Меня раздражает сарказм Хайтани, и я уже порываюсь приструнить его, но, к несчастью, на кухню входит Окамото. Он не замечает Рана, потому что тот стоит чуть в стороне, и сходу выпаливает: — Ох, Кими-чан, а ты хороша! Я проверил твою работу — ты справилась, умница! О… Привет, — тут уже Чоко видит Хайтани, а я напряженно за ним наблюдая, говорю в сторону друга: — Спасибо, Чоко-кун. Я… это… заварила лапшу. Идем? Окамото понимает, что между Раном и мной что-то происходит, поэтому неловко мнется у двери, почесывая затылок, а Хайтани просто не сводит с него глаз. Он смотрит так, как если бы собирался драться. Придурок. Я расставляю на подносе наш перекус, кладу палочки и ставлю напитки. Затем принимаюсь быстро сливать воду с лапши, но тут слышу. — Ты бессмертный, что ли? — это Ран говорит в адрес Чоко, и меня подбрасывает от злости. Я поворачиваюсь и, вручив другу поднос, тараторю: — Неси наверх, Чоко-кун, я сейчас приду… — Хм, значит, вот так, да? — раздраженно улыбается Хайтани, уставившись на меня, и в следующий миг даже бровью не поведя просто с легкостью выбивает поднос из рук несчастного Окамоты. — Взгляните на него, какой распиздяй, — заявляет Ран, сверля меня взглядом, и продолжает улыбаться. Я зверею. Чувствую этот поток ярости, накрывающий меня со скоростью света, но, говорят, месть — блюдо, которое подают холодным. Изо всех сил стараюсь взять эмоции под контроль. Медленно растягиваю губы в улыбке, киваю Рану, который томно ухмыляется в ответ, после чего молча принимаюсь за уборку. Чоко молчит как воды в рот набрав. Он явно боится Хайтани. Ничего страшного, этот ублюдок не тронет Окамоту, пока я рядом. Мы быстро убираем беспорядок, пока Хайтани, стоя к нам лицом, курит. Я ползаю у него под ногами, нарочно несколько раз попав мокрой тряпкой по голым ступням. Это мало чем мне помогает, но хоть какое-то удовлетворение. — Идем, Чоко-кун, продолжим, — говорю я, выразительно глядя на Рана, когда с уборкой покончено, и, прихватив только напитки в бутылках, мы с другом уходим наверх. Я, даже находясь в комнате, чувствую гнев Хайтани. Пусть подавится. Гад. Я только рада вывести его из себя. Но жажда мести поглощает меня. — Чоко, погоди, ладно? Я сейчас, — говорю парню, когда мы уже собираемся продолжить занятия, и он в непонимании следит за моими действиями. Я тем временем несколько минут расхаживаю по комнате, потом высовываюсь из окна, а затем бегу в ванную. Там быстро набираю ведро воды, тащу его в комнату и снова прилипаю к подоконнику. — Что ты делаешь, Кимико? — не понимает моего поведения Окамото. — Ты ведь не собираешься совершить глупость? — Нет, что ты, — бормочу рассеянно, — всего лишь… — Вижу Хайтани, который наконец покидает дом, и поднимаю ведро. — …Всего лишь наказываю обидчика. Все в порядке. — И, приложив массу усилий, я опрокидываю воду на Рана, однако ведро выскальзывает из рук, и летит оно ровно в голову парня. — Ох, посмотрите на него, какой невнимательный идиот! — ору я из окна, а Ран, облитый и получивший леща ведром, стоит на месте как вкопанный. Парни ржут. Затем Хайтани медленно поднимает на меня глаза. Вид у него просто бешеный и, надо сказать, весьма поруганный. Я не выдерживаю — начинаю давиться смехом. — Упс! Неловко вышло, Ранчик! — дразню его, но тут же, взвизгнув, кричу: — Эй! Куда ты? Стой на месте, Хайтани! Ринувшись к двери, я мигом ее запираю. На ступеньках раздаются быстрые шаги, и через миг в дверь начинают ломиться. — Свали, Хайтани! Я же просто вернула тебе должок, разве нет? — воплю я, умирая от страха, смешанного с азартом. Мне действительно весело и смешно. Вот только, мельком взглянув на Окамоту, понимаю — он не разделяет со мной этого веселья. Сразу же принимаюсь тихо перед ним оправдываться: — Прости, Чоко-кун. Ты можешь прямо сейчас убежать через окно, если боишься. Я не буду тебя винить. — Ты конечно дура, Сано, но зачем мне вылезать в окно? — хмурится Чоко. — Я не настолько трусливый. Он лжет. Ему безумно страшно. Парень, побледнев, косится на дверь, в которую с остервенением ломится Хайтани. Причем от того, что он делает это молча, только более жутко. — Ран, ну прости… — ною в итоге я, — уходи. Я ведь не одна. Не позорь меня перед одноклассником. В ту же секунду все стихает. Потом на лестнице снова раздаются шаги — это Хайтани уходит, и я, взглянув на Чоко, быстро ему шепчу: — Давай же, собирай тетради и беги отсюда. Он не отстанет от тебя. Я провожу вниз. Там мои братья, а при них он тебя не тронет. Окамото же не торопится. Я знаю, он старается показать, что с ним все в полном порядке, и я подыгрываю ему. Говорю, что он повел себя в той ситуации на кухне очень достойно, однако Чоко краснеет — ему точно стыдно, а я уже жалею, что вообще позвала его. Но кто же знал, что недоделанный Хайтани докопается до нас? С колотящимся сердцем я вскоре осторожно отпираю дверь, выглядываю из комнаты и, оглянувшись, зову Окамоту за собой. Прежде чем уйти, правда, догадываюсь запереть на щеколду окно. Влезет же придурок, точно влезет, а если закрыть, то подстрахуюсь. Правда я понимаю, на глазах Манджи и Шини Ран точно не станет так рисковать. Поэтому спокойно веду друга вниз. Там раскланиваюсь перед ним, обещаю больше не звать к себе, и тогда Чоко, выходя за дверь, говорит: — Можешь сама приехать ко мне, если понадобится помощь. Ты понравишься моей маме, — улыбается друг ободряюще, затем прощается со мной и торопливо идет к калитке. Я не закрываю дверь. Жду, когда он уйдет подальше, поскольку боюсь, что за ним последует Хайтани. Однако все спокойно. Тогда, захлопнув дверь, я направляюсь к лестнице. Наверху в первую очередь иду в ванную. Умываюсь, потому что вспотела, и иду обратно к комнате. Только открываю дверь, как меня сразу прошивает страх — почему-то окно настежь открыто. Сквозняк подхватывает мои волосы. Дверь за спиной громко захлопывается, а потом крепкие руки, как обручи из стали, сковывают меня, и я не могу пошевелиться. Только и могу шумно выдохнуть, до смерти испугавшись. Хайтани кладет подбородок на мое плечо и покачивается со мной. Я знаю, что он сейчас же скажет какую-нибудь гадость, потому что от него определенно исходит темная аура. Я хорошо это улавливаю. Сглатываю. К тому же по спине пробегает холодок, ведь Ран в мокрой одежде и жмется ко мне всем своим телом. — Почему твоя кровать смята? С этим мудаком кувыркалась? — И точно произносит Хайтани. — Наверное, все же стоит навалять ему, чтобы не ошивался рядом с тобой. — Не надо, — тихо прошу я. — Сам знаешь, что глупишь. Он мой друг. — Друг? — смеется Хайтани, сжимая меня все сильнее. — Я на идиота похож? — Да. Очень похож. — Ничему тебя жизнь не учит, Кими-чан, — заявляет парень, а меня в дрожь бросает от того, как он ко мне обращается. — Вижу, времени ты зря не теряла. Я-то думал, поступаю как джентльмен — даю тебе возможность переварить то, что между нами случилось. Первый раз и все такое. А ты… Да, неожиданно конечно. Я дергаюсь, чтобы вырваться, потому что меня бесит слушать это дерьмо, но Ран, вдруг резко отпустив, толкает меня животом на кровать. — Эй! Ты что творишь… — только и успеваю пискнуть я, когда слышу, как щелкает замок, а пытаясь вскочить, мгновенно оказываюсь прижата головой к матрасу. — Ран… Ран? — дрожу я от испуга. — Что ты делаешь? Он садится на меня сверху, парализуя своим весом, и я хочу закричать, ведь окно открыто, но парень, быстро сообразив, что к чему, зажимает мой рот ладонью. Его вторая рука некоторое время давит на тыльную сторону моей шеи, а потом медленно перемещается между голых лопаток — на мне домашний сарафан — и, спустившись ниже, ложится на поясницу. Хайтани, вставая с кровати, наклоняется и вжимается носом в мой висок. — Что тут у нас? — произносит он тихо, когда его ладонь забирается под сарафан, а я начинаю биться в конвульсиях, чтобы вырваться. Он не должен трогать меня там. Ни в коем случае. Я мычу в его ладонь, пытаясь сказать, что ему нужно остановиться, но Ран лишь сильнее зажимает мне рот. Тогда я замираю, обмякнув, и понимаю — мои глаза жжет. Мне стыдно и страшно. Отвернувшись, я теперь вжата в матрас лицом. Хайтани тоже вдруг прекращает все. Вернее, его ладонь сминает мою ягодицу, но дальше он не лезет. — Ты что, плачешь, Кими-чан? — спрашивает он тихо. — Кими? — одним рывком развернув меня на спину, Хайтани всматривается в мое лицо. Я пылаю от обиды. Сверлю его тяжелым ненавидящим взглядом, и парень медленно расплывается в обворожительной улыбке. — Вот хитрая сучка. — Не трогай меня, — цежу сквозь зубы. — Не могу не трогать. Надо было раньше думать, когда вертелась передо мной. — Он произносит это с мрачным выражением лица. — А теперь, вижу тебя, сразу хочу наворотить дел. Как мне с этим быть, не подскажешь? — Подскажу, — отвечаю с ухмылкой, — навести Акияму. Почему нет? Хайтани тихо смеется, разглядывая меня блуждающим взглядом, потом подхватывает подмышки и, как куклу, подтягивает выше, чтобы тут же придавить своим телом. Я в панике принимаюсь отмахиваться от него. Хлещу его по щекам, плечам, таскаю за косы. Парень явно злится, но ржет. — Твою мать, какая же ты психичка! — выпаливает он, придавив мои руки к матрасу. — Почему такая агрессивная? Я больше тебе не нравлюсь? Если это так, то странно, потому что я хорошо помню, как ты призналась мне, — проговаривает Ран, слегка запыхавшись, пока отбивался от меня, и его глаза сегодня кажутся такими яркими. Снова вижу сквозь карий цвет лиловые крапинки. Залипаю и не двигаюсь. Мы смотрим друг на друга, и мое сердце бьется так надрывно и тяжело, что я хочу плакать. — Я тебя тоже, — говорит вдруг Хайтани, и я вспыхиваю, когда он подается вперед, упираясь в меня твердым пахом. Я теряю самообладание. Меня выдает румянец, выдают глаза, выдает и отрывистое дыхание. — Что? — шепчу ему в губы, когда он уже тянется ко мне. — Что ты тоже? — не понимаю, о чем он. — Ты так смотришь… Кими… — бормочет Ран, касаясь губами моих губ, — что все очевидно. Это взаимно, поверь. Больше не уточняю, о чем идет речь, да и не хочу слушать это все, потому что страшно поверить, а потом обжечься. Просто закрываю глаза, когда Хайтани наконец целует меня. Я слегка дергаю руками, и парень отпускает меня. Тут же обнимаю его, поглаживаю плечи, и подрагиваю от возбуждения, когда он снова и снова тыкается в меня сквозь одежду. Это так запретно, что покалывает кончики пальцев. Ран целует меня поначалу спокойно, будто хочет напомнить себе, каково это, но чем дальше, тем больше между нами разгорается страсть. Я отвечаю на поцелуй с самозабвением, подставляю ему свое лицо, запрокидываю голову, когда Ран перемещается на шею, придавливает мое горло ладонью, целует плечи, спуская широкую лямку сарафана. Затем тянет ткань ниже и, обнажив одну грудь, мгновенно прикусывает сосок. Я вздрагиваю, сдавливая парня бедрами. Так сильно хочу продолжения, что голова кругом, но как только ладонь Хайтани, скользнув по моей талии, забирается под подол сарафана, я перехватываю его руку и отрицательно качаю головой. Парень одурманен не меньше, чем я. Его взгляд рассеянный. Он непонимающе смотрит на меня, а я тихо ему шепчу: — Нельзя. И тебе лучше вернуться к моим братьям, потому что если они застукают нас… — Майки ненадолго уехал, а Риндо не даст Шиничиро войти сюда, пока я не ушел, — говорит Хайтани и снова ловит мои губы своими. — Нет, постой… — изворачиваюсь я. — Нельзя. Не могу. Уйди, Ран. — Черт, что за игра такая, Кимико? — раздражается он, садясь между моих ног, а я поспешно обтягиваю сарафан. — У тебя где-то болит? Это после того раза? — Нет. Отвали, — грублю я, вставая с кровати. — И если ты забыл, я хотела все прекратить. Теперь я стою у окна и жадно хватаю воздух. Но с улицы несет такой духотой, что мне только хуже — тело влажное, непослушное, вялое. — Я хорошо это помню, — заявляет Хайтани, — но уже говорил тебе, что мой ответ на это — нет. Я предлагаю тебе встречаться со мной. — Не хочу. Уходи. — Тогда как понимать твои признания? Ты со всеми такая или что? — заводится неудовлетворенный Хайтани. Я закатываю глаза и оборачиваюсь к нему. — Когда говоришь такие вещи, выглядишь полным придурком. У меня ни с кем ничего не было кроме тебя, Ран. Поэтому хватит нести эту чепуху. И повторяю, уходи, мы не будем встречаться. Ран думает всего несколько секунд, а после заявляет решительно и злобно: — Ты ошибаешься, Кимико. Мы уже встречаемся. Остынь пока, — и открыв дверь, прибавляет, — а после экзаменов я приеду за тобой. — Ран, ты не слышал? Я отказываю тебе. Хайтани стоит в дверях, размышляя несколько натянутых минут, после чего поднимает на меня глаза и совершенно неожиданно спрашивает: — Ты ничего не замечаешь, не так ли? — Я не знаю, как на это отвечать, поскольку не понимаю, что он имеет в виду. — Я не свалил после первого раза и все еще добиваюсь тебя. Тогда почему ты в упор этого не видишь, Кимико? Изумленно молчу. Эти слова действительно ставят меня в тупик, ведь ни о чем подобном я даже не помышляла. Я вообще не думала о таком. И действительно же — Хайтани все еще проявляет ко мне внимание. Я переминаюсь с ноги на ногу, в край смущенная и растерянная. В этот момент я как никогда чувствую себя уязвимой, будто бы даже обнаженной перед ним, и он видит это. Смотрит расслабленно и улыбается так, словно хотел нащупать мое слабое место и нащупал наконец. Однако его взгляд вовсе не надменный, не насмешливый. Ран смотрит ласково. Никогда не видела у него такого взгляда. У меня даже горло сжимается от этой картины. — Я приеду за тобой, Кимико. Ты же знаешь, обещания я всегда выполняю, — говорит Ран и выходит из комнаты. Я сажусь прямо на пол под окном и подтягиваю колени к груди. Боже, что это вообще было? Хайтани ошеломил меня такими простыми словами, что я не могу прийти в себя. Это было так просто, а я даже не замечала очевидного. Он действительно не ушел, несмотря на то, что между нами уже все случилось. Ран не отказался от меня. — …ты охренел или что? — слышу обрывок фразы Шиничиро. — Куда запропастился? — Назначал свидание твоей сестре, — смеется Ран, а я, сидя на полу, тихо и очень глупенько хихикаю, утыкаясь лбом в колени. Бог ты мой, какой же он… Какой же Хайтани самоуверенный.