***
Я виню себя, ведь надо было уговорить братьев отказаться от этого бреда с бандами, хоть как-то повлиять на их выбор. Но теперь поздно что-то менять. Я тоже хочу смерти. Хочу умереть, потому что звон в ушах и роковые слова, разрушившие мою жизнь, все звучат и звучат в голове. Не помню, как я позвонила Рану. А как я назвала ему место, где нахожусь? А кто вообще повез домой мой велосипед? Просто в какой-то момент у меня внутри словно щелкает, и я уже прихожу в себя, когда Хайтани несется вместе со мной к дому Акаши. На нем та же форма, но на животе она липкая и влажная. Я сразу понимаю, это кровь. Но Хайтани не выглядит раненным. Значит… Это кровь моего Шиничиро. Держусь за парня так, как если бы это могло помочь брату хоть чем-то. Сдавливаю талию Хайтани окоченевшими руками, боюсь не доехать и просто упасть с мотоцикла. Он мчится, как смертник, так и норовит влететь в какую-нибудь машину. Но я даже благодарна ему за эту опасную гонку. Она заставляет меня цепляться за жизнь, потому что я должна увидеть Шиничиро… — Я помогу, — сухо отрезает сосредоточенный Ран, когда, затормозив у дома Акаши, тянет меня с байка. Я не сопротивляюсь, поддаюсь, как тряпичная кукла, но взгляд прикован к дому. Во дворе топчется толпа ребят в форме Тосвы. Некоторые из них предательски рыдают. Меня трясет от этого. Я покрываюсь темной злобой и, оттолкнув руку Рана, который так и тянется придержать меня, кричу на парней: — Чего ревете? Разве вам не нравится то, чем вы занимаетесь? — Ребята, притихнув, смотрят на меня, а я шагаю к дому. — Может, живой еще. Не нойте, — это произношу уже себе под нос, но стоя на пороге, понимаю, вот-вот наступит мой конец, потому что жить без Шиничиро — это просто существовать. Разве я справлюсь? Он — мое все. Он — мой брат, отец, лучший друг и советник. Он самый прекрасный человек на свете. Меня колотит все сильнее, я даже замечаю, что зубы стучат, а потом из дома доносится крик Сенджу: — Почему вы не отвезли его в реанимацию? Вы — тупые олухи! Почему вы дали ему умереть? Тошнит. Меня очень сильно тошнит. Я стараюсь дышать через рот, когда толкаю дверь — почему-то мне кажется, я почую запах смерти. Это ведь невозможно. Но скорбные лица ребят, заплаканный бледный, просто ошалевший от горя Такеоми, и Манджиро, который стоит у стены, не шевелясь и не мигая, словно окаменел — это все окончательно добивает меня. Глазам делается так больно, потому что слезы текут слишком большим потоком, а легкие сжимаются, не в силах разжаться, что я просто на пару минут сгибаюсь пополам и стою так, скрючившись, сгруппировавшись от этой боли, а потом резко выпрямляюсь и делаю шаг к гостиной, откуда слышен тихий плач Сенджу. И все. Я снова падаю. Комната раскачивается. У меня плывет перед глазами. Я не готова была увидеть это. Но вот он, мой Шини, лежит на полу, ногами к двери, и его голова склонена на бок. Он страшно бледен, скулы острые, а щеки впалые. Он мертв. Я отсюда это понимаю. Из-за слез не могу разглядеть, двигается ли его грудная клетка. Может, мне все кажется, и он просто потерял сознание? Но вся его белая футболка, до самой горловины, пропитана темной кровью. Низ ее задран кверху, и я вижу чужую майку, которая прикрывает рану. Встать не получается, делаю несколько попыток, но кто-то приходит на помощь — подхватывает меня подмышки. Я кричу, будто мне больно физически, отталкиваю, как оказалось, Такеоми, и он, ударившись спиной в стену, там и остается стоять с опущенной головой, потому что наверняка больно посмотреть мне в глаза. Наконец я оказываюсь рядом с братом. Мне безумно страшно. Правда, не каждая психика может вынести это, не каждый человек способен принять смерть близкого. А самые первые минуты самые страшные, так ведь? Я не испугалась, когда умер дедушка, ведь была помладше, но сейчас меня душит такое чувство, будто от меня оторвали кусок сердца, выгрызли его грязными зубищами и не пощадили. — Шини? — кладу руку ему на грудь. Мертвая тишина. Я в оцепенении. Только давлюсь слезами, но беззвучно, и больше не двигаюсь. Просто зову брата. — Шиничиро. — Сенджу скулит, сидя на диване, подобрав под себя ноги. Я даже на нее смотреть не хочу. Сейчас мне ненавистны все люди, не знаю почему, я просто ненавижу людей в этот момент. Сижу и думаю, вот они будут жить дальше, будут исполнять свои мечты, будут любить друг друга, а Шини больше никогда не сможет сделать того же. Моя голова лопается от понимания того, что ни голоса его, ни смеха мне не услышать, и его глаза больше не посмотрят на меня. — Шини, — вою я, утыкаясь лбом в его твердую грудь, и не могу остановиться. Не знаю, сколько мне дают времени, но кто-то вдруг оттаскивает меня. Вроде прибыла полиция и карета скорой помощи. Поднимается шумиха. Во дворе уже пустынно — видимо, все сбежали. Я не понимаю, кто меня уводит, и хочу вырваться, чтобы не лапали, оставили в покое, дали остаться одной. Мне это нужно. Я хочу кричать и биться в истерике, но что-то внутри не дает этого сделать прилюдно. Это как дамба, которую если прорвет, поток воды смоет все на своем пути. — Не плачь, Кими-чан, — слышу я голос Манджиро, и меня пробивает внезапная дрожь, потому что никогда не замечала, чтобы их с Шиничиро тембры были похожи, а сейчас замечаю. У меня ватные ноги, поэтому я встаю на месте. Вижу, что за нами к дороге идут братья Хайтани. Там стоят мотоциклы. — Не нужно плакать. Я знаю, кто это подстроил. Они подкараулили его, когда мы уже расходились. — Какая теперь разница, Майки? — говорю я, сверля брата тяжелым взглядом. Он застывает от этого обращения, ведь так его зовут только парни из Тосвы и враги. А для меня он всегда был Манджиро или Манджи. Но теперь он — Майки. — Это вернет нашего брата? Плевать, кто убил его, я просто не хочу тебя видеть. Не трогай меня, ладно? — Кимико, — все равно не отпускает меня Манджиро. Он явно ошарашен моими словами, но, судя по всему, считает правильным сообщить: — Это Акияма. Она выведала через Такеоми, где и когда мы собираемся. Ханма, Ханемия, Кисаки с ней во главе подкараулили Шини. Кими, я отомщу им всем. — А с собой что сделаешь? — спрашиваю с полным безразличием. — Что? — Что ты сделаешь со своей совестью? Как заткнешь ее? Это ведь ты стремился взлететь до небес, Майки. Ты хотел этой славы. И во что теперь это вылилось? И надо мной висела угроза. Но раз меня не достали, убили его… — Комок не дает договорить. Несколько секунд я просто глубоко дышу, а потом заключаю: — Ты прав, их нужно наказать, но это замкнутый круг. Ты убьешь их, а потом появятся новые, их тоже убьешь. Снова и снова будешь убивать обидчиков. А ведь Шиничиро верил в тебя. Знаешь, что он мне сказал? — Манджиро молчит. — Он сказал, что ты совсем не такой, как он, что ты — не убийца и никогда им не станешь. Шини считал себя недостойным тебя — своего младшего брата… Не могу толком договорить. Опять слезы из глаз. Стою и смотрю в сторону, крепко сжимая зубы, потом на мои плечи ложатся руки. — Кими, я отвезу тебя домой. Майки здесь работы с легавыми на всю ночь. Загребут ведь в отделение, — говорит Хайтани и подталкивает меня к дороге. Манджиро смотрит обреченно. В его глазах тьма. Мне больно, потому что я своим уходом причиняю ему страдания, но я так зла из-за случившегося, так опустошена и сломлена, что мне хочется делать ему больнее и больнее. Чтобы мы оба буквально сдохли от этой боли.***
Я не дома. Хайтани молча привез меня к себе. Риндо так же молчалив и угрюм. Он уходит в свою комнату спать. На дворе глубокая ночь, а я сижу в гостиной на диване. Ран рядом. Он ни слова мне не говорит, и я рада этому. Просто сидит, откинувшись на мягкую спинку дивана, и его глаза закрыты. Но как только я шевелюсь, чтобы сменить позу, парень сразу же реагирует. — Попроси меня, — неожиданно произносит он. Я напрягаюсь. — Кимико, попроси меня, и я сделаю это. Поверь, для меня это не проблема. Уверена, Ран говорит об убийстве Наны. Молчу как воды в рот набрав, потому что если посмею выдавить хоть звук, это будет мое согласие. Мне приходится еще долго держаться, потом я наконец говорю: — Зачем ты делаешь это? Неужто влюблен? — вырывается насмешливым тоном, едким, будто даже с издевкой. — Не знаю. Возможно. На самом деле мне так все равно в этот момент на чувства Рана, как и на мои тоже. Я просто хочу сдохнуть от той боли, что выворачивает меня изнутри. — Иди сюда, тебе надо отдохнуть, — совершенно спокойно добавляет Хайтани и тянет меня к себе. Мы ложимся, и я в этот момент понимаю, как сильно замерзла. Парень вжимает меня в спинку дивана, сверху положив руку и ногу, и от этого становится намного теплее. Из-за того как Ран добр ко мне в этот тяжелый момент я снова начинаю плакать. Похоже, пока все не выплачу, не успокоюсь. Хайтани на это не реагирует. Просто делает вид, что ничего не происходит, а вскоре и вовсе засыпает. Конечно, он спокоен полностью. Откуда взяться тревоге, когда ему мои братья — чужие люди. Хайтани абсолютно хладнокровен и, судя по его словам, для него действительно не проблема убить человека. У меня болит голова от усталости и слез, но, беспокойно засыпая, я думаю, а не попросить ли Рана о помощи в самом деле. Пусть снесет этой суке голову…***
Никогда не думала, что настанет день, когда мне придется быть главной в доме, потому что Майки словно переключило. Я замечаю изменения, сразу когда возвращаюсь домой. Поскольку мы с Хайтани уснули после трех часов, то и встали далеко за полдень. Поэтому у дома меня уже ждут подруги. Такие же опухшие, как я, и с ними такой же подавленный Хаккай. — Нужно организовать похороны, — произношу я таким тоном, словно если мне скажут хоть что-то против, сорвусь. Никто и не говорит. Во дворе вижу Санзу, Такеоми, Риндо, который приехал сюда раньше нас с его братом. Именно Рин и подзывает меня к себе. Баджи нервно курит. Мицуя не поднимает глаз. Дракен мрачен. Все они в угнетенном состоянии, потому что потеряли важного члена команды, а я — брата. Поэтому во мне все еще кипит стойкое чувство — избить их всех. Просто взять лом и избить до крови. Я, возможно, в другой какой-нибудь день изумилась бы такой кровожадности, но уже не сейчас, не сегодня. Я хочу сделать больно всем, кто не уберег Шиничиро. — Кимико-чан, — говорит Риндо, протягивая мне пухлый конверт, — прими это. Должно хватить на все. То, что останется, забери себе. Съезди куда-нибудь с подругами, развейся. Рин-кун говорит это все спокойно, но я вижу по нему, что ему не плевать. Он кажется мне добрым. Может, только кажется. — Спасибо, — без стеснения принимаю помощь, кланяюсь ему, а парней игнорирую. Думаю, они хорошо понимают мой гнев. — Приходите на похороны. — Да, — кивает Риндо и уходит к брату, который подзывает его, стоя на пороге нашего дома. Возможно, они хотят поговорить с Майки. Явно же теперь будут решать, как прихлопнуть Ханму и Кисаки. И я все сильнее завожусь. Хотя бы в такие трудные для нас дни Майки мог не думать о Тосве, но, нет же, он готов броситься в атаку прямо сейчас. Как же я презираю его. Он ни слова мне не сказал, не подошел сегодня, вообще не высунулся из дома. Слабак. Не может смотреть на меня? Слабак. Даже думать о нем не хочу. Я бесконечно благодарна Шибе и Акаши. Они остаются со мной. Нам предстоит уборка дома перед тем как принять здесь людей. Хаккай идет по соседям, сообщая им день и час, когда можно прийти. Никто, абсолютно никто, кроме него и Санзу (это поражает), ничего не делает. Все будто в кому впали. Сидят по углам и курят. Больше всего, а это хорошо заметно, мучается Такеоми. Все верно — он и Шиничиро были одним целым и теми, кто стал мало-помалу собирать банду. Тогда я не знала этого. Для меня братья были просто старшими братьями — не преступниками, не хулиганами. Вникать в суть происходящего в любом случае мне совсем не хотелось, но постепенно я стала понимать — дело нечисто. Они чем-то промышляют. И чем старше становился Манджиро, тем большей силой от него веяло. Пугающей силой. Я долго не обращала на это внимания, но в итоге все привело к тому, что мы имеем сейчас. Впрочем, уверена, я никак не повлияла бы на Майки. Для него честь, достоинство и слава — превыше всего, вот только пытаясь взлететь как можно выше, он подписал для нас с Шини смертный приговор. А, возможно, и для себя. Работа по дому затягивает нас с девочками полностью. К счастью, на третьи сутки нам помогают две пожилые соседки. Стоит такая прекрасная пора — летние каникулы, время развлечений, а для меня все пропахло цветами, которые приносят и приносят парни к дому, делая из нашего крыльца братскую могилу. В итоге Майки срывается. Орет на них, разбрасывая это все по двору, чтобы они немедленно прибрались, и парни безропотно выполняют приказ потрепанного подавленного горем босса. Я лишь наблюдаю за ним со стороны, стараясь избегать его, старшего Хайтани и Такеоми. Когда Акаши понимает, что мне тошно на него смотреть, начинает подсылать ко мне Харучиё. Тот злится, но выполняет, потому что Сенджу так же, как и я, на глаза не подпускает старшего брата. Вижу по девочкам, как сильно они измотаны. Оно и понятно. После того как полиция разобралась с деталями произошедшего, вернее, когда допросили Майки и Такеоми, ведь они солгали, что были там втроем, включая Шини, уже на следующий день все занимаются подготовкой к кремации тела. За все звонки и финансовую сторону происходящего отвечает Сенджу. Мы же с Юзухой в большей степени подготавливаем дом. После этого тело Шиничиро доставляют в буддийский храм. Там я и Майки все время сидим у гроба, как ближайшие родственники. После кремации мы, почти не спавшие и полностью измотанные, возвращаемся за прахом и отвозим его в колумбарий. Все это в давящем на нас с Майки молчании. Уверена, на него это тоже давит. Он не расправляет плеч — не может, случившееся слишком ошеломило нас. Но теперь Шиничиро со своим дедушкой. Так я себя успокаиваю. Не верю в то, что он там действительно пересек реку мертвых — Сандзу, не верю и в возмездие, что должно постичь убийц. Я просто внушаю себе, что теперь мой брат в покое и тишине, теперь ему… плевать на этот мир. Больше никто его не обидит, а мы должны смириться с утратой. Разумеется, это лишь попытка взять себя в руки. Я не настолько сильная, чтобы справиться с этим, и хорошо знаю, какой шрам останется на моем сердце. Но пока я жива, должна как-то держаться. И все же сколько я ни говорю с подругами, сколько ни пытаюсь им улыбнуться, уверена, они видят, какой страх меня душит. Я действительно боюсь, что те ублюдки, вся их шайка, продолжат творить свои черные дела, и другие семьи будут страдать из-за них так же, как наша. Несмотря на то, что месть действительно не вернет Шиничиро, даже не облегчит наше с Майки существование, меня все больше и больше погружает в мысли о том, как поступить дальше. Вот только я все же не такая, как мой брат, не могу действовать через насилие. Поэтому должна быть сильной, потому что, скорее всего, останусь одна.