six years, two men, four words

Кевин просыпается почти в одиннадцать. Ему ужасно хочется пить, но голова вроде не болит, склониться над унитазом не тянет. На всякий случай приняв таблетку аспирина и запив её целым стаканом воды, Кевин отправляется на поиски членов семьи. Они с Марком говорили до полуночи. Кевин старается не думать о том, сколько всего ему выложил. Надеется, что тот не очень активно его слушал. Свою маму он находит в гостиной с книгой. На фоне тихо работает телевизор. Она, вытянувшая на диване ноги, его заметив, бормочет: — Привет, милый. Завтрак уже остыл, так что разогрей его сам. — Утра, мам, — Кевин потягивается. — Где все? — Стелла и папа поехали в город за подарком для тебя, — она даже не пытается этого скрыть, и Кевин невольно фыркает. — Не стоило. Я ж ничего не привёз, — он стоит, опираясь на дверной проём. — Ты привёз себя, это самое главное, — мама отвечает мгновенно. — Хоть последние несколько лет стало повеселей, без тебя всё равно было не то. Спасибо, что приехал, — бросает на него короткий взгляд и улыбается. Кевину удаётся вымученно агакнуть, прежде чем он ретируется на кухню. Кевин чувствует себя неловко. Наливая кофе, он старается не думать о том, что не приехал бы, если бы не было проблем в Ванкувере. Сначала он праздновал Рождество со своими соседями по дому. Марк всегда притаскивал что-то из дома, остальные закупались в магазине, Кевин готовил что-нибудь сам, и они накрывали стол. Много пили, иногда отправлялись в клуб. Потом он начал праздновать со своим парнем. Возвращаться домой не было никакой нужды. Кевин думает, чем занять себя. У него ещё много времени до вечеринки у Джейкоба. Ему хочется ударить себя ладонью по лбу от одной только мысли о том, что он согласился. С другой стороны, как он мог отказать? Это было бы невежливо. Кевин не знает, почему в нём до сих пор живёт и процветает желание иметь со всеми вокруг хорошие отношения, но он точно знает, что никогда не сможет сказать своим дерьмовым одноклассникам, что думает о них и их совместном прошлом на самом деле. И, если честно, Джейкоб входит в их число. Несколько часов он посвящает работе, просмотру видео на ютубе и просмотру историй друзей в инстаграме. От его парня до сих пор не было никаких вестей, но он выложил ночью фотку бутылки виски. Кевину из-за его показушности и манипулятивности хочется глаза закатить. Он зло блокирует телефон, проверяет время. Его по-прежнему слишком много. Ещё до возвращения Стеллы и отца Кевин успевает принять душ и трижды изменить решение касательно своего наряда. Он не хочет выглядеть слишком вычурно, но и не может позволить себе выглядеть слишком просто. В нём должны видеть равного, такого же, как и остальные. Немного завидовать, может. Он собирается ходить по дому Джейкоба с высоко поднятой головой, чувствовать себя самоутвердившимся и успешным. Стелла, просунув голову в его комнату, смеётся. — Это что такое? — она кивает на разложенные по кровати предметы его гардероба. — Ты на свидание собираешься? И почему ты вообще столько одежды вытащил? На кровати и правда многовато одежды. Кевин забраковал уже большую её часть, теперь выбирая лишь между вчерашним костюмом, который создаст иллюзию того, что он вообще не брал с собой сменной одежды, потому что он настолько ненадолго здесь, и джоггерами и свитером, тоже чёрными. — Я должен выглядеть презентабельно, — отвечает он, игнорируя её шутки. Стелла добродушно хмыкает. Подходит ближе, ерошит его чистые волосы. — Только ты об этом переживаешь, — она тыкает пальцем в свитер. — Выбирай что поудобнее, переодевайся и пойдём. — Погоди-погоди, — Кевин мысленно собирает кубик рубика: она знает, куда он идёт, не спрашивая, и она идёт вместе с ним. — Вы с ним настолько близки? — Он позвал меня первее тебя. — Я не об этом, — хотя и это для Кевина звучит как-то противоестественно. — Вы типа постоянно общаетесь или что? — Ну а как ты хотел? Он тут чуть ли не каждые выходные. Плюс ко всему, он твой близкий друг. Было естественно, — она пожимает плечами, не заканчивая предложение. Кевин хочет сказать что-нибудь, но понимает, что буквально потерял дар речи. Что тут скажешь-то? Что они никакие не близкие друзья? Стелла отмахнулась от этого ещё в прошлый раз. Она хлопает его по плечу и уходит. Кевин вдруг понимает, что что-то он сказать, всё-таки, мог. К примеру, спросить, почему она так считает. Ведь не мог же ей что-то такое сказать Джейкоб? Когда Кевин учился в старших классах, Стелла не контактировала с ним. Джейкоб ни разу не бывал у них в доме дальше коридора, да и то — один раз, когда их всем классом отправили на какую-то экскурсию в центр, и Джейкоб зашёл за Кевином, потому что их должен был подвезти его старший брат. Сам же Кевин был у Джейкоба несколько раз из-за школьных проектов. Кевин помнит книжные полки с учебниками и тетрадями, награды, полароидные фотки собак и друзей. Кевин помнит тоску, с которой их рассматривал. Улыбающиеся лица одноклассников, улыбающиеся лица незнакомцев. «Кажется, ему с ними весело», — вот, что он тогда думал. Кевин рассматривает себя так и этак в зеркале. Поправляет слишком длинные волосы, которые не стал даже укладывать. Он всё ещё думает о том, что сможет улизнуть пораньше. Последовав совету сестры, он надел более комфортную одежду. Она уже ждёт его внизу, когда Кевин спускается по лестнице. — Ты всё? Супер. Ещё слишком рано, как кажется самому Кевину — на часах без двадцати семь. Но Стелла уже натягивает куртку, так что он решает не возражать. Щурясь из-за мелкого, летящего прямо в глаза снега, Кевин плетётся вслед за сестрой, перебирая в голове отмазки, придуманные заранее. Он примерно представляет, кого на этой самой вечеринке встретит. Джейкоб был популярен в школе. Он вроде не устраивал вечеринок, пока был старшеклассником (по крайней мере Кевин об этом ничего не слышал), но постоянно ходил на чьи-то. Куда-то, куда Кевина, естественно, никто не звал. До возвращения в Ванкувер Кевин вообще вечеринки подобные только в фильмах видел, и только побывав на них, ощутив их вкус, Кевин смог составить о подобных мероприятиях собственное мнение. Прежде он просто не понимал, каково это, — и с первой же домашней вечеринки вышел с сияющим в пьяных глазах «тусоваться это круто». Музыка, люди, новые знакомства; постыдные и смешные истории, произошедшие с ним или с кем-то из его друзей. Пока всё это не потеряло блеск новизны, Кевин ждал каждой новой вечеринки с нервным предвкушением. Но у всего есть свои минусы, и со временем Кевину пришлось научиться придумывать, как отмазаться и уйти пораньше, если мероприятие оказалось слишком скучным или доставляет ему дискомфорт по каким-то причинам (как тот раз, когда он нечаянно застал упарывающихся крэком незнакомцев в ванной). Поэтому теперь, прежде чем они с сестрой дойдут до светящейся изнутри гирляндой знакомой входной двери, Кевин перебирает все свои варианты. Плохое самочувствие или болящая голова — слишком лениво. Он использует такое, только если ему совершенно плевать на компанию, которую он кидает. Притвориться, что перепил, тоже не получится, потому что обламывать Стелле праздник не хочется, во-первых. И оставлять о себе дерьмовое впечатление на этих людях не хочется тоже, во-вторых. Сделать вид, что есть ещё какие-то планы, попросту не выйдет — опять-таки объясняться со Стеллой после. Так что основных варианта два. Будучи веб-дизайнером, Кевин не привязан ни к конкретной локации, ни к конкретному рабочему времени — вся его работа должна быть выполнена в срок и соответствовать требованиям, и на этом его обязанности заканчиваются. Так что если он скажет, что уйти ему нужно из-за работы, ему, скорее всего, поверят и не станут мешать. Безусловно, будь это компания близких друзей, это бы не сработало, и его даже при наличии реальных дедлайнов сто процентов уговорили бы остаться (у Кевина есть такой опыт), но здесь из близких ему людей только Стелла. И, возможно, вероятно, наверное — Джейкоб. Тот так почему-то считает, по крайней мере. Кажется. Кевин на самом деле не уверен и не хочет об этом думать. Последней же, крайней мерой является его личная жизнь. Кевин не любит упоминать свои отношения при общении с людьми в принципе, но если ему будет совсем невмоготу, а вариант с кучей невыполненной работы не сработает, это именно та тема, которую он поднимет. И на случай этот у Кевина целый план: сделать вид, что ему звонят, выйти в какое-то относительно тихое, но людное место (Кевин предполагает, что Джейкоб отведёт какой-нибудь угол своей веранды под курилку), и изобразить разгорячённую ссору, после которой вернуться внутрь хмурым и так же хмуро уйти домой, предварительно сообщив, что ему нужно кое-что уладить, и что это не может ждать, потому что касается его отношений. Так у него будут и свидетели, и неоспоримая причина, да и Стелла лезть не станет, потому что у них в семье не принято переступать личные границы. Кевин невольно тихо хмыкает даже, думая о том, что это вообще самый лучший вариант — даже односторонний конфликт ему изобразить будет проще простого, потому что на каждую свою реальную реплику он может услышать едкое замечание в своей голове в ответ. Порог он переступает в полной боевой готовности. В доме тепло; играет музыка, пахнет пиццей. Кевин видит относительно знакомые лица, но не уделяет им особо внимания, куда больше вертя головой и сканируя глазами стены. Конечно же всё украшено: искусственные еловые ветви обрамляют перила лестницы, на окнах висят огоньки, в гостиной стоит ёлка. Кевин понимает, что помнит, где туалет, и что дверь в гараж иногда заедает, так что нужно толкать её чуть агрессивно, и что провода возле переключателя соединены неправильно, так что если он захочет включить свет в кухне, которая слева, надо щёлкать переключателем, который справа. Все эти мелочи возвращаются к нему, словно он достал из тёмного угла в шкафу обувную коробку, раскрыл её и стал их перебирать. Он не успевает опомниться, как рядом с ними возникает Джейкоб. На нём какая-то свободная, комфортная одежда, но так его плечи словно бы становятся ещё шире, а красиво спадающие на лоб тёмные волосы пахнут чем-то вкусным — Кевин улавливает тонкий аромат, когда Джейкоб обнимает его сестру. Он в футболке, так что Кевин видит его локти, и только теперь вдруг понимает, что Джейкоб, кажется, похудел. Связано ли это со стрессом? Или, может, он плохо питается? Кевин прогоняет возникающие вопросы, тряхнув головой. Это его не касается. И, что важнее, ему плевать. Джейкоб поворачивается к нему с той же широкой улыбкой, с которой разговаривал с его сестрой. Кевину даже неловко как-то становится, когда та слегка меркнет, словно Джейкоб распознал враждебность его настроения по выражению лица. И вот они стоят здесь. Кевин со своими зелёными волосами, накрашенными ногтями, слегка хмурящийся и едва заметно сжимающий руками куртку. Тот, кто считал его своим лучшим другом. Когда-то влюблённый до беспамятства и даже строивший на их жизнь совместные планы. И посещающий воскресные службы Джейкоб, который лучшим другом его не считал, и терпел рядом с собой только из жалости. Всё такой же красивый, органично вписывающийся в окружающую среду и правильный. Изображать подобие улыбки ему в ответ и говорить «привет» равносильно по ощущениям тому случаю, когда Кевин проснулся вместе с незнакомым парнем в кровати, и они оба, голые, не могли вспомнить ни было ли между ними что-то, ни где они находятся, ни как в ту квартиру попали — то есть, мягко говоря, неловко. — Привет, — Джейкоб опускает глаза, и выражение его лица всё больше из добродушного превращается в нечитаемое. — Давай я повешу. — Я сам, — Кевин говорит мгновенно, и протянутая было рука замирает, к его куртке так и не прикоснувшись. В отличие от вчерашнего дня, Кевин трезвый. Трезвого Кевина ни ностальгией, ни хорошеньким личиком не пронять. Он кивком указывает на встроенный в стену шкаф. — Как обычно же? — Да, — отвечая, Джейкоб выглядит самую малость удивлённым. Кевин же, не снимая обуви, проходит к шкафу, в котором оставлял куртку зимой, когда они готовили совместный доклад, и мама Джейкоба приносила им в комнату ужин. Уже повесив свою куртку, Кевин оборачивается на так и стоящих на месте Стеллу и Джейкоба. Встречаясь с сестрой взглядом, он вдруг ловит себя мысли, что не знает, есть ли у этой коробки дно. Какая-то часть волейбольной команды, друзья из прихода и компания из школы. Людей много, и все они — не его. Кевин решает дать себе фору в час и два пива, прежде чем приводить свой план отхода в действие. И — засекает время. Большая часть людей находится в гостиной, и помывшая руки Стелла отправляется туда же. Кевин же держит путь через кухню на улицу, за алкоголем, который стоит в ящиках у ведущей в небольшой дворик двери. Взяв две бутылки светлого нефильтрованного, Кевин возвращается с ними к сестре, отдаёт ей одну и здоровается с присутствующими. Заполняющая дом музыка Кевину незнакома, но звучание у неё такое типично-джейкобово, что Кевину и не надо знать. Видимо, некоторые вещи и правда не меняются. Кевин думает об этом, выключаясь из ведущейся беседы у компании, к которой он прибился на первое время. Сам же Джейкоб сидит на диване, по обе стороны — девушки, на полу, считай, у него в ногах — парень. Кажется, они учились вместе. У того в руке кусок пиццы, коробки с которой стоят словно бы повсюду: Кевин видел её и на кухне, и здесь, и даже в коридоре. Он также приметил несколько глубоких тарелок с чипсами и одну с фруктами. Хотя, скорее всего, к фруктам никто не притронется. Никто не обращает внимания на то, что он не участвует в диалоге, и это довольно хорошо расслабляет. Джейкоб несколько раз поднимается, чтобы впустить новоприбывших, суетится вокруг них. Люди словно перетекают из помещения в помещение, меняются местами. Вот сидевшие на диване девушки уже стоят возле окна, а несколько человек, что были возле них со Стеллой, уходят в кухню. Он стоит возле сестры до тех пор, пока не заканчивается пиво в его бутылке. Заметив, что у сестры она ещё почти полная, Кевин жестом показывает ей, что пойдёт за ещё одной, и сестра кивком отвечает, что его поняла. Кевин способен выпить много и быстро. В этом виноваты не вечеринки, не друзья — наоборот, скорее, его парень. Его привычка проводить выходные слегка подвыпившим, точнее. Кевин не пил столько до того, как они начали встречаться. Возможно ли, что из-за своего парня он становится алкоголиком? Едва ли поддатый, он задаётся этим вопросом, минуя болтающих на кухне ребят своего возраста. Уличный воздух бодрит. Открывая новую стеклянную бутылку о перила, Кевин усмехается, понимая, что всего этого можно было бы избежать, расстанься он со своим парнем ещё несколько недель назад. Сделав несколько больших глотков и выдохнув облачко пара в затянутое низкими облаками небо, слегка присыпанный снегом Кевин возвращается в дом. Он решает не идти прямиком к сестре. В идеале он хотел бы найти какой-нибудь тёмный угол, чтобы провести свои оставшиеся сорок минут в нём, а наутро сказать Стелле, что провёл их с кем-то из христианских друзей Джейкоба, обсуждая религию и прочие ведущие к миру во всём мире дела, чтобы она закатила глаза, сказала «с тобой невозможно серьёзно разговаривать» и больше не прикасалась к этой теме. Какое-то время Кевин проводит на кухне. Съедает кусок мясной пиццы, слушая болтовню уже четверых: сидящей на кухонной тумбе девушки, стоящих возле холодильника трёх парней-волейболистов. — Тень былого, знаешь, — девушка взмахивает своим пивом. Кевин слышит её слова, обращённые к друзьям, уже выходя из помещения. — Если бы не Джейкоб, то и этого бы не было. С ней дружно соглашаются, а дальше Кевин тихо поднимается по лестнице на второй этаж. Здесь стоит полутьма — свет из холла слабо освещает коридор и входные двери. Прямо — спальня родителей. Слева ванная, справа комната Джеффа. Хотя её, возможно, переделали. Кевин в неё заглядывает, чтобы убедиться. Кровать на месте. Полки тоже. Но она выглядит пустующей, словно тот, кто в ней жил, оставил её насовсем. С кухни доносится взрыв хохота, проскальзывающий в уши Кевина даже сквозь долетающую из гостиной музыку. Где был Джейкоб? В гостиной, кажется? Кевин не уверен. Он ел свой кусок неспешно, пока компания с кухни обсуждала распад своей группы друзей и важность Джейкоба в их жизни. Ему хотелось иронично ухмыльнуться, может, цокнуть языком. Не сказать, чтобы он их не понимал. В ванной Кевин стоит в темноте перед зеркалом. Он борется с желанием пофлексить мышцами, понимая, что для этого нужно было бы снять кофту, да и вообще он стоит в темноте. Но он теперь сильнее, он хорошенько подкачался, и ему нравится, как его руки и живот смотрятся в коротких топах или том корсете, в котором он ходил на прошлую хэллоуинскую вечеринку. Он любит красить ногти и ходить в качалку, — Кевин поднимает бутылку, словно говоря своему отражению «за тебя», прежде чем сделать глоток, — вот чем является его взрослая жизнь. Покидая ванную, Кевин направляется к последней комнате. Он самую малость нервничает, думая о том, что хозяин этой самой комнаты где-то в доме, болтает со своими реально близкими друзьями и его сестрой. Кевину не хотелось бы, чтоб его застукали. Он не знает, что стал бы отвечать тогда. Он даже не знает, зачем идёт в неё, в эту комнату. Он всё ещё отчётливо помнит её запах, и висящие на стенах фотографии, и свою тоску. Ему незачем переживать это всё заново. Но, наверное, его парень прав, и он чуточку мазохист. И, плюс ко всему, по-прежнему довольно трезвый. И скучающий. Так что Кевин тихо открывает дверь, решая проскользнуть внутрь, выбрать это место своим убежищем. В конце концов, кто кроме него может сюда забрести? Это единственное помещение на всём втором этаже, в котором есть хоть какой-то свет. Пахнет всё тем же теплом, которое он помнит — Кевин не знает, как ещё охарактеризовать этот запах. Слабые огоньки, увивающие висящие над столом фотографии, медленно загораются и гаснут вновь, озаряя помещение тусклым белым светом, привлекая мгновенно к себе всё его внимание. Но расклеенных по стене полароидов, кажется, стало больше, и Кевин хочет подойти ближе, почему-то в голове своей называя это «себя добить», когда он слышит какое-то шевеление где-то по правую от себя сторону. У него аж душа в пятки уходит. Он пиво сильней в руке сжимает и резко голову поворачивает, готовый в случае чего и бутылкой этой по голове съездить, и как отвлекающий манёвр её использовать, и глоток из неё сделать, если ни то, ни другое не понадобится. Его испуг длится всего мгновение, следом перетекая в смесь совершенно иного рода, потому что Джейкоб поспешно натягивает футболку и тоже на него пялится удивлённо. Кевин успел заметить мелькнувшую полоску кожи краем глаза, но он целенаправленно смотрел только Джейкобу в лицо, чтобы тот не заподозрил его в чём-то странном. — Эм, — Джейкоб подаёт голос первым. — Привет. Кевин всё так же смотрит ему в лицо. Словно стыд и страх сковали всё его тело. Он отвечает: — Ага. На что ещё он рассчитывал? Зная его удачу, конечно же Джейкоб окажется в своей комнате именно в тот момент, когда Кевин захотел в ней пошариться. Фотки на стене посмотреть, корешки книжек. Может, если бутылку пива допил бы, открыл бы дверцу шкафа с вещами, чтоб проверить, не является ли этот самый «запах тепла» на самом деле запахом самого Джейкоба, попросту пропитавшим всё помещение. — Ты что-то хотел? — Джейкоб спрашивает неуверенно. Кевин только теперь понимает, как в комнате тихо. Музыку здесь вообще не слышно. Это не удивительно. Конечно же Джейкоб не станет включать её громче положенного, чтобы не мешать соседям. Кевин невольно вспоминает, сколько раз в Ванкувере на них вызывали копов. — Тебя потеряли, — Кевин пожимает плечами. Ложь приходит к нему сама, изо рта его звучит естественно. Кевин вдобавок ещё плечами пожимает, делает глоток, не отводит глаз от чужого лица. — Да? Но я сказал вроде, что пойду переодеться, — он говорит задумчиво и слегка растеряно. Видя на лице Кевина непонимание поднимает валяющуюся на полу футболку. — Араша меня облила. Случайно. — Мм, — вот и весь ответ. Кевин не слышал, потому что был слишком увлечён хвалебными речами в кухне, видимо. Теперь он замечает и несколько скомканных салфеток на полу там же, где лежала футболка. И, помимо прочего, расползающееся по бедру пятно на его серых спортивках. — Вот оно что, — добавляет Кевин к своему многозначительному ответу, круто развернувшись и медленно, широко зашагав в сторону стола и висящих над ним фоток. Когда ему было шестнадцать, и он пискнул переодевающемуся Джейкобу «я не смотрю», он получил от него полный подозрения взгляд. Кевин знает, что будет странно, если он сейчас попятится и выйдет. Поэтому он направляется прямиком к своему постаменту казни, когда сзади раздаётся тихое: — Не выйдешь?.. Это, наверное, проверка. Конечно же Джейкоб станет его проверять. Кевин ожидал этого. Он впивается взглядом в новое фото (Джейкоб с сидит в траве в компании трёх собак, которых Кевин впервые видит), бормочет в ответ: — Тебя что-то смущает? На этом фото он улыбается. Всегда счастливый в окружении животных. Что он там говорил? Что оставляет их у себя на передержку? Ну, кто бы сомневался. Он небось ещё и лечит всяких дворняг из своего кармана. Милосердный, красивый, спортивный, терпеливый — лучше кандидата для неудачной первой любви и не придумаешь. Есть ещё и другое новое фото, чуть ниже: на нём Джейкоб с несколькими людьми, которых Кевин никогда не видел, сидит в каком-то заведении. Они явно подвыпившие и очень счастливые. Конечно же он собрал себе новую компанию там, куда переехал. В конце концов, это же Джейкоб. Он как магнит. Ещё ниже, на уровне глаз, между фотографией собак и старой фотографией с волейболистами, есть ещё одна. Не полароидная изначально, но отредактированная под полароидную для общей эстетики, и, склонившись ниже, слегка сощурившись, чтоб её рассмотреть, Кевин вдруг чувствует, что всё внутри холодеет. Он знает это фото. Он помнит этот момент. Он так внимательно смотрит, что не слышит, как к нему подходят, и потому дёргается, чуть не проливая пиво, когда чувствует прикосновение к своим волосам. — Прости! — тут же выдаёт Джейкоб, отпрянув, подняв руки вверх. — Просто было интересно, жёсткие ли они. Ну, понимаешь, цвет же и… И всё такое, — Джейкоб замечает, куда Кевин смотрел. — А. В этот раз испуг вызывает в Кевине не тягу к самообороне. Наоборот: каждая мускула его тела словно ноет от желания сорваться с места и сбежать, вообще ничего не говоря. Потому что это какой-то пиздец. Как вылеченная щелчком старая травма, хлопушкой закрывшийся в тишине гештальт; что на стене у Джейкоба делает его фото? Кевин кусает нижнюю губу сильно, чтобы не выдать то, что она дрожать начала. Он сглатывает, выпрямляется, пьёт, спрашивает: — Ты типа на меня проклятья посылал? Я слышал, что это вроде не по-христиански, — Кевин и шутит, и нет одновременно. — Чт- что? — Джейкоб аж заикается. Это фото школьных времён, которое сделала Стелла. Он на нём в очках и бейсболке козырьком назад, прыщавый подросток с бургером в руках. Кевин успел забыть о его существовании. Уж точно не ожидал увидеть здесь, в храме воспоминаний Джейкоба Бэ. Ему хочется истерически засмеяться. Что за херня? У Кевина как нельзя кстати звонит телефон, и он отшатывается от письменного стола и этой дурацкой стены, достаёт телефон из заднего кармана, видит имя звонящего. И, тем не менее, снимает трубку. Лучше разговор с ним, чем продолжение этого. — Что ты хочешь? — Кевин отворачивается к окну. Снег перестал идти. Его парень цокает языком: — Поговорить я хочу. Ты даже не подумал перезвонить, так что я, как разумный человек, делаю шаг тебе навстречу. Кевин чувствует, как шквал злости поднимается изнутри, разгорается в его груди — он сжимает пиво так, словно хочет разбить бутылку. — А ты можешь, мой разумный человек, дать мне время побыть с семьёй? — Я не запрещаю тебе быть с семьёй. Я хочу, чтобы ты поговорил со мной нормально, без истерик. Но ты сбежал от меня на другой конец страны, так что я, по-твоему, должен делать? Его спокойный, слегка надменный тон. Словно это и правда вина Кевина. Словно не он отскабливал от Кевина уверенность, свободу и друзей всё это время. Это чувство душит. Когда осознаёшь, видишь истинные масштабы своего бессилия, начинает казаться, что противиться не имеет смысла. Кевин уехал не потому, что хотел встретить Рождество с семьёй. Кевин Уехал, потому что последние две недели он провёл в чистилище. — Оставить меня, блять, в покое! Или выбьешь из Марка где я живу и приедешь, чтоб и здесь контролировать? — Кевин, всё нормально? — Джейкоб спрашивает откуда-то сзади, и на другом конце линии на мгновение воцаряется тишина. «Ох, дорогой, милый Джейкоб. Что же ты наделал», — Кевин думает об этом, уже зная, что последует дальше. Причина, по которой у него больше нет друзей, всегда была крайне проста. За паузой следует смешок. И ещё один. Оно нарастает, из слабого хихиканья перерастая в громкий, безудержный смех — его парень хохочет, словно у него припадок, а потом набирает воздух в лёгкие и что есть мочи орёт: — Ёбаная шлюха! — Иди на хуй! — мгновенно рявкает Кевин в ответ, пока всё внутри него сжимается от громкости выкрикнутых слов. — Не смей меня так называть! Он почти уверен, что тот проорал так, что даже Джейкоб его услышал. Мужской голос, называющий его шлюхой. Кто угодно бы всё сразу же понял. Кевина начинает заметно трясти. — Ты пиздишь мне, что едешь к семье, а сам едешь к кому-то на стороне ебаться? Или может ты не съебался никуда, и сейчас у Марка? Сколько человек тебя трахают, уёбище? — он не останавливается. На одном дыхании, не давая Кевину даже слова вставить, заставляя пытаться его перекричать: — Я дома, блять! Что ты несёшь?! Я в Торонто! У тебя настолько крыша поехала? — А, так ты утешения в бывшем нашёл? Я блять так и знал, что ты, сука, ездишь туда не на праздники, а на чужой член сесть! — У тебя все дома? Ты ж блять знаешь, что у меня нет никаких бывших, — Кевин громко ставит бутылку на подоконник, понимая, что ещё чуть-чуть — и попросту её или выронит, или что-то разобьёт. — Я поехал сюда, потому что меня тошнит от тебя и вот этого твоего поведения! Ты ведёшь себя, как кусок дерьма! — Ну по крайней мере я дома и не трахаюсь с кем-то на стороне! — он снова орёт так громко, что у Кевина даже лицо кривится. — Я тебя люблю, а ты по мужикам бегаешь, как сучка в течку, и хвостом виляешь! Слышал я про тебя истории! Кевин невольно оборачивается. И — видит лицо Джейкоба. Кевину хочется сдохнуть. Вместо нового ноутбука надо было покупать новый телефон, с хорошим динамиком, способным к шумоизоляции, и тогда Джейкоб не смотрел бы на него с таким ужасом. Кевин чувствует, что вот-вот заплачет. Глаза застилает влага, в горле встаёт ком, пока оскорбления продолжают сыпаться ему на голову. Кевин чувствует, как у него горит от стыда лицо. Две недели. Без конца. И ему мало. Пока Кевин не начнёт вести себя так, как он хочет, он не остановится. Бессилие, говорящее о том, что противиться не имеет смысла. — Я тебя ненавижу, — Кевин всхлипывает. Он сбрасывает, пусть и не с первого раза, потому что размазанные по экрану слёзы и трясущиеся пальцы мешают, так что ещё несколько секунд комнату заполняют крики и унижения.Он слышал это не раз, так что это не так страшно, как вернувшаяся тишина. Кевин жмурится. Чувствует, как его желудок словно переворачивается, как будто бы его сейчас вырвет от нервов, потому что он знает, что Джейкоб сейчас скажет что-нибудь вроде «так ты гей?», и Кевину будет нечего ответить. Телефон начинает звонить снова, и Кевин аж ноет, пытаясь выключить. Ситуация — хуже некуда. Тёплая, шершавая ладонь перехватывает его запястье, вторая рука осторожно забирает у него телефон. Широко раскрытые глаза смотрят на него, словно боясь спугнуть. — Это он? — почему-то спрашивает шёпотом. Ощущение его прикосновения приземляет. Он ничего не говорит, но Джейкоб и сам понимает, что да. Снимает трубку. Волна злых слов вновь врывается в тишину спальни. Его парень снова орёт, словно плюётся ядом, Джейкоб по-прежнему держит его за запястье, и Кевин вдруг резко не понимает, как можно быть таким негативным. Отравлять всё вокруг. — Алло, да, здравствуйте, — Джейкоб наконец подаёт голос. Он вежлив, как и всегда. Говорит мягко и ровно. Кевин видит, как он старательно убавляет звук, а потом отходит, отпустив его руку. — Меня зовут Джейкоб. Я лучший друг Кевина из школы. Он сейчас у меня в гостях, здесь его сестра и наши друзья, так что вам не стоит так переживать, — Джейкоб замолкает, что-то выслушивая, и до Кевина долетают некоторые слова. — Мы потеряли связь несколько лет назад, так что это не удивительно, — снова что-то выслушивает. — Нет-нет, я понимаю. Да, конечно. Вы правы. Кевин усаживается на кровать и закрывает лицо руками. Его мир — сгорающий до тла старинный театр, крушащиеся вокруг реставрируемого собора леса, поднятый в воздух торнадо жилой дом. Кевин закрывает руками уши и жмурится. Джейкоб говорит с его парнем. С его парнем. Малейшая надежда на то, что получится как-то выкрутиться, растворяется у него на глазах, как сахарная вата растворяется, когда енот-полоскун опускает её в ведро. Через несколько минут кровать рядом с ним прогибается. Джейкоб кладёт телефон на его бедро, и Кевин нехотя отрывает от ушей руки, забирает его. — Думаю, сегодня этот человек больше не будет тебя беспокоить, — он говорит осторожно, заверяюще. Кевин поднимает голову. Потерянно, устало смотрит по сторонам. Он пытается вспомнить, зачем пришёл сюда. Он хотел спрятаться. Точно. От кого? — Зачем ты это сделал, — Кевин не просил. Он не понимает. Он не уверен, что хочет понять. Почему-то это чувствуется ещё хуже, чем если бы Джейкоб посмотрел на него с презрением. — Я просто- Я- Я никогда, — Джейкоб рвано втягивает в себя воздух и растерянно отвечает: — Я не видел никогда, чтобы ты плакал? Он звучит как-то жалобно, и Кевину хочется блевануть. Ёбанный цирк. Его конченный парень, его лажовая первая любовь. Сраное Рождество. Кевин поднимается, потому что ему не нужно никаких оправданий теперь, чтобы свалить отсюда. Он уйдёт, и ничего никому не собирается объяснять, потому что худшее, что на этой вечеринке могло произойти, с ним уже произошло. Он быстро выходит из комнаты, по лестнице спускается под аккомпанемент бесконечных «Кевин», и его хватают за предплечье, когда он уже надевает куртку. Свет, музыка, хохот — Кевину хочется убраться подальше от всего этого. Не портить своей физиономией праздник другим, не нервировать самого себя ещё больше. — Кевин, пожалуйста, — он заламывает брови, и, если бы Кевин не чувствовал себя оболочкой себя прежнего, он бы даже счёл Джейкоба в этот момент милым. — Что ты хочешь? Что тебе надо? Зачем я здесь? — Кевин смотрит в сторону гостиной, на свою сестру, которая смеётся, запрокинув назад голову. — Я рад, что вы со Стеллой нашли общий язык. Я-то здесь при чём? Он готов дать ему возможность ответить сейчас. Но Джейкоб только открывает и закрывает рот, смотрит на него огромными взволнованными глазами, и Кевину это не нужно. Тогда Кевин делает шаг ближе. Он выше — был в школе, остался и теперь. И он больше не уступает в физической подготовке. И он встречается с уродом, отношения с которым научили его быть готовым ко всему. Так что, делая шаг ближе, Кевин чуть склоняется к чужому уху и тихо шепчет: — Может, я тебя уже и не бешу. Но это не значит, что ты не бесишь меня. Отшатываясь, он заглядывает в лицо Джейкоба. И эмоции, которые он на нём видит, заставляют его злорадствовать. Ему так хотелось, чтобы он понял, каково это. Хотя бы капельку, хотя бы самую малость ощутил, что это для него тогда значило. Кевин уходит, торжествуя в своём злорадстве, хлопнув дверью, но уже на улице чувствуя, как снова кривится его лицо, жжёт глаза. Секундное облегчение, долгожданная месть не снимают груз с его плеч, и у Кевина нет ответа на вопрос о том, стоило ли это того.