Мысли и чувства

Мне нравится первая сигарета с утра, сразу после пробуждения. Хотя, говорят, это страшно вредно. Мне нравится приезжать в офис пораньше, до прихода Сильвии, вдыхать запах кожаной обивки кресел, смотреть на утренний город. Чувствовать себя хозяином положения, который знает что-то, чего не знают другие. Который всегда на один ход впереди соперника. И чашка крепкого кофе, который приносит Сильвия, мне тоже нравится. Мне нравится, как К. закрывает глаза и откидывает голову, когда я ласкаю ее. Мне нравится, как это всё сочетается со стонами удовольствия – так она дает мне понять, что я не зря стараюсь. Впрочем, особых стараний от меня не требуется: как оказалось, эта скромница заводится от нескольких прикосновений. Смотря каких, конечно. Почему-то на свиданиях именно с ней моя рука очень быстро оказывается там, где ни одна благовоспитанная сеньорита не позволит мужчине трогать себя. Но нет, никаких попыток оттолкнуть мою руку и высвободиться, только запрокинутая голова, полуоткрытый ротик, закрытые глаза и частое, прерывистое дыхание. Мне нравится после, лежа с закрытыми глазами, просто позволить себе отдохнуть. К. благодарно целует меня, а я не шевелюсь и позволяю ей это делать. Даже не открывая глаз, я знаю, что она лежит рядом и, больше не решаясь прикоснуться, лишь смотрит на меня, повернув голову. И тогда мне нравится, не глядя, на ощупь, положить руку ей на внутреннюю сторону бедра. Или на грудь. Не лаская. Лишь обозначая принадлежность. Мне нравится уверенная походка Д., которая в их семье владеет хоть и не всем, но держится так, как будто всем. И вдобавок еще чем-то. Да, мне нравятся эти решительные шаги и гордый разворот плеч. Главным образом потому, что с каждым решительным шагом под ее одеждой довольно интересно обозначаются линии тела. И как она высокомерно приподнимает подбородок, когда отдает распоряжения слугам, мне тоже, пожалуй, нравится. Интересно, она во всех сферах жизни может доминировать? Мне нравится работать допоздна, как ни странно. И уже ночью, отложив документы, понять: всё. Впереди – мое время. Усталость снимает как рукой, и я, странное дело, готов свернуть горы. Мне нравится вспоминать тот забавный случай: надо было закончить срочную работу, я взял домой кое-какие бумаги, засиделся за столом… М. хозяйничала у меня на кухне. «Хозяйничала» – значит, заваривала чай, на большее она просто не способна. Я вошел как раз в тот момент, когда она наливала кипяток в заварочный чайник. На ней было совсем легкое и тонкое платье – так, одна видимость. Я подошел сзади и обнял ее за талию. Она захихикала: «Подожди! Я хотя бы сделаю чай». Но я не отпустил ее, наоборот, я мои руки скользили вверх по ее телу, пока не легли на грудь. М. тряслась от смеха, пытаясь высвободиться, чайник прыгал в ее руке, капли кипятка срывались на стол. Я целовал ее в шею. Мне нравится смуглая гладкая кожа И., которую так выгодно оттеняет белый кружевной пеньюар. Мне нравятся волосы И., тяжелые и блестящие, как они рассыпаются по ее плечам, скрывая тело. Не нужно этих сложных кос, мы, мужчины, потому и любим длинные волосы у женщин, что… Кстати, у Сильвии тоже длинные волосы, и мне это нравится. Мне нравится вспоминать, как в тот летний день, мокрый и пасмурный, мы пошли в кабинет, я чуть не силой усадил К. к себе на колени, и струящаяся ткань платья мягко обрисовала ее плечи и грудь. К. была – как это часто с нею случается, причем в собственном доме – грустна и напугана. Я же отчетливо понимал: эта изысканная ткань лишняя здесь. Я живо представлял К. обнаженной. А лучше – полураздетой. Клянусь, я хотел ее там и тогда. Но у нас было лишь пятнадцать минут, как сказал этот болван, ее братец. Возомнил себя хозяином жизни… Но речь не о том. Вспоминалось, как К., у меня дома, порой забыв (она такая рассеянная!) пресловутую стыдливость и даже ничем не прикрываясь (надо же!), ждет, пока избавлюсь от одежды я. Правда, смотреть на меня в эти минуты она так и не решается, не говоря уж о том, чтобы мне помочь. Я же успеваю охватить взглядом ее силуэт: покорно склоненная голова, аккуратно уложенные волосы (мы ведь еще не делали ничего такого, от чего они могли бы растрепаться), нежная линия шеи-спины, соблазнительный изгиб талии. И скромно поджатые ножки. Мне нравится, что я не художник, и мне не надо переносить эти линии и изгибы на холст. Они явлены мне непосредственно, и этого вполне достаточно. Еще мне нравится самому раздевать К. Раз она попыталась сама снять с себя блузку и юбку. Быстро и немного неловко. Но я сказал: я сам. И сжал ее руки чуть выше запястий. Почему-то мне нравится это делать именно с ней. Иллюзия обездвиживания? Не знаю. Но когда я так делаю, К. лишь теснее прижимается ко мне, опускает глаза, и я чувствую, как часто бьется ее сердце. Мне нравится обедать в ресторанах. Могу себе позволить. И не как какой-нибудь мелкий служащий, который бежит на обед во время перерыва, каждый день заказывает одно и то же (подешевле!), торопливо проглатывает всё это и – назад, в унылую контору. Мне же нравится по-другому. Открывать для себя новые места и пробовать новые блюда. Пусть даже в обеденный перерыв. Когда-то я мог позволить себе лишь дешевые забегаловки или какие-то бары, где выпивал с друзьями. Теперь же я иду в какой-нибудь ресторан со средиземноморской, скажем, кухней, не спеша изучаю меню. Делаю заказ, не задумываясь о цене. Мне нравится разглядывать людей за соседними столиками. Прежде всего, женщин, конечно. …В тот день я пошел в один ресторан с европейской кухней. В меню были итальянские и французские блюда – я вполне прилично разбираюсь, где какие. Прикончив порцию пасты с ароматным мясным соусом и тягучим сыром, я с удовольствием допивал красное вино. Мой взгляд упал на женщину за соседним столиком. Она сидела одна. Короткая стрижка, довольно крупные черты лица. Но, что называется, породистые. Подбородок тяжеловат, пожалуй. Ухоженные руки, не слишком, впрочем, изящные. Свободный свитер, под которым не разглядишь очертания тела – не люблю, когда женщины так одеваются. Однако от этой веяло какой-то мягкостью, которая, скорее, располагала к себе, и, пожалуй, грустью. Да, точно: она была не то грустна, не то встревожена. Между бровей пролегла некрасивая морщинка. И – вот странность – незнакомка читала: перед ней лежала какая-то толстая книга. Порой женщина поднимала глаза от страниц и будто невидящим взглядом скользила по залу ресторана. Один раз она глянула и на меня – неожиданно строго, поджав губы, будто осуждающе. Но вот принесли ее заказ: французский тост, золотистый, горячий, с шариком мороженого и свежими ягодами. Она тут же забыла о книге и принялась за лакомство – также серьезно и вдумчиво, как за чтение. Ела с таким аппетитом, что я, недолго думая, подозвал официанта и заказал такой же десерт, хоть любителем сладкого меня и не назовешь. Мне нравится вспоминать, как К. впервые приехала ко мне. На настоящее свидание – как оказалось, первое в ее жизни. Она явно не ожидала близости со мной так скоро. Но я был решителен. Я сразу подошел к ней вплотную и «предосудительно» (ну, разумеется) к ней прикоснулся. Она сбивчиво произнесла: «Как же вы сможете уважать меня, если я приехала к вам вот так?..» «Вы»! «К вам»! Ну и дела! Прошлый век… Она совсем смутилась и замолчала. «Если мужчина хочет женщину, значит ли это, что он ее не уважает?», – философски изрек я. Я шептал ей что-то ласковое и словно гипнотизировал ее голосом, потому что прекрасно чувствовал: она напряжена и боится. Я был слегка раздражен всей этой никому не нужной «психологией» и отметил про себя: впредь плести ей что-то более пространное о любви. В том, что «впредь» будет, я не сомневался ни минуты. Уже тогда она, в общем, безропотно позволила раздеть себя. Но тут же прикрыла руками грудь, опустила голову. Мне стало смешно и досадно, я настойчиво отвел ее руки. И тут она подняла голову и посмотрела на меня снизу вверх. Сколько всего было в ее глазах! Я помню до сих пор, хоть и не люблю вникать во все эти женские переживания. А К. тогда и умоляла, и доверялась и – о боже, какая драма – возлагала на меня неведомые надежды, и боялась, и желала. Да что там, просто хотела. При этом ни одного слова не сорвалось с ее приоткрытых губ. Я вдруг осознал, что до того никогда не спал с женщиной, для которой был бы первым. Сам не знаю, почему тот момент так запал мне в память: К. стоит передо мной, маленькая, обнаженная, я держу ее за руки, а она так мучительно смотрит на меня зелеными глазами. Или голубыми? Черт знает. Мне нравится «игра в миллионера» – так я называю ее про себя. Как-то я поймал себя на том, что захожу в аэропорт торопливо, ссутулив спину, будто убегаю от кого-то. В аэропорт, потому что это была какая-то деловая поездка. Недалеко – внутренний рейс. «За тобой никто не гонится», – сказал я себе. И замедлил шаг. (Чемодан был нетяжелый). Поднял голову. Не так высокомерно, как это делает Д., конечно. Я представил, что я миллионер, который летит в Париж. Или в Рим. Уверенный в себе. Четко осознающий, что имеет достаточно, чтобы купить хорошую жизнь. Такую, о которой мечтал, когда был никем – мелким служащим, никому не известным адвокатом, каких сотни. Любовником, который не мог себе позволить заплатить за женщину в ресторане. А вот теперь он идет, не спеша, по огромному терминалу аэропорта и знает, что мир принадлежит ему. Впрочем, теперь я так хожу всегда, вновь и вновь вызывая в себе то манящее ощущение достатка и одновременно превосходства над всеми вокруг. Например, так я захожу в дом Линаресов, которые уже способствуют и будут способствовать тому, чтобы моя «игра в миллионера» из игры стала жизнью, ни больше, ни меньше. Мне нравится, как нарочито виляет бедрами при ходьбе их вездесущая Лео с ее наглыми глазами и этой язвительной усмешкой. Мне нравится, что я кажусь ей привлекательным – она дает это понять с помощью языка тела, пусть преувеличенного, на грани плохих манер, но такого красноречивого. Парадоксально, но мне нравится, как ест эта их новая родственница из трущоб – как я понял, именно там ее неведомо как откопал «молодой сеньор». Объективно она, конечно, привлекательна: на мой взгляд, у нее отличное тело. Да только я не любитель простолюдинок. Поэтому вдвойне странно, что мне нравится смотреть, как она расправляется с едой: страстно, с наслаждением, забыв обо всем вокруг, но не забыв неприлично облизать пальцы. Какой там этикет! Он ей и не нужен. Впрочем, у Линаресов действительно неплохо готовят, а девчонка, говорят, чуть ли не голодала, когда жила в своем бедном квартале. Мне нравится контраст между милой улыбкой и злыми глазами юной аристократки Л.В., которая спит и видит свое счастливое замужество. Ну, а я сплю и вижу, как ловко управляюсь с ее капиталами. Пока же мне нравится, как в респектабельных стенах солидного кабинета моим советам внимает младшая, не сводит с меня глаз старшая, а я точно знаю, что пресловутые деньги и все, что они дают, будут – так или иначе – моими.