***
Мелодия на телефоне будит меня не сразу, зато ветер, проникающий в комнату через распахнутое окно, прекрасно освежает. Не помню, открывал ли его я вчера, но, учитывая моё состояние, я мог намеренно устроить себе морозное утро. Выключив будильник, пару минут прихожу в себя. Бессонница после столь резких смен настроения и перенапряжения нервной системы была вполне ожидаема, но как же мне не повезло с тем, что такое произошло именно перед этим великим днём… Сегодня должен состояться первый масштабный розыгрыш. Я слишком долго думал над этим представлением, нельзя ничего испортить. Собрав все силы в кулак, встаю с кровати. Тело медленно пошатывается из стороны в сторону, перед глазами всё плывёт, однако я продолжаю идти. Ванная комната встречает меня приглушенным светом и гулом, отражающимся от одной стены к другой. Милейшая атмосфера из всех ныне существующих! Умывшись, вытираю скатывающиеся с лица капли воды. Шум труб встаёт эхом в ушах, дрожащие пальцы крепко сжимают зубную щётку. Я нервничаю и, блять, не знаю, из-за бессонной ночи ли это. Такое состояние мне весьма несвойственно. Нет, ночи в поисках утешения и последствия от них — это ещё ладно, но чтобы всего меня трясло от мыслей о важном дне… Странное ощущение. Я вроде всё продумал, на всё готов. Так к чему же этот блуждающий взгляд и сжимающиеся внутренности? Хер его знает, сука, видать моё развлечение решает оккупировать не только разум, но и тело! Но от того только лучше… Послевкусие будет более насыщенным. Я выключаю кран и случайно сглатываю мятную смесь из воды и пасты. Оставив себе не очень приятное ощущение после ванных процедур, прусь обратно в комнату. Открываю шкаф, вытаскивая оттуда самые приметные вещи в мире. Сегодняшний значимый день просто обязан отпечататься в головах окружающих, а для этого стоит выглядеть ещё более вызывающе, чем обычно. Белая футболка, светло-голубые джинсы и выделяющаяся черно-белая кофта на замке с ярко-красными рукавами. Очки чуть ли не на лбу, сумка через плечо почему-то душит. Глаза горят, губы расплываются в предвкушающей улыбке. В таком наряде я либо покажусь окружающим фриком, либо… Покажусь окружающим фриком. Идеальный вариант. Бегло оглянув ящик под кроватью, принимаюсь живо собирать вещи. В принципе, ничего нового: два ключа в разных носках, звенящие монеты, телефон и капля иностранной налички на всякий пожарный. Я готов. Выхожу за пределы комнаты, привычно оглядывая обстановку. Мать курит на улице, а отчим что-то забыл на кухне. Понял, остаюсь без завтрака. Я проскакиваю до прихожей за считанные секунды, удачно обогнув взгляд одного из надзирателей, жадно впихивающих в себя бутерброды. Накинув куртку, просовываю ремешок от сумки поверх неё. Обувшись, я несколько секунд решаюсь выйти наружу. Курящая мать — препятствие не из лёгких. Всё-таки выскочив за пределы дома и испугав ту своим неожиданным появлением, бросаю на неё беглый взгляд. Эта строгая женщина взирает на меня самыми злющими в мире глазами. Она, прищурив их, ещё и улыбается как последний хищник перед бабочкой. Пока мать сжимает свои накрашенные алые губы и отчаянно воздыхает, я понимаю, что та планирует меня отчитать. — Знаешь что? — поскрипывая зубами, мерзко проговаривает она. Я спрыгиваю со ступенек, но останавливаюсь, услышав зловещую интонацию позади. Собственный взгляд застывает на пустом для мозга пространстве спереди, ладони в карманах невольно сжимаются в кулаки, но из горла не раздаётся ни звука. — Делай всё, что хочешь, мне наплевать, — выплюнув эти слова мне в спину, мать кидает потушенную сигарету в левую сторону от меня. — Если ты создашь мне ещё хоть одну проблему — я начну создавать их тебе. Не знаю, пьяна она, под кайфом, или просто поймала такое «игривое» настроение с утра, но её «предупреждения» воспринимаются мной с насмешкой. Какой же бред, дура, будто ты раньше этим не занималась? Я и так стою по горло в твоих «успехах» в воспитании, лучше б заткнулась… И пошла нахуй! Выпрямившись, срываюсь с места. Я хмурю брови, безразлично разглядывая детей, садящихся в школьный автобус. Прикусив себе язык, начинаю перестраиваться на нужный лад. Эта сука меня и под землёй в спокойствии не оставит, но что поделать? Её политика всегда удивляла… Причиной, почему она таскает меня всюду за собой, я вынужден считать тот факт, что так она выглядит лучше в глазах своей семьи и родственников отчима. И так происходит только потому, что в один прекрасный момент та решила, что моё обеспечение — для неё великая заслуга. Воспитывая меня рукоприкладством, криками и своей психозностью, мать плюёт на мнение окружающих: ей похуй на моих друзей, повидавших следы от её побоев на моём теле, похуй на соседей, слышащих ор, исходящий из нашего дома чуть ли не каждый день, она лишь хочет казаться успешной для тех, кто об неё ноги вытирает. Просит меня не создавать проблем, хотя сама является их источником. Эта тварь ничего не решает, никогда ни с чем не помогает, она только командует, ругает и разбивается об ей же созданную стену из моего вечного молчания. Даже звучит смешно… Из-за собственных комплексов прививать их другим, вот что поистине угарно. Так бы могла называться книга какого-то сумасшедшего: «Моя мать — конченная психопатка, следующая исключительно своей почти необъяснимой логике, как выжить?». Бля, да легко! Человек — существо забавное, привыкнет к чему угодно. А когда сделает это, то либо подстроится под такой образ жизни, либо поступит как я — начнёт презирать в ответ и, терпя и планируя всё наперёд, когда-нибудь сбежит. Главное не думать слишком много о том, что беспокоит, это никогда хорошим не заканчивается. А я, что-то, зачастил с этим! Лучше б о Лизе так часто думал, нежели о матери. Аккуратно поднявшись на школьное крыльцо, протискиваюсь сквозь других учеников. Вот поэтому и не стоит думать! За мыслями слишком быстро время течёт… Ты, бля, действительность теряешь. Я подхожу к шкафчикам, снимая куртку по пути. Нагнувшись, высовываю ключ из носка. Потянувшись, цепляюсь за случайные фразы из общего шума, создаваемого людьми вокруг. Никто не заостряет на мне внимание, когда я разгибаю спину и, повернувшись, облокачиваюсь на соседние шкафчики. Положив свой безэмоциональный взгляд на середину коридора, я пытаюсь на чём-то сфокусироваться. Руки всё ещё дрожат, шрам на правой ладони напоминает о себе из-за того, что я недавно впился в него короткими ногтями, когда сжимал кулаки в карманах. Настроение никакое, хотя должно было быть отличным. Нет, я возбуждён, но это всё равно не то… Было б неплохо если бы азарта во мне было больше, чем нервности. Пока ученики берут свои вещи, изучаю каждого из них для повышения концентрации. Она мне сегодня пригодится… Пара ребят жмут руки, перекладывая тетради в свои рюкзаки. Темнокожая девушка неловко поправляет свои вьющиеся волосы в зеркале. Её светленькая подружка ошивается рядом, размахивая перед чужим лицом телефоном. Несколько чуваков оглядывают меня, сложив руки на груди. Узкоглазая блондинка пробегается от входа до лестницы, споткнувшись о первую же ступеньку. Мимо проходит Валера, о чём-то беседующий с фриком. Красноволосая особа в обтягивающих чёрных леггинсах целует… Стоп, чего, нахуй? Валера и Антон? Я отвлекаюсь от засасывающейся с высоким пареньком девушки, пытаясь найти в толпе этих двоих, но безуспешно. Показалось, или, завидев меня, эти два быстро скрылись в соседнем крыле школы? Даже не знаю что хуже. Если я уже пришёл в себя и то, что я увидел, реально, тогда о чём, сука, могут перешёптываться вор и непонятный мне гений? Что за странная парочка? С какого хера Антон вообще с кем-то в школе разговаривает? И почему именно с Валерой? Бред. Приподняв одну бровь, я в замешательстве запихиваю куртку в шкафчик. Закрыв того, перекладываю ключ обратно в носки, как на телефон приходит сообщение. Я вытаскиваю мобильник из сумки, застыв на том же месте. Лиза: Обернись. Исполнив приказ, натыкаюсь на знакомую фигуру по другую сторону коридора. Синеволосая, сверля меня настойчивым взглядом, убирает свои очки в сумку. Я втыкаю в её силуэт ровно до тех пор, пока она не кивает мне в сторону туалетов. Поправив свою задравшуюся юбку, Лиза застёгивает чёрную кофту до конца и резко начинает движение. Для приличия постояв несколько секунд, направляюсь за ней. Прикол должен состояться сегодня на первой же перемене. Я уверен, синеволосая прекрасно обо всём помнит, так зачем же ей звать меня куда-то сейчас? Огибая толпы учеников, я дохожу до старого кабинета. Учителей вокруг нет, обшарпанная деревянная дверь приоткрыта. Мягкий свет, сочащийся через щель, зазывает войти внутрь. Проскакиваю туда, в нос бьёт сладкий аромат вишни, а Лиза встречает меня с доброй улыбкой на лице. — Вов, ты точно хочешь? — смягчив свой взгляд, начинает она. Помочь тебе? Да, очень. Ты хорошая и милейшая из всех мной, блять, встреченных женщин. Ещё ни одна девушка в моей жизни не парилась обо мне так, как ты успела за считанные дни. А я, пусть и воспитан не лучшим примером, но чувство благодарности во мне присутствует. Правильно реагировать на заботу я не смогу, кажется, никогда, зато своими поступками всё без слов докажу. Тем более, когда сам получу с этого, э, приятный опыт. Ну, бля, выгоду! — Точно, — склонив голову к левому плечу, отвечаю я. — Блять, это так смешно, — Лиза прикрывает рот ладонью. — Я парюсь из-за такого маленького момента. — Зато он понесёт за собой большие последствия, — не та фраза, которую стоило бы проговаривать с широкой улыбкой на лице. — И в них буду задействована не только я. — Ты и вправду очень сильно заботишься о своих друзьях, как я успел заметить. Синеволосая отводит взгляд, приопуская уголки губ. Я пожимаю плечами, слегка разводя руки в разные стороны. Мы молчим несколько секунд, пока с её уст не срывается следующая откровенность. — Не понимаю, почему тогда для окружающих я выгляжу так, будто мне на всех кроме себя наплевать, — она грустно усмехается, приподнимая брови. — Потому что они дауны конченные, — не замешкавшись ни на секунду, выдаю я. Лиза улыбается, всё так же грустно, но с счастливым фундаментом. Неловко переместив руку на её плечо, просто молчу. Она видит по моим глазам, что всё будет хорошо. То, к чему я стремлюсь, является Лизиным страхом. Она боится того, что может случиться со мной, но слишком хочет того, чтобы Влад изменился и всё встало на свои места. Девушка просто не может противиться своим эгоистичным желаниям, когда я поддерживаю её в этом. Пусть всё так и останется. — И тебе должно быть похуй на них, как мне, к примеру, — подытожив, разворачиваюсь обратно к двери. Уже скоро звонок. — Удачи, — последнее, что произносит Лиза перед тем, как я оставляю её в старой, наполненной мягким солнечным светом комнате. — Спасибо, — твёрдо проговариваю себе под нос. Начав движение, не могу понять, зачем мне удача. Всё зависит от чёткости плана, расчётливости и организованности. Проще говоря, всё держится только на тебе самом. Проверив расписание в сотый раз за последние три дня, я наконец убираю в сумку телефон, который держал в руке всё это время. Зашагав в нужном направлении, наконец начинаю улавливать сочувствующие взгляды на себе. Видать многие не из моего класса прознали про испытательный срок, объявленный мне Владом. Я думал, что это состоится в день же его выдачи, но, видать у них всё-таки нет кнопки «Отправить всей школе». — Эй, Вова! — зазывает мужской голос позади. Стоя на последней ступеньке, оборачиваюсь. Вокруг никого нет, звонок только что прозвенел, все разбежались по кабинетам… И только фрик в нескольких метрах от меня стоит как ни в чём не бывало. Мы молчим пару секунд, перебрасываясь непонимающими взглядами… Ну, моим непонимающим и его нечитаемым. — О, бля, нашёл время, — с показательной обидой, отзываюсь я. Пока мне до пизды хочется поиграть в обиженного на жизнь парня, которого динамили несколько дней подряд, тот кивает, поднимаясь ближе. Когда от его широкого чёрного пальто меня разделяют всего три ступеньки, я предательски улыбаюсь. Изогнув одну бровь, пытаюсь выбросить из головы сцену с его побегом от тех ребят. — Подошёл своровать мою сумку? Безуспешно. Желание подъебать сильнее какой-либо другой эмоции. — Нет, — коротко и предельно ясно, но, не думаю, что шибко честно. Антон, не меняя своё безэмоциональное лицо, и не пытается казаться невинным. Просто сейчас ничего пиздануть не хочет, так то… По этим светло-голубым глазищам всё видно. — Так, ты что-то хотел? — решив не упускать возможность, спрашиваю я. — Ты уравновешенный? Ему, блять, не стоило при этом вопросе мне подмигивать. Теперь я и разозлиться не могу, и отсмеяться от всей души тоже. Оскал на чужом лице не позволяет. — Круто, подъебал, — сжимаю губы, покусывая щёку изнутри. Пойду сдам тебя копам и вертись на чьём-нибудь хуе с погремухой шныря. — Я серьёзно. И он и вправду серьёзно, либо я не выкупаю столь гениальный прикол и начинаю думать, что всё это всерьёз? — А я нет, — несу бред, избегая возможности того насмехаться надо мной. — Вова. — Антон. Мы уже знакомы, если что. — Ты действительно этого хочешь? Ты, блять, сдохнешь. — Спасибо. Меня заебало. Иди куда подальше, я устал слушать эти бредни! Не знаю, что ему там кто наплёл, чтобы между нами состоялся этот высокоинтеллектуальный диалог, но мне похуй. Я в себе и в своих планах уверен. Понятия не имею, общалась ли Лиза с Валерой, чтобы тот всё распиздел Антону, опять же, похуй. Почему-то каждый второй считает своим долгом предупредить меня о чём-то. Ребята, я не тупой и не слепой, сильно запахнет жареным — сам всё себе выскажу и съебусь. А пока мои идеи мне важнее чужих бессмысленных речей. Развернувшись, я наконец ступаю на третий этаж и пропадаю с поля зрения фрика. Рассмеявшись со своей последней мысли, ловлю заинтересованный взгляд медсестры, которая торопится вернуться к себе в кабинет. Я резко замолкаю, не желая быть утащенным в её логово. Спасибо, заботливо-кричащая женщина, но так интенсивно обрабатывать мне больше ничего не надо… Дойдя до класса, молча прохожу внутрь. Учителям всё равно поебать. Русская школа и в Америке русской останется, просто везде будут флаги висеть. Я прохожу до своего места сопровождаемый интересующимися глазами со всех сторон, но не вижу на себе того, чей был бы мне больше забавен. Влад сидит ровно и тихо, не своих рук. Он неотрывно смотрит на свои ладони, будто застывшая ледяная глыба. Смешной. Сажусь на стул и всё тело пробивает электрическим разрядом. Мне это нужно. Ёрзаю как на иголках, но оборачиваться пока рано. Преподаватель контузит нас физикой, все вовлечены в процесс, а я должен сохранить интригу. Достав телефон и разблокировав его под партой, отправляю Лизе уродский смайлик. Получив в ответ такой же, возвожусь всё больше. Урок тянется до невозможности долго, я мониторю время на часах, отсчитывая каждую секунду. Перед глазами мутнеет быстрее, чем до ушей доходит надоедливый звон. Я подскакиваю с места как ужаленный. Руки трясёт, былой уверенности след простыл. Но нет времени на сомнения! Отставить, блять, пора! Развернувшись и встретившись взглядами с Лизой, к которой уже успел подскочить Влад, в последний раз прокручиваю всё в своей голове. От главного старта меня разделяет всего несколько шагов и пять простейших фраз. Ёпта, всё, яйца в кулак и погнал. Нет, я щас грохнусь. Это неловко и позорно. Блять, это весело! Неуклюже переваливаясь с ноги на ногу, подхожу к Лизе. Калюка, стоящий подле, не бросает на меня и мимолётного взгляда. Шаг влево, шаг вправо, и вот я уже обогнул его со стороны. — Привет, — широко улыбнувшись, произношу я. Все затихают, присматриваясь к нашей компании. Множество взглядов падает на моё фальшиво-искреннее лицо, которое я контролирую без особых проблем. Нервозно? Ух, бля, весьма, однако это не мешает мне, получив от Лизы наигранно заинтересованный взгляд, растянуть своё «Слушай». Влад замирает на месте, смотря на загоревшиеся глаза девушки. Он абсолютно спокойно мирится с моим присутствием рядом с его девушкой, не спеша перебивать. Выглядит тот как терпила последняя, но я могу уловить нотки интереса в ауре вокруг него. Неужели ты, Владик, спрашиваешь себя, как далеко я зайду? Поверь, настолько, чтобы ты не догнал. Его состояние прибавляет мне уверенности. Странно, но мне хочется, чтобы он выглядел жалко на моём фоне. Это было бы просто уморительно. — Ты не хотела бы, — я запинаюсь, театрально опуская брови в жалостном выражении. — Ну, эм… — Да? — хлопая глазками, якобы непонимающе отвечает синеволосая. — Ты не хочешь пойти погулять со мной? — тараторю, показательно потирая свои пальцы. — А, да, давай, конечно! — с лучезарной улыбкой соглашается она. Не знаю, как скоро Калюка выкупит суть этого представления, и что, на самом то деле, подкатывать к его девушке я не собираюсь, а хочу лишь поиздеваться над ним, чтобы получить его реакцию, но толпа вокруг нас сначала заваливается хохотом, а потом резко замолкает. Никто всё-таки не ожидал от Влада столь большой отстранённости, тем более, когда перед носом его любимую так нагло уводят. Любой нормальный человек тоже проигнорировал бы такое, посчитав, что личное пространство в отношениях — это их неотъемлемая часть… Но не Калюка. Этот ебучий титан терпит лишь потому, что не имеет права возразить. Через его огромную стену безразличия всё равно просвечиваются нотки злости, как бы сильно тот не старался оставаться равнодушным. Они забираются прямо в мозг и разрезают его на мелкие кусочки одним своим существованием. — Стэйси, так ты идёшь? — как ни в чём не бывало, даже, с нотками беззаботности, спрашивает Калюка. Толпа вмиг рассасывается. — Я напишу тебе, — зачем-то подмигиваю, зная, что парень этого всё равно не увидит. Лиза, ухватив моё нервное передёргивание глазом, продолжает собирать свою сумку. Меня скручивает в тот же момент, когда огромная фигура слева поворачивается ко мне лицом и хладнокровно проходит мимо. За ним следует и Лиза, я резко обгоняю их и выхожу из класса первым. Будто ничего и не произошло, будто всё так, как обычно. Очень странное ощущение. Всё тело лишь покалывает, неконтролируемый хохот вырывается из глотки, я мчусь до кабинета на третьем этаже сломя голову. Как не посмотри, выгляжу безумно: растрёпанные белые волосы падают на лицо, образуя короткую неряшливую чёлку. Из-за пота пряди прилипают ко лбу, глаза отчаянно пытаются увидеть что-то помимо омута, дрожащие руки хватаются за ручку. Перевозбуждённый организм вваливается в заброшенный кабинет, пальцы еле справляются с щеколдой. Всё те же пыльные пакеты, завешенные окна и стрёмная картина встречают меня с явным подозрением. Мне мерещится, что у каждого из них по недовольной рожице. Ну, представлять её у картины мне не приходится. Облокотившись спиной на стену возле окон, прикрываю глаза. Всё прошло быстро, слаженно, без какого-то неимоверного экшена, и всё равно меня колотит вдоль и поперёк. Ладно, главное, что дело уже сделано. И вздрочнуть бы мне, если честно, на это дело… Но опять неудобно. Надо бы здесь генеральную уборочку провести, конечно. И тогда я б тут и жить остался. Переводя дух, медленно стекаю вниз, собирая всю грязь. Получилось. Первый прикол состоялся. Всё отлично. И будет ещё лучше.***
Остаток дня прошёл как обычно: я шароёбился по школе, своим молчанием пресекая попытки окружающих со мной заговорить, строил кривые ёбла, когда учителя поднимали на меня свой взгляд, прикалывался с друзьями в переписке и пытался не сойти с ума по дороге домой. Это далось мне особенно непросто… Увидев лицо матери, находящейся не на работе, а дома, я сразу понял, что сегодня состоится «семейный» ужин. Делать было уже нечего. Зализанные гелем волосы, проглаженная рубашка, длинные черные штаны и галстук, стягивающий мне шею. Надзирательница поглядывает на меня с презрением, напоминая о своих словах с утра. Да, мам, я понял, что тебе наплевать и ты мега важная. Буду ждать от тебя истерик как обычно, не переживай. В попытках ослабить галстук, нарываюсь на недовольный взгляд отчима. Мы уже стоим на выходе из дома, поджидая такси. На своей тачке ехать нельзя: оба родителя прекрасно знают, что ужрутся. Я б и сам вместе с ними залил в себя литр-два, да вот никто не позволит. Застегнув куртку до конца, с отвращением поглядываю на свою правую руку. Никто так и не заметил. Скрывать такое, между прочим, очень непросто! Когда ты правша, хочешь не хочешь, но по привычке высунешь ладонь чтобы что-то схватить. Приходится думать втрое больше перед тем, как что-то делать. А это отнюдь не весёлое занятие. Мать выходит из дома первой. Длинное чёрное платье, дорогая меховая накидка, по бриллианту в ушах и алмазу на пальцах. Светлые волосы средней длины, ни одной морщинки на лице. Иногда мне кажется, что она продала мою душу за вечную молодость. Ну, а иначе как бы она могла оставаться в таком состоянии, учитывая то, как часто она орёт, выпивает и курит. Блядская загадка. Отчим, в чёрном пиджаке и с ебланским выражением лица, прихватив её кожаную сумку, выходит вторым. Я, взяв в руки себя и запихнув своё шутливое настроение куда подальше, направляюсь следом. Пока хуйло с тем ещё кукурузником на всю харю закрывает дом, медленно шагаю вслед за матерью. Она открывает дверь белого такси, присаживаясь внутрь. Без «Здравствуйте», без «Добрый вечер», протыкает своими каблуками коврик под ногами. Я сажусь слева от неё, кивнув водителю в приветствие… Кто тут ещё блядь невоспитанная. Когда все садятся в машину, мы двигаемся с места. В мыслях извращения, на душе суетливо. Холодные офисные здания мелькают чаще жилых домов, красные кирпичные балконы врезаются в глаза с безумной периодичностью. Куда не посмотри, всё вокруг излучает мерзкий запах, лишь сладковатые духи молчаливого водителя разбавляют атмосферу уныния. Ощущение, будто меня везут на казнь, будто, когда мы приедем, все встанут в один огромный круг, положат моё грешное тело на мокрую землю и начнут по очереди втыкать в сердце железные колья. Но даже в тот момент я скорее всего буду думать о том, как можно было б над ними пошутить. Классно было б снять трусы и начать дрочить прям там? Определённо. Отодвинув похабщину, боковым зрением подмечаю пачку сигарет в руках матери. Та противится сама себе: ей хочется курить, но родственники её мужа подобное не оценят. Они сами те ещё представители здорового образа жизни, но позволить кому-то ещё увлекаться табаком не способны. Их скорченные старые гримасы будут искажаться, рты начнут плеваться фразами из разряда "Фу! Женщины не должны курить!", вялые руки напрягутся, луна над ними решит, что находиться рядом с такими уродцами ей себе дороже, улетит на миллиард километров, лишь бы не наблюдать такой мерзости, но те и не подумают о том, как отвращают окружающих. Думаю, это — базовая функция во всех богатых людях. Им похуй на всё до тех пор, пока не задевают их эго или не противоречат их старейшим нормам. Я каверзно улыбаюсь, когда мать с раздражённым вздохом запихивает пачку сигарет обратно в сумку. Боится, дура. А стоп, так я тоже! Иначе б не ехал с ними сейчас. От собственных рассуждений противит. Не дождётесь, мрази, я никогда не стану похожим на мать. Испытывать ненависть к себе из-за своей беспомощности, неконтролируемых эмоций и печального положения? Блять, ни в этой жизни. Она — чистый смех для окружающих, а я — тот, кто смеётся. Так и не поняв, как мои мысли перешли от желания передёрнуть до психологического разбора себя и матери, хмурю брови. Да пошли они нахуй! Ну, не брови, не дрочка и не я, а мать и мысли… Дорога за окном простилается по прямой до большого белого дома. Мраморный фонтан, покрытая инеем лужайка, холодные фонари, освещающие округу всего на три метра от себя. Огромный пентхаус простилается на добрые полпланеты. Если там не сидят члены правительства, которым я смогу подать жалобу об ужасном отношении родной души, сидящей справа, ко мне, то зачем он вообще существует? Усмехнувшись, спешу убрать счастливое выражение с лица. Пусть тяга пошутить над всем вокруг никуда не ушла, зато осталось желание не получить пизды от добреньких родственничков. Мать, приподняв низ платья, вальяжно задирает подбородок. Отчим, открыв ей дверь, старается не придушить всех вокруг из-за цоканья её каблуков. Я, переваливаясь с ноги на ногу, подумываю о том, как бы перепрыгнуть трёхметровый чёрный забор и не напороться на их острые концы. Семья в сборе. У всех, я уверен, искренние улыбки на лицах, а в моих глазах абсолютно точно не читается мольба «ПРИСТРЕЛИТЕМЕНЯНАХУЙ». Ну, по крайней мере, люди, вышедшие нас встречать, ни о чём из этого не догадываются. — Вечер, — протягивает ангельским голоском отчим. Он протягивает руку своему отцу и тот крепко сжимает её. Мать фальшиво хихикает, целуясь в обе щёки с другими женщинами. Я неловко выплёвываю «Здравствуйте», оставшись незамеченным всеми, кроме персонала. — Трафик сегодня поражает! Вам ж так недалеко ехать, а всё равно задержались! — восклицает старушка, а с её ушей сыплются тонкие нити из драгоценных камней. Вот бы с них так посыпалась и лапша, которую ей навешивает её любимый внук, протягивая в её морщинистые пальцы аккуратно обернутую красной лентой коробочку с извинениями и пожеланиями всего наилучшего… Но скорее это с моего ебала посыплется штукатурка, сдерживающая уголки губ от вырывающейся наружу ухмылки. Так, мне говорили… Чё там мне она говорила… А! Не создавать проблем! Всё, молчу, жалостно похлопывая глазками при похлопывании крепкой мужской руки по плечу. — Что ж мы стоим, да мёрзнем, пройдёмте! — сжимая мою настрадавшуюся кожу, уже чем-то чавкает старик. Пока для окружающих двери открываются сами по себе, я замечаю вымученный взгляд девушки, из всех сил старающейся отслужить надменным хуесосам эту смену и уйти в долгожданный покой в своей жесткой кровати. Её я понимаю больше, чем визг женщины средних лет при виде нас. Высокие потолки заставляют почувствовать себя сверхуязвимым. Гогот и хохот, пришедший на смену высокомерному молчанию уже спустя пару минут, молит о наличии ружья под высоким столом. Женщины садятся за стол, все остальные присаживаются следом. Я кладу салфетку на колени, мило улыбаюсь тётушке и начинаю беседу первым, иначе покажусь невоспитанным. Говорю тише, чем остальные, не отвлекаюсь ни на что и не свожу взгляд от её выцветших глаз, иначе покажусь вульгарным. Дожидаюсь, пока пища остынет, режу большие кусочки на маленькие, откусываю по чуть-чуть, протираю рот салфеткой, иначе делать некультурно. Затыкаю в себе все рвущиеся наружу пакости и желание выблевать всё из себя в ту кожаную сумочку матери, одиноко покоящейся на специальном стульчике, иначе невозможно. Я знаю все правила этикета наизусть и молюсь о том, чтобы те исчезли из моей памяти после того, как сбегу. Огромные часы показывают полночь, беседы приобретают менее официальный характер, все пьянеют, шумно перекрикиваясь за столом. Никто не пойдёт завтра на работу, но мне вырваться из дома будет необходимо. Это сейчас они веселы. Ещё пара часов и желание сбежать прямо сейчас не только из этой семьи и страны, но и из мира, станет просто невыносимым. Я остаюсь безмолвен. Политика, деньги, связи, слухи и сговоры — не хочу думать о том, что это тоже заложено у меня в крови. Мне больше по душе забавы с друзьями, море мата, жесткие шутки и похабность. Ну и спорная адекватность. Зато какая-то, да доля доброты, отсутствующая во всех остальных. Да и всё равно моё присутствие здесь картины не делает: мать уже расхвалила меня, ну, себя, за мои выдуманные успехи, отчим перестал мониторить меня тяжёлым взглядом, вопросы о моих увлечениях и учёбе больше никого не интересуют. Моя миссия выполнена, пора съёбывать. — Могу ли отлучиться? — спрашиваю так, чтобы услышала только тётя. Ей похуй, но если остальные начнут обсуждать, как же я так невоспитанно покинул стол, она начнёт спорить с остальными. Нет, ох, бля, точно не для того, чтобы меня защитить… Из принципа. Что-то типа: «Он сказал, а вы, сволочи, в край опьянели и всё мимо ушей пропустили!». Они все на жизнь обиженные, а мне не грех этим воспользоваться. Быстро скрывшись от жадных приговорок о том, кто в итоге должен был отдать несколько тысяч долларов тому «психопату из авиационной компании», я выбегаю наружу. Холодный воздух окутывает края рубашки, оставшийся наружи персонал молча провожает меня взглядом до ворот. Камеры, сидя за столом, никто просматривать не станет, окна сюда не выходят. Я молча стою на небольшом бережке, искоса поглядывая на мелкие капли воды, скатывающиеся по газону. Ворота передо мной закрыты, зато не заперта калитка. Та девушка, обслуживающая нас за столом, позаботилась об этом. Я каждый раз приезжаю сюда, каждый раз пересекаюсь с ней двусторонним сочувствующим взглядом, каждый раз мы делаем всё, что в наших силах, чтобы облегчить друг другу участь. И каждый раз ничем боле помочь друг другу никто из нас не в силах. О большем желать грешно, без меньшего не выжить. Ебаная золотая середина никого в полной мере тоже не устраивает. И только выйдя за пределы частной территории, в лёгкие попадает поистине свежий воздух. Тело потряхивает от холода, но дышать становится свободнее. Загнанные в угол мысли расплетаются по привычным им уголкам разума, я облегчённо прокашливаюсь, наклонив голову к асфальту. Присев на корточки, свожу колени вместе. За пределами всё кажется чище. Как бы не были отполированы полы в этом богатеньком особняке, всё покрыто огромным слоем мути. Всё будто выпачкано чистотой и трудом, но не стараниями владельцев, а руками тех, кто по сути является настоящими хозяевами как и дома, так и участка. Нет, у тех людей нет больших торговых точек, они не скупают акции и не совершают никаких манипуляций с валютами. Они убираются, готовят, расставляют вещи по местам, открывают двери и закрывают ящики, стригут газоны, поливают растения, паркуют машины, и выполняют всё, что им скажут, без права сказать и слова. И большее уважение я испытываю именно к ним. К той девушке, не заперевшей калитку, к тому парню, кто принёс мне помимо стакана с водой и таблетку от головной боли, к тому человеку, проводившему меня понимающим взглядом по дороге сюда. Эти люди хотя бы честны сами с собой. Хотелось бы, чтобы когда-нибудь те бытовые инвалиды, относящиеся ко всему с пренебрежением, ошиблись и перевели всему своему "жалкому персоналу" по сумме с шестью лишними нулями в конце. Жаль только, что такого никогда не произойдёт. Зацикленность на деньгах не позволит. Одинокий шарик болтается в воздухе, приподнимаясь вверх и вниз. Он парит на большом расстоянии от земли, врезаясь в фонари и заборы. Я наблюдаю за ним до тех пор, пока он не влетает в странно выглядящего человека. Он кажется очень знакомым... Лиза? Нет, это не женщина. Валера? Нет, тот ниже. Антон? Нет, не такой худощавый. Влад? Я озираюсь по сторонам, а потом замораживаю взгляд на фигуре пинающей красный шарик одной ногой. Тот человек весь дрожит, держа в руках телефон. Видать разговаривает с кем-то по громкой связи. Однако ёбла, которые он корчит, заставляют меня насторожиться. Это что-то с чем-то. И, нет, это не Калюка. Но слишком уж на него похож. Пододвинув очки ещё ближе к глазам, задумчиво потираю переносицу. Его глаза точь в точь такие же, как у Влада, но он пухлее, ниже и, что заметно, младше Калюки. Ноги затекли. Встав с корточек, стараюсь услышать хоть что-то из чужого разговора, но тщетно. Тот парень, стоя в столь богатеньком квартале, окружённый домами «авторитетных» людей, чувствует себя слишком непринуждённо. Честно, смахивает он на психбольного. Вялые движения быстро сменяются резкими и направленными, улыбка с лица не сходит ни на секунду. Он игриво протягивает что-то в трубку, не обращая ни малейшего внимания на то, что происходит вокруг него. Блять, не будь у меня ограничителя в виде матери, которая уже ждёт моего возвращения, я б подошёл и познакомился с ним. Уже хочу обернуться и пойти восвояси, как к парню подъезжает низкая чёрная машина. Смахнув чёлку с лица, тот опускается к одному из тонированных зеркал спереди и шепчет что-то водителю. По тому, как его притягивают за воротник куртки, я понимаю, что он влез в какую-то передрягу. Выгнув одну бровь и всё ещё оставаясь никем не замеченным, я уже готов подбежать и влезть в назревающий конфликт, но вдруг водитель автомобиля высовывается из окна и… Засасывает парня. Сука, эта вселенная заебала давать мне непонятные намёки! Нет, я сам пидор и ничего против не имею, но чтобы за последние несколько дней уже два случая, как какие-то педики целуются на моих глазах… Это, мягко говоря, необычно. В России, увидь я такое, сразу же был бы отправлен в православную церквушку, а тут такое — привычное для всех дело. Но мне то всё ещё непривычно! Парни поедают друг друга добрых три минуты, а я, как точно уравновешенный и точно не извращенец, продолжаю смотреть на их обжимания. Сам не знаю почему! Я б уже давно отвернулся… Не будь тот парень так похож на Влада. Благо те наконец перестают сосаться. Чувак, убрав свой телефон из рук и перестав походить на дёрганного шизика, запрыгивает на сидение напротив водителя. Не сильно уверенный в том, хочу ли я стать свидетелем гейской порнухи оффлайн и без регистрации, разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов. Шагнув обратно на частную территорию, прикрываю калитку. Юрко проскользнув в дом, наблюдаю как все уже прощаются. В голове полно мусора, пожимание рук выходит смазанным. Смотря на них, я пьянею сам. Бледный свет, такси, высокие офисы, редкие деревья, взгляд от матери, означающий моё прекрасное выполнение задания, молчание, моя комната, душ, кровать. Та сцена всё ещё не выходит из головы. Кажись, с ней я и засну.***
Первая неделя прошла и не успев начаться. Время стало течь быстрее, как только я взялся набирать обороты после столь неловкого старта. Того странноватого паренька я больше не видел, зато мои идеи постепенно начали реализовываться… Второй прикол был более раскрепощённым, сумев выбить дыхание уже не из меня, а из окружающих: я в открытую приобнял Лизу за плечи, стоя перед входом в спорт зал. Влад стоял на площадке, все оглянулись на нас в один и тот же момент. Он не разворачивался до последнего. Он томил, распрямляя спину, покачивался с ноги на ногу, Калюка был единственным, кто продолжал двигаться, когда время вроде бы остановилось, и повернулся лишь тогда, когда моя правая рука сползла к спине Лизы, а я сделал шаг назад. Ей было страшно, мне было до безумия весело, а что чувствовал Калюка… Мне было наплевать. Я смотрел в неоднозначное выражения лица девушки и старался прочесть чужие мысли, которые та и так бы мне вскоре озвучила, радовался тому, что чувствовал себя живее всех живых. Дальше пошли мелкие забавы... Сочинённые из принципа "Настолько не смешно, что смешно". Ух, делал это я весьма комично: всё началось с подножек. Ну, я перетоптал ему все ноги. Все, которые были. И если б отрасли новые, те бы тоже не остались без моего внимания... Влад мог спокойно идти по классу, когда я совершенно случайно подставлял свою ступню под его. Он спотыкался, пошатывался, но не оглядывался. Я напоминал себе камень, попавший под колесо машины, Влад непоколебимо ехал дальше, не взирая на эту мелкую гальку в моём лице. Вот только очень быстро эти мелкие камешки превратились в огромного оленя, который перегораживал путь, упирался большущими рогами в лобовое стекло и не давал ни единого пути для объезда. Я подкарауливал его в коридорах, пока он разговаривал со своей компанией, я проходил мимо всех, но обязательно наступал ему на ногу, оглядываясь и наблюдая за этим исказившимся лицом. Влад видел меня, но не смотрел в ответ: он сжимал кулаки, стискивал зубы и впивался ледяным взглядом в людей напротив. Его кроссовки приобрели вечный грязно-серый оттенок, а тело трясло при одном упоминании меня. Иногда мне казалось, что он скоро лопнет от злости. Я стал ходить на физкультуру только для того, чтобы мешать Владу играть. Я бросал мячи в аут прямо перед его лицом, огибал его лишь для того, чтобы врезаться в людей из чужой команды и замертво упасть на пол, перегородив ему дорогу. Он скалился, обгонял меня при любой возможности, но так и не выиграл ни одного матча. К сожалению, меня быстро выперли из команды, так как три-два-два, намеренная руина на поле никому не нужна, однако лучше Владу не стало… Выигрывали все, кроме него: я кричал нелепости во весь голос именно в самые важные для Калюки моменты. Я сидел на трибуне вполне адекватно ровно до того, пока не наступал нужный. И Влад не мог больше терпеть. Как сильно бы тот не старался, мячи продолжали вываливаться из его рук или летать по кривой траектории. Уши окружающих вяли всё сильнее, но они продолжали громко смеяться с каждого моего «Влад, пасуй», выкрикнутого из стоячего положения с поднятыми вверх руками. После моего преображения в самую преданную в мире чирлидершу, всё начало нарастать ещё больше. Состояние Лизы улучшалось: она стала меньше беспокоиться о Калюке, проводить больше времени за собственными увлечениями и верила в то, что всё идёт по плану. Оно и шло. Шло просто потрясающе! Помимо меня, Влад начал игнорировать других парней, подходящих к Лизе. Она могла спокойно разговаривать с кем-то прям у него на глазах и он не подлетал к ней с претензиями. Нестабильность Влада принесла стабильность всей школе, отношения с одноклассниками стали до безумия противоречивы, те то осуждали, то возводили из меня уважаемого человека, то с жалостью поглядывали на мой пыл. Но мне не нужно было почти ничего из этого. Мне нужен был лишь тот миг, когда Влад сорвётся. Но Влад молчал. Молчал настолько громко, что стены сотрясались только от его размеренных шагов по коридору. Они с Лизой перестали видеться так часто, а когда встречались, тот вёл себя как ни в чём не бывало. Он рассказывал ей «ни о чём и ни про что», не подавая виду. Синеволосая, будучи в заговоре со мной, не задавала ему вопросов, тот и не рассказывал. Не знаю, что именно начало в нём ломаться, но единственное, что было очевидно — он перестал употреблять. Неизвестно по какой причине, но Калюка стабильно приходил в школу к первому уроку, вёл себя отстранённо и весьма нервозно, что естественно для его положения, а после испарялся со своими кентами как по расписанию. Я понял, что мы поменялись социальным статусом тогда, когда на следующей же неделе, после очередного прикола, в погоне за целью, я перестал видеть какие-либо границы. Лиза сама позволила мне приблизиться к ней так близко. Я смотрел в её лицо, находясь в считанных сантиметрах от чужих губ. Я изо всех сил пытался выглядеть смущённым, а не засмеяться… Изображать романтическую симпатию к девушке, с которой вы успели стать хорошими друзьями, при том условии, что ты педик, довольно тяжко. Из-за этого груза мои пранки становились жестче. Я ощущал, как нравится мне всё происходящее, мечтал быстрее покончить с этими прелюдиями, поэтому начал торопиться, впихивая всё больше забав в будние дни. Влад больше не мог на меня не смотреть. Измывался бы я над ним при всех, хватая устрашающие взгляды со стороны его приятелей, дружелюбно бы протягивал ему руку, кривя самую невинную на свете ухмылку, рвал бы его несданные работы, разлетающиеся мелкими ошмётками по всей парте, протягивал бы нежное «Владик» ему через кабинку в туалете, намеренно наступая на его пятки через щель снизу кабинки… Я начал ощущать леденящие душу глаза на себе. Сначала это были мимолётные взгляды, при соприкосновении с которыми мне сносило крышу, после ими стали долгие, мутные гляделки. Выступающие вены на руках и на лбу, резкие, сумбурные движения, проскальзывающие мимо меня… Холодные зелёно-голубые глаза впечатались мне в мозг. Чрез невидимую линию пересечения наших взглядов не проросло бы ни одно растение: эта железо-бетонная стена уплотнялась всё больше. Влад сверлил меня, не жалея ни времени, ни сил, и с азартной похотью я наблюдал за всеми этими искрами, сочащимися из его глаз. Те пылали похлеще жидо… Жидкостей, образующих горючие пары. И всё ещё Влад не мог себе противоречить. Он дал слово, выдал мне приказ, а поэтому рвал себя изнутри, держался из последних сил, скапливая всё больше негативных эмоций. Его же решительность при назначении мне «испытательного срока» не позволяла ему не то, что прикоснуться ко мне и пальцем, он и слова сказать не мог, из-за чего стал похож на пиратскую пушку. Я подносил тлеющий фитиль к её запальному отверстию каждый грёбаный день, но та никак не выстреливала. Ядер внутри накапливалось всё больше, все начали сторониться не так его, как меня. Я чувствовал, как те же учителя с опаской поглядывали мне в спину, но не переставал творить хуйню. Так же быстро, как я прозвал Калюку «терпилой», ко мне прилипла кличка «самоубийца», а вскоре уже нас обоих избегала вся школа. На улице холодало, дома все решили меня игнорировать, я начал забывать про еду, ящик и своих друзей, за что себя ругал. Антон перестал пытаться донести до меня свои пустые бредни, меня уносило сильнее, взгляд Влада становился нетерпимее. Замечая так и не слетающие с его обкусанных губ слова, я окончательно вошёл во вкус. Грезя о будущем, выпадал из реальности. Я либо кошмарил Калюку, либо не был в себе. Хотя, будучи рядом с Владом, я в себе тоже не был. Тело изводило меня своей постоянной возбуждённостью, с жадностью поглощая каждую скрытую эмоцию, я начал сходить с ума. Весь организм вечно на взводе, малейший намёк на чужую вынужденную сдержанность подрывает изнутри. Желание сделало меня безумным, в каком-то плане озабоченным дебилом, который гонится за реакцией. И мне всё невероятно нравится. Ну, блять, нравилось, до того момента, как Влад резко исчез после финального пранка. Он стал… Вишенкой на торте. Проще говоря: возможно я переборщил. Я помню, как кто-то громко крикнул «Тайлер». Он повернулся, а я с Лизой прошёл прямо мимо него, сбив того с ног. Это вышло случайно… В отличие от того, как я, переборов весьма неприятное чувство, поцеловал Лизу в щёку. Я читал его взгляд и переводил его в слова, отпечатывая себе в разум каждое из них: «Да, Влад, Лиза тебе удобна. Да, уводить её у тебя не в твоих правилах». Вот только, нет, она мне важнее, чем ты, а поэтому я сделаю всё, что в моих силах, чтобы она пропала с твоих радаров как лучший вариант девушки, при котором к тебе другие не полезут. Возможно, именно этим, завершающим приколом, я обрёк себя на бесконечную ярость с чужой стороны. Пока что не знаю. Пока я только выглаживаю свою рубашку перед тем, как заявиться на вечеринку в трёх районах от меня. С моим новоиспечённым высоким статусом, который я, блять, до последнего отрицал, ко мне прилипло не мало сверстников. Они либо в край ёбнутые, либо сверх глупые. Ребят, моё молчание означает моё нежелание говорить с вами, а не мою «крутость» и «загадочность». Я, как человек, не особо интересен, просто прикалываться люблю. И мне, конечно, приятно прославиться на всю школу тем, что я конченный, но зачем приглашать меня на тусовки? Чтобы я напился и разъебал всё вокруг, или чтоб у вас в каждом стакане имелось по капле моей мочи? Ух, что ж, очень на то надеюсь, ведь я уже почти готов к тому, чтобы организовать всё из перечисленного. У кого там проходит эта вечеринка? Я въебал, не в курсе. Помню лишь адрес и то, что «самоубийца» туда приглашён. Выключив утюг, убираю всё обратно по местам. Шрам на руке наконец затянулся. Белая полоса режет глаза мне самому, зато не так заметна для окружающих. Она всё ещё непривычно напоминает о себе когда я сжимаю кулаки или держу что-то в руке, но жить можно. С ногой всё достаточно проще: толстый слой кожи там перекрыл рану и никаких маячков о своём существовании вообще не посылает. Мать зарылась в игноре и перестала меня хуярить, так что проблем с физическим состоянием вообще не наблюдается. Однако совсем скоро те просто обязаны сформироваться. Сегодня уже двадцать девятый день с момента выдачи мне испытательного срока. От синяков и потасовок меня разделяют день, а может быть и два… Я так и не разобрался, какой по длительности месяц выбрал Влад. Зато я определился с тем, что тот в терпилу больше играть не намерен. Пропав после последнего прикола, тот вообще перестал как-либо появляться на публике. Дураку понятно: он на грани. И что меня ждёт… О, нет, я знаю. Я к этому, сука, к этому и шёл. Мне было в кайф измываться над ним, ловя протяжные взгляды, но где же моя награда за такие то усердия? Это вправду было не так уж и просто! Успев так хорошо сдружиться с Лизой и липнуть к ей, в принципе не будучи при этом шибко тактильным, тяжеловато. Начать лезть к кому-то по приколу — нормально, а вот так липнуть к девушке, изображая романтический интерес — сущее испытание. Но… Главное, что всё уже позади. Дела сделаны, я оторвался на славу, а скоро придёт время для Влада отрываться на мне. И, ох, я пиздец как жду. Догладив рубашку, подворачиваю ей рукава. На этой тусовке никто не будет проверять, скидывался ли я за алкоголь, а значит можно выглядеть максимально раскрепощённым и заливать в себя всё, что душе угодно. Но мало. Придётся держать себя из-за того, что Лиза на вечеринку не пойдёт. Её мне не понять: обычно когда приезжают родители, я стараюсь побыстрее съебаться, а та наоборот, закатывает семейные ужины с невообразимой периодичностью. Говоря же о других… Фрик, даже если будет там, следить за мной не собирается, он прекрасно понял, что свою херню мне на уши вешать бесполезно, поэтому отстал. У Валеры, с которым синеволосая в последнее время восстановила тёплые дружеские отношения и рассказала про наш план, всё равно своих забот больше найдётся. С другими я и не пересекаюсь. Значит придётся контролировать себя, чтобы не насказать лишнего. Пойду, чисто отдохну сам для себя, вернусь домой к утру следующего дня. Всё равно сегодня пятница, родители, даже если б меня не игнорировали, всё равно бы ничего не заметили. Натянув штаны, поправляю сползшие очки. И всё же… Чего-то не хватает. Я пару секунд покусываю ноготь, размышляя на счёт того, стоит ли цель своих средств. Ух, бля, да, стоит! Нажав на ручку двери, проваливаюсь за пределы комнаты. Гробовая тишина намекает на то, что возможно моя выходка и свершится. Еле касаясь пола, добираюсь на второй этаж. Здесь кабинет отца, спальня родителей и их ванная. Если первые два помещения меня не интересуют от слова совсем, то в последнем лежит то, чего мне так не хватает для завершения образа. На цыпочках проскочив мимо отчимского кабинета, захожу в нужную мне приоткрытую дверь. Нагнувшись, максимально тихо открываю ящик. Забыв дышать, чуть не выдаю себя полным резким вздохом. Схватив карандаш, в потёмках пытаюсь не выколоть себе им глаза. Нести его вниз нельзя — придётся возвращать обратно, своровать — тем более, мать сразу заметит. Поэтому приходится подводить себе слезящиеся очи в полумраке, не имея возможности разглядеть своё отражение и трясясь от страха быть замеченным. Переломав себе и нос, и пальцы, наконец заканчиваю с своеобразным макияжем. Надев очки и положив всё обратно по своим местам, в миг вылетаю из ванной. Расслабляюсь только тогда, когда добираюсь до своей комнаты. Мимолётный взгляд в зеркало не так врезается в душу, как обычно. За этот месяц я действительно стал чувствовать себя более расслабленно, чем когда-либо. Возможно именно нотки власти придают отражению менее расплывчатый облик. И не важно, что власть пока что не над своей, а над чужой жизнью. И, бля, тоже не важно то, что властью как таковой её всё равно не назвать. Главное что мне стало легче, а на навязчивые мысли попросту нет времени. Оттянув щёку вниз, рассматриваю своё неаккуратное творение. Подтерев пальцами лишние подтёки и следы рефлекторных слёз, прихожу в восхищение. Глаза, подведённые как и сверху, так и снизу, идеально завершают образ. Хотя, лучше было б его назвать фриковым прикидом. Хотя так даже лучше! Схватив телефон, решаю, что брать его на вечеринку не имеет смысла. Накатив, я скорее всего потеряю границы дозволенного, а с ними потеряется и мобильник. И если на сохранность себя мне поебать, то приобретать новый из-за своей невнимательности я больше не намерен. Матери похуй, звонить не будет, дорогу я запомнил, доберусь без каких-либо неприятностей, Лиза мирно ужинает с семьёй, других друзей о своей гулянке я предупредил, волноваться не станут. А значит телефон мне нахуй не сдался. Отложив его на стол, показательно отворачиваюсь в сторону. Упс, кажется я сейчас его забуду. Какое невезенье! Рассмеявшись со своей же артистичности, непонятно откуда взявшейся, со спокойной душой запихиваю ключ от ящика в носок. Сука, каждый день обещаю начать поиски того, кому его можно будет сплавить… И каждый раз забываю, погружаясь в другие дела. Ну, во Влада. Других дел у меня нет. Так, всё, завтра же подначу первого встречного. Не сумев стереть улыбку с лица, выключаю свет и покидаю комнату. Метнувшись к прихожей, не успеваю и сделать вдох, как уже стою снаружи в куртке. Холодный предзимний воздух, пара рублей в носках и отличное настроение — это всё, с чем я отправляюсь на вечеринку. Хотя, большего мне и не потребуется. Вдохнув поглубже, начинаю шагать в сторону нужного мне дома. Пройти три района пешком? Да запросто! Весело оглядываюсь по сторонам, сворачиваю за угол. Мне просто нужно обходить странноватые улицы и сторониться проблематичных ребят по дороге и я спокойно дойду до места назначения. Погода сегодня прекрасна как никогда. Ветер не бьёт в ебало, в воздухе мелькают нотки свежести. Дожди уже не редкость, прокапав моросью целую ночь, те оставляют после себя тонюсенький слой льда на асфальте. На таком не поскользнёшься — он лишь похрустывает под подошвой, тая на глазах. Я заметно ускоряюсь, завидев на горизонте Антона. Он важно шагает в своём длинном пальто, распугивая даже своих сверстников. Не знаю, как тот ещё ни разу не нарвался на конфликт. Любой вор же обязан когда-нибудь встретить своих жертв? Лицо тот не скрывает, стиль выдаёт с потрохами. Вот узнает его даже по описаниям какая-то девушка, потом же не отвертишься! Чудо ебучее. Зашагав шустрее, больше не оборачиваюсь. Пусть Антон и отстал от меня, но а вдруг что… Портить себе настроение разговором с ним я не намереваюсь. Запрыгнув на асфальт, останавливаюсь возле компашки ребят. Те громко распевают песни, отголоски которых прослеживаются внутри здания. Они звонят в домофон, ожидая быть поприветствованными, пока я неторопливо приближаюсь к ним ближе. Когда дверь распахивается, а музыка начинает долбить по ушам, я проскальзываю внутрь со всеми. Яростный запах курева моментально забивает нос, хозяйка вечеринки встречает меня с улыбкой и сигаретой в зубах. Она очень медленно пытается донести до меня что-то по-видимому важное, но тщетно. Хотя, бля, что важного может быть на тусовке? Разве что стаканчик чего-нибудь вкусного. Я открываю рот, делая вид, что что-то говорю. В силу её опьянения и херачещей музыки та всё равно ничего не услышит, а так я хотя бы посмеюсь. Произнеся лишь губами «Здравствуйте, спасибо за приглашение», наблюдаю за тем, как та гостеприимно кивает и удаляется в глубину. Сняв куртку и аккуратно повесив её в ближайший шкаф, отправляюсь изучать дом. Вокруг мигающие огни, вскрики и веселье. Стены обмотаны жёлтой лентой с надписью «ВНИМАНИЕ» на английском, большинство людей измазаны неоновой краской, светящейся в темноте. Не знаю, откуда они её достали, но нарваться на неё не хотел бы… Покупка новой одежды в мои планы тоже не входит, один, порванный и заляпанный моей же кровью комплект, я и так уже выбросил. Дойдя до кухни и запутавшись в потоке собственных мыслей, бросаю случайный взгляд на руку. Шрам неприятен, с каких бы сторон на него я не посмотрел. Лучше поскорее засунуть что-то в эту ладонь. Неловко приблизившись к стойке, хватаю боковым зрением силуэты разливающих коктейлей пареней. Сделав непринуждённое лицо, сосредоточенным взглядом намекаю им на то, что тоже не отказался бы от выпивки. Здесь нет закона, никто не будет проверять твой паспорт, гуглить законы чужой страны и прочее. Здесь всем похуй, в принципе, как и в России… Я не раз бывал на таких тусовках. Иногда через друзей, иногда ходил один, прям как сегодня. Тут, если ты приглашён, особенно если мало со всеми знаком, платить ни за что не приходится. Ты просто проникаешь внутрь и сливаешься со всеми, здесь все друг другу товарищи. Спросишь — ответят. Не придёшь — не заметят. Вызовешь лишнее внимание и натворишь херни — просто будешь выгнан. Никто ничто не потребует, в этом и плюс. Мой взгляд не остаётся незамеченным. Взяв один из ярко красных стаканчиков, я прослеживаю за тем, как в следующую же секунду белая изнанка пластика пачкается в алкоголе. Разогнавшиеся парни по незнанию понижают градус. По ним видно, что те уже в щепки. Заливая в себя что-то лёгкое после водки, виднеющейся в кармане пиджака одного из парней, те обеспечивают себе весьма болезненное утро. Кажется, одна капля газировки разделяет их от страшнейшей алкогольной интоксикации. Но это уже не моих глаз дело. Получив свой коктейль, любезно налитый не только в стакан, но и на всё в округе, я быстро ретируюсь из-за стойки. Ухватив несколько жирных свиных рёбер, трапезничаю, облокотившись на один из дверных косяков. Они совершенно безвкусные, я и так нормально поел дома, но, сука, лишним не будет. Пока я обгладываю кости одну за другой, передо мной намечается танцевальная вакханалия. Люди, всех наций, полов и, кажись, возрастов, обжимаются в просторной гостиной. Тот же Валера, грозящийся свалить на повал всех вокруг своим до предела счастливым оскалом, пляшет вне себя. Наблюдая за всем этим, самому хочется присоединиться… Но лучше сначала выпить. Так рецепторы будут приглушены и смесь из травы, пота и мужских одеколонов, в которых каждый уважающий себя здесь самец считает должным искупаться перед тем, как сюда заявиться, не будет раздражать дыхательные пути. Выбросив свиные остатки, подношу стаканчик ко рту. Нельзя выпить больше трёх. Володя, не больше трёх. Здесь нет на тебя няньки. Контроль, не больше трёх. И не просто трёх, а трёх, где будет что-то слабое. Чистое и лёгкое веселье, не отбитая для тебя вечеринка, где ты нахерачишься и подохнешь возле стенки, Вов. Не больше трёх. С первым же глотком в мозг посылается сигнал о токсине. Ну, бля, давай, попробуй расщепить яд в воду. Отойдя от дверного косяка, приближаюсь к самому жару. — Спасибо, не курю, — отмахнувшись от сигареты, предложенной хозяйкой, подхожу ещё ближе. Не знаю, было ли ей достаточно того, как я отрицательно закивал, но преследовать меня та не стала. — И, нет, благодарю, не употребляю, — обойдя стороной пару девушек, снюхивающих что-то с маленького кофейного столика, шепчу это себе под нос. Вновь припав губами к стакану, решаю прикончить его окончательно. Сладость перемешивается с горечью, смывая с зубов остатки жирной свинины. Подхватив одиноко лежащий на чьей-то тарелке огурец, закусываю им. Упав в мягкий пуф с краю от главного месива, начинаю подпевать английской песне. Слов не знаю, но в бит попадаю. Спустя пять-десять странных предложений от незнакомцев на непонятном мне языке и десятку песен, спетых мной неузнаваемым для себя голосом, примечаю интересный стакан. Странное название? Ему вполне подходит. Его владелец, уже похожий на разноцветного попугая, успешно забыл про него, взяв себе новый. Переливаясь под огнями, с оставленными на нём неоновыми красками, тот невероятно манит. Не знаю что в нём, но блять, я его хочу. Потянувшись, аккуратно перехватываю того с краёв. Я не брезгаю, но, не желая задеть краску, держу стакан чуть ли не одним мизинцем. Принюхиваюсь, пытаясь разобрать напиток по запаху, но выходит худо. Ещё раз взглянув во внутрь, решаю, что это точно не что-то крепкое. Ну или пытаюсь внушить себе этот очевидный самообман, чтобы легче поддаться на соблазн. Отпив пару глотков, остаюсь более чем доволен. Бля, вообще похуй. Вкусно — значит классно. А если уж классно, то ограничивать себя совсем не получится. Встав с пуфика, следую за несколькими ребятами обратно на кухню. Выбросив уже выпитые к этому моменту стаканы, вот уж хочу взять третий, как чья-то рука мягко ложится на плечо. Я оборачиваюсь и неосознанно улыбаюсь, завидев знакомое лицо. — А ты нормально так отжигаешь, — кажется, впервые за сто лет, начинаю диалог первым. — Да! — кричит мне в лицо Валера, успевший где-то посеять свою футболку. — Ага! — обнажив все имеющиеся зубы, я аккуратно кладу свою ладонь ему на предплечье. — Что-то хотел? — Что? — ещё на тон выше орёт парень, пока я перехватываю у него из рук стакан и выпиваю тот до дна. Иначе бы содержимое пролилось и испачкало меня! Честно! Всунув в слабо держащие пальцы обратно уже пустой пластик, улыбаюсь шире. — Ты что-то хотел? — наклонившись к Валере, повышаю голос и я. — А, нет, да! Пойдём, с нами посидишь! Не успеваю я и согласиться, как уже оказываюсь ведомым прямяком в другую комнату первого этажа. Здесь менее шумно, но царит собственная атмосфера. Честно, она кажется мне уже менее дружественной, чем в гостиной, но кто я, чтобы судить незнакомцев? Валера присаживается на огромный фиолетовый диван перед телеком, кажется уже забыв, зачем меня привёл. Хотя, по его радостным глазам и оживлённой беседе с какой-то девушкой, смею предположить, что тот забыл и про моё существование. Плюхнувшись на кресло, я быстро оглядываю толпу людей, находящихся в комнате. Кто-то спокойно играет в настольный футбол, кто-то задумчиво пялит в стену, а кто-то с прежним рвением подтанцовывает музыке через стену. У всех свои занятия, никто ко мне не пристаёт, никто не донимает меня так, как в школе. Прелестно. Разливающаяся по телу теплота окутывает так, будто я нежусь в кровати. Не в своей. Скорее она напоминает постель дома у Дани или Коли. Мягкая, манящая и никогда не холодная. Друзья без всяких проблем разрешали мне валяться на ней сколько душе угодно, непринуждённо ложились рядом. Я мог заснуть на ней и проспать сутки, не задумываясь ни о чём. Распластавшись по всему креслу, прикрываю глаза. Ни болтовня, ни скрежет карточками по столу не доставляют неудобств. Мне хорошо, давно, сука, так хорошо не было. Желание веселиться разрывает изнутри, я поправляю очки, открываю глаза… И встречаюсь лицом к лицу с незнакомкой. Если та пыталась поцеловать спящего, то увы, сегодня не её день. — Скажешь тост? — внезапно и чрезвычайно жизнерадостно произносит она. Стаканчик в её руке вселяет столько же уверенности, сколько абсолютное отсутствие плохих намерений в её голосе. Приняв и его, и предложение, я крепко сжимаю твёрдый красный объект в правой ладони. Пока та хлопает в ладоши, а я зачем-то резко вскакиваю с кресла, отшатнувшись до ближайшей стены. Люди вокруг замолкают. Когда внимание добрых семидесяти процентов присутствующих фокусируется на мне, я всё-таки рефлекторно сжимаюсь. Сейчас я точно скажу какую-нибудь херню. — За отдых перед праздником! — набрав побольше воздуха в лёгкие, восклицаю я. Я уверен, почти никто не понимает, что это было и к чему, но все как один повторяют за мной, иссушая стаканы до дна. Вот только, кажется, я один сам его не опустошаю, сумев поперхнуться. Не знаю, что я только что выпил, но было пиздец как противно. Та чувиха точно не подсунула мне что-то плохое… Просто… Это… Бля. Что-то очень мерзкое. Фу, бля. Отставив эту херь, которой в стакане осталось чуть меньше половины, уже менее радостно сажусь обратно в кресло. — Каким праздником? — выкрикивает кто-то, кто по всей видимости так же не решился допивать, и начинаются вопросы. Когда по комнате в тридцатый раз разлетается одна и та же фраза, моё настроение нормализируется, а своим молчанием я начинаю изводить уже не просто школьников, а достаточно опьяневших сверстников, один громкий голос всё-таки придумывает колкость. — Его кончиной! Подняв с пола стакан с чем-то более приторным, я делаю какой уже за вечер глоток спиртного. По комнате расходится шёпот. Ну да, мне скоро пизда, но, ребята, всё совсем не так, как вы думаете. Я мазохист, а не просто конченный идиот. Всё, что я ожидаю, и так входит в мои планы, не мне, не вам, нет чего бояться! Однако шёпот уж слишком затягивается, расходясь не только по комнате, но и выходя вне. Сюда сходятся люди, улыбки которых не сулят ничем хорошим. В одной из них я нахожу Антона. Чувство, будто та же музыка становится тише. Из гула я слышу всё отрывками, но прекрасно вычленяю из шумового потока имя Лизы. Э, бля, что с Лизой то? Её тут даже нет, что-то случилось? Но все как на зло лишь смотрят на меня, заставляя нахмурить брови. Мне приходится смыть с лица улыбку. За ней уходит и похуистическое выражение, кажется, сама вселенная заставляет меня нахмуриться. Да скажите уже, что произошло! То ли от нервов, то ли переборщив с алкоголем, из-за которого и возникла вся импульсивность, я вскакиваю с кресла и начинаю метаться из стороны в сторону. Валера, еле оторвавшийся от напитка, чересчур задумчиво поднимает на меня глаза. — Лиза с Владом расстались, — с большими паузами произносит он. — Чего? — я так и остаюсь с приоткрытым ртом. — Вы про кого вообще? Застыв на месте, не с первого раза понимаю, что только что услышал. Лиза… Что нахуй? Кажется, будто люди вокруг исчезают, оставив меня один на один с размышлениями. Вмиг исчезают все прочие вопросы кроме моих собственных. Почему? Этого… Этого определённо не было в моих планах. Этим всё должно было закончиться! Они должны были расстаться после того, как Влад выпустит всю агрессию, когда он поймёт, что это бесполезно, когда, сука, он начнёт говорить с Лизой по душам. Но, нет, не сейчас! Зачем? Как? Блять, да что у них там произошло? У меня нет с собой телефона, узнать это я не смогу. Все вокруг в хлам, ничего нормально не объяснят. Голова слишком загружена, идти в таком состоянии домой за мобильником слишком необдуманно. Тогда, что нахуй делать? Впервые за долгое время, я полностью теряюсь. Злость, непонимание и агрессия почти забирают контроль, вот только выливать эти эмоции на окружающих запрещено. Зависнув, полностью игнорирую всё вокруг. Не слышу, кто что говорит, не вижу, кто на кого смотрит. Ватное тело пошатывается из стороны в сторону, остаётся лишь оправдывать своё состояние выпитым алкоголем. Нахуя, я, сука, его пил?! Из головы не выходит мысль, что всё должно было идти по другому. Что теперь делать? Нет, веселиться я не перестану. Но как продолжить забавы, когда эти двое расстались? Мой испытательный срок подошёл к концу, и, получается, что смысла в нём и не было? Бред, сука, ебучий бред! Влад тоже что-то планировал. Он точно что-то знал, вот только что? Кто-то ему сказал? А что ему могли сказать? Как он так просто в один день разошёлся с Лизой, если та так долго пыталась покончить со всем этим и ничего не добивалась? Что-то не так. — Да отвали, всё в норме! — я злостно отталкиваю от себя беспокоящегося за меня Валеру, сам того не умышляя. Он испуганно смотрит в мои глаза, отходя всё дальше. Назойливые «Ты в порядке?» продолжают отстукивать по мозгу, пространство вокруг сужается. — Блять, нет, — еле слышно выпаливаю я. — Да неужели, кто-то наконец перестал молчать! — выкрикивает икающим голосом кто-то из глубины комнаты. Внимание больше не сосредоточено на мне, все разошлись по своим делам, и лишь единицы, для кого моя персона продолжает томить интерес, продолжают что-то громко комментировать. В теле преобладает гнев, в разуме проносится невероятно манящее желание затеять драку, папасть с кулаками на последнего, кто посмеет выкрикнуть какую-то херь, уебать со всей дури, лишь бы руки перестали чесаться. Нет, нельзя. Выгонят на улицу, домой обратно не попаду, останусь ни с чем. Они не со зла. Они пьяны, я тоже. Нужно успокоиться. Сейчас пойду наверх и спокойно всё обдумаю, завтра спишусь с Лизой, составим новый план, до конца испытательного срока ещё два дня, времени не много, но время… Время, есть время, время есть, всё я придумаю. Повторив одно и то же уже в десятый раз, понимаю, что пора съёбывать нахер из общества. Это — не мои друзья, терпеть мои всплески и мириться с моим нестабильным эмоциональным состоянием никто не станет. — Я правда не хотел, — с трудом взяв себя под контроль, подхожу обратно к Валере. Не знаю, разозлился ли он, забил хер, или просто не понимает, что происходит вокруг него, но молчит. Надеюсь, в обидках мы не останемся. Совершенно спокойно развернувшись, покидаю комнату и медленными шагами добираюсь на второй этаж. Всё расплывается. Я не вижу ни лиц, ни пола под ногами, как бы близко я не пододвигал очки к глазам. Кажется, в них вообще нет смысла. Протерев линзы, осматриваю комнаты на втором этаже. По мёртвой тишине легко понять — здесь никто не трахается, все скорее словят передоз, чем станут шуметь. Пройдя до самого конца коридора, захожу в достаточно маленькое гостевое помещение справа. Узкая двуспальная кровать, раскиданные по полу бутылки, одинокая картина, висящая прям возле двери… Это мои компаньоны на сегодняшнюю ночь. Подойдя к окну, обречённо вздыхаю. Тяжесть в организме слишком давит на лёгкие, складывается ощущение, словно я сожрал слона. Ну, купил его сначала, разумеется. — Вот все говорят: «Ну, купил его сначала, разумеется», а я купил… Все говорят: «Вот все говорят: «Ну, купил его сначала, разумеется», а я купил», а я купил слона! — шепчу себе это под нос, находя всё в своей голове смешным до чёртиков. И лишь единственная менее забавная мысль опять пробуждает внутри гнев. Она состоит из многих потоков, каждый из них выводит из себя похлеще предыдущего… Однако ещё одна резкая смена настроения не оставляет сил на злость. Зато можно всегда пожаловаться самому себе. Хочется ныть, планировать, ныть, планировать, ныть… Ныть. — Молчу, молчу, бля, — нагнувшись ещё ближе к окну, опираюсь руками на подоконник. — Да я не молчал бы, если б было о чём с вами поговорить! Я и так приколы выдаю без остановки, мне весело, веселитесь со мной, я не… Мешаю! Вот со своими друзьями я тараторю без умолку… И эта гнида, ебаная, блять, тоже молчит, нахуй, что у него вообще в голове? Зачем? Просто вы все! Все, бля, считаете меня тихим, а я, я, нет, я… — Да ты и не похож на любителя молчать. Всё тело пробирает дрожь. Увлекшись разговорами с самим собой, я забыл закрыть дверь? Нет, скорее я успел забыть его голос за это время. Всего от нескольких слов алкоголь выветривается из разума с завидной скоростью. Постой-ка, сегодня ж только двадцать девятый день! Я думал, что этим вечерком ещё можно позависать без камней на душе… Пьяно пошатнувшись, усмехаюсь про себя. Ну и ладно, раз под «месяцем» Влад предполагал февраль високосного года, то и хер с ним. Оборачиваюсь, не сразу понимая, кто передо мной. Его тон знаком, но голова белее снега. Сквозь тёмную пелену лишь голубо-зелёные глаза светятся под бледным светом. Пряди осветлённых волос падают на левую сторону лица, мятая белая рубашка плотно сидит на плечах, оскал красуется на лице, обнажая длинные клыки. — Тебе идёт. Он подлетает ко мне за миллисекунду. — Больше ты не заговоришь. Прекрасное сочетание низкого тона с кулаком по моей челюсти доставляет неповторимое удовольствие. От силы, помещённой в удар, я валюсь на подоконник в один момент. Будь я трезвым как стёклышко, результат был бы таким же. Очки слетают с лица и с треском падают на пол, я задеваю головой окно, медленно сползая по нему всё ниже. Тело, появившееся за моей спиной, разворачивает меня к себе в следующее же мгновение. По лицу растекается боль, холодное стекло соприкасается с щекой, создавая резонанс в температурах. Голова повёрнута влево на добрых девяноста градусов, Влад, вставший прямо между моих ног, хватает меня за воротник, приподнимает на несколько сантиметров над полом, а после швыряет в стену на противоположной стороне комнаты. Полетев, как последний бумажный самолётик, спотыкаюсь об бутылки на полу и въезжаю макушкой в картину, висящую позади. Безумный взгляд напротив идеально совмещается с моей сумасшедший улыбкой. — Вы хули с Лизой расстались? — сам того не умышляя, давлю на больное. Ну а что? Мне интересно, я спрашиваю. Честно, прямо, как принято. Переливающийся через край жар бродит по всему организму, Калюка не медлит. Его крупная фигура вновь подлетает ко мне, пока я, расслабленно облокотившись на стену, прикладываю правую ладонь к лицу. Всё жжётся не столько снаружи, как внутри. Низ живота сводит, в голову стреляют все пушечные ядра, накопившееся в чужом разуме. Его ледяные руки хватают меня вновь: кулак прилетает в рёбра, длинные пальцы сжимаются не шее. Дыхание учащается, сердце бешено бьётся внутри. Я сгибаюсь пополам, врезавшись головой в плечо Влада. Тот резко поднимает меня обратно, прижимая к стене одной рукой. Ударившись затылком вновь, замечаю, как перед глазами всё расплывается ещё больше. Скулы сводит, лопатки приклеиваются к стене, ватные ноги не чувствуют под собой твёрдой поверхности. Огромная ладонь, лежащая на горле, сжимает шею со всей дури. Появившийся во рту запах крови бодрит, яростный взгляд впечатывает в поверхность позади получше любых конечностей. Адреналин мешает вспомнить мне о том, что я не дышу. Приоткрыв рот, я лишь оголяю клыки, самодовольно поглядывая на Калюку. Чувство, будто я умираю, или вот вот взлечу. Несмотря на недавно произошедшие события, о которых мне сообщили от силы минут десять назад, я всё равно этого ждал. Нет, не так их столь скорого расставания, как должной порции агрессии. Влад отпускает меня и я приземляюсь на пол с грохотом. Интересно, если б я ещё побольше поел перед тем, как заливать в себя алкоголь, меня бы меньше контузило от токсинов? Он быстро поднимает меня обратно, заставив ощутить долгожданную пустоту в искалеченном теле и желание большего в разуме. Он довольно улыбается, смотрит мне прямо в глаза, перенося и гнев, и гордость внутрь. Теперь тело не пустует, в нём красуется слащавая мысль о мести мне. Вот настоящий яд. Ну, что ж, не бросай начатое, Влад, ударь меня ещё раз. И он читает мои мысли, пробивая локтём прямо в солнечное сплетение. Удар, как и все предыдущие, резкий и ломающий всё и сразу. Мышцы сводит, он бьёт туда же дважды. Меня щас вырвет. Нет, недостаточно. Мне нужна вся награда за мои старания. А этого слишком мало, чтобы остаться удовлетворённым. — Смотри, теперь ты похож на меня, — я поднимаю свою руку, нежно проводя по одной из белоснежных прядей Калюки. Накручиваю её на палец лишь для того, чтобы ему стало мерзко, а потом потехи ради отвешиваю ему пощёчину. Лениво, но достаточно звонко. В доказательство тому, что я не заторможен под аффектом, а всего лишь расслаблен чуть больше обычного, чужая кожа приобретает красноватый оттенок. Его глаза округляются в возмущении. Не подумай, это не сопротивление, желание устроить драку уже прошло, это — мимолётная забава, рассмешившая и меня, и мои остатки. Она передаёт весьма очевидное послание… Давай, Влад, ударь трижды. И он бьёт, пуская пальцы с другой ладони в мои волосы. Прижатый к стене со всех сторон, я спокойно развожу руки в стороны, задирая подбородок. Я не собираюсь защищаться. Точно не потому, что я для того не в подходящем состоянии, просто… Не сегодня, не сейчас. Читаю свой насмешливый взгляд в чужих глазах, прикусывая нижнюю губу. Его это только забавит. Влад тянет меня во все стороны, грозясь свернуть голову к чертям. Я не слышу своего дыхания — сердце опускается в самый низ, смешиваясь своими мерзкими остатками с тем, что туда успел поместить Калюка. Зато я слышу его дыхание, отдающее табаком. Громкое и смеющееся, такое, какое и должно быть, такое, которое мне так было нужно. Уголки губ взымаются всё выше, Влад злится всё больше. Он грубо впечатывается очередным ударом в мои губы, но не стирает с них ухмылку. Разве тебе не нравится то, как я улыбаюсь? Капли крови стекают из внутренней полости, хватая воздух, я роняю их все. Откусывая от себя побитые кусочки внутренностей, я облизываю содранные места раз за разом. Но даже собственная кровь не так сладка, как чужая эмоция. — Я что, первый кто тебе так искренне улыбается? — сглатывая мерзкую субстанцию из кожи и, кажись, кусочка языка, продолжаю. — Приятно знать. Калюка на мгновение замирает, оглядывая меня нетрезвым взглядом. Ему не нравится, что даже сейчас я не перестаю издеваться над ним. Чувствуя мою превосходящую его позицию, он впадает в ярость. Не зная как иначе заставить меня замолчать, хватается за моё горло уже двумя руками. Его челюсть сжимается, на шее выступают вены, глаз подозрительно дёргается, а измазанные кровью кулаки пачкают мне воротник рубашки. Брось, Влад, мне всё ещё мало. И я знаю, что тебе тоже. Так чего же ты смотришь? Искры, летящие из его очей, прожигают во мне дыры. Весь организм становится одной огромной раной, приносящий разуму наслаждение. Влад отпускает меня, но дышать я не начинаю. Он нервно смеётся, наблюдая за тем, как даже с помощью его рук на моих рёбрах и стены позади я не могу удержать равновесие. А что ты ожидал, нападая на низкого, хиленького и достаточно пьяного парня, когда ты сам в раз пять меня крупнее? Унижение с примесью попытки доказать себе, что ты не так уж и жалок? Да брось, я тебя таковым не считаю. Нет, я конечно могу подраться… Нет, не могу. Но вот не будь во мне последнего стаканчика! Калюка надавливает на кости и те скользят под его пальцами. Бешеный взгляд впивается в голову, вся накопившая агрессия выливается в мои внутренности. Моё избиение для него — исполнившаяся мечта, в которой он доказывает всем свою значимость и превосходство. Его избиение для меня — сладость, приводящая меня к невероятному состоянию и избавляющая от лишних мыслей. Вот только Влад не столь глуп, чтобы не видеть то, что мне подобное приходится по вкусу. Случайно задев коленом мою промежность, тот не может делать вид, будто ничего не происходит. Плотная ткань его брюк скользит по моему члену сквозь тонкие обтягивающие штаны, я каверзно улыбаюсь, посчитав момент слегка неловким, но больше забавным. Его презрительное лицо искажается всё больше, а с губ слетает презрительное «Педик». Не понимая, что делать с таким исходом событий, тот наверное даёт мне все возможные оскорбительные клички, но перестать надавливать не может. — Я убью тебя, — чуть ли не переламывая мне нижние рёбра своими большими пальцами, чётко и ровно проговаривает он. А я и не против. — Убей, — с брызгами крови изо рта, смеюсь ему в лицо. И, кажется, кулак, несущийся мне в висок, принимает моё заявление всерьёз. Уже через пару мгновений всё расплывается окончательно. Я стекаю по стене, грохаясь лицом вниз. Шок притупляет все оставшиеся чувства и эмоции. Мне лишь хорошо и неимоверно весело. Колени врезаются в валяющиеся на полу бутылки, голова стукается о пол. Ноющая, стреляющая, колющая и жгучая боль захватывает мозг. Прикрывая глаза, последнее, что я вижу — это отходящего на несколько шагов от меня Влада. Его взгляд всё так же безумен, белые волосы растрёпаны, покрасневшая щека бледнеет под освещением, вся одежда в моей крови, а между средним и указательным пальцами появляется сигарета. Влад, если ты потушишь её об меня, пока я нахожусь в отключке, будет не так забавно.