🌋Э•Н•О•Б•И🪐

30 Seconds to Mars – End of All Days Когда дверь раскрылась и пропустила вперёд Дарт Вейдера, Оби–Ван был готов. Так ему казалось. Нейтрально холодное выражение лица бывшего падавана тут же сменилось разъярённым оскалом, когда магистр поднялся на ноги с пола и подался к нему навстречу с твёрдым: – Энакин, послушай… Но тут же с хрипом упал обратно, хватаясь за горло и пытаясь смахнуть невидимые руки, вцепившиеся в него удушливой волной. Лорд ситхов остановился прямо перед ним и зашипел гневно: – Как ты посмел напасть на Палпатина? Кеноби ничего не смог ответить, лишь издать громкий, булькающий хрип, и тогда Энакин немного ослабил хватку своей Силы. – Я понятия не имею, о чём ты, – это первое, что сказал Оби–Ван, когда смог наконец сделать глубокий вдох. – Лжец! – крик неверия оглушил его, вынуждая поднять глаза на Дарт Вейдера. – У Палпатина всё лицо в порезах. Я предупреждал его о том, что с тобой лучше не связываться, но он меня не послушал. А ты опрометчиво забыл о самом главном! У него теперь есть я. Новая атака удушением уже не так пугала, как находчивость Повелителя ситхов, успевшего до возращения Энакина с очередного задания изуродовать своё лицо и обвинить в этом Оби–Вана. Что ж, задача о сосредоточении внимания Скайуокера на спасении жизни Падме была изначально малоперспективной, а теперь стала совсем провальной. Сопротивление тёмной стороне Силы было практически бесполезным – каждый раз, когда Кеноби пытался скинуть туго затянувшуюся на его шее петлю, Энакин обнулял попытки его стараний, усиливая напор. Однако, он не зря стал магистром, а потому, пересилив боль и страх скорой смерти, Оби–Ван прохрипел: – Падме в опасности… – Не смей произносить её имя! – болезненный удар в живот заставил согнуться пополам, зато Дарт Вейдер прекратил душить его и, вцепившись в волосы, запрокинул голову так, чтобы злыми глазами наткнуться на непокорные серые. – Палпатин держит её в заложницах и убьёт, если ты не поверишь мне! – Поверить тебе? После того, что случилось на Мустафаре? Ты спятил, Оби–Ван. Голос Энакина, рокочущий и трескучий, ломался на каждом слове, а затем и вовсе перешёл на крик, пронзительный и надрывный: – Ты бы убил меня там и бросил умирать! И после смеешь говорить мне что–то о доверии? Мощный поток тёмной силы через активировавшиеся браслеты подхватил магистра как куклу и вновь распял в воздухе. Вцепившиеся в шею ладони, контрастировавшие по теплоте и ощущениям, обхватили её со всех сторон, а два больших пальца Скайуокера надавили на острый кадык, словно желали вдавить его внутрь. – Давай, соври мне снова! Скажи, что это не так! Ну же! Энакина трясло, и эта дрожь передалась Кеноби тоже. – Пытаешься найти повод ненавидеть меня ещё больше? Не стоит. Твоя ненависть не ранит меня столь сильно, сколько сожаления о грядущей и напрасной погибели Падме. Она умрёт, Энакин, и очень скоро, если ты, наконец, не включишь голову и не найдёшь её. Вспомни всё, чему я тебя учил, прошу! Спаси её и своего ребёнка! – Ты прав, Оби–Ван. Прав, – кудрявая голова поникла, ладони на нежном горле ослабли, а затем Дарт Вейдер отступил от него на шаг, доставая из мантии комлинк и взирая на Кеноби, как на последнюю надежду. – Если ты дашь сигнал бедствия, Йода бросится спасать тебя, и тогда он не успеет причинить ей вред… – Йода не похищал её, Энакин! Это сделал Палпатин! Словно не слыша то, что прокричал ему в ответ взбешённый мастер, Скайуокер продолжил лепетать, словно пребывая в бреду. – Я смогу уберечь её только так, Оби–Ван. Прошу, дай сигнал бедствия по–хорошему, иначе… – Что? – выдохнул изумлённо магистр. – Будешь продолжать душить меня до тех пор, пока я не задохнусь окончательно? Избивать? Пытать меня? – Ты избавишь себя от всего этого, если выполнишь поручение Палпатина. – Ни за что! Дарт Вейдер сгрёб тунику на его груди в охапку и пару раз тряхнул для убедительности, рыча и срываясь в пучину ярости. – Она ведь умрёт по твоей вине! Стараясь не думать о том, какую боль лишние движения причиняют его сломанным костям и не затянувшимся ранам, Оби–Ван горько сказал: – Не по моей, Энакин. Не по моей. – Ты не оставляешь мне выбора, – мёртвый голос нарушил гнетущую паузу. Кеноби хотел бы навсегда стереть из памяти тот взгляд, которым опалил его Дарт Вейдер. Цвет его радужек, ставших золотыми после содеянного в Храме, разбавился красными вкраплениями, давая понять, что тёмная сторона Силы не просто имела место быть, а бушевала внутри молодого тела. Опасная. Осязаемая. Давящая. Скайуокер потянулся к внутренней стороне чёрной робы и достал маленький флакон с тёмно–фиолетовой жидкостью, взбалтывая его перед лицом ужаснувшегося Кеноби. – Узнаёшь? – настроение Энакина сменилось с удручённо подавленного на мрачно мстительное. – Зайгеррианский афродизиак, – про себя подумал магистр, но вслух не смог бы произнести ничего, кроме бранных слов и едких проклятий на изобретательную голову бывшего падавана. – Я долго думал, чем же можно сломить твою хвалённую волю, Оби–Ван. – Дарт Вейдер медленно обошёл его по кругу, внимательно осматривая подвешенное в воздухе тело, и от этого взгляда магистру впервые захотелось сжаться в одну маленькую точку и исчезнуть в самых далёких уголках Галактики. – Ты почти неуязвим, но у любого есть свои слабости, на которые можно надавить. Тем временем лицо Скайуокера снова появилось в поле зрения Кеноби, но его глаза были устремлены туда, куда явно не стоило смотреть ситху, бывшему когда–то его падаваном. – Это слишком подло даже для тебя, Энакин, – бунтарская натура вынудила Кеноби отвернулся, чтобы не видеть, каким откровенным и изучающим взглядом его ощупывали со стороны. – Скажи, чего ты боишься больше: не справиться с невыносимым возбуждением, а оно, поверь, будет съедать тебя заживо, грея кожу изнутри подобно нутру звезды, и ты согласишься на что угодно, даже дать треклятый сигнал бедствия, ради единственного прикосновения моих пальцев к твоему побагровевшему от афродизиака члену, или же показать, какой ты на самом деле мерзкий в своём тайном желании кончать при помощи мужчин? Дарт Вейдер встал вплотную к нему и плавно повёл плечами, сбрасывая с них свою мантию. Она с тихим шелестом упала на пол и улеглась шёлковым полукругом, больше напоминавшим собой аконитовый полумесяц. Плохое предзнаменование для любого звёздного пилота, а для магистра, находившегося в плену у своего падавана, перешедшего на тёмную сторону Силы, и подавно. – Советую не думать о втором варианте, ведь я уже видел, как ты занимался сексом с кем–то явно далёким от женского пола. Как не по–джедайски, Оби–Ван… Адреналин, ударивший в голову, вынудил крепко зажмурить глаза от страха, колотящего в бешеном ритме по вискам. Уже ожидая, как Энакин скажет, что имел сомнительное удовольствие лицезреть собственными глазами вбивающегося в его рот учителя, что само по себе непозволительно и отвратительно, а если вспомнить ограничения Кодекса, и вовсе запрещено, магистр шумно выдохнул, когда услышал совершенно другой конец предложения: – Хвала Силе, я не разглядел лица того несчастного, кого ты затащил в свою постель, но могу сказать лишь одно – на ваше спаривание смотреть было мерзко. Меньше всего Оби–Ван ждал, что на его шее останется ощущение ожога от гневного выдоха Энакина, больше похожего на жалящий укус ядовитого насекомого. Больше всего магистр боялся, что он возбудит его ещё до того, как афродизиак попадёт в организм и превратит в похотливое животное. – Сам выпьешь или тебе помочь? Жалкая видимость выбора вынудила Кеноби в упор посмотреть на ситха, которого по непонятной причине до сих пор любил всем своим обливающимся кровью сердцем, и выплюнуть: – Да пошёл ты. – Значит помочь, – Скайуокер вцепился металлическими пальцами в его рыжие волосы и, запрокинув яро сопротивляющуюся голову Оби–Вана, принялся второй рукой душить его с помощью Силы. Магистр, дёргаясь в чужом захвате словно пытаемый молниями Палпатина пленник, пару раз чуть не терял сознание от сдавившей трахею невидимой удавки, однако Энакин, тонко чувствуя, когда именно следовало слегка ослабить давление, умудрялся удерживать бывшего учителя на грани ровно столько, сколько требовалось для неминуемой капитуляции последнего. Упрямо сопротивляясь добрых пять минут, что уже само по себе было рекордным количеством времени, если драгоценный воздух не попадает в лёгкие, Кеноби всё же раскрыл рот и тут же поперхнулся от полившейся внутрь жидкости. Успев сплюнуть добрую половину на роскошную тунику Дарт Вейдера, магистр поддался внутреннему злорадству, не свойственному джедаю, но это было последней осознанной мыслью с его стороны. Всего несколько капель зайгеррианского афродизиака хватало неподготовленному организму, чтобы потерять себя и поддаться навязанной похоти, ломающей любые принципы и ценности на своём пути. Оби–Вану же насильно скормили почти весь флакон, и только присутствие Силы, пусть и блокированной тёмной стороной через браслеты, помогло в первые минуты не сойти с ума. Сначала он почувствовал жар, зародившийся под пупком и неумолимо двинувшийся к члену, поднимая его тут же в полную боевую готовность. Затем нестерпимый, постепенно нарастающий зуд под кожей, нашептывающий о необходимости приглушить его чем–нибудь похожим на трение о чужое тело. После отказало зрение, подёрнувшись ало–красным маревом и изменив восприятие происходящего вокруг, делая образы ещё чётче и привлекательней. Дыхание ускорилось, а сердце разогнало кровь по телу до проступивших на коже капелек пота. Зрачки расширились и сосредоточились на единственном живом существе, смотрящем на него сейчас не так, как ожидалось. Кеноби мог поклясться, что видел плохо скрытое восхищение и жажду обладания на лице Дарт Вейдера, которые он тут же согнал и спрятал за непроницаемой маской, когда заметил заинтересованный взгляд, направленный прямо на него. Списав свои никому не нужные наблюдения на разыгравшееся больное воображение, Оби–Ван сосредоточил все свои силы на том, чтобы никак не реагировать на более значительную проблему внизу живота. Получалось у него, мягко говоря, паршиво. Как только первая волна влияния афродизиака схлынула и накатила вторая, тело начало жить собственной жизнь и непроизвольно задёргалось, подаваясь неподвижно стоящему Энакину навстречу. – Тебе нравится, Оби–Ван? – сердитый голос с плохо скрытым недовольством его непокорной натурой вытащил из памяти совсем другие образы, где Ордо в облике его падавана задавал ему тот же вопрос. Вот только тогда голос Скайуокера звучал томно и ласково, словно медовая патока на любимом сладком угощении Кеноби. Сдержать рвущийся наружу стон было труднее всего. Почему–то магистру казалось, что как только его голос обретёт звучание, в стенах клетки усиливаясь насмешливым эхом, он окончательно проиграет. Ох, как же он был далёк от понимания, как на самом деле будет выглядеть его полное поражение. – Думаю, так тебе понравится ещё больше, – Дарт Вейдер в один короткий шаг приблизился, разорвал завязки на его штанах и приспустил их резким рывком вниз настолько, насколько позволили широко раздвинутые бёдра Оби–Вана. Не сводя с заложника, мучимого вожделением и ненасытным желанием побыстрее кончить, больной взгляд, Энакин обернул горячую ладонь вокруг каменного члена и в желании усилить пытку, больно дёрнул его на себя, выдирая–таки протяжный стон с губ своего учителя. Ещё несколько таких же рывков Кеноби сносил с крепко стиснутыми зубами, чем вызывал незнакомую ему усмешку на бледных губах Скайуокера. А когда паршивец сгладил резкость мягкими поглаживаниями и плавными движениями вперёд–назад, излился в его единственную уцелевшую руку с надсадно хриплым стоном. – Полегчало? – равнодушно поинтересовался бывший падаван, стряхивая с пальцев остывающую сперму. – Не радуйся, это только начало. Может, ты хочешь прекратить это постыдство и поступить разумно в данной ситуации? Отыскав в складках робы комлинк, Энакин поднёс его к губам Оби–Вана и дал тому немного времени, чтобы прийти в себя и хотя бы осознать, что именно от него хотят после пережитого яркого оргазма. С трудом сохранив молчание и покачав в отрицании головой, магистр спрятал пылающий неугасимым огнём взгляд за стройным рядом густых ресниц, и позволил голове упасть вперёд, чтобы не видеть того, как Дарт Вейдер прожигает его требовательным взглядом. – Тебе так нравится кончать от моей руки или совесть не позволяет пойти на предательство? – Лучше убей меня, – трансформация собственного голоса не на шутку испугала Оби–Вана. Он ещё никогда в своей жизни не слышал его таким жаждущим, нетерпеливым и страстным. – Вау, – хмыкнул Энакин, – вижу, тебе действительно плохо. Хотя другого я от зайгеррианцев и не ожидал, а ты? Он снова оказался опасно близко к Кеноби, поддевая пальцами, покрывшимися местами корочкой его же спермы, заросший подбородок и цедя в самые губы: – Думаешь, ты будешь вот так просто получать незаслуженное удовольствие в моих руках и избежишь исполнения приказа? Как же плохо ты меня знаешь, Оби–Ван. Положив руку на так и не опавший член, Скайуокер принялся снова планомерно подводить его к оргазму плавными движениями, с изощрённым садизмом причиняя боль несвоевременным сдавливанием у самого основания, когда Кеноби был совсем близко к разрядке, и ускорением, если новый спазм отступал, вынуждая джедая издавать громкие, несдержанные выдохи. Он уже потерял счёт времени и количеству попыток кончить в умелую ладонь, пытавшуюся уговорить его мерзким способом пойти на предательство и дать сигнал бедствия в проклятый миллион раз комлинк. Оби–Вану уже начали мерещиться невесомые поцелуи на оголённой как провод шее и отчаяние в рваном темпе, когда ласкающие его пальце не стали ограничивать подступающую новую волну оргазма. Натренированное многочисленными боями тело Кеноби натянулось как тетива, желая вытолкнуть накопившуюся внутри жидкость, и на самом пике, когда терпеть усилившийся жар было уже невозможно, он почувствовал, как толстый стержень раздвигает слишком чувствительные края его уретры и давит на неё снаружи, слишком медленно проникая внутрь и блокируя выход сперме. Не имея возможности кончить и не выдерживая адской пытки, Оби–Ван ещё несколько раз дёрнулся в захвате тёмной Силы и с истошным криком обмяк, проваливаясь в тошнотворный дурман. Он не помнил, сколько ему позволили провисеть бездушной марионеткой, ниточки которой заменяли браслеты, каким–то чудом не успевшие ещё прожечь насквозь кожу на запястьях, по которым уже катились крупные капли крови, теряясь в рукавах задравшейся туники. Заряд тока, пущенный в стержень, насадивший на себя его член, не позволил пропустить новую пытку, заготовленную ему Дарт Вейдером. – Просыпайся, Оби–Ван. Мы только начали. Он подставил своё плечо упавшей вперёд голове только лишь для того, чтобы шепнуть на ухо полубессознательного учителя: – Теперь ты знаешь, как инородный металл ощущается в теле. Кеноби с трудом разлепил покрасневшие глаза и сквозь пелену слёз увидел, как из дюрасталевой руки Энакина торчит тот самый стержень, вдетый в его вспыхнувшую болью и воспалённую уретру. – Всей это гадости прибавилось бы во мне после нашей битвы на Мустафаре, не так ли? – Прошу, – искусанные до крови губы не слушались, с трудом облачая слова в звуки. – Убей меня, Энакин. – Не смей называть меня так! – взбешённый Дарт Вейдер ещё глубже вогнал стержень в его натруженный множеством нереализованных оргазмом орган, чем выбил новый болезненный стон. – Ты знаешь, что спасёт тебя от участи потерять член и трахаться лишь в мечтах. Оказавшись очень близко к сонной артерии Энакина, Кеноби призвал свои последние силы и яростно вцепился зубами в неё, но тут же разомкнул их от слепящей глаза вспышки боли, когда Лорд ситхов дёрнулся назад, уводя дюрасталевую ладонь в сторону и, тем самым, выдирая стержень из ставшего сверхчувствительным мужского достоинства. – Сарлакк бы тебя побрал, Кеноби, – взревел Скайуокер, отправляя прицельным ударом Силы последнего в зловещую темноту.

***

Imagine Dragons – Battle Cry Пробуждение больше походило на попытку выжить, чем проснуться. Каждая клеточка тела истошно выла, напоминая о боли и насилии, которому он подвергнулся от рук бывшего падавана. При воспоминании о последнем хотелось биться головой о стену и выплакать столько слёз, сколько его изувеченное тело ещё было способно произвести. Но вместо этого Кеноби призвал Силу на помощь, пошатываясь из стороны в сторону, поднялся на то и дело пытающиеся подогнуться ноги и побрёл, спотыкаясь на каждом шагу, к сортиру, обещающему одним своим видом новый приступ болезненной агонии. Обхватив рукой член, всё ещё возбуждённый, измученный и поменявший цвет с бледно–розового на багровый, явно не суливший ничего хорошего в перспективе, Оби–Ван, зажав между губами тунику, принялся опустошать мочевой пузырь, в процессе проклиная тот день, когда они вместе с Квай–Гоном угодили на Татуин. Слёзы всё же брызнули из глаз, когда едкая кислота мочи опалила изнутри порванную уретру, вынуждая прокусить зубами плотную ткань от ослепительно резкой боли, которую очень редко можно было как–либо повредить по причине специальной техники изготовления для джедаев. Излившись до конца и смыв кроваво–красный сгусток, Кеноби обернулся и наткнулся на сканирующий взгляд Дарта Вейдера, сидевшего в углу неподвижно, а потому не сразу попавшего в поле видимости шокированного пережитым джедая. – Выглядишь паршиво, – комплимент от Лорда ситхов как–то не пришёлся по душе магистру, и он не стал утруждать себя ответными похвалами, вернув лишь: – Решил добить меня? Валяй, – и приглашающе расставил руки в стороны. Необдуманное движение пошатнуло равновесие тела и обошлось бы Оби–Вану позорным падением, если бы не Энакин, поддержавший его в вертикальном положении своей Силой. Бывший падаван медленно поднялся на ноги и, играючи перекатывая между пальцами световой меч Кеноби, приблизился, не боясь новой попытки покушения на собственную жизнь. Магистр смог разглядеть последствия своего укуса – запёкшаяся кровь очертила следы его зубов, а отсутствие светлой Силы не позволило подлатать рану, пока Оби–Ван находился в отключке. – Залечить её ты уже не сможешь, – то ли с сожалением, то ли с радостью ударил по больному джедай, наблюдая за тем, как красивое лицо напротив искажается новым приступом гнева. – Зато ты себя да после того, что я собираюсь сделать. Взмах руки снова обездвижил магистра, уже не озаботившего себя такими пустяками, как сдерживание болезненных стонов и громких ругательств, не достойных его звания. Чувствуя обжигающий жар ладоней на бёдрах, Кеноби задёргался в попытке сбросить их с себя. Он приготовился сопротивляться до последнего, взывая к Силе с мольбами о помощи и спасении, но она осталась безмолвной к происходящему. Оглаживая шершавыми пальцами упругие мышцы живота, Энакин пригрозил: – У тебя есть последняя возможность остановить то, что потом тебе будет сниться в кошмарах, если Палпатин всё же решит сохранить твою поганую жизнь. Не стоит ею пренебрегать, Оби–Ван. Имя нового учителя вызвало истерический приступ смеха. Магистр ощутил, как длительное отсутствие медитации в спокойной обстановке, телесная боль и моральное унижение, а также осознание того, что его падаван насилием пытался склонить его на тёмную сторону и побудить предать остававшихся в живых джедаев, создали эффект внутренней бомбы, готовой сдетонировать в любую минуту. – Давай же! – продолжал уговаривать его Скайуокер, – Хоть раз подумай о своём благополучии и поступи правильно! Кеноби прикрыл глаза, пытаясь приложить все свои силы к тому, чтобы сдержать чудовищную, режущую на части и рвущуюся наружу из потаённых уголков опустошённой души правду, которая была опасной для них обоих. Но когда Дарт Вейдер вновь коснулся его болезненно налившегося члена, в Оби–Ване что–то сломалось. – Ты был Избранником! Предрекали, что ты уничтожишь ситхов, а не примкнёшь к ним. Восстановишь равновесие силы, а не ввергнешь её во мрак. Ты был мне братом, Энакин. Он чуть не откусил себе язык, проглатывая «Я любил тебя», пропитанное насквозь его потом, кровью и слезами. Эти три простых слова забились в горле невысказанным, постыдно горьким и наивно откровенным признанием вместе с участившимся пульсом. – А теперь никто. И если ты настолько слаб, чтобы убить меня, то делай, что должен. Я никогда не перейду на тёмную сторону и не предам Орден так, как это сделал ты. Оби–Ван не видел лица стоявшего за спиной Дарт Вейдера, но почувствовал, как его Сила, подобно цунами, взметнулась в ответ на резкие и обличающие слова, наказывая мастера за дерзость и непослушание особым способом. Браслеты сильнее впились в глубокие линии свежих ожогов на запястьях и лодыжках, ещё больше ограничивая двигательные функции тела. Лорд ситхов с устрашающей усмешкой встал перед лицом Кеноби и, обхватив его подбородок дюрасталевыми пальцами, вынудил широко открыть рот, неумолимо приближая к нему рукоять светового меча со словами: – Заткнись и лучше старайся языком. Как твой любовник в ту ночь, иначе будет очень больно, и винить в этом стоит только себя. От запоздалой догадки, что именно собирается с ним сделать бывший падаван его же клинком, сердце рухнуло к пяткам, а губы выдали неверящее: – Нет! – Не дёргайся! Кайбер–кристал я вытащил, но в любой момент могу вернуть обратно. А затем громкое, на грани истерики: – Энакин, ты не посмеешь! Дарт Вейдер провёл холодным железом меча по разгорячённым губам и недобро усмехнулся, с сочащимся ядом сарказмом интересуясь: – Куда же делось старое–доброе Эни, а, Оби–Ван? Или я так быстро вырос в твоих глазах? Он протолкнул в кривящийся рот половину рукояти, грубо водя ею вперёд и назад, имитируя проникновение с особым удовольствием, отразившимся на лице. Стекающая на перчатку слюна лишь разожгла похоть в золотых радужках, ставших ярче и хищнее. Натянув одну из щёк изнутри до упора, Скайуокер огладил ладонью выпирающую деталь с другой стороны и смахнул с гладкой кожи крупную слезу, сорвавшуюся с потухших глаз Кеноби. – Скажи, только он отсосал тебе тогда, или ты тоже не прочь лизать чужие члены? Насладившись унизительным положением бывшего учителя и его ярыми попытками вытолкнуть языком инородный предмет изо рта, Дарт Вейдер снова ушёл за спину, признаваясь: – Хотя нет, лучше молчи. Не хочу знать, как низко ты пал. Первыми сжавшегося от противоестественных прикосновений ануса коснулись пальцы, огладившие сухой вход по краям и немного надавившие на него, вызывая у джедая лишь одно желание – вернуться на Мустафар и всё же напороться на меч, которым ему угрожал ситх. – Прошу, остановись. Его слова улетели в пустоту, нарушенную лишь смачным плевком, оказавшимся прямо между его ягодиц, тут же растёртым по сморщенному входу. – Энакин, умоляю, не делай этого. – Энакина больше нет, – замогильный шёпот проник в уши, леденя душу и разрывая сердце на части. – Я всё, что от него осталось. А затем рукоять меча, не раз спасавшего его жизнь на поле боя, уткнулась вместо пальцев в анус и надавила так, что Оби–Ван забыл, как дышать. Шансов вырваться и спастись от извращённой формы надругательства над его телом не было никаких, и потому он плотно прикрыл глаза и обратился к Силе. Нет эмоций – есть покой. Он действительно хотел бы в это верить, если бы эти самые эмоции в данную секунду не полосовали его на лоскуты и не позволяли чувствовать каждую деталь на рифлёной рукояти, каждый всплеск жгучей боли, когда толстый предмет толкался вперёд, раздвигая собой непослушную плоть и оставляя на её внутренней стороне глубокие кровоточащие царапины. От жестокой беспощадности ситха, ещё на пару сантиметров протолкнувшего меч вперёд, Кеноби дёрнулся, не способный на что–то большее, кроме как извиваться словно обезвоженная рыбка на крючке голодного рыбака. Нет неведения – есть знание. Он не знал, сколько времени прошло с момента, когда рукоять стала свободнее двигаться в его полыхающем огнём заднем проходе. Наверняка, собственная кровь, смешавшись с чужой слюной, сгладила проникновение и позволила Дарт Вейдеру насаживать его на меч более легко и плавно. Афродизиак, не успевший выветриться из организма, напомнил о себе, превращая акт зверства и насилия в противное, тошнотворное подобие удовольствия, заворочавшегося внизу живота и опалившего внутренности искажённым чувством возбуждения. Нет страстей – есть ясность мыслей. Когда сил бороться против него совсем не осталось, Оби–Ван окончательно обмяк в металлических оковах, позволяя творить с собой всё, что его мучителю заблагорассудится. Словно почуяв свободу действий и полное отсутствие сопротивления, ситх замедлил движение руки, и, медленно вытащив меч из окровавленного ануса, протолкнул туда пальцы живой руки, пытаясь нащупать то, что могло вновь оживить слишком рано сдавшегося пленника. Дарт Вейдеру не составило труда найти маленький выпирающий бугорок внутри и надавить на него, наслаждаясь новым вскриком Кеноби, полным боли и страданий. Нет хаоса – есть гармония. Он убрал пальцы и снова заменил их на рукоять, попадая прицельными выпадами в одну и ту же точку. Свободной рукой ситх вжал в себя послушное тело, ещё больше ослабшее от кровопотери и суровой реальности, в которой Энакин Скайуокер наслаждался тем, как имел своего бывшего наставника Оби–Вана Кеноби световым мечом. Хаос, не иначе. Магистр хотел бы соврать, что испытывал лишь боль, безысходность и желание умереть, но надвигавшийся удушливой волной оргазм не позволил бы этого сделать. Он откинул голову назад на плечо человека, предавшего его и собственными руками удушающего то самое чувство любви, которое почти погибло вместе с надеждой Оби–Вана на лучшее будущее. Нет смерти – есть Великая Сила. И только она не дала ему попрощаться с жизнью. Когда изобретательный в своих пытках Лорд Вейдер добился семяизвержения у бывшего учителя, в голове вспыхнул взрыв, сотканный из боли, пронзившей насквозь израненную металлическим стержнем уретру, отчаяния, осевшего на плотно сжатых губах горькими слезами, и страха, поселившегося в каждой клеточке тела в ответ на любое прикосновение ситха. Оби–Ван действительно испытывал тихий ужас от представших в голове картинок того, что ещё с ним может сотворить бывший падаван, слетевший с катушек. Когда выпавший из рук Энакина световой меч опалил сознание кроваво красными разводами на серебряном покрытии, Кеноби вздрогнул и попытался в защитном инстинкте обнять себя руками, но браслеты не позволили этого сделать. Не обращая внимания на то, как тяжело Скайуокер переставляет ноги по направлению к отброшенному в сторону комлинку, джедай висел в воздухе и глотал солёную воду, борясь с желанием смыть с себя стекающую вниз горячую сперму по внутренней стороне бёдра, заставлявшей его чувствовать себя грязным и ещё более беспомощным. Дарт Вейдер, подобрав передатчик, с ненавистью воззрился на него и сжал в пальцах до треска, а затем на негнущихся ногах подошёл к Оби–Вану и, глядя прямо в стеклянной дымкой подёрнутые глаза, тихо приказал: – Говори. Кеноби ещё немного времени потратил на то, чтобы обнаружить хотя бы толику сожаления о содеянном в глазах напротив, таких чарующих голубовато–серебристыми переливами на свету когда–то, и столь ужасных и пугающих своей краснотой сейчас. Найдя лишь твёрдое стремление довести приказ Палпатина до конца, он принял окончательное решение. Раскрыв глянцевые от прозрачной влаги искусанные губы, он слабым голосом начал: – Меня зовут Оби–Ван Кеноби, и я обращаюсь ко всем оставшимся в живых джедаям… А затем, распахнув глаза в ярости и добавив громкости в голосе, прокричал: – Это ловушка! Здесь вас ждёт только смерть…. Энакин тут же отключил комлинк и разбил его о противоположную стену, заорав: – Какой же ты идиот! Это последнее, что запомнил магистр, когда тёмная хватка Силы вырубила свет в его голове.