The Secret of Midoriya Izuku

~*~*~*~*~ Бакуго Кацуки открыл глаза и обнаружил, что находится на крыше своей средней школы. Он моргнул, чтобы избавиться от резкого солнечного света, на мгновение в его голове помутилось. Почему он был здесь…? Он должен был быть где-то в другом месте, не так ли? Но…. Где? «Каччан?» Раздался знакомый голос, и внезапно кровь Катсуки застыла. Он резко развернулся лицом к источнику голоса, его глаза расширились от шока при виде некоего Мидории Изуку, стоящего на краю крыши. «Деку?» Сказал он, осознавая, что его голос сорвался на единственном слове. Страх начал скапливаться у него в груди при виде друга детства, стоящего так близко к краю крыши, что он мог бы упасть с пятого этажа. Слезы, текущие по его пухлым веснушчатым щекам, были не совсем новым зрелищем, и все же каким-то образом их вид в этой ситуации, казалось, делал все в десять раз хуже. Что… Что делал Деку? Разве он не знал, что может упасть? Взгляд Кацуки метнулся вниз, к крыше, прямо рядом с выступом. Дурацкие красные туфли Изуку были там, из левого ботинка торчал листок бумаги. «Каччан, тебя не должно здесь быть», — прошептал Деку, наклоняя голову так, что его зеленые кудри закрыли глаза. Он потянулся, чтобы вытереть слезы, шмыгая носом. «Просто уходи, пожалуйста». Катсуки подошел на шаг ближе к Деку, медленно поднимая руку, чтобы успокоить его. Его сердце колотилось о грудную клетку так сильно, что причиняло боль, но он не мог заставить себя обращать на это внимание. Не тогда, когда Деку собирался… «Деку, не делай глупостей», — сказал он, проклиная то, как дрожал его голос. «Просто-просто отойди от края, хорошо?» Изуку покачал головой, поднимая глаза, чтобы еще раз встретиться взглядом с Катсуки. Слезы все еще блестели в этом прекрасном изумрудно-зеленом цвете, но младший мальчик больше не плакал. Вместо этого он просто смотрел… уставший. «Разве это не то, чего ты хотел, Каччан?» — спросил он, оглядываясь через плечо на обрыв всего в нескольких дюймах позади него. Он попятился назад, его пятки свисали с края крыши. Катсуки сделал еще один поспешный шаг к нему, открыв рот, пытаясь произнести имя Деку. Изуку резко повернул голову, широко раскрыв глаза. «Не подходи ближе!». Катсуки застыл, подняв обе руки в знак капитуляции. Он прочистил горло, хотя не мог унять дрожь в голосе от страха. «Деку, я бы никогда этого не хотел! Отойди на хрен от выступа, пока не поранился!» «В ЭТОМ-ТО И СУТЬ!» Изуку закричал, протягивая руку, чтобы сжать свою рубашку в кулаке. Только тогда Катсуки понял, что ни один из них не был одет в форму средней школы; Изуку был в очень красивом, дорогом костюме, а Катсуки был одет во все чёрное, строгий ансамбль. Они оба выглядели одетыми как на похороны. «Дек-Изуку», — прошептал Бакуго, чувствуя, как его глаза начинают наполняться слезами. «Пожалуйста, не делай этого. Я-я не могу жить без тебя. Я не хотел, чтобы все это случилось!» «Ты должен был подумать об этом», — сказал Изуку, его голос был холоднее, чем Катсуки когда-либо слышал. Одним быстрым движением зеленоволосый протянул руку и задрал оба рукава, обнажив мясистые части запястий. К ужасу Катсуки, по обеим рукам, вплоть до сгибов локтей, тянулись длинные неровные шрамы. Где-то глубоко внутри себя Катсуки осознавал, что видел эти шрамы раньше, хотя это казалось далеким. Нравится будущее, а не настоящее. «Я сделал это из-за тебя, Каччан. Ты довел меня до этого. Ты гребаный монстр! Ты мне не друг, и я никогда не прощу тебя за то, что ты сделал со мной!» Бакуго теперь плакал по-настоящему, так сильно, что было трудно смотреть прямо перед собой. «Я-я этого не заслуживаю, но п-пожалуйста! Зузу, пожалуйста, ты не можешь этого сделать. Не…» «Прощай, Каччан». Ветерок зашелестел волосами Кацуки, когда слезы потекли из его глаз. Его сердце, казалось, остановилось в груди, когда его друг детства, его единственный друг, закрыл глаза и позволил себе упасть навзничь с крыши. Катсуки даже не осознавал, что кричит, пока не перегнулся через край крыши, глядя вниз на изуродованное тело Деку пятью этажами ниже. Он кричал так сильно, так отчаянно, что его голос сорвался, больше не издавая ни звука. Однако это не помешало ему попытаться. ~*~*~*~ «Бакуго? О боже, что нам делать?» «Бакуго? Кацуки, ты меня слышишь?» «Каччан!» Это был последний голос, который заставил глаза Бакуго распахнуться, резкий вздох пронзил его грудь, как удар ножом. Он так же быстро сел, заставив всех, кто его окружал, вздрогнуть и отскочить назад. Однако его не волновали эти статисты; его волновал только один человек, которого он видел в своем видении. «Зузу», — выдохнул Бакуго, протягивая руку, чтобы сжать маленького героя в объятиях. Он сделал то, что Тодороки сделал ранее, зарывшись лицом в пушистые зеленые кудри Изуку. Сладкий запах кокоса наполнил его нос, вместе с чем-то, что можно было описать только как Деку. Это был запах уюта и детства Кацуки. Оказалось, что это мгновенно расслабило его, его отрывистое сердцебиение замедлилось до приемлемого ритма. «К-Каччан», — пропищал Деку, уткнувшись лицом в изгиб шеи Бакуго. «С тобой… все хорошо?» Катсуки усмехнулся и проигнорировал горячее покалывание слез под веками. Он знал, что Изуку ожидал, что он отстранится и притворится, будто ничего из этого никогда не происходило, но он просто пока не мог заставить себя сделать это. Он остался там, где был, чувствуя, как грудь Изуку поднимается и опускается напротив его собственной; доказательство того, что другой мальчик дышит, доказательство того, что он жив. «Глупый», — пробормотал он, крепче сжимая Деку. «Глупый, глупый Деку». «Эй, все… все в порядке, Каччан», — сказал Деку, вырываясь из объятий Катсуки, пока они не посмотрели друг другу в глаза. Джейд уставилась на Руби, уверенность противоречила яростному беспокойству. «Я здесь, Каччан, я никогда этого не делал». «Как бы мне не хотелось портить этот момент», — сказал Айзава, заставив двух мальчиков отпрянуть друг от друга. «Мидория, уже твоя очередь». В голосе мужчины действительно звучало сожаление, хотя Бакуго был уверен, что это только потому, что они с Деку в кои-то веки поладили. Он повернулся к Изуку, чтобы закатить глаза, но был поражен, обнаружив, что обычно загорелое лицо мальчика стало мертвенно-бледным. Темные веснушки на его щеках выделялись на бескровной коже, как маркер, заставляя дыхательные пути Бакуго немедленно снова сжаться. Что-то было не так. Что-то было ужасно, чудовищно неправильно. «Деку?» Он спросил, но Деку никак не отреагировал. Он решил попробовать что-нибудь еще. «Зузу?» Это вызвало реакцию, поскольку Деку ошеломленно моргнул, глядя на него. До рождения имени «Деку» Изуку окрестили «Зузу», в то время как Катсуки был «Каччан». Хотя блондин не использовал это прозвище уже много лет, он все еще довольно часто мысленно называл Изуку «Зузу». Это происходило особенно, если Бакуго думал о Деку с тех пор, как они были моложе, поскольку милое прозвище «Зузу» не совсем соответствовало мускулистой, мощной фигуре Мидории Изуку. (Опять же, имя «Каччан» тоже не совсем подходило Катсуки, но Изуку всегда был чудаком.) Деку открыл рот, чтобы ответить, но не издал ни звука. Бакуго не думал, что когда-либо видел Изуку таким испуганным; ни во время нападения USJ, ни во время летнего лагеря, ни в любом другом месте, где на них нападали злодеи. Этот факт сделал реакцию Изуку еще более ужасающей. Катсуки попытался притянуть Деку ближе, хотя бы для того, чтобы попытаться утешить его, пока не пришло его время, но было слишком поздно. В одно мгновение Деку был охвачен тем же ослепительным светом, который вспыхивал девятнадцать раз до этого, и Катсуки был вынужден отойти от него. Причуда взяла верх. __________________________ ~*~*~*~*~*~ У Изуку болело все тело. Он открыл глаза, медленно вдыхая. Запах комнаты вокруг него был таким знакомым, что почти сразу же пробрал его до костей. Он не вдыхал этот запах, это сочетание пепла, мужского одеколона и горелой плоти с тех пор, как был молод. Реакция его тела была такой же, как и всегда; он немедленно попытался свернуться в клубок, чтобы свести к минимуму ущерб, который мог быть нанесен ему в любой момент. Движение защиты выдвинуло осознание собственной частичной наготы на передний план его сознания. Возможно, ему следовало быть более осторожным при ощущении своей обнаженной кожи, покрытой ожогами, а его скромность защищали только маленькие боксеры, но он настолько привык чувствовать себя так, что, будучи одетым во что-то другое, испугался бы еще больше. Они были в его старой гостиной, гостиной дома его детства. Он лежал на полу, ковер под ним резко царапал его обнаженную кожу. Он не осознавал, что снова закрыл глаза, пока не услышал, как мужчина, который, как он знал, был с ним в комнате, хихикнул. Этот звук пробрал его до глубины души, дыхание застряло в горле. Шаги Мидории Хисаши были ему так же знакомы, как и его собственные. Все его детство прошло в страхе перед этими шагами, он прислушивался к каждому скрипу каждой половицы в своем доме, задаваясь вопросом, не подвергнется ли он в любой момент еще большей боли и страданиям. Этого человека не было дома так часто, как следовало бы нормальным отцам, но всякий раз, когда он был, Изуку знал, что это означало страдания. Он не был уверен, знала ли его мать о масштабах того, что Хисаши сделал с ее сыном, но синяки, украшавшие их тела, говорили сами за себя. «Почему ты пытаешься спрятаться, приятель?» Прозвище, ох-так-мучительно напоминающее, только усилило его дрожь в конечностях. «Ты знаешь, что не сможешь спрятаться от меня». Изуку действительно знал это. Его давным-давно научили принимать то, что с ним случилось, независимо от того, насколько сильно он это ненавидел или как сильно молился, чтобы это прекратилось. Какая-то часть его, глубоко внутри, осознавала, что что-то не так. Что-то казалось неправильным. Почему он не защищался? Причуда… Разве у него сейчас не было причуды? Было ли все это просто сном? Он не осознавал, что говорил вслух, пока злобный, снисходительный смех Хисаши эхом не разнесся по комнате. Изуку вздрогнул, выйдя из своей позы эмбриона, резко сел и уставился на своего отца. Он выглядел точно так же, как помнил Изуку, с его вьющимися черными волосами, загорелой кожей и веснушками. Изуку всегда говорили, что он сын своей матери; у них обоих были зеленые волосы, у обоих большие зеленые глаза и круглые щеки, с мягкими улыбками и теплыми сердцами. Те, кто говорил такие вещи, очевидно, никогда не встречались с Хисаши. Изуку был его точной копией, особенно теперь, когда он пополнел и значительно избавился от детского жирка на щеках. У Изуку была сильная челюсть Хисаши, решительный блеск в глазах и его широкоплечее, коренастое телосложение. У них была одинаковая загорелая кожа, одинаковые губы, даже одинаковые большие руки и ноги. Изуку ненавидел смотреться в зеркало, не то чтобы он когда-либо показывал это своим сверстникам. Этот человек был причиной этого. Он даже не мог смотреть на себя без напоминания о тех ужасах, которым он подвергся всего в шесть лет. «Ты не можешь…» — начал он, но его голос дрогнул от нервов. Он прочистил горло и попытался снова, сохраняя твердость в тоне. «Ты больше не можешь причинить мне боль. Теперь я старше, я могу… я могу победить тебя!» «Старше?» — Спросил Хисаши, склонив голову набок. Его жестокая ухмылка не исчезла, даже когда он присел на корточки перед тем местом, где на полу сидел Изуку. Он протянул руку и грубо схватил Изуку за подбородок одной из своих больших ладоней, притягивая его лицо вперед, пока оно не оказалось в опасной близости от его лица. Опасно, потому что так близко Изуку мог чувствовать жар, исходящий изо рта его отца. Его причудой было дыхание огнём, и он любил использовать его, чтобы обжигать кожу Изуку во время их… занятий. «Ты все еще мой маленький мальчик, Изу. Ты ничуть не старше». Он медленно отпустил подбородок Изуку, потянулся к своему поясу, который медленно начал снимать. «Я все еще могу делать с тобой все, что захочу, потому что ты слаб. В чем твоя причуда, Изу? Если бы он у тебя была, ты мог бы отбиться от меня, не так ли.» Это не было вопросом, и когда слезы наполнили глаза Изуку, а паника начала подниматься в его груди, он мог лишь смутно видеть, как Хисаши раздевается, пока не сравнялся с Изуку в одних боксерах. «А теперь будь хорошим мальчиком и порадуй своего отца». «Нет», — заикаясь, пробормотал Изуку, протягивая руку, чтобы вытереть заплаканные глаза. «Н-нет, я не… я не хочу, пожалуйста, не заставляй меня…» “ Шшшш, ” пробормотал Хисаши, протягивая руку, чтобы положить ее на грудь Изуку. «Ты знаешь, что это все, на что ты способен, Изуку. Ты всего лишь маленький ублюдок без причуд. Ты никогда ничего не добьешься, никогда не будешь никем, кроме как моей игрушкой». Его рука скользнула ниже, пока не легла на пояс его боксеров. Теперь Изуку был в полной панике, потому что он знал, что будет дальше, он знал, что собирается сделать Хисаши, и, боже, он не хотел этого, он думал, что с этим покончено, он думал, что с этим покончено- «Деку! Деку, ну же! Приди в себя — Изуку!» Изуку моргнул, увидев, как Хисаши нахмурился и оглянулся через плечо. Это… это был голос Каччана, не так ли? Что Каччан здесь делал? «Изуку!» Это был… Айдзава-сенсей? Что он там делал? Были ли они… они были там, чтобы спасти его? Надежда вспыхнула в груди Изуку, и он выпрямился. Хисаши снова повернулся к нему лицом, угрожающе рыча на него. «Что, по-твоему, ты делаешь?» «Каччан?» Позвал Изуку. «Деку!» Каччан прокричал в ответ. Туман в голове Изуку начал рассеиваться, вместе с паникой, которую он испытывал. «Деку, я здесь!». И вдруг он оказался там. ~*~*~*~*~*~ Зрение Изуку, казалось, затуманилось на несколько секунд, прежде чем внезапно прояснилось, и он снова оказался в общей комнате Альянса Хайтс. Шок захлестнул его волной, сотрясая разум. Куда пропал его отец? Что происходит? Каччан опустился на колени рядом с ним, подняв руку, как будто хотел прикоснуться к нему. Блондин застыл на полпути, его рубиновые глаза расширились от ужаса и сомнения. Отчего у Каччана такое лицо? Изуку был так смущен… «Можно мне…» — спросил Кацуки хриплым голосом. «Можно мне прикоснуться к тебе?» Изуку кивнул, нахмурив брови в замешательстве. Он выпрямился, раскрывая объятия для Кацуки. Он не мог вспомнить, когда в последний раз Катсуки просил обнять его, но если это было то, в чем нуждался его друг, то он, конечно, мог бы сделать это. Каччан был расстроен по какой-то причине, но Изуку был здесь. Все будет хорошо. Бакуго уже обнимал его через несколько мгновений, выжимая из него жизнь, уткнувшись лицом в шею Изуку. Был ли Изуку сумасшедшим, или блондин… плакал? Постепенно все начало возвращаться к нему. Там… там был злодей. Причуда, которая затронула весь класс, показав… показав им все их худшие опасения. Иида увидел Пятно, Тодороки увидел свою мать, Коуда увидел жуков, Цую увидела Шигараки… …Каччан увидел Изуку… и Изуку увидел… «Мидория», — произнес голос с другой стороны от Изуку. Он повернул голову с того места, где она покоилась на плече Катсуки, поворачиваясь лицом к остальной части комнаты. Все его одноклассники были там, все смотрели на него с шоком и ужасом на лицах. Айзава был рядом с Изуку, выражение его лица было наполнено чем-то таким, чего Мидория никогда раньше не видел. Это заставило его внутренности неприятно скрутиться. Они все видели. Они все видели худший страх Мидории. Они видели, как Хисаши раздевался и командовал Изуку, как рабом. Они видели, как он унижал Изуку, обзывал его ужасными именами, прикасался к нему так, как не следует прикасаться ни к одному ребенку. Это был секрет, который Изуку намеревался унести с собой в могилу, разоблаченный из-за его собственной чертовой самоотверженности. Он вырвался из рук Кацуки, пополз назад так быстро, как только мог. Через несколько секунд он наткнулся на диван, прекратив свои отчаянные попытки к бегству. Каччан выглядел обиженным из-за того, что Мидория сбежал от него, а все остальные выглядели обеспокоенными. Айзава умиротворяюще поднял руку, как будто Изуку был каким-то испуганным животным. Возможно, так оно и было, судя по тому, как его пульс бился о кожу, а дыхание участилось слишком быстро, чтобы быть здоровым. Они все знали, они все видели, что с ним должно было случиться? Исключат ли они его? Сломленный подросток не мог быть героем, им пришлось бы исключить его. Что ему оставалось делать теперь, он бы разочаровал их всех. Его мать, Всемогущий, Каччан — в конце концов, это доказало бы правоту Хисаши. Он не мог быть героем, о чем он только думал? Боже, его чуть не стошнило. «Изуку», Тихо сказал Айзава, сохраняя зрительный контакт с ним. «У тебя нет проблем, малыш. Мы не собираемся исключать тебя из-за этого». Он лжет. Он лжет, теперь он это знает. Они все знают, что ты недостаточно хорош, они все знают, что Хисаши сделал с тобой. «Он не лжет, Деку», — сказал Каччан более грубым тоном, чем фальшивый тон Айзавы. Изуку мгновенно перевел взгляд на своего друга, изумрудный стал малиновым. Каччан… Каччан не стал бы ему лгать, верно? Каччан всегда говорил правду. «Бесполезный Деку. Глупый Деку, идиот! Никчемный, бесполезный!» ‘Хорошая работа, Деку. У тебя получается намного лучше. Может быть, однажды ты даже побьешь меня». ‘Да, мы друзья, Деку. Что это за дерьмовый вопрос? ’ ‘Ты можешь добиться большего! Сегодня вечером ты занимаешься со мной, гребаный ботаник, ты не можешь допустить, чтобы твои гребаные оценки упали, или я убью тебя’. Нет. Нет, Каччан не был лжецом. Плечи Деку поникли, ни один из мальчиков не отвел взгляда, когда глаза Кастуки заблестели от непролитых слез. «Ты… ты должен был что-нибудь сказать, глупец», — сказал он Изуку. Его тон не обязательно был приятным, но определенно мягче, чем обычно. Изуку прикусил нижнюю губу, с трудом сглотнув. Он резко покачал головой, всего один раз. «Я мог бы защитить тебя», — прохрипел Катсуки. Говоря это, он медленно придвигался ближе к Изуку, достаточно близко, пока их колени не соприкоснулись. «Я бы хотел, чтобы у меня было… Я должен был…» Не было никаких «должен был» и «мог бы». Изуку поднял руку, проведя костяшками пальцев по щеке Каччана. Его кожа была такой же мягкой и сладко пахнущей, как всегда, глицерин, который он выделял из пор, делал свое дело. Каччан всегда пах сладко, как жженая карамель. Этот запах преследовал Изуку с детства, сначала от Мицуки, потом от Каччана. Он означал тепло и безопасность, даже в средней школе, когда Кацуки был груб с ним. Потому что, каким бы злобным Кацуки ни был по отношению к Изуку, он никогда не мог быть таким плохим, как Хисаши Мидория. Хотя Кацуки и выплевывал в адрес Изуку резкие слова, он все равно бил других по лицу, если они осмеливались ударить Изуку. Даже когда Катсуки использовал свою причуду, чтобы напугать Изуку, он все равно отступил с ужасом и извинениями в глазах, когда случайно обжег Изуку. Он все еще был Каччаном. «Прости», — прошептал Изуку, впервые с тех пор, как очнулся от своего кошмара, не бормоча что-то себе под нос. Он наклонился ближе, уткнувшись лбом в плечо Каччана. Скрещенные ноги мальчиков, прижатые друг к другу колени не позволяли им подойти слишком близко, но это не помешало Катсуки обхватить Изуку за плечи, притягивая его ближе. В конце концов, Катсуки был для Изуку утешением и всегда им был. В конце концов, Изуку был утешением и для Кацуки. Они оставались в таком положении долгое время. Мидория знал, что всем его одноклассникам было приказано разойтись по своим комнатам, но он не поднимал головы. Он смутно осознавал, что двери в Альянс Хайтс открылись, но не вздрогнул. Он слышал, как Айзава тихо с кем-то разговаривает, но только когда его легкие наполнились знакомым запахом усыпляющего газа Полночь, он понял, кто это был. В следующую секунду он был без сознания