Междометия

Его раздражало. Нет. Бесило. Этот треугольный вырез так порочно соблазнительно открывающий обзор не только на острый ключичный излом, но и аппетитную грудную ложбинку. Этот алый цвет страсти совершенно неуместно подчеркивающий ее и без того неистовую красоту. Эту длину подола платья, не скрывающую ладность и стройность бесконечных ног. Эти босоножки из шнурков, опоясывающих тонкие щиколотки и обрамляющих столь соблазнительную косточку взвода стопы. Кто бы как не воспевал красоту женского тела, но именно свод стоп и спина были способны вызвать настолько порочные мысли, что… что даже корпение над квартальными отчетами при всей своей важности не было способно вытеснить их. — Проклятье. Зейн зло откинул паркер, а чуть помедлив, следом в полет отправил и папку с кипой непроверенных ведомостей. — Хватит с меня этого вшивого гостеприимства. Выдав сквозь зубы, Зейн еще больше сокрушился, когда языка коснулась уже остывшая кофейная гуща. Он настолько «заработался», что даже лучшая арабика не смогла позволить ему насладиться собой. А ведь об этой кружечке кофе он мечтал всю ночь. Единственное, чем ему приходилось довольствоваться во время очередной бессонной ночи. Без нее. Но с мыслями о ней. Со стороны дивана донесся тихий смех. Зейн невольно встрепенулся, отгоняя долой морок. Понедельник. Десять утра. Поместье, которое последнее время кишело ненужными гостями, наконец снова вздохнуло в полную грудь, разделяя с его хозяином практически полную свободу. Зейн сморщился. Так же, как на улице разражалась гроза, так и в его душе назревала буря. — Настолько интересное чтиво? Озвучил, предварительно прочистив горло. — А … да, именно так, — не сразу сориентировавшись, что с ней заговорили, Ясмин одарила своей мягкой улыбкой. «Блять» Непозволительно и в самых сердцах. Благо, что про себя. Зейн стоически выдержал удар. — Даже интересно, чем эта книга отлична от тех, что ты читала до сегодняшнего дня, — скользнув случайным взглядом по ямке на щеке и той, что ниже ключиц, он поспешил поправить на столе ручку. Несмотря на «ты» и на тот вечер у пруда, легче общаться с этой девушкой, отнюдь, не стало. — Хотя бы тем, что подобную ей не найти в твоей библиотеке, — а вот и кошачий прищур. И последующее от него скрежетание где-то на уровне души. Зейн скрипнул зубами. Прямая дорога ему в самое жерло чистилища. Но даже там ему не отмыться от греховных мыслей. — Вот как? — напускное спокойствие. Ручка заняла место параллельно папке. — И откуда же она? Вздох. Выдох. — От Каролины. У него дернулся глаз. — От Каролины? — Именно. Какая вероятность, что от особы с пираньим нравом Ясмин могла бы получить в дар Коран? Или хотя бы Библию? — И о чем эта книга? От того, как искажался его голос и кривились губы, Ясмин все больше заряжалась задором. Не то, чтобы она любила изводить Зейна. Но стоило им переступить зыбкую стену «субординации», как некоторые вещи приобрели новые краски. Те же сны, после которых оставалось чувство ранее неизвестного голода. Или подобная словесная пикировка. — Все просто, — Ясмин прижала к себе ярко-красный, прямо как ее платье, томик.— Она о любви. — Вот, значит как. От вида обнимающейся пары на обложке, Зейна передернуло. — Не та ли эта книга, в которой через строчку упоминаются… Жезлы? Бутоны роз? Рвотный позыв от этой чернухи едва ли не подступил к горлу. — Что, Зейн? — Ясмин загорелась. Удивительно приятный факт, но, у такого каменного голиафа, как Зейн, весьма по-человечески багровели кончики ушей.— Увы, но я пока не понимаю, что ты имеешь в виду. Чертовка! Зейн поймал ее взгляд. — Всякие непотребства, — уточнил с холодной сталью в голосе. — Возможно, — не опровергла с острой уверенностью. — В таком случае, тебе было достаточно попросить меня. Озвучил, но только потом сообразил, что сам спровоцировал на… — Попросить? О чем? Да простит его Аллах и все боги вместе взятые. Зейн обреченно выдохнул, когда девчонка с нескрываемой хищностью нависла над подлокотником дивана. Кадыку стало неуютно от натиска жемчужной пуговки рубашки. — Ясмин, подобное чтиво слишком быстро извращает тебя. Я всего лишь имел ввиду, что ты можешь обратиться ко мне за советом, как скоротать свое время. Пауза. Осознание. Интересно, с какого момента он начал утрачивать гибкость мышления? — Зейн? — слишком коварно и с придыханием. — Глупая девочка, я про книги. Их выбор. Зейн порывисто встал и чуть не снес несчастный стол. — Не смею более тебя отвлекать от… — взмах руки. — Приятного чтения, Ясмин. Она смеялась, а в ее глазах цвета восточной зелени искрилось то, что еще больше подстегивало его покинуть собственную же залу. — Зейн, если хочешь я могу и тебе почитать. Уверяю, ты очень недооцениваешь… — Благодарю, но нет. Размашистым шагом настигнул свою спальню. Открыл комнату и сделал глоток воздуха, лишенного нот жасмина и амброзии. — Дерзкая! — порывисто расстегнув запонки, Зейн чуть ли не подлетел к летнему умывальнику и, погрузив ладони в чашу с родниковой водой, наконец остудил горящее лицо.— Неугомонная. Строптивая, девчонка! Пуговица за пуговицей он расстегнул рубашку, чтобы смоченным полотенцем остудить грудь. Сердце, терзаемой чувствами к ней, едва ли умещалось под ребрами. — Мне скоро менять пятый десяток, в конце концов. Уж найти управу на дикарок я способен еще. Поправка — просто дикарок — да. Его дикарка — это уже задача иного фронта. — Кадир, мой дорогой друг, — Зейн свесился над умывальником. Пальцы с силой сомкнулись вокруг гранитного обода, — моя вина, что так легко поддался. И я искуплю вину. Искуплю. — Зейн? От входной двери сквозняком долетело его имя. — Я… Прости, что потревожила, но… Ясмин робко заглянула в его апартаменты. Оглядев безукоризненно убранную комнату, лоск и роскошь, которой буквально били наотмашь их с Синди предположение о приблизительном состоянии этого любимого скряги, девушка остолбенела при виде полуобнаженного хозяина. — Коль решила продолжить свое ехидство, то будь добра — избавь меня хотя бы от сквозняков и проходи. Зейн, смирившийся со своей участью быть во власти этой девушки, учтиво кивнул на софу.— Кофе? Она вошла ярким цветком и сладость аромата ее кожи растеклась по его венам. Зейн проследовал к гардеробу. — Ты что, даже в своей спальне можешь его сообразить? — Ясмин в подозрительной скромности потупилась, но все же присела. Значит, на некоторой его территории, она все еще понимала свое положение? Прекрасно. Зейн сам себе улыбнулся. — Я могу позвать Амиру, и она принесет все, что душе угодно. Поразмыслив стоит ли ему скидывать рубашку в присутствии, хоть и храброго, но все же птенца, Зейн предпочел застегнуться до верхних двух пуговиц. Подхватив из тонкого хлопка покрывало, он направился к смутьянке. — Итак? — передразнил, прямо как она его тогда. — Я пришла с вопросом. Не с извинениями. Вопросом. Что за женщина! — Я весь внимание. Зейн тактично положил плед возле нее на сидушку, а сам предпочел разместиться в любимом кресле напротив. В приглушенном свете настенного светильника и мрачной тени со стороны нахмуренного неба за окном, атмосфера в комнате воцарила излишне интимной. И робость Ясмин лишь нагнетала ситуацию. — Почему ты так категоричен? — шпилька. Ясмин свела к переносице брови. — Я про книги и то, как там описываются любовные сцены. Почему ты подобно ханже отрицаешь то, что является правдой? Выпалила и от резкости сжала подол треклятого платья. На щеках и на шее расцвели розовые пятна волнения. Его прелестная дикарка. Зейн к своему удивлению нашел в претензии нечто забавное. — Какой занятный вопрос, Ясмин, — он дразнил. — Изволь на него ответить, — она пронзала его через силу прямым взглядом. — Я не обязан перед тобой отчитываться за свое восприятие вещей, — равнодушно пожал плечами. — Это так. Но ты можешь им со мной поделиться. — С чего вдруг? — С того, что так поступают вежливые и мудрые люди, — Ясмин не унималась. А еще закипала. Зейн закинул ногу на другую и с высокомерной ухмылкой качнул головой. — Как вежливый и мудрый человек я выбираю оставить свои мысли при себе, юная и наивная Ясмин. — Но так нельзя! — голос сорвался на негодующую ноту. — Еще как можно. И нужно. — Напомаженный павлин! Нет… баран! Ни с того, ни с сего, Ясмин соскочила с места. Плед следом скользнул на пол. — Или ты предпочитаешь отмалчиваться только в тех случаях, когда заведомо чувствуешь свою уязвимость? Меткий выстрел. На ее губах расплылась ядовитая улыбка разоблачения. — Неужели тебя любовь так ранила, что простое упоминание ее в книгах теперь так тебя задевает? Неужели близость с кем-то сломала тебя, и теперь тебе проще открещиваться от самой мысли быть с кем-то ближе, чем на расстоянии вытянутой руки... Рывок. Молниеносный. От дезориентации эмоциональной Ясмин тут же попала в физическую и очнулась только, когда крепкая ручная хватка прижала ее к горячему торсу. — Зейн… — Как опрометчиво, — возле уха томно прошептали и, кажется, ее тело перестало быть контролируемым. — Маленькая пташка снова залетела в клетку к голодному коту, и снова решила его подразнить. Глупая птичка. Ее охватил пожар. Спину от твердости и жара мышц его тела; грудь от натиска широкой и сухой ладони; бедро, что также было во власти крепкой хватки. Ясмин судорожно облизнула губы. — Страсть, любовь и близость в жизни, моя птичка, и то, что пишут о них в этих бездарных книжонках — категорически несоизмеримые вещи, — его пальцы скользнули по шелку ее платья. Мягкая плоть груди у ложбинки. Чуть ниже и вверх к межключичной ямке. Ясмин покорно откинула голову на подголовник, открывая доступ к своей шее. Мурашки незамедлительной волной парализовали и обезрассудили. — Их невозможно уложить в понятия «копий», «цветков» и «безграничной эйфории», — Зейн шепотом продолжал. — Их суть возможно познать только через другой язык. Язык тела. Его дыхание над бьющейся жилкой сонной артерии. Невесомое прикосновение губ.— И те, кто пишут эту бульварную чушь, однозначно, не сталкивались с настоящим раскрытием ... страсти... — мочку слегка прикусили. От неожиданности Ясмин всхлипнула и попробовала свести ноги. — ... Близости, — к внутренней стороне бедра уверенно прижалась ладонь. Ясмин постыдно ощутила, как наполнилась влажностью ластовица белья, и смести Зейн пальцы на пару сантиметров выше, он сможет ощутить... — ...Любви, моя маленькая птичка, — заострившийся от возбуждения сосок ласково обвели поверх ткани. Юля узорами поверх округлости груди, Зейн, разведя пальцы, добился, чтобы сосок оказался между ними и приятной теснотой чуть оттянул его. — Боги... Ясмин выгнуло от растекающейся патоки вожделения. Нарастающее напряжение в каждой клеточке тела не позволяло противоборствовать или хоть как-то протестовать. Она хотела этого. Она хотела его. Она доверяла властным рукам. Его голосу. Ему всему. — Зейн... — Не важно что было в моей жизни. Здесь, сейчас важно то, что я без ума. От твоего аромата, что ищу каждый день в воздухе и в памяти...— трепетное поглаживание бедра. Чуть выше, прямо к каемке кружева. Подушечка чуть шершавого пальца мазнула по точке самого яркого напряжения. Слегка, но и этого было достаточно, чтобы из легких вырвался сладкий стон. — Без ума от твоего голоса, которым ты зовешь меня, проклинаешь, порицаешь или насмехаешься,— не позволяя заходить дальше тканевого барьера, Зейн массирующими движениями раззадоривал ее. Сменяя давление точечным легким постукиванием, он внемлел реакции ее тела. Ее влажности, подмахиванию и стону. — Я без ума от тебя. Твоего острого языка и еще более острого ума. Твоей зачастую излишней, но так идущей тебе храбрости, — он скользнул губами по бархатной щеке. — Я без ума от твоей красоты. Твоих зеленых глаз, затмевающих изумруд любого ожерелья. Твоих губ, чью мягкость я желаю ... прямо сейчас. Он поймал ее губы и оба с голодным рвением простонали. Снова сойти с ума и слиться в едином безумстве — Ясмин и Зейн осознавали их падение в пропасть, но никто из них не хотел этого прерывать. — Мой огненный цветок, — его язык коснулся ее. Танец пальцев усугубил возбуждение, заставляя его сконцентрироваться в одной точке. Ясмин сморщилась, прикрыла веки. Кислорода в раскаленном воздухе стало откровенно не хватать. — Зейн... — Освободись. Позволь себе прочувствовать момент. Прижавшись губами к ее щеке, Зейн вновь потеребил сосок. Вновь задел под кружевом яркую точку. — Мой страстный цветок. Мой любимый ... Ясмин вскрикнула и на мгновение вытянулась тугой струной. Схватившись одной рукой за его бедро, другую она занесла за голову и пальцами вплелась в его затылок, ощутимо оттянув волосы. Зейн покорно подался и от возникшего давления улыбнулся.— Моя девочка. В успокоении перенапряженного тела он несколько минут позволил Ясмин бездвижно полежать, усыпая ее шею трепетными поцелуями. Когда частота биения их сердец стала ровной, а вместо колкости, Ясмин издала посапывающий звук, Зейн бережно перехватил ее на руки. Аккуратно донеся ее до своей кровати, он опустил девушку на прохладный шелк. Та с блаженной улыбкой, сквозь сон приняла позу эмбриона. Зейна это не оставило равнодушным. — Отдохни, мой цветок. А я посторожу твой сон. Укрыв ее и коснувшись лба губами, он погасил в комнате свет. За окном сверкнула молния. Проследив за белым зигзагом, Зейн печально усмехнулся. — Прости, Кадир, я тебя подвел.