Дадли удается спасти, и теперь тот находится в Больничном крыле.
Гарри не знает, что по этому поводу чувствовать, да и вообще по поводу чего бы то ни было. Где-то в процессе кто-то принял чудовищное решение, что Гарри стоит побыть одному и немного прийти в себя. И вот он стоит коленями на полу возле кровати кузена в почти бесшумной тишине Больничного крыла и следит за его дыханием, по ходу стараясь игнорировать растущее в груди давление.
— Теперь ты сирота, — говорит Гарри бессознательному телу кузена. В пустом помещении его голос звучит неожиданно громко. — Прямо как я.
Гарри не помнит, что чувствовал, когда впервые осознал значение слов «твои родители умерли». Но он помнит, каково это — знать, что в мире нет никого, кто бы его любил. Помнит бездонную черную дыру, которая всегда оставалась где-то в глубине его души и неизменно жаждала большего, чем ему было дано.
Гарри не знает, как много видел кузен и сколько запомнил, но знает одно:
— Тебе это не понравится.
Дадли ожидаемо молчит, Гарри отрешенно разглядывает свои колени. На полу холодно, но сил пересаживаться на стул нет. К тому же, хоть какое-то разнообразие — чувствовать что-то помимо боли, пусть даже это холод.
Дадли вдруг дергается, в пустой палате шорох простыней звучит громко, как выстрел.
Гарри поднимает голову, Дадли смотрит на него полуприкрытыми глазами, будто он не в состоянии полностью их открыть. Возможно, так оно и есть.
— Привет, Дадли, — тихо здоровается Гарри.
Дадли просто молча смотрит в ответ.
— В-все по настоящему? — спрашивает он.
Гарри сглатывает подступивший к горлу комок и кивает:
— Да.
— О… — Дадли отворачивается, смотрит в потолок, а Гарри пытается и не может придумать, что еще сказать. — Гарри… — голос Дадли совсем слабый, — Гарри, тот человек…
— Кто? — спрашивает Гарри, придвигаясь ближе.
— Красноглазый…
Гарри делает глубокий вдох и задерживает дыхание. Он должен успокоиться, иначе закричит и не сможет остановиться.
— Волдеморт, — наконец говорит он. — Его зовут Волдеморт.
— Волдеморт, — дрожащим голосом повторяет Дадли. Он снова смотрит на Гарри остекленевшими воспаленными глазами. — Он…
Голос Дадли срывается на тихий, хриплый стон, и он всхлипывает. Всего раз.
— Эй, послушай, — как можно мягче говорит Гарри. Кузена трясет, он всеми силами пытается отдышаться. — Ты не обязан…
— Нет, — перебивает Дадли, качая головой. — Нет. Я не о себе. Он… Он убил маму и папу.
Теперь и Гарри заметно передергивается.
— Дадли…
— Гарри, — Дадли протягивает руку, будто хочет взять ладонь Гарри или еще что, но не может — нечем. — Гарри, он убил маму и папу.
Гарри кладет руку на бинты на запястье кузена и осторожно его сжимает.
— Я знаю, Дэ, — говорит он, глаза Дадли закрываются. — Знаю.
— Что же мне делать? — полузадушенно спрашивает Дадли. — Гарри, что мне делать?
— Мардж тебя заберет, — спешит сказать он как можно увереннее, потому что ему знакомо это чувство, эта отчаянная, непреодолимая потребность в том, чтобы кто-то, кто угодно появился и вывел тебя в безопасное место. Если он сможет хоть что-то сделать для кузена, хотя бы чуточку избавится от собственного навязчивого, липкого страха. — Она любит тебя, Дадли. Она о тебе позаботится.
Дадли снова сдавленно стонет и мотает головой:
— Нет, — говорит он. — Нет, я хочу к…
— Я знаю, — Гарри наклоняется вперед и прижимается лбом к плечу кузена. Дадли коротко всхлипывает. — Я знаю, Дадли. Мне очень жаль.
Они сидят так какое-то время, прикладывая все усилия, чтобы восстановить хотя бы каплю душевного равновесия. После Дадли снова начинает говорить, и Гарри внимательно прислушивается, чтобы разобрать невнятные, полушепотом сказанные слова.
— Он говорил о тебе, тот человек, — дыхание Дадли сбивается, становится прерывистым. — Ву… Вол…
— Волдеморт, — мягко подсказывает Гарри.
— Волдеморт, да, — слабо кивает Дадли. — Он сказал… Сказал, что вернет меня. Гарри, за что он убил маму и папу?
— Не знаю, — отвечает Гарри.
Ложь. Все он прекрасно знает.
— Думаешь, им было больно? — спрашивает Дадли.
— Не знаю, — снова врет Гарри, потому что не хочет, не может сказать «да».
— Мне было, — признается Дадли, Гарри держится на одной только силе воли. Ему хочется встать и выйти из палаты; он чертовски устал. — Было так больно, а он сказал мне… — Дадли замолкает и смотрит на Гарри широкими глазами: — Гарри. Гарри, послушай, — Гарри приподнимается на коленях и надавливает на плечо кузена, когда тот пытается встать с кровати. — Гарри, мне так стыдно.
— За что?
— Когда мы были детьми… — объясняет Дадли. — Я вел себя… я…
— Дэ, — срывающимся голосом говорит Гарри. Вообще, он и не знает толком, что сказать. Все равно получится ложь. — Мы были детьми.
— Ты… Ты сможешь?.. — Гарри отводит взгляд, Дадли судорожно вздыхает. — Ладно, — говорит он. — Ладно.
Гарри не хочется ни о чем говорить.
Он слишком устал.
— Все будет хорошо, Дэ, — как можно увереннее обещает он.
Дадли все еще немного потряхивает, но он больше не пытается говорить. Только пристально смотрит на Гарри лихорадочным, напряженным взглядом. К облегчению Гарри это длится недолго, веки кузена тяжело опускаются, и тот проваливается в беспокойный сон. Гарри продолжает сидеть на коленях и молча наблюдать за спящим Дадли так долго, что теряет счет времени.
Гарри думает о том, что кузен — единственное, что осталось от семьи, при этой мысли глубоко в груди скалит свой зев громадная пасть. Гарри кажется, что, стоит ему дать слабину, она поглотит его целиком.
Он раздраженно вытирает ребром ладони выступившие на глазах слезы.
Он рад, что Дадли жив, безумно рад. Но жуткий, неприятный голос в голове нашептывает, что лучше бы кузен умер, потому что как он сможет жить дальше после произошедшего? Да и кто угодно другой на его месте?
Как сможет Гарри?
Горло сдавливает, оно хрипло клокочет от одной только мысли.
Как ему жить дальше?
***
Немного погодя дверь в Больничное крыло открывается, входит МакГонагалл и на секунду замирает при виде распластанного на полу Гарри. На выражение ее лица больно смотреть, поэтому Гарри отворачивается к спящему кузену.
Он вздрагивает, когда на его плечо опускается рука.
— Вставайте, мистер Поттер, — строгим, но в то же время мягким голосом говорит МакГонагалл и, придерживая его за плечо, тянет вверх. — Поднимайтесь. Все будет хорошо.
Гарри хочет в это верить. Очень хочет.
На долю секунды, пока Гарри не видит ее лица, ему вдруг хочется рассказать ей все, без утайки. Но после он смотрит на профессора, видит ее напряженный взгляд и ровным голосом спрашивает:
— Что случилось?
МакГонагалл не долго мешкает, но все же отвечает:
— Произошло еще одно нападение.
Конечно, думает Гарри, тщетно пытаясь вдохнуть побольше воздуха, в то время как его будто придавливает к полу грузом новой беды. Разумеется.
***
В гостиную Гриффиндора Гарри возвращается под конец учебного дня с пузырьком Сонного зелья в кармане.
Не теряя времени, Рон и Гермиона сразу же тащат его в комнату для мальчиков. Едва за ними закрывается дверь, Гермиона бросается ему на шею и сжимает в выбивающих дух объятиях, Рон крепко обнимает их обоих.
Гарри закрывает глаза и шумно выдыхает.
— Дадли жив, — говорит он. — Произошло еще одно нападение.
Гермиона отстраняется и бережно обхватывает ладонями его лицо:
— О, Гарри.
— Выживших нет, — Гарри протягивает руку, переплетает свои пальцы с пальцами Гермионы. — Завтра об этом напишут в «Пророке».
— Дамблдор знает? — спрашивает Рон.
— Да, — кивает Гарри и тяжело вздыхает. — Я думаю…
— Нет, — перебивает его Гермиона, сверкая глазами.
— Ты даже не знаешь, что я хотел сказать! — возмущается Гарри.
— Вообще-то, думаю, мы знаем, — сухо говорит Рон. Он обменивается с Гермионой многозначительными взглядами. — Дай угадаю, ты собирался сказать, почему тебе стоит собой пожертвовать.
Гарри стискивает челюсти и отводит горящий взгляд:
— Что если это единственный выход? — спрашивает он.
— Но это не так, — возражает Гермиона. — Ты сам говорил, что Дамблдор ищет лекарство.
— А Волдеморт тем временем перебил сотню людей, — говорит Гарри, пряча глаза. — Сколько еще погибнет, пока он не найдет противоядие?
— Мне все равно, — ощетинивается Гермиона, в уголках ее глаз собираются злые слезы. — Неважно. Важен ты, Гарри.
Грудь болезненно сдавливает, Гарри едва может дышать:
— Как и убитые Волдемортом. Они тоже были важны.
— Никто не говорит, что не были, — соглашается Рон. — Но, Гарри…
— Я могу это остановить, — говорит Гарри. Он уже очень давно не был так в чем-то уверен. — Могу. И, зная об этом, — Гарри судорожно вдыхает и медленно выдыхает, — как я могу сидеть сложа руки и пускать все на самотек?
— Мы найдем другой способ, — говорит Гермиона.
— А если не найдем?
Друзья молчат, на это им сказать нечего. Гарри давит неуместное сейчас разочарование и достает из кармана пузырек с зельем.
— Гарри, — серьезно говорит Гермиона, — что это?
— Я сказал мадам Помфри, что вряд ли смогу сегодня заснуть и она велела принять это перед сном, — Гарри подносит к свету переливающуюся темно-синим жидкость. — Как только я его выпью, отключусь через пару секунд.
Рон неодобрительно косится на зелье, Гарри вздыхает:
— Я не собираюсь прямо сейчас сдаваться Волдеморту, — говорит он. — Но и продолжать его игнорировать не могу. Вы ведь понимаете.
— Не нравится мне все это, — качает головой Гермиона, Рон согласно ей поддакивает.
— А мне, думаете, нравится? — хмыкает Гарри.
Рон и Гермиона отводит взгляд, Гарри хочется кричать, но он сдерживается, поскольку злится вовсе не на них, друзья не виноваты. Он берет друзей за руки и прижимается к ним изо всех сил. Когда Гарри снова отстраняется, он видит, что они совсем не хотят его отпускать.
— Со мной все будет хорошо, — обещает Гарри. — Я буду здесь, в безопасности.
Друзья больше не пытаются перечить, Гарри подносит пузырек ко рту и делает один глоток, как велела мадам Помфри. Он ставит флакон на тумбочку. Конечности наливаются тяжестью, спотыкаясь, Гарри подходит к кровати и падает на нее, распластавшись на матрасе. Веки опускаются.
Последнее, что он видит — Рон и Гермиона. Они смотрят на него сверху вниз, полные решимости защитить его сон.
