Позволь откусить от тебя кусочек.

- Не подходи к ней. Докча замирает, всего на краткий миг, после чего нарочито вальяжно приближается к больничной койке. Сун Джинву хмурится, поджимая губы, поспешно следуя за ним. Он видит интерес в глубине темных, искрящихся звездным маревом глаз существа, носящего маску человека, когда тот склоняется над его бессознательной матерью. Охотник спешит встать ближе к койке, показательно берет руку женщины в свою, исподлобья глядя на Докчу. За прошедшее время они свыклись друг с другом. Приноровились друг к другу. Докча всегда неслышно следует за Сун Джинву – Сун Джинву же ищет его взглядом в толпе людей. И что-то внутри расслабляется каждый раз, когда он находит глазами фигуру в белом плаще, что скользит среди людей, оставаясь на удивление незамеченным. «Игрок» успокаивает себя мыслями, что так присматривает за странным существом невесть откуда, не позволяя тому творить, что ему вздумается. …он пытается не думать о том, что, возможно, каждый раз оглядывается вовсе не из беспокойства за ничего не подозревающих жителей Сеула. Но он впервые позволяет Докче идти за собой в больницу, где лежит его мать. …хотя, будто бы этому существу нужно было позволение, чтобы проследить за ним раньше. Джинву настороженно наблюдает за тем, как Докча рассматривает бледное лицо его матери. Есть нечто странное в том, как сейчас плавно меняется мимика этого существа. От искренне заинтригованного на недоумевающее, затем – на задумчивое, потом его губы поджимаются, выдавая легкое недовольство. В этот миг Охотник подмечает, как глаза Докчи быстро поднимаются, словно он осматривает потолок, но Джинву знает – уже знает – что он вглядывается в нечто другое. В нечто, что может видеть лишь он. - Пак Кёнхо давно в коме? – шелестяще интересуется мужчина в белом плаще, и Джинву давит в зародыше удивление по поводу того, что тот знает имя его матери. - Четыре года, - не меняясь в лице отвечает он, сжимая руку женщины чуть крепче. Пальцы Пак Кёнхо кажутся такими хрупкими, еле теплыми, и внутри болезненно сжимается от осознания, сколько времени его матушка уже не просыпается. – Это Вечный Сон, - невесть почему продолжает «Игрок», словно в попытке заполнить возникшую тишину, нет… даже не дать ей зародиться. – Многие люди стали жертвами этой болезни, так что… Тихий звук обрывает его тихие слова: - Мммф, - Докча морщится, как если бы он надкусил дольку неподслащённого лимона. – Это не болезнь. Джинву заторможено моргает. Он медленно поднимает взгляд от своей матери на мужчину, что сейчас потирает в непонятной, такой чуждой ему задумчивости подбородок. Краем глаза Охотник подмечает, как пространство вокруг Докчи слегка искажается, еле приметно плывёт. - Что? – голос Сун Джинву звучит ровно, но всё же, всё же – он слегка ломается. Самую малость. Почти незаметно. …незаметно для обычного человека, но не для Докчи. Существо под личиной мужчины в белом плаще на миг переводит на него пристальный взгляд прежде, чем снова сосредоточиться на женщине на больничной койке. - Это не болезнь, - повторяет он. – Всё куда проще и чудовищнее. Он указывает куда-то наверх, и Джинву рефлекторно следит за движением его пальца, только чтобы уставиться в потолок комнаты. Докча на это снисходительно фыркает. - Ты не можешь это видеть, - почти нежно тянет существо черт знает откуда, игнорируя мрачный взгляд Охотника. – Но, если вкратце… Твою мать исключили из Истории. - Что? – в этот раз вопрос «Игрока» звучит куда более четко. Джинву уже знает, что такое «Истории». Ну… имеет более-менее ясное представление, по крайней мере. Докча всё также продолжает дурашливо изворачиваться при малейшей попытке расспроса, и, пусть они теперь общаются несколько… свободнее, их нельзя назвать друзьями. Ни в коем случае. …в конце концов, Докча прямо заявил, что намерен его в будущем сожрать. …и это не тянет на клятвенное заверение в вечной дружбе. «Истории» - это нечто фундаментальное, не только для живого существа, но и для каких-то событий, для самого мироздания. «Истории» обладают своим разумом, самосознанием, можно сказать, собственной душой. …Джинву старается не вспоминать, как легко Докча поглощает эти самые самодостаточные и вполне себе одухотворенные «Истории». Но до сих пор, исходя из слов своего непонятного спутника, Сун Джинву полагал, что «Истории» возникают сами по себе, создаваемые какими-то событиями. Спонтанно. Как те «диковатые Истории», которые всегда становились закуской Докчи. Как оказалось, это не вполне верно. Существо под обличьем человека улыбается краем рта, выпрямляясь, чуть пожимает плечами. - Есть разные виды Историй, Джинву-я, - его голос серьёзен, но всё еще непривычное ласковое обращение несколько каким-то образом делает сказанное мягче. – Диковатые Истории – лишь один из примеров. Всё, что угодно, может стать их источником. Но, так же, как эти Истории возникают самостоятельно, так их можно и создать, - он полностью подтверждает подозрения Охотника. – И такие Истории будут гораздо сильнее. Что-то ворочается на задворках сознания. Что-то темное, нехорошее, сродни дурному предчувствию, но Джинву игнорирует это. Он взглядом требует у Докчи продолжения, на что тот реагирует коротким смешком. - Ты должен был понять уже, Джинву-я, - мужчина слегка разводит руками: излишне театральный жест в этой ситуации. – Внезапно появившиеся Врата и Пробужденные, прорывы монстров, разделение по Рангам – без возможности для людей как-то развиваться дальше своими усилиями… Неужели ты и впрямь думаешь, что нечто подобное могло возникнуть само по себе в этом мире? – Докча снисходительно улыбается, и на краткий миг «Игрок» видит в глубине его глаз то, что так старательно избегало его внимания до этого. Возраст. …только сейчас Сун Джинву задаётся вопросом, сколько может быть лет этому существу, что видит мир вокруг них совершенно иначе? - Джинву-я, - Докча смотрит на Пак Кёнхо на больничной койке, и что-то в его лице неуловимо смягчается. – Всё, что сейчас происходит в твоем мироздании, это лишь подготовка. - Подготовка – к чему? – Охотник спрашивает слегка нетерпеливо, чувствуя слабый укус злости за все эти чертовы недосказанности со стороны оппонента. - К Истории. В темных глазах существа напротив него мерцают звезды. - К Гигантской Истории. Истории, что изменит этот мир, и увы, никто не знает, в какую сторону. Докча тянется к Пак Кёнхо и на удивление бережно убирает прядь с бледного лица женщины. Джинву следит за его движением пристальным взглядом коршуна. Он знает, что Докча не навредит его матери. …но он слишком часто видел, как всё живое вокруг этого не-человека превращается в смешанный ком золотых символов. Он не может не опасаться, как ни крути. - Кто-то постепенно готовит твоё мироздание к созданию Гигантской Истории. И он крайне кропотливо исключает всё, что может как-то ослабить её, - существо убирает руки в карманы, не отводя глаз от бессознательной женщины на больничной койке. – К сожалению, твоя матушка оказалась в числе, ммф… «лишних персонажей», - к его чести, он мнётся прежде, чем сказать это. У Джинву дёргается уголок рта. - Я могу исправить это? – пусть молодой мужчина и спрашивает, это скорее звучит как утверждение. И Докча прекрасно слышит решительность в чужом голосе. - Даже уже созданную Историю можно превратить в нечто совершенно новое, если приложить побольше усилий, - странно тянет мужчина напротив Сун Джинву. – Разумеется, это можно исправить. - Как? Джинву уже получил подсказки от Системы о Святой Воде Жизни, что может помочь его матери. Но в тот момент он полагал, что Вечный Сон – это просто болезнь. Он понятия не имел, что всё так сильно отличается. …Охотник даже не осознаёт, что ни на миг не усомнился в словах создания, которое совсем недавно вызывало у него животный инстинктивный ужас. - Всё просто. Докча указывает пальцем себе на грудь. Джинву моргает. - У тебя ведь есть я, разве нет? - Чт-… - Джинву-я. Докча клонится вперед, к нему, через больничную койку с бессознательной женщиной. Его улыбка – это улыбка искушающего Еву яблоком змея. - Просто выбери. - А?.. Сун Джинву ощущает себя странно. Ему хочется отступить, но он лишь крепче сжимает руку своей матери в своей, не позволяя себе даже шелохнуться. Темные глаза существа напротив полнятся голодом – вековым, жутким голодом, который невозможно перебороть, нереально перебить. Джинву чувствует себя так, словно его вот-вот затянет прямо в эту бездонную бездну, в кои-то веки лишенную даже малейшего проблеска звезд в своей глубине. - Выбери того, кого мне нужно поглотить, - улыбка этого существа становится шире, и Джинву неосознанно сглатывает. – Поглотить, чтобы твоя матушка смогла занять его место в будущей Гигантской Истории.