***
— Это моя одноклассница, Тоня. Она только что от родителей съехала, и пока поживёт с нами. — Кирилл хорошо врал, и выглядел перед братом совершенно естественно. Он знал, что Ромка не будет задавать много вопросов. Его вообще мало что волновало, кроме работы и просмотра телевизора. — Тебя сильно не стесним. — Хорошо. А чего это у твоей Тони фонарь под глазом? — с насмешкой спросил Рома, отвернувшись от телевизора к брату. Ответ был заранее заготовлен: — А это, собственно, причина, почему она съехала. — Мда, не повезло девчонке. Ну, проходите, располагайтесь, Антонина. Та коротко кивнула, и они с Киром прошли в спальню. Юноша запер за собой дверь. — Теперь тебе придётся притворяться цис-девушкой, ведь мой брат довольно консервативный. — Может, следовало представить меня, как парня? — робко поинтересовалась Тоня, осматривая комнату. Просторная. Для двоих сойдёт. Кирилл обещал купить ей матрас. Она уже представляла, как будет искать работу, чтобы отдать деньги за него и в дальнейшем платить за квартиру. Придётся устроиться где-то в соседнем городе, до куда информация о её пропаже не дойдёт. — Я не знаю даже… — замялся Агратин. — В любом случае, придётся притворяться. А так хоть притворишься тем, кем хочешь быть. — Думаешь, у меня получится? — Наверное. У тебя неплохие внешние данные. — Спасибо… — слышать это было приятно. Тоня давно мечтала о хорошем пассе. Хорошо, если его удастся выстроить без платьев и косметики. Только удерживать нужный тембр голоса будет тяжело. Она стала потихоньку разбирать вещи и вешать их в шкаф, тщательно следя за реакцией Кирилла: вдруг она сделает что-то не так и вызовет его недовольство? Хотя, казалось бы, как можно ошибиться, раскладывая одежду по полкам? — Постой, это что у тебя? — неожиданно спросил парень, и Тоня вздрогнула, покорно протянула заинтересовавшую его вещь. — Чокер на шею. Достался от бабушки. — вспоминать умершую родственницу было тепло и грустно одновременно. — Она, помню, говорила: «вот вырастешь, Тошенька, невесте подаришь…». Но, думаю, что буду носить сама. — Камень в нём интересный. — Кирилл бесцеремонно выхватил вещь из Тониных рук, и она сердито топнула ногой. До этого его грубость была терпима. Подумаешь, злые слова. От отца и одноклассников она слышала много плохого. Но так обращаться с памятью о единственной родственнице, которая её любила?! Да, будь бабушка жива, она бы точно приняла особенность Тони. Ну почему она побоялась открыться раньше… — Отдай немедленно! — она вцепилась в рукав юноши и тут же застонала от боли. Слишком резко дёрнулась. Сколько, интересно, она будет отходить от травм? И насколько они серьёзные? Не нужно ли в больницу? Голова уже столько времени не переставала болеть… — Да, забери. — Кирилл с пренебрежением вернул девушке чокер. — Только ответь, откуда у твоей бабки… — Не смей её так называть! — в тыквенно-рыжих глазах взметнулись злые острые блики. Она замахнулась, чтобы ударить Кира Не важно куда, лишь бы сожрал свои мерзкие слова! Но её руку перехватили, завели за спину, но не заломили. Иначе её избитое тело не выдержало бы. Тоню аккуратно, но твёрдо усадили на диван. — Хорошо-хорошо. Так, откуда? — Кирилл держал её за плечи и смотрел строго в глаза, которые плакали уже который час. А в таком положении Тоня даже вытереть лицо не могла. Нос её распух и с шумом втягивал воздух, анемическая кожа с больным румянцем в области щёк блестела от влаги, разбитые губы дрожали. Волосы превратились в гнездо. Всё тело колотил холод. Тоня буквально мечтала лечь на дно ванной и полежать под струями горячей воды. Хотя, вряд-ли даже они помогут согреться. Девушка была на грани того, чтобы завыть. Она боялась видеть своё отражение, но понимала, что придётся это сделать. Она боялась Кирилла, но обида за бабушку была сильнее страха. — Это не просто какой-то красный камень. Это кристалл. Как те, что мы используем для борьбы с поганью. Откуда у вас он? — Д-дедушка был шахтёром. — заикалась Тоня. Она чувствовала себя, как на допросе. Что бы Кир не спросил, она не солжёт. Казалось, тяжёлый взгляд парня испепелит её за малейшую ложь. — Нашёл в шахте камень… Ему сказали, что ценности в нём нет, н-но он крас-сивый… И он сделал ба-ба… — на этом слове плакать хотелось сильнее. — Бабушке подарок. — Ясно. — Кирилл отпустил девушку, и она обмякла, упав на мягкие подушки. Подумала, что уже не сможет с них встать. — И где эта шахта? Мне нужно знать. Вероятно, в ней есть месторождение кристаллов. Мы используем их. — у Кирилла были запасные лезвия для копья, но сделать пули для Тони было не из чего. — Она за посёлком. В паре километров. Могу примерно показать на карте… — отрывисто, тяжело дыша говорила она. — Но она заброшена уже много лет… — Ну и хорошо. Значит, никто нам не помешает. Как только вы с Серафимом оклемаетесь, пойдём исследовать её. — хоть Серафим оказался и не слишком полезным в битве с плесенью… Но запрячь его таскать кристаллы можно было. — Я, наверное, не скоро ходить смогу… — Тоня свернулась комочком, прижав к себе подушку. Хотелось, чтобы кто-то её обнял. — Да. Серафим написал в СМС, что у него сотряс. Тоже хрен знает, когда выйдет… — Кир оторвался от экрана мобильного и увидел, что Тоня задремала. В первую секунду он захотел закричать, согнать наглую девчонку со своего дивана… Но остановился. Нет. Слишком жестоко. Девушка сильно пострадала. Пусть хорошо выспится. Не на полу же ей стелить… Кирилл тихо накрыл Тоню пледом и, вздохнув, вышел из комнаты. — Странные у тебя предпочтения, Кирилл. — хмыкнул Рома, встретив брата на кухне. — Мы не встречаемся. — цокнул он языком. А про себя подумал: «Что тут странного? Тоня вполне симпатично выглядит.» — Кстати, тут из штаба написали… — Так. Ничего хорошего это не предвещает. Кирилл почувствовал сильное напряжение во всех мышцах. По позвонкам пробежал холодок. — Хотят из Барнаула тебе помощника прислать. Ну, как помощника… Курсанта. Очень сильно отстаёт от отряда. Ничего не может нормально сделать. Ты уж потренируй его. — Я в няньки не нанимался! — этого ещё не хватало. Ещё одна обуза. А ведь от этого… (Кирилл даже слова грубого не подобрал)… придётся прятать Тоню и Еву. И скрывать, что он позволяет гражданскому участвовать в зачистке. Ладно… От брата утаил, значит и этот ничего не узнает. — Ну, Кирилл, это приказ от начальства. — да, Рома — не тот, кому можно пожаловаться. — Придётся выполнять. Он прибудет завтра. Кирилл смиренно кивнул и опустился на стул. Ну когда это наконец кончится! Когда же он уже уедет и сможет забыть этот проклятый город вместе со всеми его тупыми жителями… И ФСБПУ тоже, провались она ко всем чертям… Парень выдохнул. Ещё немного. Ему скоро восемнадцать. Он сбежит в свой же день рождения.***
Кирилл отметил, что Ржавогорский вокзал — самый тихий, на котором ему довелось бывать. Не мудрено: никому не нужно было приезжать в такой ничтожный, мерзкий город. С каждым днём Ржавогорск раздражал всё сильнее. Сколько же тут было пьяниц! А мусора вокруг? Ещё и серо-коричневая грязь, которая появилась после растаявшего снега. И это всё посреди осени. А что будет в Марте? А летом? Летом же невозможно здесь находиться. Спокойно, Кирилл. В мае тебя здесь уже не будет. А Серафим с остальными пусть сами разбираются с плесенями и пожарами… А вот и наш пациент пожаловал! Кирилл узнал «своего» по чёрной форме, расшитой изображением глаз. Ярик, увидев Агратина, занервничал, споткнулся, выходя из вагона и полетел на перрон лицом в низ. «Да он даже до столкновения с плесенью не доживёт.» — усмехнулся про себя Кир. Он дождался, пока Латыпов поднимется на ноги и подберёт с земли рюкзак. — Так, ну, рассказывай, кто ты, и что ты умеешь. — Т-так точно… — промямлил мальчишка (на вид ему было не больше пятнадцати. Он был тощим и низким, у него были короткие тёмно-синие волосы.). — Курсант Алтайской академии ФСБПУ. Ярик Латыпов. — Это мне донесли. — кивнул Кирилл. — И зачем тебя ко мне направили? — Чтобы я учился у одного из лучших истребителей! — с нескрываемым восторгом осветил парнишка. Вот оно что. Как отправить из Москвы в какой Зажопинск — так это лишим всех званий, а как отстающих повесить — так сразу лучший! Кир сплюнул. С каждым часом он ненавидел ФСБПУ всё сильнее. — Так… Как я слышал, оценки у тебя не ахти. Техника боя страдает, выносливость или физическая подготовка? — Всё сразу. — смутился Ярик. — Так переведись в отдел изучения. — все слабаки заканчивали там. Туда перевели и Рому, после того, как он получил серьёзное ранение. — Я должен стать образцовым истребителем. Как мои родители… Как же знакомо. Отец Кира был обладателем множества государственных наград. Ему с детства толдычили, что он должен пойти по стопам родителя. И, если бы не чёртова депутатская дочка, он был бы близок к отцовскому званию! — Понятно. Ну, раз ты на тренировках лажаешь, то в битве с реальным монстром особо мне не поможешь. — Я буду очень стараться! — воскликнул парень и тут же вжал голову в плечи, постеснявшись тонкого, ломающегося голоса. Кир задумался. Стоит ли тащить Ярика с собой на поиски чудовища? Предположительное место нахождения плесени было определено ещё вчера. Несколько жителей одного дома обратились за помощью в связи с потерей зрения. Все они жили в одном подъезде. Рома предположил, что существо засело вентиляции, и атакует своих жертв через широкий вентканал. Всем прекрасно знакомы маленькие домики на крышах домов. Именно они являются окончанием широкой шахты, скрытой за стенами квартир. И тут у него в голове словно лампочка зажглась. Можно же втянуть Ярика в бой с плесенью и подстроить травму. Не сильную, например, банальный вывих. Тогда парня увезут в больницу, его не придётся таскать с собой, и можно будет спокойно работать с Евой. Ева куда полезнее этого… Отстающего. — Прямо сейчас мы направляемся в предполагаемое логово… — Латыпов заметно затрясся. — Не бойся. В случае чего я тебя защищу. — вряд-ли монстр будет таким же сильным, как одержимая паразитом Тоня. Её случай очень редкий. Автобус вёз их на другую сторону города. Кирилл всю дорогу пялился в окно, продумывая, как он ранит Ярика, одновременно защищая его от чудовища. Ярик же шептал какое-то подобие молитвы. Второго Серафима здесь не хватало… Хотя, вряд-ли у этого тоже православие головного мозга. Даже атеисты в момент сильной опасности, обращаются к «Отче нашему»… Кирилл… Знал это по себе.***
Агратин закончил ковыряться в замке двери и наконец открыл её. На чердак девятиэтажки проник холодный утренний свет. И снова крыша. Не самое лучшее место для сражения с плесенью, когда при тебе балласт. Ну да ладно, он смог защитить Серафима. И Ярика защитит. Волосы Кирилла развевались на холодном предзимнем верту. Он быстрым движением руки собрал их в короткий хвост. Вытащил из-под свитера гранату, напичканную кристалльной крошкой. Посмотрел вниз, свесившись через перила, чтобы убедиться в том, что выбрал правильный подъезд. — Смотри и учись. — Ярик закивал. Его лоб взмок от холодного пота, дрожащие, скользкие руки сжимали копьё, которое чуть не выскальзывало, ноги были сильно сжаты и подогнуты. Кир отметил, что его подопечный похож на чихуахуа. Эту породу он не любил. Агратин нацепил на лоб включённый фонарь и заглянул в шахту. Оттуда повеяло холодом и вонью кухонь, располагавшихся этажами ниже. Эхо отразило его дыхание. — Вот чёрт… — бетонные стенки вентиляционного канала были обвиты чёрной субстанцией, принявшей форму пульсирующих тонких сосудов и мясистых вен. Монстр явно существовал не в проголодь. — Сильно разросся, сволочь. — Кирилл достал ещё несколько гранат, чтобы ранить плесень как можно сильнее. По его плану, тварь захочет сбежать, и ему будет доступен лишь побег через крышу. — Получай, сволочь! — прошептал он, и гранаты со свистом полетели вниз. В глубине послышался грохот. В квартирах, прилегающих к этой шахте, с потолка посыпалась штукатурка. По дому пробежала волна испуганных криков. Ярик упал на колени, обхватив голову руками. — Господи! — его копьё отлетело на другую сторону крыши. — Дебил, подними е… — закончить фразу Кирилл не успел. Его прервало мерзкое бульканье, утробное, звучащее так, словно жизненные процессы запустились в чём-то, уже начавшем гнить. Чёрные толстые ветвистые вены с рёвом вырвались из квадратной узкой дыры и разметались в воздухе, словно безумный фонтан. Споры создали чёрную сферу над домом. Они напоминали пепел над местом военных действий. Или чёрный, ядовитый снег. Вдыхать их было больно. Кирилл и Ярик относились видящими, поэтому не заразились бы, но «семя» паразита могло нанести вред лёгким и горлу. Кирилл, задержав дыхание, потянулся за оставшимися гранатами. «Если раню эти отростки пылью, переезать их будет легче»… Громкий визг Ярика заставил его замереть. Обернуться было страшно. Вопль парня звучал так, словно его уже разорвало на куски. Замешательство Кира продлилось лишь секунду. Он метнул взгляд на парня и бросился к нему, пытаясь нащупать гранаты, ставя занятую руку в положение для режущей атаки. — Мама! — Толстые ленты, обвешанные красными выпученными глазами, крепко обвили его тонкую талию поперёк и подбросили в воздух. А затем резко потянули вниз, в чёрную глубину шахты. Торс Ярика изогнулся неестественным образом. Послышался хруст, и парень хрипнул, громко, вымученно, будто боль выдавила весь воздух из его пережатых лёгких. Глаза выпучились от давления, и выглядело это так, словно он смотрит на мир в последний раз… «Мама» — звоном застыло в ушах Кирилла. Он прыжками добрался до отверстия, в котором скрылись «вены» с парнем… Или с его телом? Только не это… Если Ярик погибнет… Приедут высшие звания… Не время думать о последствиях. Нужно действовать. Крилл закрепил абордажный крюк на поясе. Убедился, что кошка плотно держится за металлический край шахты. И прыгнул вниз головой в черноту. Фонарь освещал лишь стенки, облепленные чёрной гадостью, но вскоре выхватил из тьмы светлое пятнышко. Побледневшее лицо Ярика. С закатившимися светло-персиковыми глазами. Искривлённым открытым ртом. Отъехавшей на бок челюстью. Чернота, облепившая парня открыла глаза. Множество алых глаз. Проявился силуэт. Тонкие руки и ноги, которые плавно переходили в длинные отроски-вены, согнутое из-за тесноты шахты тело, голова, пронизанная длинными иглами из плесени. Кириллу сделалось очень душно. Тело бросило из холода в невыносимый жар. Он ощутил мощный укол паники. Как же было тесно… Не развернёшься. Не расправишь руку для удара. Как разрезать чёрные путы и освободить Ярика? Как вытащить его из колодца, не навредив? Вязкий чёрный материал пополз вверх по стенкам. Кир почувствовал, как плесень сжимает его со всех сторон. Ему захотелось кричать, конечности задёргались словно от судорог. Подступала истерика. Фонарь заморгал. Нет… Только не темнота! Картинка перед глазами поплыла. Неужели, это конец? Неужели он так же слаб, как и в тот день... Помутившийся взгляд уловил движение. Ослабшая рука Ярика вытянула из-под свитера гранату. Он из последних сил потянул за чеку. Шахту сотряс мощный, сильнее предыдущих, взрыв. Глаза защипало от попавшей в них красной пыли. Кирилла оглушил визг. Он ощутил, что может свободно двигаться. Парень практически не осознавал, что он делает. Его руки будто сами-собой обхватили обмягший корпус Латыпова, перед этим нажав кнопку на крюке. Трос вырвал парней из узкой шахты, несколько раз ударив Кирилла головой о её стенки. От этого у него загудело в ушах. Глаза резко заболели от серого дневного света. Кир из последних сил заполз на крышу, затащив за собой Ярика. Чёрная масса с утробным, напоминащим вой самолёта, рёвом, вырвалась из вентканала, словно взорвав железный домик, которым он заканчивался. Зацепившись за стены соседнего дома, силуэт с лёгкостью перепрыгнул на его крышу. Затем перебрался на следущее здание. И вскоре совсем скрылся из виду. Всё это Кир видел перевёрнутым: он лежал на спине, запрокинув голову. Вдруг виски словно сдавило раскалёнными тисками. В горле забулькала желчь. Кир едва смог перевернуться и привстать на колени, чтобы сплюнуть её. Желудок смял спазм, и изо рта хлынула едкая, зловонная рвота. Парень захлёбывался желудочным соком и давился ещё не переваренными остатками завтрака. Из носа по лицу стекали сопли и кровь. Глаза всё слезились, и их щипало, сколько бы Кир их не тёр. Сердце налилось тяжестью, каждый удар отдавался болью в голове и холодом в груди. — Ярик! — немного переведя дыхание, Кирилл подполз к распластавшемуся на крыше парню. Было очень тихо. Казалось, даже ветер перестал гудеть над домами. Но внезапно Ярик раскрыл рот и стал отчаянно, шумно глотать им воздух. — П-потерпи… — Кирилл едва складывал звуки в слова. А связать из слов предложения было ещё труднее. — С-сейчас… Ско-кор-рая… — П-передай маме… — выдохнул Латыпов, пытаясь сфокусировать взгляд на лице Кира. — И папе… Что я победил п-плесень… Я послужил ФСБПУ… Я был полезен… Они… Могут… Горди… Он замолчал. Сил осталось лишь на то, чтобы громко хрипеть. Вот значит как… Возможно, Ярик при смерти. Либо может остаться инвалидом, ведь у него сломан позвоночник. Но он думает о том, оправдает ли он надежды родителей… И принёс ли он пользу организации… Кирилл когда-то был таким-же. Он вспомнил изнуряющие тренировки. После которых на ладонях кровавые мозоли. После которых мышцы болят так, что во время отбоя ты плачешь. После которых некоторых кадетов находили повешенными. Майоры, проводившие учения, ни с кем не церемонились. Были жестокими, как чудовищная плесень. Избивали за любую слабость. Наказывали непосильной нагрузкой за ошибки. Однажды Кирилл неделю лежал в лазарете, после того, как старший по званию, ударил его по голове, а потом заставил отжиматься сотню раз. Но ФСБПУ отнимало у людей право ненавидеть этот ад. Каждое утро начиналось с гимна организации. В академии повсюду висели плакаты, прославляющие должность истребителя. Круглосуточно велись разговоры о том, что видящие нужны лишь для того, чтобы принести стране пользу. Никому не нужна была их личность. Ценилась лишь сила. И каждый кадет мечтал бороться с плесенью. Мечтал получить высокое звание и почёт… Только эта мечта удерживала Кирилла от самоубийства. А потом… Чудовищный инцидент с его отцом. Когда тот погиб страшной смертью. Когда Ромка был ранен так сильно, что больше не вернулся в строй. Когда Кирилл стал подопытным кроликом. Тогда он и понял, насколько ужасна эта прогнившая система, которая видит в тебе лишь пушечное мясо, биоматериал. Он оставался на службе лишь из-за денег, статуса. А когда лишился их, пообещал себе, что обязательно сбежит. Ярик спас их обоих, когда был в полубессознательном состоянии. А Кирилл ничего не смог сделать. Распаниковался. Упустил монстра. И он смел так пренебрежительно к нему относиться! Называть «отстающим»… Какой же Кирилл жалкий. Не может справиться с ненавистью к организации, и поэтому ненавидит всё и всех вокруг, выплёскивает свою злобу на невиновных. А как грубо он обращался с Тоней… Жалкий. Кирилл давился слезами. Он едва смог набрать номер скорой и промямлить адрес дома. Все остальное он запомнил смутно. Приехала машина с мигалками. Кир показал врачам своё удостоверение, чтобы они не задавали вопросы о случившемся с Яриком. Потом он сел на какую-то скамейку в чужом дворе и громко зарыдал. Рвал на себе волосы, бил себя по лицу. Подходили обеспокоенные прохожие, предлагали помощь. Он отмахивался. Разозлённые на шум жители двора с криками прогнали его. До темноты юноша бродил по городу. Поздно вечером он приполз домой и с шумом растворил дверь в их с Тоней комнату. Та все два дня не вылезала из постели. Её сон был больным и тяжёлым. Она то и дело вскакивала от кошмаров, переносящих её то в лес, то за гаражи к жестоким одноклассникам. Но и просыпаться было страшно. Не от кого было ждать поддержки, стены незнакомой квартиры давили. Старшно было смотреть, в каком ужасном состоянии её тело. И она хотела скорее вернуться в забвение. — Тоня… Тонечка… — Кирилл рухнул на колени перед диваном. Она испуганно поднялась и села. Уставилась на него огромными перепуганными глазами. — Прости меня… — завыл Кирилл, вцепившись в её колено. — Я… Хотел отправить тебя к ним. Тебя бы там сломали, ты перестала бы быть собой… Ты бы не выдержала нагрузок… Ты бы не пережила… Я сволочь, сволочь! Я обещаю, что ты не попадёшь к ним. Я тебя от всего защищу, я больше никогда не повышу на тебя голос. И за бабушку твою прости… Вот, — он вложил ей в руки прямоугольную коробку. — Купил тебе новый телефон. Твой старый же сломали… Симку взял… И наушники в комплекте… Можешь не платить за квартиру. Мы сами справимся. Я это от тебя требовал, потому что я мудак! — на этих словах он уткнулся лицом в простыни и зарыдал пуще прежнего. — Да… Всё хорошо… — естественный Тонин голос звучал очень мягко. Такие голоса обычно зовут бархатными. — Я не злюсь… — злоба действительно осталась там, в прошлом дне. Тоня чувствала лишь благодарность и смятение. — Мне не сложно вам помогать… Ты многое для меня сделал, ты меня спас, приютил… Спасибо тебе… — она робко провела ладонью по спине Кира и удивилась тому, как сильно он дрожит. Кирилл приподнялся, сел на кровать и крепко обнял девушку. Уткнулся ей в плечо и продолжил плакать. На её глаза тоже навернулись слёзы. Так они просидели почти до утра.