Непроглядная ночь загоняет в ступор Пустых многоточий в словах Если не знать, что наступит утро Можно сойти с ума
***
Будильник звонит настолько громко, что Гринёва подрывается, едва ли не падая на пол от неожиданности. Спать хотелось ужасно, но выбора не было. Роняя разного рода ругательства, девушка плетется в ванную, забираясь под прохладный душ, чтобы немного взбодриться. Вода стекает струйками вниз по телу, пока Соня, опираясь рукой о плитку, прокручивает в голове все наработки, которые они успели сделать вчера, пытается собрать их в единую концепцию и уже понимает, какой объем работы ждет ее сегодня, долгой, кропотливой и очень муторной. Сонька была на распутье. Мысли о том, чтобы отказаться от тендера пульсировали в голове так привлекательно, что девушке действительно казалось это самым лучшим выходом, даже под страхом увольнения. А что ей терять? Любая компания заберет ее к себе с распростертыми объятиями, а здесь что? Соболев — идиот и Лебедева — стерва. Много ли она теряет? С другой стороны, если бы не Соболев, который закрывал глаза и позволял ей делать все, что она хотела, Соня бы никогда не смогла развиваться так быстро и так комфортно для самой себя, так что Артему она и правда была обязана. Да и этот проект был так важен для компании. Мысли метались из стороны в сторону, и только одна единственная постоянная оставалась в уравнении, которое казалось нерешаемым. Гринёва никогда не сдавалась. Вот только в этот раз не сдаться казалось слишком нереально. На работу, которую ей предстояло воплотить в жизнь уходило, в лучшем случае, три недели и то в очень ускоренном режиме. У Сони оставалось шесть дней. Девушка подносит два пальца к виску и «стреляет» себе в голову. — Я точно сдохну к концу недели. Кот вертится под ногами, выпрашивая еду. Шерсть приятно щекочет ноги и Соня, забыв обо всем на пару секунд, опускается и гладит рыжего, улыбаясь, когда он ластится и начинает мурлыкать. — Голодный малыш, пойдем, я накормлю тебя. — Проговаривает девушка и достает из верхнего шкафчика пакет с кошачьей едой, наполняя его миску, а только после этого ставит чайник и засыпает в любимую кружку растворимый кофе. За окном хмурый Питер, рисующий каплями дождя послание на стеклах. «Особый гороскоп для тех, кто сходит с ума». — Всегда смеялась Соня, хотя очень любила сама для себя составлять прогнозы из тех абстрактных рисунков, которые видела на стекле. — Сегодня точно случится что-то хорошее. — Как установка на новый день и, наверное, если сказать это вслух, верить начинаешь сильнее. Питер серый, хмурый, как будто бы печальный, с дождливыми облаками, каплями на стеклах и каким-то разъедающим отчаянием, пропитавшим воздух. Соня видела его совсем другим, нежным, трепетным, бесконечно красивым в своей серости и угрюмости. Питер был для Сони чем-то бесконечно прекрасным в любом его проявлении, девушка, одна из немногих могла увидеть в сером мрачном городе что-то бесконечно красивое и чистое, что завораживало и не отпускало. Питер был для Сони чистейшей магией. Кот садит рядом, ластится и мурчит, когда Соня массирует подушечками пальцев рыжую голову. — Эх ты, предатель. — Смеется Гринёва, опуская голову и чмокая животное. — Знала бы твоя хозяйка, как ты подлизываешься, убила бы и меня и тебя. Соня еще пару минут смотрит в окно, понимая, каким же все-таки правильным решением было переехать в Питер. Она чувствовала здесь себя настолько уютно и на своем месте, что даже вечно отвратительная погода заставляла ее улыбаться. В Питере дождь особенный. В Питере все особенное. Обычно, ее утро неизменно начиналось с медитации и настроя на продуктивный день, однако, сегодня, когда девушка должна была быть в офисе на два часа раньше положенного времени, все свои утренние ритуалы пришлось отложить. Только кофе и десять минут на то, чтобы тупить в телефон, после чего Соня быстро одевается и, пряча голову под зонт, бежит к офису, стараясь не контактировать с Таней, которая по утрам была озлоблена на весь мир.***
Юля просыпается по будильнику, сразу же цепляет рукой телефон и внимательно смотрит на экран. Ничего важного за ночь не произошло. Лебедева откидывает голову на подушку и трет лицо руками. Спать хочется ужасно. В голову отчаянно лезут мысли о том, как мало времени у них осталось и действительно ли они настолько всесильны, чтобы успеть сделать выигрышный проект. Хочется вскрыть себе голову и вместе с ведром и шваброй вымыть всю дрянь, которая мешает жить. Вчерашний монолог Риты, как будто засел где-то внутри и девушка просто не может от него избавиться, в самой глубине души признавая, что подруга права, но даже мысль допустить о том, что Юля будет милой, дружелюбной и сопереживающей в офисе, было страшно. Эмоции — слабость, убеждали ее так долго, что она будто бы заочно соглашалась с этим снова и снова, но верила ли в это Лебедева на самом деле? Она и сама не знала. Девушка почти отчаянно стонет, не имея ни малейшего желания вылезать из кровати, кажется, будто бы под мягким одеялом ее не достанет ни одна проблема, но Юля начальница, Юля не может позволяться себе такую слабость, так что поднимается на ноги и уходит в ванную. Отражение, которое смотрело на нее из большого зеркала было как будто слишком чужим — покрасневшие глаза, огромные темные круги, кожа почти прозрачная. Юля сильно похудела за последнее время, то ли от нервов, то ли от того, что здоровым питанием сложно было назвать кофе и сигареты, заменяющие иногда и завтрак и обед и ужин. Во что она превратилась? Осторожными движениями пальцев Юля медленно маскирует все признаки бессонных ночей и излишнего стресса, надеясь, что никто не будет слишком внимательно смотреть на ее лицо и не заметит сколько слоев «штукатурки» требуется, чтобы она хоть немного стала похожа на человека. Юля не завтракает, кусок в горло не лезет, садится на подоконник в легком халате и втягивает в себя дым. Хаос в голове затихает на какое-то мгновение и Лебедева щекой прислоняется к холодному стеклу, чувствуя, как по коже бегут мурашки. Она справится. Всегда справлялась. Женщина берет двойной американо в кофейне напротив офиса, а потом заставляет напрягаться всех сотрудников от звонкого стука каблуков. Ничего не меняется. А может… Да нет, глупости все это. Ее кабинет серый, без раздражающих ярких цветов, без наполненных хоть каплей жизни красок, такой же, как и сама Юля, так что Лебедева чуть растягивает губы в печальной улыбке, понимая, что здесь и сейчас она на своем месте.***
— Кто-нибудь хочет кофе? — Спрашивает Ваня, как только команда в полном составе собирается перед офисным зданием, не сильно довольные и не очень счастливые. — Я точно не выживу без капучино. — Отзывается Гринёва, делая шаг к Воронову и цепляет его под руку, прячась под зонт. — Я — пас, хочу как можно быстрее подняться туда, где сухо и тепло. — Недовольно бурчит Таня и на лице ее застыло такое всененавидящее выражение, что хотелось отвернуться, только бы не смотреть на нее. Гринёва сама не всегда понимала, как они продружили столько лет, будучи диаметрально противоположными и в такие моменты девушка особенно остро ощущала их различия. Светлая и теплая, даже в такую погоду, Гринёва совсем не хотела находиться рядом с Калюжной, от которой сквозило негативом, раздражением и агрессией. — Поддерживаю, я больше не хочу тут стоять. — Жалуется Марина и вместе с Таней они поднимаются наверх, пока Ваня и Соня, развернувшись в сторону кофейни, медленно отходят от офиса. — Как вы вообще дружите? — Ваня спрашивает внезапно, но как будто именно в тот момент, когда Соне больше всего хотелось выговориться. — Может это не мое дело, но просто интересно, вы же вообще с разных планет. — А я не знаю. — Соня прячет глаза на носках собственных ботинок. — Задаюсь этим вопросом примерно все то время, что мы дружим, но был период, когда кроме нее никого больше не было. — Соня тяжело выдыхает. — И теперь ты обязана быть с ней всегда и везде? — Да просто мы так много времени провели рядом, что можем понимать друг друга с полу слова и я могу рассказывать вообще что угодно зная, что меня будут слушать. Пусть не всегда с радостью. — Брюнетка чуть слышно смеется. — Но всегда будут. И я уже не говорю о том, сколько каких-то локальных вещей у нас есть. Бывает, что случается что-то, а никто в мире больше не сможет понять всю иронию или всю печаль. — Ну, такой срок в любом случае накладывает свой отпечаток, просто, прости, конечно, но мне кажется вас рядом друг с другом держат только эти семь лет. Знаешь, как в замужней паре, есть либо дети, либо срок, проведенный рядом друг с другом, когда просто страшно выходить на новые поиски. Вместе плохо, а порознь быть не очень-то хочется. — Молодой человек пожимает плечами. — Может быть ты и прав, но я верю, что все будет так, как должно быть. Как будет лучше для меня. — Соня прижимается к нему чуть ближе, а Ваня переводит взгляд наверх, думая о том, как сменить тему. — Питер в истинном своем проявлении… — Да, в не менее очаровательном и прекрасном… — Как ты можешь так светиться в такое хмурое утро, еще и явно не выспавшаяся? — Ваня в упор не понимает, как у нее так получается. Раньше они конечно не общались, но не замечать летающую по офису всегда сияющую девушку было просто невозможно. Иногда она изрядно раздражала своей жизнерадостностью. — Это мое естественное состояние. — Соня смеется. Она не хочет вспоминать, скольких сил ей стоило оттолкнуться однажды от дна околодепрессивного состояния и все силы положить на то, чтобы светить, ни для кого-то, для самой себя. Сколько времени прошло, прежде чем девушка научилась позитивно смотреть на мир, искать что-то хорошее там, где априори ничего хорошего быть не могло и никогда больше не позволять себе скатываться обратно на то дно, которое едва ли ее не поглотило. Соня не хотела вспоминать. — Не может быть, колись, что ты употребляешь? — Ваня чуть толкает ее в бок и хитро скалится. — Рецепт счастья прост, — улыбается Гринёва. — Медитации, внутренняя гармония и навык не принимать все близко к сердцу. — Соня не лукавила. На самом деле, когда она стала медитировать, жить стало легче. — Так ты из этих новомодных леди? — Ваня смеется. — А как же дышать маткой? — Ну, до этого я еще не добралась, хотя слышала, что очень продуктивно. — Соня толкает его в бок и заливаясь громким смехом они заходят в кофейню, чтобы взять с собой по огромному стакану кофе и вернуться в переговорку к остальным. Собравшаяся команда «супергероев» выглядит диаметрально противоположно. Таня положила голову на колени Марине, закрыла глаза и Гринёва была почти уверена в том, что девушка спала, так же, как и Лисевская, уронившая голову на стол, а вот Ваня с Соней не сильно довольные, но уже достаточно бодрые потягивали из трубочек кофе, периодически перебрасываясь какими-нибудь шутками. — Сонь, а твой отец случайно не капитан? — Спрашивает Воронов и едва ли сдерживает смех. Шутка тупая и старая, казалось бы, девушка слышала ее уже тысячи раз, но прежде чем стукнуть Ваню, она сама широко улыбается. Не от того, что ей смешно, на самом-то деле. Просто с Вороновым как будто легко и спокойно. — Шутки у тебя дурацкие и давно не актуальные. — Соня скрещивает руки на груди и отворачивается. — Ну кто же виноват, что у тебя такая фамилия? Только твой отец. — Ваня едва ли сдерживается, чтобы успеть договорить прежде чем взорваться от смеха. — Кстати, он случайно не капитан? — Гринёва едва ли не кидается на него, хотя, на самом деле, ее и саму пробирало на смех. Тупо? Абсолютно, но от чего-то ей хотелось смеяться. — А в чем прикол? — Спрашивает Калюжная, поднимая голову и глядя по очереди то на Ваню, то на Соню. — Вы тут угараете, а я даже понять не могу в чем шутка. — Ты серьезно? — Ваня недоверчиво смотрит на нее. — Имя Петруша Гринёв тебе о чем-нибудь говорит? — А должно? — Александр Сергеевич Пушкин, повесть «Капитанская Дочка». — Ваня смотрит на девушку, пытаясь найти понимание в глазах. — В прочем, не заморачивайся. — Он отводит взгляд, а потом будто будто бы у него над головой зажигается лампочка, оповещая о новой гениальной идеей. — Что ты уже придумал? — Спрашивает Соня. — Слушайте, пойдем в комнату отдыха? Все лучше, чем сидеть скрючившись за общим столом. Развалимся на полу, на мешках, да как угодно, просто моя спина не выдержит еще одного рабочего дня в таком положении. В тот момент, когда все они так радостно соглашаются на это предложение, никто даже не думает о том, что, возможно, начальство будет недовольно. А Соня, прижимающая к себе ноутбук, даже представить себе не может, что с этого момента ее жизнь начнет очень круто меняться.***
Юля снимает пиджак и вешает его на спинку кресла, подходя к окну и внимательно глядя на просыпающийся Питер. Мелкая морось рисует на стекле абстрактные знаки, которые она даже не пытается расшифровать, хотя, возможно, в них крылся тайный смысл того, как вернуть свою жизнь в прежнее русло. Машины лениво едут в непонятном направлении, угрюмые люди, спрятавшись под зонтами, спешат на работу, небо выкрашено в сотни оттенков серого, не позволяющего солнечным лучам пробиться сквозь плотно затянутые облака. Питер был хмурым и совсем неприветливым. Лебедева уже опаздывала на общую планерку, хотя сегодня ей вообще не было до этого дела. Из начальства на работе только она. Кто может ее отчитать? Голова взрывается от внутреннего монолога. Юля не может понять, что происходит внутри, потому что слова Даниной все еще пульсацией отдаются где-то под ребрами. Перестать закрываться. Перестать быть холодной и озлобленной. Перестать терроризировать своих сотрудников. Юля очень сильно боялась того, что она сделает этот шаг навстречу, что для нее самой обернется катастрофой. Сможет ли она поверить вообще хоть кому-то? Страх снять с себя защитную броню и показать уязвимость неприятным холодом отдается по позвоночнику и Лебедева, прокручивая в голове тысячи плюсов и минусов, так и не могла понять, может ли она, действительно, сделать этот шаг или лучше оставить все как есть. Пустота кажется звенящей и болезненной, как внутри самой Юли, так и внутри кабинета, где ее должны были ждать сотрудники. Неужели она настолько перегнула палку, что весь состав под страхом увольнения просто не вышел на работу? Неужели ее попытки держать марку обернулись против нее? Мысли снова возвращаются к монологу Риты. Быть или не быть? — Нет, не может быть, это все бред какой-то. — Проговаривает Юля, внимательно глядя на часы. Вдруг она ошиблась? — Юлия Владимировна, простите, мы опоздали. — В кабинет врывается Гринёва, испуганными глазами глядя на начальницу. В венах яд, который подкатывает к горлу и, если она не сорвется, то захлебнется сама. Такое привычное состояние… Кажется, что Лебедева всегда была такой. Взрывоопасной, едкой, ядовитой. По крайней мере, другой она себя уже не помнит. Неужели она и правда готова была пойти на широкий жест так называемого примирения. — Посиделки в баре обернулись не слишком удачными, да, Гринёва? После алкоголя сложно выходить на работу? Неужели, я недостаточно доходчиво объясняла про сжатые сроки? — Юля не кричит, но лучше бы кричала, если честно. Слова ее больно врезаются ядовитыми шипами в Соню. Больно. У девчонки глаза олененка, которые блестят от подступающих слез. Скользкое чувство вины осторожно колет под ребрами, заставляя Юлю замолчать на секунду и подумать о том, что, может быть, перед тем, как срываться, стоило спросить… Никто не давал права ее сотрудникам опаздывать на планерку, но… Лебедева и сама знала, как обидно бывает, когда начальство срывается, не вникая в детали, будто бы считает всех подчиненных недостаточно достойными для любого вида разбирательства. Когда она стала такой? Когда солнечная и теплая Юля стала снежной королевой? — Юлия Владимировна, простите, мы собрались всей командой почти полтора часа назад, но работали в комнате отдыха, а не в переговорке, потому что после вчерашнего дня спина жутко болит. Мы не уследили за временем. — Проговаривает Соня настолько спокойно, насколько позволяет ее моральное состояние. Голос чуть заметно дрожит, будто бы вот-вот сломается, но девушка держится. Пытается держаться. — Простите, хоть кому-то из нас стоило поставить таймер. — Гринёва глотает обиду на замечания о баре. Ей хочется подойти вплотную и сказать о том, что она не пила, не сидела там до утра и, между прочим, Юля сама была вчера в баре, но девушка не позволяет себе ни одного лишнего слова. Лучше не выводить начальницу. Непонятно какие последствия могут повлечь за собой ее опрометчивые действия. Когда Лебедева находится рядом уже хочется съежиться и спрятаться в свой панцирь, только бы не чувствовать этой энергетики, которая замораживает внутренние органы. Юля чувствует вину. То ли вчерашняя выходка Риты заставила шелохнуться в ней что-то человеческое, то ли оленьи глаза Гринёвой, которые смотрели на нее почти умоляюще. Что-то внутри активно заставляло Лебедеву держать себя в руках, не срываясь на своих подчиненных. Юля не понимает, что говорить. Она чувствовала свою неправоту. Да, безусловно, никто не давал им права опаздывать на общую планерку, но, одно дело, опоздать из-за совершенно неуважительной причины, другое, погрузившись в работу, не уследить за временем. Имеет ли она человеческое право злиться? Может ли она позволить себе такие выпады в сторону сотрудницы, которая не то чтобы не подвела ее, а, напротив, сделала больше, чем от нее просили. Неужели в Лебедевой не осталось ничего живого? В какой-то момент, видимо, Юля настолько прокручивает в голове все эти мысли, что они отражается у нее на лице и удивленная Гринёва просто стоит и смотрит на начальницу, которая пытается понять, что вообще сказать в этой ситуации. Соня приходит на помощь. — Можем мы зайти и показать вам, что успели сделать за это время? — Ее оленьи глаза смотрят почти умоляюще и всматриваясь в них все больше, Юля чувствует, как внутреннее напряжение растворяется, как ей становится легче, как весь яд будто бы растворяется. Юля не хочет, чтобы девушка ее боялась и тот страх, который отблесками появляется в глазах напротив, неприятно колет начальницу где-то внутри. Раньше ей это нравилось, но что случилось сейчас? Или может быть дело в девчонке? Юля обрывает поток собственных мыслей, просто кивая ей головой. Впервые с момента ее назначения, она думает о том, что, может быть, ее стиль руководства был выбран не правильно. Может быть ей стоило постараться заслужить уважение сотрудников, а не вгонять их в страх от одного только своего появления. Неужели Рита и правда была права? Соня подходит к начальнице, открывая на ноутбуке часть готового макета и таблицу расчетов. Присаживается рядом с ней на корточки и, едва ли не падает, когда чувствует тот самый аромат духов, который потихоньку начинал сводить ее с ума. Глаза прикрываются, руки дрожат и Соне приходится прочистить горло, прежде чем начать говорить. Юля в шоке. Она помнила, когда они с Соболевым обсуждали непрофессионализм Гринёвой, которая только начинала работать с макетами и на серьезные проекты ее не стоит выставлять, однако, Артём стоял на своем, не позволяя Юле его переубедить. Глядя сейчас на работу девушки, Лебедевой совершенно нечего было сказать. Юля улыбается собственным мыслям, которые в ее голове рисуют Соньку мультяшным персонажем, наивным, легким. Да она и была похожа на мультяшку. Свитер с котятами, большие очки, легкий румянец на щеках и огромные, блестящие глаза. Юля тяжело выдыхает и Соня готова упасть. Мурашки мгновенно пробегают по позвоночнику, ноги дрожат и, она, сидящая на корточках, до побелевших костяшек сжимает край стола, чтобы удержаться на ногах. Еще и аромат духов Лебедевой приятно щекочет нос, заставляя ее чувствовать что-то необъяснимое. Она точно сходит с ума. Почему рядом с начальницей больше не северный полюс? Соня не чувствует того льда, который пронизывает каждую клеточку тела. Что изменилось? — Расчеты точные? Или это черновой вариант? — Нет, все цифры, которые есть здесь — точные, я пересчитывала несколько раз и все сошлось. — Отвечает ей Гринёва и поднимает голову, сталкиваясь взглядом с Юлей. Мир вокруг перестает существовать. Темные карие глаза в обрамлении пушистых ресниц, внутри которых такой омут, в котором, если утонешь однажды, никогда больше не сможешь выплыть, чуть приподнятые брови, подкрашенные в цвет волос. Какое-то очарование расползается внутри девушки до тех пор, пока Соня не замечает темные круги под глазами начальницы, которые даже плотный макияж не может скрыть. Сколько же ночей Юля не спала… Что-то скребет под ребрами, но Гринёва пытается, как можно быстрее отмахнуться от этого чувства. Оно ни к чему. Юле точно не нужна ее жалость. — Это круто. Мне говорили, что ты профессионал, но я, если честно, не верила. Сейчас понимаю, что была не права. — Проговаривает Лебедева быстрее, чем успевает подумать, но это не кажется важным и, наверное, впервые в разговоре с кем-то из подчиненных она не фильтрует слова, которые вырываются из нее. Будто бы с Соней не страшно было быть не снежной королевой, а тем человеком, которым Лебедева когда то была. По крайней мере, его блеклой копией. Почему девушка вызывала в ней такие ощущения? Ответа на этот вопрос у Юли не было, она просто чувствовала, будто бы интуитивно тянулась к огромным глазам, которые просто не могли ей врать. Проходит несколько секунд, прежде чем колкая мысль ударяет молнией куда-то в самое сердце. В этих глазах Лебедева видит надежду. Надежду на то, что все будет хорошо и почему-то сама хочет в это верить. Ваня толкает в бок Марину и наклоняется к ней почти вплотную. — Ты понимаешь, что происходит? Лебедеву убили, а нам прислали ее сестру близнеца? — Парень действительно понять не может, что могло случиться за одну ночь. Да даже за десять минут, ведь он, стоя за дверью, слышал, как Юля орала на Гринёву. — Видимо да, другого ответа у меня просто нет. — Так же тихо отвечает девушка и они чуть слышно смеются, понимая, что ни Лебедева ни Соня даже не смотрят в их сторону. Они как будто бы в своем мире и никого вокруг нет. Только Юля, которая смотрит в оленьи глаза Гринёвой так пристально, будто пытается заглянуть куда-то в душу, понять все тайные помыслы, подводные камни и что-то, что заставит Лебедеву вернуть себе себя. Соня видит, как в Юле очень блекло, неуверенно, очень осторожно, но все же начинает загораться солнце. То самое, которое когда-то Гринёва видела. — Спасибо, Юлия Владимировна. — Проговаривает Сонька, едва ли чувствуя в себе способность формировать слова. Девушка первая разрывает зрительный контакт, поднимается на ноги, чуть пошатывается и садится за стол, уставившись невидящим взглядом в ноутбук. Она в шоке и это мягко сказано. Все что было минуту назад, казалось больной фантазией Сони. — Пойдем покурим. — Ваня дергает девушку за руку, как только Юля выходит из переговорки, оставляя их работать дальше. Соня не отвечает, просто кивает головой и встает на ноги, следом за молодым человеком выбираясь на балкон, точно понимая, что без дозы никотина она не сможет функционировать. — Что это было вообще? Лебедева чокнулась? — Не знаю. Соня опирается рукой о перила и внимательно вглядывается в глубину города. Может быть там она сможет найти ответы на все вопросы, которые ее мучали. — Она, как минимум тебя похвалила. Лебедева. Ты же понимаешь, насколько это странно? — Спрашивает парень, подходя почти вплотную к брюнетке и прижимается к ней плечом. — Вань, я правда не понимаю. — Гринёва кладет голову на плечо Воронову и прикрывает глаза, втягивая в легкие дым. В голове застряла картинка Юли, сидящей так близко к ней с отблесками солнца в глубоких глазах. — Ладно, но тебе не показалось странным, что она прям несколько минут смотрела тебе в глаза, не отрываясь и ты при этом не заледенела? — Смеется молодой человек. — А в ней не было холода. Как будто изменилось что-то. Вань, — Соня поворачивается и смотрит на молодого человека. — Ты помнишь тот день, когда ее назначили на пост? Тогда в переговорке? Парень просто кивает головой, не перебивая Гринёву. Он тоже там был и помнил, как сияла и светилась новая начальница, сколько позитива и тепла исходило от нее. Куда все это испарилось? Неужели Лебедева была настолько хорошей актрисой. — Вот она как будто вернулась в тот день, не полностью, но частично. Было тепло… — Соня? — Вопросительно тянет парень и брюнетка чувствует все то, что он хочет сказать до того, как слова вырываются из Воронова. — Нет, точно нет. — Легкий смех вырывается из груди от того, насколько глупо вообще могло прозвучать это предположение. — Я не влюбилась, хотя, ты не можешь не согласится, что Юля очень красивая. — Соня улыбается. — Просто в день ее назначения я подумала о том, как классно будет с ней работать, как тепло и комфортно, но на следующий день все изменилось, а сейчас… Сейчас она как будто снова возвращается в это состояние. Лед тает. — Ты так говоришь про нее… — Как? — Как будто… Не знаю… У тебя к ней симпатия и очень ощутимая… — Ваня проговаривает на выдохе и чуть сильнее сжимает плечо коллеги. — У меня есть к ней человеческая симпатия, это правда, как будто бы совсем необоснованная, знаешь, мне кажется, я вижу в ней то, что не видят остальные и сегодня только нашла этому подтверждение. — Соня так легко раскрывает душу Ване, как будто они знакомы тысячу лет, совершенно не задумываясь, что рядом с ней стоит человек, которому вчера она впервые сказала что-то кроме «Привет». — Ты спасатель? — Спрашивает молодой человек, посмеиваясь глядя на брюнетку, которая не сразу поняла, что хочет от нее Ваня. — Ну, синдром спасателя, когда видишь заблудшую душу и пытаешься вывести ее на свет. — Нет. — Соня тут же отмахивается. — Нет, раньше я страдала этим, но сейчас не планирую ее спасать, да и она, в любом случае, не позволит мне этого сделать. Кто я, а кто Лебедева, просто… — Соня затихает, под сердцем что-то саднит от нахлынувших ощущений и ей хочется спрятаться в собственный кокон, чтобы собрать это все воедино и как-то уложить внутри, но пока оно ураганом бушует в голове, все кажется почти сумасшествием. — Просто что? — Просто к ней возвращается что-то человеческое и это хорошо. И для нас и для нее, но знаешь… — Соня резко втягивает воздух. — Как будто мне самой волнительно. Была ведь причина вести себя именно таким образом. Не знаю, даже думать не хочу, но что-то изменилось и, кажется, для нее самой это эксперимент, возвращение к той Юле, которая была до назначения. Боюсь, что если он окажется провальным, все будет еще хуже. — Ты ненормальная, знаешь об этом? — Ваня чуть слышно смеется, прижимая девушку ближе к себе, будто бы пытаясь защитить. — Хороший ты человек, Сонь, никому кроме тебя нет дела до Лебедевой, потому что она бесит всех уже, но ты, ты видишь в ней что-то хорошее, даже в ее самые плохие дни. — Как в Питере… — Что? — Парень непонимающе смотрит в глаза брюнетке, пытаясь найти в них ответ, но Соня была чистейшим хаосом. Гринёва смеется, понимая, насколько абсурдным будет то, что она собирается озвучить. — Да я просто смотрела на город сегодня, на эти угрюмые лица, на серость, на какое-то отчаяние… Но он настолько красивый, настолько трогательный, нужно только присмотреться, чуть дольше постоять, почувствовать, потому что с первого взгляда кажется, будто бы Питер вгоняет в печаль, в холод, но у него такая нежность сквозит в воздухе, что хочется выйти и просто дышать, впитывать это в себя. — Почти мечтательно проговаривает девушка и Ваня, понимая все, просто чуть сильнее обнимает ее, носом утыкаясь в макушку. Воронов ничего не отвечает, но Соня почему-то знает, что он понял ее. И, возможно, кроме него никто не смог бы прочувствовать все так же глубоко, как и сама Гринёва. Через несколько минут они возвращаются в комнату отдыха, рассаживаются по местам и продолжают работать. Соня чувствует что-то, о чем она пока не умеет говорить, но внутри по венам расползается не столько тепло, сколько ощущение спокойствия и уюта, когда она вспоминает, как безопасно ощущалась Ванина рука на плечах. Она бросает взгляд на молодого человека и в его глазах видит отражение собственных мыслей, отзеркаливая его улыбку. Кажется, она нашла хорошего друга.***
Лебедева крутит в руках телефон, пока такси везет ее домой. Дождь не заканчивался. Какая-то необъяснимая грусть накатывает на девушку, заставляя ее раз за разом вспоминать, как блестели от подступающих слез большие оленьи глаза. Юля достает телефон и находит номер девушки, открывая еще пустой диалог в «WhatsАpp», смотрит на аватарку и даже не замечает, как легкая улыбка касается ее губ. Сонька смеющаяся, естественная, казалось бы, даже не замечающая, что ее фотографируют. «Я была не права, мне не стоило срываться на тебя, тем более упоминать бар» Юля несколько раз перечитывает сообщение, думая о том, стоит ли его вообще отправлять, в конце-концов, она имела полное право оставить все как есть, но совесть и чувство стыда, которое царапало ее изнутри не позволяло Лебедевой сделать шаг назад. Отправить. Дрожь пробегает по рукам и девушка тут же блокирует телефон, убирая его в карман пальто. Боже, она взрослая женщина, почему сообщения сотруднице было для нее таким волнительным? Когда Гринёва выходила из офиса с ребятами, она настолько увлеклась, что даже не заметила знакомую машину, которая стояла почти у входа, до тех пор, пока громкий гудок не заставил ее подпрыгнуть на месте и развернуться. — Ты смерти моей хочешь? — Спрашивает она, опускаясь на переднее сидение рядом с Машей и оставляет легкий поцелуй на ее щеке. — Ну а кто виноват, что ты ворон считаешь? — Смеется в ответ девушка, а потом срывается с места. — Куда мы едем? — Дима проектор у друга взял, мы у него собираемся кино посмотреть, сказал, что до тебя невозможно дозвониться, так что попросил по пути забрать с работы. — Ой, точно, телефон на беззвучном, настолько загрузилась, что забыла включить. Да я даже не удивлена. — Маша беззлобно смеется. Они останавливаются в магазине, собирают пару пакетов всего, что радует глаз а потом шумно заваливаются в квартиру Димы, быстро расставляют все на небольшом журнальном столике и забиваются на диван. На идеально белой стене включается кино. Сонька его уже видела, но любила пересматривать когда-то понравившиеся фильмы и не по одному разу, удивляясь тому, что каждый раз умудрялась найти что-то новое, чего раньше не замечала. — А это нормально, в конце сентября смотреть новогодние фильмы? — Спрашивает Маша, немного удивляясь выбранной картине. — Новогодние фильмы всегда актуальны. Выключи свой пессимизм и заряжайся волшебством. — Соня улыбается, цепляет ладонь девушки и кладет голову ей на плечо, тут же чувствуя, как подруга ее обнимает. Теплота разливается мягкими волнами внутри, согревая каждый миллиметр. Как она любила такие вечера, как ей всегда нравилось чувствовать себя частью маленькой, но созданной ими же семьи, а если учитывать тот факт, что с родителями у Сони были сложные отношения всю ее сознательную жизнь, быть здесь для нее было, пожалуй, лучшим ощущением. Тепло, комфортно и безопасно. — Дим, ты прости, мне домой надо, завтра на работу, а с этим тендером, мне бы выспаться, но, обещаю, как только все закончится, я ваша на несколько дней. — Соня обнимает друга, а потом быстро переводит взгляд на Машу. — Ты остаешься? — Да нет, давай я подброшу тебя домой. Соньке всегда нравилось находиться рядом с Машей. Она понимала ее и точно знала какие слова подобрать в любой ситуации. Точно знала, когда нужно промолчать и просто обнять Гринёву. — Давай, сделай их всех там, покажи на что способна наша малышка. — Когда машина останавливается возле подъезда девушки, Маша тянется, обнимает Соньку крепко-крепко и легко целует в висок. Ощущение чего-то бесконечно родного нежностью отзывается под ребрами. Кажется, Гринёва самый счастливый человек. — Обязательно! А потом у нас будет повод напиться. — Смеется Сонька. — Неужели я слышу от тебя эти слова. — Маша ехидничает. Гринёва не пьет довольно давно, так что подобные заявления от нее звучали больше как вызов, нежели что-то разумное. — А вот такая я непредсказуемая! Сонька поднимается в пустую квартиру, оглядывается по сторонам и понимает, что Тани еще нет. Она немного злится, думая о том, что чем позже вернется ее подруга, тем сложнее ей будет завтра подниматься и тем менее продуктивной она будет, а терять время вообще не хочется. Рыжий кот лениво потягивается на диване и первым делом Соня садится рядом и берет его на руки, прижимая к себе. — Ты же знаешь, что я тебя люблю, кошачья морда. — Шепотом проговаривает девушка, кончиком носа касаясь его головы. Он затихает, прикрывает глаза, будто бы слушает. — Маленькое, пушистое создание… — Почти нараспев проговаривает девушка, чувствуя, как тепло, которое исходит от животного мягко проникает ей под кожу и успокаивает. Она любила вечера, когда Калюжная сбегала, когда она могла без косых взглядов и осуждений просто сидеть с котом, разговаривать, рассказывать ему что-то и расслабляться от одного только присутствия рядом рыжего. Кот тоже относился к ней с нежностью, но только когда Тани не было дома. У них было свое тайное соглашение, не показывать истинных чувств в присутствии чужих людей, но когда они оставались вдвоем, рыжий всегда забирался на брюнетку и был необычайно ласковым. — Знаешь, так странно все, как будто что-то меняется вокруг меня, а я понять не могу, что происходит… — Соня тяжело выдыхает, прикрывая глаза, а потом широкая улыбка растягивается на губах, когда кот мягко проводит языком по ее подбородку. Гринёва тает от этого ощущения. Она всегда бесконечно любила животных и невозможно было не таять, когда они отвечали ей взаимностью. — Чудище… — шепчет брюнетка и кончиками пальцев массирует голову кота, который подается ей навстречу так открыто и так доверчиво, что сердце девушки дрожит от переполняющей ее нежности и невозможной теплоты. Сонька достает телефон из кармана, чтобы проверить время, но сердце пропускает удар, когда она видит на экране входящее сообщение от Лебедевой. Дыхание сбивается мгновенно и девушка дрожащими пальцами открывает приложение и читает текст. От Юли можно было ожидать чего угодно, особенно вне рабочее время, но точно не того, что Соня увидела. «Все в порядке, Юлия Владимировна.» Ответ она печатает быстро, даже не задумываясь, а потом вздрагивает, когда спустя пару секунд рядом с ее ответом загораются синим две галочки. Лебедева хотела написать так много всего, что это казалось почти сумасшествием, но единственное, на что ее действительно хватает, прислать пару улыбающихся смайликов и бросить телефон на кровать.***
Таня не появляется в квартире вечером и утром ее тоже нет. Телефон не отвечает. Соня могла бы начать переживать, но понимала, что Калюжная скорее всего просто засиделась где-нибудь, а телефон разрядился. Расскажет все, когда придет на работу. Ее любимая кофейня пока еще пустует, так что Сонька тут же подлетает к стойке и улыбается девушке-бариста. Она любила, когда были смены у Саши, кофе она точно делала гораздо вкуснее, чем ее напарница. — Сонька, привет, ты как обычно по расписанию. — Она широко улыбается и машет рукой, как только Гринёва подходит ближе. — Привет, Саш, ну а куда мы без утреннего кофе? Рабочий день точно обещает быть тяжелым, надеюсь, что твой латте скрасит его. — Что добавить? — Давай в один лаванду в другой карамель. — Хорошо, сейчас все сделаю в лучшем виде. — Доброе утро, Сонь. — Слышит она голос за спиной и все, что до этого существовало внутри падает вниз с оглушающим свистом и если бы брюнетка не опиралась руками на барную стойку, она бы точно упала прямо к ногам обладательницы приятного бархатного голоса. — На работу не опоздаешь? — Здравствуйте, Юлия Владимировна. — Соня улыбается, чуть повернув голову и глядя начальнице в глаза, а потом достает из кармана телефон и смотрит на время, понимая, что у нее есть еще добрых пятнадцать минут. — Сделаю все возможное, чтобы быть там вовремя. — Ну смотри… — Лебедева ехидно улыбается. — Что угодно, лишь бы вас не расстраивать. — Соня растягивает губы в бесконтрольной улыбке, а потом саму себя хочет стукнуть по голове. Ну что за идиотка? Думать сначала надо, а потом делать. Юля, явно не ожидавшая такого, смотрит подозрительно и удивленно, а Гринёва готовится к тому, что в нее сейчас полетят всевозможные ругательства и упреки в том, что она не имеет права так вести себя с начальницей. Однако ситуацию спасает подоспевшая Саша, которую Соня готова благодарить всеми возможными способами. — Твой кофе. Тот на котором сердечко — с лавандой. — Девушка мило улыбается брюнетке. — Хорошего дня, Сонь. — Спасибо, Саш, а тебе хороших клиентов. — На этом девушка кидает в баночку для чаевых несколько монет и, коротко кивнув начальнице, выходит на улицу. Лебедева не отводит взгляд от брюнетки, смотрит настойчиво, даже, кажется не моргая, а когда Соня тепло обнимает подошедшего Воронова, что-то внутри неприятно колется. Она даже думать не хочет, что это значит, понимая, что ее рассуждения могут довести ее до не совсем радужных последствий. — Привет, спасибо за кофе. — Воронов тепло улыбается. — А где твоя вечная плюс один? — Понятия не имею, она вчера дома не появилась и утром ее не было, но думаю, вот вот должна объявится, иначе ей просто влетит от Лебедевой. — Если она не появится в ближайшие двадцать минут, Юля убьет ее. — Я знаю, я только что столкнулась с ней в кофейне и, к счастью, она не спрашивала меня о ней, но, думаю, если Калюжная не появится, то мне придется прикрывать ее задницу. — Соня обреченно опускает голову, забирая у Вани зажигалку. На курилке не было ни единой души, хотя, казалось, это место всегда было переполнено, в напряженной работе действительно спастить хотя бы на пару минут можно было только здесь. — Я конечно понимаю, дружба дружбой, но ты не думаешь, что если Лебедева все же спалит и тебя тоже, то огребете вы вдвоем? — Не знаю, мне кажется, она бы меня прикрыла. — Соня пожимает плечами, хотя понимает, что перспектива получить от начальницы ее совсем не радует. — Ты бы не пропустила работу без уважительной причины. Особенно в такой ответственный период. — Ваня говорит так, будто бы знает ее всю жизнь, но он прав, Гринёва даже больная всегда приходила на работу, забиваясь в самый дальний угол, притаскивая с собой баночку с малиновым вареньем и целыми днями пила горячий чай вместе с таблетками. — Ладно, давай пока будем верить в лучшее, а там посмотрим. Они поднимаются в офис, заходят в комнату отдыха и, развалившись на креслах сразу же включаются в работу, не отвлекаясь на разговоры или что-то подобное. Таня так и не появляется, заставляя подружку волноваться. Около обеда ее телефон вибрирует и девушка замечает входящее сообщение от Сережи. «Малая, мы с Таней вчера загулялись, она просила передать тебе, что все в порядке, ее телефон сел, завтра она будет на работе». Желание швырнуть свой телефон об стену зашкаливало, так что, дабы избежать излишних трат на ремонт, Соня выходит на балкон, доставая из кармана пачку сигарет. Едкий дым растекается по легким. — Где твоя подружка? — Слышит Гринёва знакомый голос за спиной и вздрагивает так сильно, что Юля чуть слышно смеется. Соня не думала, что начальница застанет ее на балкончике с сигаретой в руках в полном одиночестве. Сказать о том, что Калюжная просто развлекается и забила на работу язык не поворачивался, хотя очень хотелось и пусть бы это было только Таниной проблемой. — Ей плохо очень, всю ночь была температура, она поработает сегодня из дома и к вечеру пришлет вам на почту все, что успеет сделать. — На автомате выдает Гринёва, пока Юля подкуривает сигарету. «Не умеешь ты врать» — В голове проговаривает Лебедева, но просто кивает ей головой. Невольно Соня задерживается взглядом на начальнице. Ей казалось чистейшей эстетикой то, как тонкие пальцы сжимают сигарету, как чуть заметно дрожат губы, как дым тонкой струйкой рассеивается в воздухе. Лебедевой шло все, чтобы она не делала. — Надеюсь, это не помешает ей выполнить всю свою работу в срок. — Проговаривает начальница, в упор глядя в глаза девчонке. Голос ее звучит мягче, чем обычно и Соня в глубине души очень надеется, что все так и продолжится. — Не помешает, все будет в лучшем виде. — Соня нервно улыбается. Юля кивает в ответ. Они еще какое-то время молча стоят достаточно близко друг к другу, глядя вниз на оживленной город. Каждая хочет что-то сказать, но в голову не приходят слова, только внутри чувство, будто бы эта тишина между ними не кажется напряженной. — Как работа продвигается? Ты можешь сейчас мне сказать, когда ты закончишь собирать макет? — Спрашивает Юля, поворачивая голову и внимательно глядя на девушку. — Завтра вечером уже будет готов черновой вариант, а в пятницу я буду вносить все правки. — Хорошо, это очень хорошо, не знаю, конечно, как у тебя получается работать на такой скорости… — Да я и сама не знаю, если честно, просто мне интересно, может поэтому. — Может быть… — Задумчиво проговаривает начальница и мгновенно тушит сигарету о стоящую рядом мусорку. — Скажи, что вечерней планерки сегодня не будет, соберемся завтра утром. Надеюсь, Калюжная уже будет? — Конечно будет. — Соня кивает. — Я все передам. Юля не отвечает, уходит с балкона, оставляя Гринёву в одиночестве анализировать все то, что случилось. Неужели они и правда разговаривали с Юлей? Соня возвращается и садится на кресло рядом с Ваней, открывая ноутбук, — Все в порядке? — Спрашивает молодой человек, внимательно глядя на девушку. — Да, все хорошо. — Отвечает Гринёва и снова погружается в работу.***
— Можешь на пару минут задержаться? — Спрашивает Юля, когда вся команда уже собралась домой и Соня, кивая ей, просто провожает весь остальной коллектив взглядом. — Что-то случилось? Все в порядке? — Да, все хорошо, я просто хотела… — Юля замолкает. Весь день она думает о том, что делает с ней Гринёва и почему ее организм так странно реагирует на девушку, которая казалось бы, вообще не делала ничего противозаконного. Соню пугает возникшая пауза, а идея, которая ударяет в голову кажется еще более сумасшедшей, чем все, что когда-нибудь приходилось делать брюнетке. Гринёва замечает, как дрожат руки начальницы, слышит, как сбивается дыхание и понимает, что девушка волнуется. Неужели она, вся такая властная и холодная так мило робела, собираясь сказать что-то Соне. Легкий румянец на щеках, раскрытые глаза, сжатые губы. Юля была настолько же восхитительной, насколько и опасной. Как Питер. — Вы — Питер, Юлия Владимировна. Соне кажется, что это звучит у нее в голове, но по слишком удивленным глазам начальницы она понимает, что сказала это вслух и не находит ничего лучше, чем просто сбежать от шокированной Лебедевой.