Уйти на восход Чтобы однажды вечером Там где больше спасать нечего Встретиться на краю вечности И стать третьим по счету символом речи
***
Дни тянулись отвратительно долго, нахождение в офисе становилось все более невыносимым и Соня просто не знала, куда можно себя деть. Юля сводила с ума, она не смотрела на нее, старалась не разговаривать, а даже если их и сталкивала работа, то Лебедева говорила сухо, четко и по делу, уткнувшись глазами в любые документы, которые были у нее в руках. Никаких взглядов в глаза, никаких случайных улыбок, никаких эмоций. Соня просто рассыпалась. Неужели все это было для Лебедевой такой своеобразный игрой? Юля стала еще хуже, чем была в самом начале и Сонька, которая поверила ей, которая начала привязываться к начальнице, сейчас чувствовала себя не то чтобы преданной, но брошенной точно и не знала куда сбежать от этого состояния. Глупо было думать, что Лебедева и правда может что-то чувствовать к ней в романтическом плане, но просто в человеческом… Соне казалось, что они понимали друг друга, что у них есть коннект и какая-то связь, которая существует далеко за пределами человеческого понимания. Соне казалось, что дальше они смогут развиваться, расти и выводить фирму на новый уровень вместе. Соне казалось, что их тандем будет настолько удачной формулой, что они смогут все, вообще все, начиная от масштабных проектов, заканчивая посиделками за кофе в небольшом уютном кафе и разговорами на любые возможные темы. Соне казалось… — Юлия Владимировна, можно? — Спрашивает Гринёва, заглядывая в кабинет начальницы и, не дождавшись ответа, заходит, закрывая за собой дверь на замок. Спустя неделю ледяного молчания она сдается, это становится невыносимым настолько, что мысли об увольнении становятся реальными и, наверное, единственными, которые могли бы сохранить хоть какие-то остатки ее нервной системы. Но, прежде чем сделать этот шаг, окончательно сойти с ума и действительно отдать Соболеву заявление, она должна была знать точно, что сделала все возможное. Как доктор, пытающийся спасти жизнь, казалось бы, безнадежному пациенту, ради того, хотя бы, чтобы без угрызений совести, в случае плохого исхода сказать родным, что он и правда сделал все возможное. Соня решилась на отчаянный, как она сама думала, шаг, попытаться вывести на разговор закрывшуюся Лебедеву. Будь что будет. — Что ты хотела? — Спрашивает Юля, даже не поднимая головы, хотя внутри у нее настоящий хаос. Волнение, обида, злость и то тепло, которое ни с чем другим сравнить невозможно. Они впервые остались наедине, после вечера в баре и Юле физически было тяжело выносить этот контакт. Где-то в глубине души она и сама понимала ненормальность своего поведения, но внутренняя глубоко раненая маленькая девочка истошно кричала и била руками о пол. — Я хотела узнать, что происходит. — Соня подходит ближе, опираясь руками о стол и внимательно глядя на начальницу. Юля перестает дышать от этой близости. Смотреть в глаза сложно, сложнее только не сдаться ей снова и не отпустить все, что было между ними к черту. Юля хотела ее во всех самых непорочных смыслах этого слова, но не могла позволить себе снова обжечься. — А что-то происходит? — Скольких сил стоит Лебедевой, чтобы голос не дрожал, чтобы в глазах не было той нежности, которая так стремительно рвалась из запертой ледяной клетки. Только бы Соня ничего не поняла, только бы не давила, иначе Юля не выдержит и та маленькая девочка снова поверит большим глазам олененка. Гринёва уже сейчас готова сдаться, развернуться, уйти и больше никогда не подходить к этому кабинету. Юля ядовитая, болезненная, холодная, не такая, какой Сонька ее узнала и все это так сильно царапается внутри, что хочется просто послать к черту Лебедеву вместе с ее непонятными качелями. — Юль, я не идиотка. — Соня наклоняется ближе и в упор смотрит в глаза, в которых за корочкой льда прячется все то, что у Гриневой не получается рассмотреть. — Я тебе что-то плохое сделала? Лебедева чувствует, как дрожат руки, как щиплет в носу от подступающих слез и как ей хочется, чтобы Соня ушла. «Сделала, конечно сделала» — Кричит внутренний голос Лебедевой, а она сама даже не осознает насколько бредово звучат все эти слова, вот только ей было физически больно и эта боль отключала любую логику. — Не сделала ты мне ничего, я вообще не понимаю, цель твоего визита сюда и почему ты врываешься ко мне в кабинет не по рабочим вопросам. Девушка тяжело выдыхает, слова даются с титанической силой. — Потому что хочу понять, что случилось и почему ты стала такой? — Какой? — Холодной. Такой, какой была в самом начале. Соня говорит, и Юля чувствует, как все внутри нее отзывается на этот голос, как сердце стучит быстрее, как солнце, светящееся в мультяшной девчонке действительно топит ее лед. Юля так хочет сдаться. Юля так боится проиграть. — А чего ты ждала? Что я буду милой и хорошей? Я начальница, Гринева и если тебя что-то не устраивает, ты можешь пойти к Соболеву и пожаловаться на меня. — Она ядовито рычит на брюнетку, выплескивая на нее все то, что кроется внутри, хочет одновременно убить ее и вместе с тем прижать так близко и так нежно, чтобы Сонька могла растворить все то, что давило и болело. — Юль, да что с тобой? Соня взрывается глухим отчаянием, она не может понять причин, потому что отказывается верить в такое проявление ревности. С чего бы вообще? Но других объективных причин она просто не могла найти. Наверное, глупо было надеяться, что Юля расскажет ей правду. — Все в порядке. — Лебедева опускает глаза в ноутбук, всеми силами стараясь показать, что этот разговор окончен, потому что понимает, что еще пара секунд и она проиграет, забудет обо всем и сделает шаг в пропасть в надежде только на то, что Соня ее поймает. Может ли она это допустить? Конечно нет, поэтому и надеется, что девушка уйдет сама и как можно быстрее. — Видимо, Калюжная была права, надо было соглашаться на работу в «Городе». — Соня говорит это от обиды, знает, что она точно не перейдет в ту компанию, просто не сможет, потому что, несмотря ни на что, Юля была для нее важным человеком. Соня понимала, что это будет очень низкий поступок с ее стороны, да и после того, что сделал Максим, работать с ним она точно не будет, но Сонька бросается едкими словами, потому что начальница слишком сильно ее задела. Если Юля хочет играть так, пусть будет так. Соня знала, что это удар по больному, но ничего сделать с собой не могла. — Ты можешь позвонить Ахмедову и напомнить, какой классный был у тебя макет, он возьмет тебя. — Отвечает Лебедева, всеми силами стараясь показать, что ей плевать на все происходящее, хотя то, какими порезами остаются ее слова внутри даже передать невозможно. Юле хочется встряхнуть ее за плечи и закричать «За что?», но она даже глаз не поднимает. Справлялась раньше, справится и сейчас. — Так и сделаю. — Бросает Гринева, вылетает из кабинета и хлопает дверью с такой силой, что сама вздрагивает от неожиданности. Юля чувствует, как все рассыпается, Соня бьет слишком больно, под ребрами тянет что-то тяжелое и ядовитое. Лебедева скидывает со стола стоящую вазу, которая вдребезги разбивается о пол. Юля смотрит на осколки и понимает, что еще чуть и она сама станет просто осколками. «Можешь забрать меня отсюда?» Соня пишет сообщение Маше, надеясь, что девушка будет где-то поблизости и она сможет отвлечь ее от работы и от Лебедевой за перекусом в каком-нибудь кафе. Оставаться в офисе сейчас было невыносимо, Соне казалось, что если она в своем состоянии столкнется с Юлей, случится взрыв. «Минут через десять подскочу» — Отвечает блондинка и Соня шумно выдыхает, накидывает на себя куртку и предупреждает Ваню о том, чтобы он не терял ее. Гринёва опускается на переднее сидение машины. Теплый воздух касается ее замерзших щек и внутри оседает уют. Маша тянется, обнимая ее и Сонька, уткнувшись носом в волосы с запахом ментолового шампуня чувствует, как потихоньку начинает успокаиваться. — Малая, что с тобой? — Девушка осторожно перехватывает руками ледяные ладони Гринёвой, согревая их, и выжидающе смотрит на девушку. — Да не парься, все в порядке. — Сонька отмахивается, казалось бы, говорить об этом совсем не хотелось, вытаскивать снова из себя всю эту информацию, чтобы было больнее? Проще заколотить в себе на гвозди и спрятать как можно дальше, а потом серьезно подумать об увольнении. Другого выхода Гринёва уже не видела. — Ты же знаешь, что это не работает? Рассказывай. — Маша обнимает ее, кладет подбородок на макушку и Сонька сдается. — Юля с ума сходит. — Тяжело выдыхает брюнетка. — Я даже не знаю, что с ней происходит, она ходит по офису, как дементор, высасывают всю радость жизни и любые позитивные эмоции… — А что ее накрыло так? Она же вроде адекватная была. — Если бы я знала, слушай, так внезапно все случилось, я пыталась с ней поговорить, но она уперлась и все. Короче, не хочу даже думать об этом, поехали куда-нибудь есть. — Соня сжимает ладони блондинки и она просто кивает ей, заводит машину и уезжает с офисной парковки.***
— Воронов, ко мне в кабинет! — Громко проговаривает Юля прям над ухом молодого человека, от чего тот вздрагивает и хватается рукой за сердце, но не осмеливается сказать что-то против, просто плетется за начальницей, думая о том, где он уже успел накосячить. Лебедева отчитывает его по мелочам, на которые раньше вообще никто не обратил бы внимания, но Ваня не глупый, он читает между строк, прекрасно понимая, что именно кроется за такой вот показательной поркой. — Хватит! — Его голос звучит громко и грубо, так, что явно не ожидавшая такого поворота событий Юля просто замирает на месте, шокировано глядя на молодого человека. — Вместо того, чтобы мне устраивать порку, могла бы с ней поговорить. — Воронов не разменивается на нормы приличия, его и самого порядком задолбала эта ситуация, Лебедева, которая с катушек слетела и Сонька, которая вот-вот сойдет с ума. Юля хочет что-то ответить, но язык не поворачивается, она злится, хочет кинуть в него чем-нибудь, но внутри понимает, что парень прав. Она злится на него из-за Гринёвой и работа тут совсем не при чем. — Не надо втягивать меня в свои разборки с Соней, не я спал с ней! — Ваня почти кричит, но старается держать себя в руках, а потом выходит из кабинета и спускается вниз на курилку, подкуривая сигарету. Господи, что она творит. Юля и сама понимала, какой это абсурд, как глупо она себя ведет. Срываться на Воронова из-за своей ревности, хотя он вообще, как оказалось не при чем, вместо того, чтобы взять себя в руки и поговорить с Соней. Головой Юля понимала, что Соня не ее собственность, не ее девушка и она имеет право делать все, что захочет и с кем захочет. Что Юля просто не имела права так себя вести, кричать, срываться и самый логичный выход из этой ситуации заключался в простом разговоре, шаге навстречу и признании своей небезразличности. Все было бы гораздо проще, гораздо легче и безболезненно. Но обиженный ребенок внутри Юли все переворачивал с ног на голову, заставляя Лебедеву принимать отвратительные решения и быть неадекватной, неуравновешенной истеричкой. Без видимых на то причин… Юля даже себе объяснить не могла почему реагирует именно так, почему у нее так сильно болит. Просто она в какой-то момент начала и правда верить в то, что у них с Соней может что-то сложиться. Очень больно, когда ты падаешь на острые осколки собственной веры.***
— Сонч, ты дома? — Кричит Маша с порога, вешая куртку на крючок в прихожей. — Да, я на кухне, иди сюда! — Зовет ее Гринёва, заканчивая готовить ужин. Очередной выходной выдался достаточно спокойным, Маша уехала по делам, а девушка осталась один на один с собой, сделала все давно скопившиеся дела, провела медитацию и решила, что будет неплохо ей вспомнить, как вообще готовить, потому что они с Зориной обе слишком занятые, чтобы есть домашнюю еду. — Привет, малая. — Маша подходит сзади, обнимает ее и легко целует в висок. — Это вообще съедобно или мы обе завтра будем умирать? — Ты договоришься и правда будешь умирать, только не завтра, а прямо сейчас. — Соня хватает полотенце и несильно бьет блондинку, от чего та начинает заливисто смеяться. — Так, ладно, все, заканчивай, скажи лучше, куда ты убрала вино? — Маша опирается бедром на столешницу и интригующем смотрит на Зорину. — А у нас есть какой-то повод? Соня была немного удивлена, эту бутылку вина они привезли из совместного летнего путешествия по Испании, когда планировали полететь всей группой, но пацаны их кинули, однако, девушек такой исход совсем не смутил и они с удовольствием отдохнули вдвоем. — Повод есть. Владелец нашего любимого бара, по совместительству мой хороший знакомый, не так давно решил его продавать, даже покупателя нашел, но что-то у них там не срослось и не сложилось. В общем, я долго думала, но все же приняла решение и теперь перед тобой новый владелец бара. — Блондинка разводит руками и широко улыбается, ожидая реакции подруги. — Ты прикалываешься? Это конечно достойная шутка, потому что я в шоке, но… Соня не понимала, как такое вообще может быть. Их любимый бар, который помнит столько всего, в котором они отыграли не один десяток концертов, который был с ними и в лучшие и худшие времена, теперь был их собственностью? Ну не их, конечно, а только Маши, но они ведь все одна семья. — Нет, если не веришь, могу показать документы. — Смеется Зорина, делая шаг ближе и обнимая Гриневу за плечи. — Как? Каким образом? Прости конечно за вопрос, но откуда такие деньги, ты же работаешь администратором в салоне красоты? Гриневой и правда искренне интересно, в какие долги влезла девушка, чтобы позволить себе покрыть расходы на бар. — Ну да, только это салон мой и не только он, а вся сеть. Я не то что любитель хвастаться, как ты поняла. — Маше едва ли удается сдерживать смех от выражения лица Гриневой. — Так че ты молчала то все это время? — Ну потому что мое материальное положение и мое имущество точно не определяют то, каким я являюсь человеком, так что это не нужная информация. — Блондинка пожимает плечами. — Подожди, а квартира… — Ага. — Маша пожимает плечами. — Я поэтому и сказала, что ты можешь остаться, зачем платить аренду кому-то другому, если у меня есть свое собственное жилье. — Офигеть, я живу с богачкой, уже можно говорить, что ты сделала из меня содержанку? — Смеется брюнетка, понимая, что пока она не уложила все это в своей голове, для нее это звучит, как сумасшествие. — Да сделаешь из тебя содержанку, конечно, сильная и независимая, блин. — Маша начинает ее щекотать, Сонька вырывается и обе они, не удержавшись падают на пол, продолжая звонко смеяться. — Смотри-ка, ты снова сверху, это скоро войдет в привычку. — Проговаривает Гринёва, начиная смеяться еще сильнее, когда щеки Зориной заливаются ярким румянцем, а в глазах читается полное непонимание. — Да иди ты, с такими шутками. — Маша недовольно фыркает и пытается подняться, но Сонька тянет ее ближе к себе и загадочно улыбается, чувствуя, как дрожь пробегает по всему телу, приятной тяжесть оседая внизу живота. — Кто сказал что я шучу? — Гринёва бросает короткий взгляд на губы блондинки и тает, когда Маша наклоняется к ней. Звонок в дверь заставляет их обеих вздрогнуть и, недовольно ругаясь, Зорина плетется в прихожую, готовая проклинать Воронова, который слишком невовремя появился у них на пороге. А, может быть, наоборот, слишком вовремя, кто знает, до чего бы они с Сонькой дошли, если бы их не прервали. — Сонь, я поговорить с тобой хотел. — Парень заходит в квартиру и внимательно смотрит на подругу. — Пошли на кухню, я закончила готовить ужин и мы планировали открыть бутылку вина, там и поговорим. — Девушка обнимает его в знак приветствия и тянет за собой. — Слушай, не в обиду, конечно, но может стоит наедине поговорить? — Он извиняющимися глазами косится на Машу, понимая, что возможно это не совсем та тема, которую Соня бы хотела обсуждать с кем-то еще. — Нет, давай один раз я озвучу и впредь мы к этому не будет возвращаться, я ей доверяю возможно даже больше, чем самой себе, так что ты можешь озвучивать любую информацию. — Ладно, принято, больше на обсуждение этот вопрос не выносим. — Ваня усмехается и усаживается за стол, дожидаясь, пока Сонька поставит тарелки и разольет вино по бокалам. — Ну давай, вещай, что там у тебя такого секретного. — Лебедева меня вчера вызывала на ковер, устроила порку за такие мелочи, на которые вообще никто внимания не обращает и при том, что это делают все, получил только я. — Слушай, ну может ты под руку просто попался? Она же вообще неконтролируемая в последние дни, захотелось сорваться на ком-то, а ты был не в том месте и не в то время. — Соня пожимает плечами, она всеми силами старается на рассуждать о том, почему именно Ваня сегодня получил от начальства. — Да? А я уверен, она уверена, что с тобой спал я, поэтому и сорвалась. — Проговаривает Ваня, а Соня едва ли не давится пастой, которая была у него во рту. — Да ну нет, хотя… — Что? — Она спрашивала у меня тогда ночью в баре встречаемся ли мы с тобой, я сказала, что нет. — Так, а можно чуть больше информации? — Вклинивается в разговор Маша, глядя по очереди то на Ваню, то на Соню. — Короче, Лебедева питала слишком заметную симпатию к малой до тех пор, пока та не заявилась на работу с засосом на шее, который между прочим твоих рук дело, вот с того момента она и слетела с катушек и, видимо, решила, что это был я. — Вань, ну ты сам подумай, Лебедева взрослый человек, неужели ты и правда думаешь, что она бы настолько тупо себя вела, учитывая, что между нами вообще ничего не было. Это же нелогично. — Соня правда не понимает, ну неужели это возможно? Она ей ничего не обещала, ни о чем не говорила и более того, Юля сама не разу не заикнулась о том, что у нее к Гринёвой есть хоть что-то. — Женщины и логика — что-то несовместимое. — Я бы на твоем месте была очень осторожна с такими высказываниями, когда ты буквально находишься между двух женщин. — Маша ехидно скалится, глядя на молодого человека. — Ой да ладно. — Ванька отмахивается и смотрит на брюнетку. — Короче, чтобы ты понимала, меня накрыло и я ей ляпнул, что она могла бы набраться смелости и с тобой поговорить, вместо того, чтобы срываться на мне. — Ты сделал что, прости? — И сказал, что не я спал с тобой. И, кажется, при этом, я сам наорал на нее. -Ну, в таком случае, меня искренне радует, что ты жив. — Соня смеется и осторожно прикасается рукой к плечу молодого человека. Она старается сохранять спокойный вид, но внутри торнадо. Они оба перешли грань и очень сильно. Есть ли вообще выход из сложившейся ситуации? — Посмотрим, что будет завтра, тут как бы есть два пути, или я был прав и она больше не будет меня трогать или уволит к чертовой матери, надеюсь, Ахмедов не откажется от еще одного талантливого сотрудника. — Смеется парень. — Давай, поговори мне тут, я сама ей ляпнула, что Калюжная была права и надо было соглашаться на работу в «Городе». — Соня сжимает руки и заламывает пальцы, она и тогда понимала, как отвратительно прозвучали ее слова, но сейчас ей было жутко стыдно за это. — Ну ты меня сделала. — Ваня тяжело выдыхает. — Понимаешь же, как ей было больно? Она блин так радовалась, когда ты отказалась к нему переходить. Да уж, это точно удар ниже пояса. — Ваня смотрит на нее понимающе, знает прекрасно, как отвратительно Соня чувствует себя из-за этого. — Да я понимаю, что это было хреново, честно, я сама от себя такого не ожидала, но подойти извиниться даже страшно, она меня убьет на месте. — Проговаривает Соня, болезненное чувство вины бьется под ребрами. — Так, вы мне объясните, Лебедева увидела у Сони засос на шее, приревновала и начала кошмарить весь офис? При том, что никакого намека на чувства не было? — Спрашивает Маша глядя по очереди то на Ваню, то на Соню. — Угу, именно так. — Кивает головой Воронов. — А в чем логика? — Это у нее спрашивать надо. — Странно все это, конечно, но, Сонь, если ты в какой-то момент решишься увольняться, должность управляющей в баре твоя. — Маша обнимает девушку за плечи и мягко целует в висок. — Да я чувствую, что скоро так и будет. — Выдыхает брюнетка. — Так, подождите, в каком баре? — Ваня непонимающе смотрит на девушек. — А, у нас есть хорошие новости, Маша выкупила наш любимый бар, мы собирались отметить это событие. Абсолютно шокированный Ваня, смеющиеся девчонки и потрясающий вкус испанского вина. Это был хороший вечер, именно такой, какой был им всем нужен в той атмосфере, которая с силой давила на плече. Хотя бы в этот вечер они позволили себя просто быть беззаботными.***
Дни текли за днями и с каждым из них Юля становилась все более и более раздражительной, ледяной и ядовитой. Она срывалась на всех вокруг и все возвращалось на круги своя. Лебедева снова была стервой. — Ты же понимаешь, что мы так долго не протянем? — Спрашивает Ваня, когда ноябрь накрывает город дождливыми пасмурными днями. — А какой выбор у нас есть? Она к себе никого на километр не подпускает, разговаривать с ней бесполезно, да к ней даже подходить страшно. Мы вернулись туда откуда начали, стоило ли тогда вообще делать хоть что-то? Это было началом конца, потому что Сонька еще не знала, что через пару часов столкнется с Юлей, которая в очередной раз заставит ее поверить в то, что решение об увольнении лучшее, что она может сделать. А еще через два часа она будет стоять перед кабинетом Соболева, сжимая в руках бумажку с собственным корявым почерком. — Артем Дмитриевич, можно? — Соня стучится и осторожно заглядывает в его кабинет, замечая, как начальник ей улыбается и кивает головой. Решение далось ей с трудом, даже несмотря на то, что Гринёва и правда была отличным специалистом, оставаться в фирме она больше не могла, работать в такой атмосфере — просто рушить свою нервную систему и раз уж у нее есть куда уйти, зачем вообще оставаться? — Заходи, садить, случилось что-то? — Обеспокоено спрашивает шеф и Сонька едва ли может стоять на ногах. Все внутри давит, болит, саднит под ребрами и, кажется, еще пару минут и девушка просто не сможет дышать. — Да, я… — Соня пытается сказать, но у нее не получается, так что она просто протягивает ему листок с написанным от руки заявлением об увольнении. — Сонь, ты с ума сошла? — Он точно не ожидал увидеть что-то подобное. Даже подумать не мог, что его любимая Гринева может сделать вот так. — Как я могу тебя отпустить? Соболев смотрит на нее обеспокоенно, обидчиво, будто бы Соня предает его, но может ли она поступить по-другому? Ей стыдно перед Соболевым, после всего, что он для нее сделал, вот так уходить было совершенно нечестно, но, может быть, Соня впервые в жизни хочет выбрать себя. А если быть точнее, свое собственное моральное состояние. — Артем Дмитриевич, просто подпишите, пожалуйста. — Сначала ты расскажешь, что у тебя случилось и почему ты так внезапно решила уволиться? Тебя зарплата не устраивает? Должность твоя? Что пошло не так? — На самом деле, моя подруга стала хозяйкой бара и предложила мне должность управляющей. Я знаю, что меня ждет большой успех в архитектуре, но работа в баре позволит мне развиваться в музыкальном направлении, а я очень это люблю, да и ей нужна моя помощь. С одной стороны, Соня говорит правду, она действительно будет помогать Маше в баре, будет при этом заниматься музыкой и чувствовать себя при этом замечательно, но, с другой стороны, главной причиной ее увольнения была Юля, но этого она Соболеву озвучить не могла. Что бы ни было, это только между ними. — Почему-то мне кажется, что ты мне врешь. — Проговаривает Соболев. — Нет, это правда, простите, что так внезапно, но я думаю, так для меня будет лучше. — Сонь, я тебя услышал, но давай мы сделаем следующим образом, я оставлю заявление у себя и дам тебе неделю на размышление, подумай, сложи все плюсы и минусы, а через неделю придешь ко мне и дашь свой окончательный ответ. Если ты все же решить уходить, я подпишу твое заявление. — Ладно. — Сонька кивает головой и уходит из кабинета главного.***
Неделя, в которую Соня должна была принять решение тянулась отвратительно медленно, будто бы каждый час был равен целому дню, даже компания Вани совсем ее не спасала, хотя он порядком отвлекал ее от тревожных мыслей. К концу первого дня Соня еще больше уверяет саму себя в правильности выбора, особенно в тот момент, когда Юля пролетает мимо нее вихрем, чуть задевая плечо брюнетки папкой с документами и даже не оборачивается. - Неужели я стала для тебя пустым местом... - Проговаривает Сонька тихо-тихо себе под нос и только печально смотрит в след Лебедевой, которая скрывается за дверью своего кабинета. Болезненные пульсации сковывают все тело. Она уже не грани. На второй день Соня выливает на себя горячий кофе в тот момент когда Лебедева слишком громко кричит что-то прямо у нее над ухом, отчитывая кого-то, кто видимо, просто дышал не так. На третий день Гринева влетает в Лебедеву, чуть ли не сбивая ее, извиняется и исчезает за поворотом, плачет в машине Зориной и долго курит в открытое окно, так и не имея возможности заснуть. На четвертый Соня понимает, что больше она не выдержит. Нервы на пределе настолько, что упавшая на кухне ложка заставляет ее разрыдаться и, схватив Ваню, они вдвоем вылетают на курилку, Гринёва садится на промерзшую землю и курит три подряд до тех пор пока ее не перестанет трясти. Тем же вечером, медленно прогуливаясь по улице по направлению к дому, Соня чувствует, как сердце болезненно пропускает удар, замечая на одной из лавочек сидящую с сигаретой Лебедеву. Она смотрела куда-то в пустоту и, казалось, вообще не замечала происходящего вокруг. Ей надо было убежать так быстро, как это вообще было возможно, вот только Гринёва, будто бы застывшая, стоит на месте и смотрит в упор на начальницу, а потом, как ей кажется, принимает самое отчаянное решение в своей жизни. Говорила ли в ней тогда усталость, обида или то отчаяние, которое сопровождало все ее самые безумные поступки, Сонька подходит близко к девушке и садится рядом на лавочку, тяжело выдыхая. В ней не осталось сил, не осталось нервов, не осталось надежды на то, что все в какой-то момент может наладится. Она даже не знала, зачем сейчас села к начальнице, хотя ей следовала бежать так быстро, как только возможно. Слабоумие и отвага... Может быть, она все еще может что-то изменить. — Добрый вечер, Юлия Владимировна. — Проговаривает девушка и ей плевать, что голос ее дрожит и срывается, плевать, что руки трясутся от накрывающего волнения, она даже не думает о том, что делает. — Привет, Сонь. — Тяжело выдыхает Лебедева, даже не поворачивая головы. Она так боится посмотреть ей в глаза, знает, что в них ее огромная слабость и знает, что она может сдаться гораздо быстрее, чем выстроит тактику отступления. Юля так сильно устала... Она точно не ожидала того, что ее желание побыть в одиночестве вне собственной квартиры обернется встречей с человека, которого она одновременно и хотела и боялась увидеть. — Поговорим? — Гринёва чувствует, что ее трясет, что будто бы это даже не она, а кто-то другой, а сама Сонька просто стоит и наблюдает со стороны за происходящим, а скорее даже смотрит на большом экране какой-то фильм. Она точно не знает, что будет делать дальше, что будет говорить дальше, но что-то внутри больно бьется. Она же не может просто так уйти. — О чем нам говорить? — Спрашивает Лебедева и понимает, что она еще никогда не была так близка к провалу, никогда она не чувствовала себя такой уязвимой перед человеком, способным сломать ее за пару минут. Соня играючи разрушала все преграды, которые Юля успевала строить, Соне плевать было на ее напускной холод. Соня смотрела в душу и все понимала. Любой здравомыслящий человек давно бы оставил ее в покое и не донимал бы разговорами, любой, но только не Гринёва. — Юль, за что ты меня наказываешь? — Спрашивает брюнетка так искренне и так наивно, что Юля чувствует болезненный удар куда-то в солнечное сплетение, который выбивает весь воздух из груди, просто не позволяя дышать. Она не ожидала такого вопроса, не знала как на него отвечать, так что всеми силами старается защититься, не позволить девчонке залезть куда-то вглубь. — Не все в мире вертится вокруг тебя, не надумывай себе то, чего нет. — Юль, я не дура, может ты и правда веришь, что твои банальные отмазки сработают, но нет. Ты подпустила меня ближе, чем остальных, хотела того или нет, так что я вижу, как все изменилось. Ты даже не смотришь на меня, ни в офисе ни сейчас, так скажи мне что с тобой происходит? — Соня хватает ее за руку, не сильно, не давит, только осторожно прикасается и Лебедева мгновенно покрывается мурашками. Как чертова первокурсница. — Что ты хочешь от меня услышать? - Она едва ли держится. Впервые за все время между ними не летают молнии, они говорят спокойно и ледяные замки дают трещины. Все кажется, как будто в тумане, как будто это сон, а не реальность и Лебедева, кажется, в шаге от того, чтобы сдаться. — Правду. — Какую правду Сонь? — Что ты бесишься, потому что я спала с кем-то другим. — Проговаривает девушка и от Юли не остается ничего больше, кроме пульсирующих болезненных осколков, срывающих ей голову. Она поворачивается и впервые за вечер смотрит в глаза Гринёвой. Ей даже говорить ничего не надо, Соня и так все видит, как лед тает, как боль вырывается наружу и слезами спускается по щекам. Юля не шевелится, кажется, даже не дышит, только смотрит в глаза девчонке. Она уже поставила шах, осталось объявить мат, чтобы поверженная Лебедева сломалась окончательно. — Еще что-то? — Тихо спрашивает Юля и весь ее мир ломается, когда Гринёва осторожно прикасается к ее щекам прохладными подушечками пальцев и стирает сорвавшиеся вниз капли. Настолько нежными были ее прикосновения, что кожа Юльки начинает гореть и плавиться. Она сходит с ума. Она уже ей сдалась и будет сдаваться каждый чертов раз. Соня смотрит почти невидяще только тонет в темном омуте, продолжая смахивать слезинки с длинных ресниц. Она даже не замечает, как у нее у самой глаза наполняются слезами, как руки Юли сжимают ее собственные ладони и как на губах Гринёвой тяжестью оседает чужое сбитое дыхание. — Ты мне скажи. — Губы Соньки трогает легкая улыбка, глаза блестят а в голове почти звенящая пустота и, вопреки всему, какая-то поразительная легкость. Юлю ломает с такой силой, что ей хочется грудь руками разорвать, достать оттуда что-то живое и пульсирующее и выкинуть на холодную землю, чтобы оно так не горело. Юля чувствует странные импульсы, волнами расползающиеся по коже и сдавливающие горло. Первые снежинки, сорвавшись с неба застывают на ресницах Гринёвой, нежностью оседая под сердцем у Лебедевой. Юля ломается окончально. Она резко подается вперед, прижимается к губам Сони так отчаянно и так болезненно, что внутри что-то разрывается, рукой прижимает девчонку за затылок, чтобы она только не сбежала, потому что если девчонка сейчас отстранится это будет катастрофой для нее, но Гринёва даже не сопротивляется, прижимается ближе, обнимает Юлю и перед плотно сжатыми глазами блестят звезды. Лебедева целует осторожно, вымученно, как-то болезненно даже. Дыхание сбивается, руки дрожат из глаз стекают слезы, оставаясь морским отчаянием на губах. Соня настолько сильно теряет любое ощущение реальности, что ей кажется, будто все это происходит не сейчас, не с ней, где-то в другом мире и другой реальности, внутри бабочки сумасшедшим вальсом сбивают крылья о ребра, голова пустая, а тяжесть оседает внизу живота расплавленной лавой. Она точно сойдет с ума. Юля отстраняется так же внезапно, бросает извиняющийся, затуманенный взгляд на девчонку и, рывком поднимаясь с лавки, исчезает в темноте. Соня не бежит за ней, поджимает под себя ноги, достает сигарету и пускает по легким дым. Пальцы почти автоматически прикасаются к губам, на которых все еще горят касания Лебедевой. — Что это вообще было? — Проговаривает девчонка вслух. Юля идет так быстро, как это вообще было возможно, к своей машине, припаркованной возле парка. Слезы стекают вниз по щекам, сердце колотится так, что сейчас просто пробьет грудную клетку и упадет на землю. Зачем она это сделала? Почему она опять ей сдалась… Соня сидит на лавочке, выпуская дым в звездное небо и ей так отчаянно хочется, чтобы все наладилось, чтобы этот шаг вывел их на тот путь, который они уже прошли, но где-то в глубине души Сонька знает, что все будет еще хуже. Лебедева окончательно звереет, Соня оставляет любые попытки сделать хоть что-то и, спрятавшись в кабинете, спокойно дорабатывает свой последний день. — Ну что ты? Бросаешь меня тут одного? — Ванька садится рядом с ней на стул и кладет голову на плечо девчонке. — Ты справишься. — Сонька чуть слышно смеется. — Кто еще будет держать эту компанию на плаву, если не ты? — Ты точно хорошо подумала? Ты пойми, я не хочу тебя уговаривать оставаться, я хочу чтобы ты через пару недель не осознала, какую огромную ошибку ты совершила. — Вань, как бы ни было, у меня будет работа, у меня будет возможность заниматься музыкой и я как-нибудь проживу без архитектуры. — И без Лебедевой. — Проговаривает Воронов, а Гринёва чувствует болезненный укол, в носу щиплет от подступающих слез. Ей так обидно, что все пошло под откос, что Юля, вместо того, чтобы поговорить с ней, приняла оборонительную позицию и закрылась от всего мира. — И без Лебедевой. — Отвечает девчонка, чувствуя, как она уже не может сдерживать слезы. — Ну все, малая, все будет хорошо, у тебя есть я, у тебя есть Маша, мы твоя семья и сегодня ты уйдешь отсюда, что только сохранит твою нервную систему, время пройдет, все наладится, ты успокоишься и отвыкнешь. — Подождешь меня на улице, я зайду к Соболеву, а потом прогуляемся, ладно? — Договорились. Девушка выключает компьютер, бросает взгляд на свой кабинет, который стал для нее домом, вспоминает, сколько всего было с ней в этом офисе, какой путь она прошла и сколько всего помнят эти стены. Сонька тяжело дышит, прикрывает глаза и собирает остаток сил в кулак. — Артем Дмитриевич, можно? — Спрашивает Соня, заглядывая в его кабинет и Соболев просто кивает ей головой. Решение другим быть просто не могло, находится вместе с Юлей было невыносимо, а пытаться еще раз у Сони просто нет никаких сил. — Судя по тому, что прошла неделя, ты пришла ко мне с ответом, я правильно понимаю? Соньке настолько сложно говорить, что она просто кивает головой, присаживаясь на стул, напротив начальника. — Тебе есть чем меня порадовать? — Нет, к сожалению. — Ты хорошо подумала, Сонь? — Да, я подумала хорошо, простите, при всей моей огромной любви к фирме, я не смогу остаться. — Ну и как я буду без тебя? — Я буду работать в баре недалеко от офиса и если вдруг вам понадобится моя помощь и вы захотите обратиться ко мне, я с радостью помогу. — Давай мы тогда, чтобы сразу не обрывать все твои связи с нашей фирмой, оформим тебя как внештатного сотрудника, поработаешь, посмотришь, если захочешь вернуться, я всегда буду готов перевести тебя обратно в офис, ну а если не передумаешь, то всегда сможешь уволиться, что скажешь? — Думаю, это хороший вариант, только могу я вас попросить, чтобы никто в офисе не знал об этом? Только вы и я. — Хорошо, твое право, тогда ты можешь идти, я сам решу все вопросы и завтра пришлю тебе на почту всю необходимую работу, идет? — Договорились. Все сложилось лучшим для нее образом, ей не придется быть в офисе и постоянно сталкиваться с Лебедевой, она сможет остаться в сфере архитектуры и в своей любимой компании и при этом сможет развиваться в музыкальной сфере. Соболев в очередной раз приводит ее жизнь в порядок. Соболев в очередной раз знает, как будет лучше для нее. Сонька выходит из кабинета начальника, понимая, что самое сложное ей только предстоит. Она подходит к кабинету Лебедевой и пытается хоть как-то себя успокоить, прежде чем постучать, но все это было бессмысленно, сердце колотится как бешеное, дыхания не хватает, хочется развернуться и сбежать как можно быстрее, вот только Сонька уже приняла решение. Она не не хотела уходить молча, не хотела оставлять шлейф недосказанности. Она правда хотела попрощаться с Юлей. Даже несмотря на то, что она останется в фирме, в офисе больше точно не появится, по крайней мере, она хотела в это верить. Пусть Юля думает, что Сонька исчезла, может быть так и правда будет легче всем. — Юлия Владимировна, можно? — Девушка несмело заглядывает в кабинет и дрожь покрывает все тело, когда начальница поднимает на нее глаза. Уставшие, болезненные и отчего-то очень печальные. Увидеть Соньку сейчас для нее было слишком неожиданно, после того, что случилось между ними, Юля буквально теряет любое самообладание, как только слышит ее голос, она помнит ее касания и знает точно, что сейчас ей не сдаться будет куда сложнее. — Рабочий день уже закончен, если тебе что-то нужно, то давай быстрее. — Лед, который так сильно старалась удержать Лебедева, отчаянно плавился под огромными оленьими глазами девчонки, которые смотрели на нее совместив, кажется, вообще все эмоции, которые только существовали в этом мире. — Хорошо, я быстро. — Соня всеми силами старается сдержать себя в руках, чтобы не сорваться и не выбежать из ее кабинета. — Юлия Владимировна, я хотела сказать вам спасибо, на самом деле, вы так много сделали для меня и, если честно, было очень приятно работаться с вами, пусть и так недолго. Вы очень хороший начальник и отличный специалист и я уверена, что вы сможете вывести фирму на международный уровень. - Соня дрожит так сильно, что ей кажется, будто бы сейчас она просто упадет. - Юлия Владимировна, это вам. — Она ставит на стол начальницы большой пакет. — На память обо всем что было. Решение с прощальным подарком пришло мгновенно и ничего другого, казалось бы, невозможно было подобрать. Соня понимала, что Юля все поймет и, наверное, это стало бы вот той самой финальной точкой, которая не оставит между ними никакой недосказанности. Гринева чувствует, как слезы подступают к глазам, ей хочется разрыдаться прямо здесь, потому что Юля смотрит на нее с таким отчаянием и такой болью, что Соня чувствует непреодолимое желание обнять ее, прижать к себе близко близко и сказать, что все будет хорошо, пообещать так искренне, чтобы она поверила. Но Гринева больше ничего не могла сделать. — До свидания, Юлия Владимировна, всего вам хорошего. — Дрожащим голосом проговаривает брюнетка и делает несколько шагов к двери. — Сонь… — Голос Юли разрывает ее сердце на несколько частей, он звучит так, будто бы Юля и сама сдерживается из последних сил. Гринёва разворачивается и ловит взгляд Юлькиных глаз, в которых плещется целое море боли и отчаяния. Юля хочет сказать тысячи разрывающих ее на части слов, сказать что ей жаль, что она была не права и что все ее выходки только от ревности, потому что Соня для нее стала слишком важной. Юля отчаянно пытается подобрать слова, перебирает их в голове, но так и не находит тех слов, которые бы прозвучали на самом деле убедительно. — К чему была эта речь? — Спрашивает Лебедева, прекрасно понимая, что она не хочет знать ответ. — Соболев подписал мое заявление об увольнении. Я здесь больше не работаю и я зашла попрощаться. — Выдыхает брюнетка, чувствуя, как слезы медленно начинают скатываться по щекам. — Почему ты уходишь? — Так будет лучше для всех, простите, если я вас разочаровала, мне очень жаль. — Девушке едва ли хватает сил говорить вслух. — Из-за меня? — Юля спрашивает шепотом, на большее не хватает сил и она готова молиться, чтобы Соня не сказала ей правду, чтобы она промолчала или соврала, потому что услышать, что Лебедева сама сломала все то, что могло быть между ними было невыносимо настолько, что просто не оставило бы от нее следа. — Вы правда хотите знать ответ? — Тихо проговаривает девушка, чуть заметно улыбаясь, когда начальница отрицательно качает головой и ее огромные, наполненные слезами глаза выдают все гораздо лучше слов. — Кстати, чтобы вы знали, я не пойду к Ахмедову, просто не смогу опуститься так низко. - Сонька чуть заметно улыбается, когда видит в глазах Юли ответы на все свои вопросы. - До свидания, Юлия Владимировна. Гринева выходит на улицу и чувствует, как холодные капли дождя падают ей на лицо. Соня знала точно, что если бы Юля попросила ее остаться, она бы осталась, не сомневаясь, даже не раздумывая, но Лебедева промолчала, а значит Гринёва сделала правильный выбор. Юля знала, что если бы она попросила Соньку остаться, она бы осталась, вот только Юле на самом-то деле просто не хватило сил сказать хоть что-то. Лебедева открывает пакет и достает из него свернутый и перевязанный ленточкой черный свитер. Разворачивает. Все внутри обрывается и слезы, которые так долго стоят в глазах срываются вниз, оставляя мокрые дорожки на щеках, падают на бежевый пиджак, когда она видит надпись красивым белым шрифтом. «Влюбиться в Питер» Юля прижимает к себе ткань так близко и так трогательно, что ей кажется будто бы Сонька ее обнимает. Лебедева хочет выскочить за ней, прижать к первой стенке и поцеловать так, чтобы брюнетка и без слов все поняла, но она только сидит на кресле, прижимая к себе свитер и плачет.