Всё, что хочешь от жизни Бери и беги Береги
***
Дни проносились настолько стремительно, что Гринёва едва ли успевала замечать бег времени. Она, казалось бы, больше походила на белку в колесе, которая делала перерывы только на то, чтобы урвать хоть несколько часов сна. Она не жаловалась, на самом деле, идея завались себя работой настолько, чтобы не успевать ничего, казалась лучшей на тот момент. Даже несмотря на то, как сильно девушка уставала, она не думала о Юле, по крайней мере все то время, когда была занята работой в баре или подготовкой к новому тендеру вместе с Соболевым. Она злилась на Юлю. Даже несмотря на прощальную речь, Соня, буквально, призналась ей в собственных чувствах, так, как умела только она, броской надписью на большом свитере и не получила никакого ответа. Гринёва ждала, что Лебедева скажет хоть что-то. Даже если бы она в грубой форме послала ее ко всем чертям, было бы лучше, чем молчание, которое разъедало ее изнутри. Соня сходила с ума и подписывалась на все, что только можно было, лишь бы отвлечь себя. Они решились на масштабные изменения. Полностью обновили все, чем бар жил и дышал, начиная с предметов интерьера и заканчивая посудой. Все должно было быть именно так, как им хотелось, как они представляли это в своих в своих мечтах. Маша с Соней в первое время сутками пропадали на сайтах интернет магазинов, выбирая именно то, что будет у них ассоциироваться с уютом, обошли почти все маркеты Питера, чтобы подобрать идеальные составляющие для создания места, откуда не захочется уходить, и всегда будет желание возвращаться. Они сделали из него дом, уютный, комфортный, трогательный. Соня вместе с Ваней полностью переформировали меню, придумав такое количество интересных новых коктейлей, что, казалось бы, все это будет чем-то особенным. Сонька попробовала себя в роли бармена и ей это нравилось, особенно в то время, когда людей было не так много и она могла выпендриваться, украшая коктейли, разговаривая с клиентами и устраивая чуть ли не целые представления с подачей. Конечно, вечерами, когда все столики были заняты, Гринёва перемещалась на сцену или помогала официантам с заказами, в крайнем случае, они с Машей прятались в своей каморке и заполняли всевозможные отчеты, расписывали планы и придумывали новые идеи, которые они вот-вот собирались воплотить в жизнь.***
Соня открывает глаза, когда солнце мягкими лучами играет на ее коже. Просыпаться в выходной всегда было чертовски приятно, особенно, когда Питер завален снегом. Она вытягивается по кошачьи, приводя тело в порядок ото сна, смотрит в окно, через не задвинутые шторы и широкая улыбка расплывается на лице. Большие хлопья падают с неба, складываясь на стекле в абстрактные рисунки, по которым Гринёва так любила составлять предсказания. — Сегодня будет хороший день. — Говорит сама себе, как мантру, и верит, потому что иначе и быть не может. С кухни уже доносился аромат кофе, так что, заглянув в ванную чтобы умыться, брюнетка выруливает к столу, тут же обнимая Машу, стоящую к ней спиной и колдующую над тарелками. — Доброе утро. — Соня носом утыкается в плечо блондинки и прикрывает глаза. — Привет, малая, хорошо, что ты проснулась и мне не пришлось тебя будить. — Зорина целует ее в макушку и широко улыбается. — Садись, давай завтракать. Соня забирается на стул, поджимает под себя ноги и тянется к кофе, чувствуя на языке ни с чем несравнимый вкус лаванды. — Где ты лаванду нашла? — Да я из бара зацепила вчера, все равно выходной, завтра вернем обратно. — Ты же знаешь, что я тебя люблю, правда? — Конечно знаю, но мне нравится, что ты иногда напоминаешь об этом. — Смеется Зорина. — Как твой проект? — Да уже на финишной прямой, но я иногда жалею, что согласилась быть внештатником, вообще ничего не успеваю, а еще меня напрягает, что на презентацию придется ехать за несколько дней до нового года, как раз когда в баре начнутся такие запары, что лишние руки были бы очень кстати. — Да ладно тебе, Ваня обещал помочь, Дима на подхвате, мы справимся, так что об этом точно не стоит волноваться, жалко, конечно, что Сережа свалил, но ему хорошую работу предложили и я думаю, он правильно сделал, что согласился. — Маша пожимает плечами. Несколько дней назад они все вместе проводили басиста на поезд, прощались долго, громко и весело. Не было никакого желания отпускать его, но все же, ребята понимали, какие перспективы открываются перед ним и никто мысли не допустил о том, чтобы попытаться удержать. Ребята переживали, что без басиста их группа уже не будет такой полноценной, но вроде бы, все получалось и так, по крайней мере, аудитория не жаловалась. — Да я знаю, но все равно неудобно, что я бросаю тебя в тот период, когда большая часть людей предпочитает спиваться в барах, у нас же бронь была за три недели. — Малая, неудобно на потолке спать, одеяло падает, ешь давай, а то остынет все.***
Юля чувствовала себя отвратительно каждый новый день. Под сердцем что-то больно царапалось каждый раз, когда она, проходя по коридору, замечала пустующее место Гринёвой. Физически тяжело было по-привычке ждать смешного свитера со странным рисунком, огромных стаканов кофе и теплых улыбок, которые Сонька дарила ей, как только они случайно или специально ловили взгляды друг друга. Сложно было почти неосознанно ждать встречи и знать, что ее не случится. Еще сложнее было осознавать, что виной всему была сама Лебедева. — С ума сходишь? — Данина появляется в ее кабинете внезапно, совершенно бесцеремонно усаживаясь на стол. — Так заметно? — Спрашивает Юля, откинувшись на кресло и чуть прикрыв глаза. Иногда было тяжело дышать. Может, ей только казалось, может, всему виной была глупая и пустая надежда на то, что Соня вдруг совершенно случайно появится в офисе. Юля ругала саму себя так часто за то, что почти неосознанно ищет ее глазами на улице, в кофейне, да где угодно, но все тщетно. Девчонка как будто испарилась. — Слишком заметно. — Рита недовольно хмыкает и встревоженно смотрит на подружку. — Кстати, где Бэмби? Она тут обычно мотается по кабинетам как метеор, а сегодня даже не высовывается. — Рит, она уволилась, так что если ты хочешь с ней встретиться, очень советую просто позвонить. Упоминание Соньки отдается холодом от сердца вниз по телу. Юля вздрагивает и неприятно ежится. Когда это закончится? Осознание собственной вины во всем происходящем грызет и давит, но почему-то Лебедева так и не нашла в себе сил, чтобы взять в руки телефон и хотя бы написать сообщение. Хотела, как сумасшедшая, но не смогла. — Да ладно? Она так любила эту работу, что случилось-то? — Случилась я, она из-за меня уволилась. — Она тебе прям так и сказала? — Практически. — Практически? Юль, зная тебя, ты могла в своей голове все перекрутить и вообще не так понять ее слова. — Рита, когда я спросила у нее, уходит ли она из-за меня, единственное, что она ответила, действительно ли я хочу знать правду? Как думаешь, много всего я перекрутила в своей голове? — Спрашивает Лебедева, едва ли не срываясь на крик. Но Данина не при чем. Она не виновата в ее нервозности и озлобленности на весь мир. Не виновата в том, что Юля своими же руками все и испортила, не сумев совладать с эмоциями. Она сама была причиной всех своих бед и от этого уже никуда не могла деться. — Юль… — Не надо, что бы ты мне не собиралась сказать, я знаю и что я сама виновата и что все разрушила и дальше по списку, так что, пожалуйста, просто давай закроем тему? — Нет, я одного понять не могу, зачем столько драмы? Ну сходишь ты с ума без нее, возьми и позвони, Лебедева, блин, взрослая женщина, а ведешь себя как школьница. — А что я ей скажу? — То, что ты хочешь сказать! — Рит… — Нет, послушай меня, пока ты тут будешь сидеть, локти кусать, ждать у моря погоды или еще чего-то, ты все упустишь, Юль, за свое бороться надо, если чувствуешь, что вот оно, то самое, то просто бери и беги. — Это сложно… — Юля заламывает пальцы, прячет взгляд и не хочет признавать, что Данина права, потому что так у нее появится надежда, а Лебедева уже смирилась с провалом. — Это сложно только в твоей голове. Возьми чертов телефон и напиши ей! Что угодно напиши! — Что написать? Прости меня, я идиотка? — Вот именно так и напиши, по крайней мере, это будет самое искреннее, что ты можешь сказать, а Сонька поймет тебя. — Рита пожимает плечами. — Ладно… — Что ладно? — Напишу в новый год, может чудо случится. — Нервно выдыхает Юля. — Ссыкло. — Данина ехидно улыбается и показывает язык Лебедевой. — Да пошла ты! — Так я и иду. Рита поднялась со стола, послала Юле воздушный и выпорхнула из кабинета, оставляя ее один на один с собственными размышлениями о том, что делать дальше и как выбираться из сложившейся ситуации. Лебедева трижды открывает в телефоне диалог с Соней, но ни разу не находит в себе сил написать хоть что-то.***
Вечерний снежный Питер поднимал настроение Гринёвой, когда они с Машей прогуливались по темным улицам, освещенным только светом фонарей. Соня едва ли не подпрыгивала на месте, когда крупные хлопья падали ей на нос, на ресницы и на волосы. Она, как маленький ребенок, ловила их в ладони и рассматривала, отмечая, какие они красивые. — С тобой я чувствую себя мамашей. — Смеется Зорина, чуть толкая брюнетку в плечо, от чего та, спотыкаясь о собственную ногу, летит в ближайший сугроб, лицом утопая в снегу. — Тебя лишат родительских прав за такое обращение с детьми! — Бурчит Гринёва, отряхивая снег и недовольно глядя на подругу, которая протягивает ей ладонь, чтобы помочь встать. Но мстительная натура заставляет ее потянуть девушку за руку и тоже искупать в сугробе. — Какая же ты зараза! — Маша смеется, поднимаясь на ноги и отряхивая с себя снег. - Не гунди! Сама виновата. Такие прогулки как никогда поднимают новогоднее настроение и, вернувшись домой, девушки до глубокой ночи украшают квартиру всевозможными гирляндами, мишурой, вешают на окна самодельные снежинки и обещают друг другу в следующий выходной обязательно поставить елку. Соня не думала о Лебедевой до того момента, пока голова ее не коснулась подушки и в тишине темной комнаты картинки нагло лезут ей в голову, напоминая обо всех моментах, когда она была рядом с Юлей. Что-то едко-болезненное растекается под кожей только от осознания того, как сильно Гринёва соскучилась. Наверное, ей просто стоило дождаться, когда перестанет болеть.***
— Артем Дмитриевич, вызывали? — Лебедева заходит в кабинет начальника, даже не догадываясь, что именно ему от нее могло понадобиться, так как годовые отчеты она уже сдала и последние дни просто контролировала рабочий процесс, стараясь навести порядок во всех отделах. Соболев обычно не трогал ее, предпочитая направлять все необходимые материалы по почте или через помощников, так что неопределенность, которая буквально сквозила в воздухе заставляла Лебедеву неприятно ежится. — Заходи, садись, есть разговор. — Проговаривает мужчина, встает со своего кресла и подходит к окну, бросая взгляд на заснеженный Питер. Ему было очень неудобно, на самом деле, но выхода не было. Один из крупнейших партнеров Горин Александр Борисович назначил ему встречу, которая могла целиком и полностью решить судьбу их фирмы и у Артема не было никакой возможности отказаться или перенести ее хотя бы на день позже. Горин был слишком известной персоной в кругах архитектурных фирм и любой, кому довелось с ним работать, говорил о том, что Горин - точка невозврата, после него карьера всей фирмы либо стремительно идет в гору, либо так же стремительно проваливается на дно. У Соболева был один шанс и он хотел использовать его на все сто процентов. — Артем, ты меня пугаешь, что происходит? — Юль, ты же в курсе, что у нас висит очень крупный тендер на застройку сети отелей? — Он садится за стол и внимательно смотрит на девушку, которая заламывает пальцы и нервно смотрит на него. — Я слышала, но в подробности не вникала, ты же делал его сам с кем-то, не привлекая меня. — Юля пожимает плечами. Для нее было удивительным, конечно, что Соболев решил ее не привлекать к этой работе, но знать, что происходит в голове начальника было невозможно, так что она смирилась и просто делала то, что должна была. — Презентация будет через три дня, а мне Горин назначил встречу. — Выдыхает молодой человек. — Как раз на тот день, когда я должен быть в Москве. — Ладно, а от меня вы что хотите? Я не пойду к Горину, я боюсь его. — Лебедева фыркает. — С его сексистскими наклонностями, мне точно нечего делать на встрече с ним, ты же знаешь. — Знаю, поэтому я хочу, чтобы ты поехала в Москву вместо меня. — Молодой человек пожимает плечами. — Издеваешься? Три дня? Каким образом я успею к презентации подготовиться? — Юль, Юль, успокойся, презентация готова, ее проведут и без тебя, тебе там быть нужно просто как начальству, засветиться, поставить подпись и поприсутствовать на банкете. — Соболев немного нервно улыбается, надеясь, что девушка не воткнет ему ручку куда-нибудь после его речи. — Погуляешь по новогодней Москве, отдохнешь. — Я так понимаю, у тебя политика такая, сообщать мне о тендерах в максимально сжатые сроки? — Чуть посмеивается Лебедева. — Юль, я не знал, что так выйдет, сама же понимаешь, что Горина нельзя переносить. — Ладно, все равно выбора нет, скинь мне всю документацию на почту, я хоть ознакомлюсь с проектом. — Лебедева встает и очень осуждающе смотрит на начальника. — Юль, я твой должник. — Смеется Соболев и ставит себе галочку в обязательном порядке подарить Лебедевой большую бутылку дорогого шампанского. — Уже какой раз? — Чуть слышно смеется девушка, на что начальник отмахивается и тут же сбрасывает ей всю необходимую документацию.***
Соня должна была выехать в Москву на день раньше, чтобы морально подготовиться, еще раз проверить все необходимые файлы и, в конце-концов, нормально выспаться перед презентацией. С Артемом они договорились встретиться за пару часов до мероприятия, быстро обсудить еще раз все тонкости, выпить кофе и спокойно забрать тендер себе, потому что с тем проектом, который они успели подготовить, Соболев даже сомнения не допускал о том, что они могут не выиграть. — Волнуешься? — Спрашивает Маша, когда провожает Гринёву на поезд. — Да нет, проект отличный, все должно пройти хорошо. — Конечно, я видела, как много ты работала, так что все получится. — Маша тепло обнимает ее, целуя в макушку. Телефон вибрирует в кармане и девушка даже удивляется, когда видит на экране имя Соболева. — Артем Дмитриевич, случилось что-то? — Она очень надеется, что начальник звонит ей просто чтобы удостовериться, что она садится на поезд и уже через несколько часов будет в Москве, но что-то внутри подсказывало, что все начинает идти не по плану. — Нет, не случилось, я просто предупредить хочу, у меня не получится быть на презентации, но я в тебе уверен, ты справишься. — Голос начальника звучит бодро и, кажется, ничего не предвещает беды, но Гринёва даже не догадывается, что в следующие пару секунд ей на голову рухнет все то, что она так старательно пыталась удержать. — Артем Дмитриевич, я то справлюсь, но обязательно же нужно быть кому-то из руководства, что мы с этим делать будем? — Лебедева будет, вы вроде в прошлый раз хорошо сработались. — Он говорит настолько непринужденно, что Соня, еще не осознавшая масштаба трагедии, даже не реагирует на такое заявление начальника. До тех пор, пока смысл сказанных слов не доходит до нее окончательно. Все внутри обрывается и падает вниз. Неужели это правда? Столько времени пытаться вернуться в привычное русло, избавиться от болезненных ощущений и ради чего? Чтобы встретиться на презентации с Юлей и вернуться в точку отчета? Гринёва едва ли держала себя в руках, чтобы не закричать или не заплакать, но, что бы не происходило у нее внутри, выхода не было. Оставалось только надеется, что Юля будет держаться от нее подальше. Соня верила, что это самый идеальный выход для них обеих, но в глубине души она безумно хотела, чтобы Лебедева разрушила все ее принципы и выстроенные стены и снова пообещала, что все будет хорошо. Соня и в этот раз готова ей поверить. — Ты в порядке? — Спрашивает Соболев, понимая, что девушка молчит уже некоторое время, никак не отзываясь на его слова. — Да, да, все хорошо, а она в курсе, что я буду проводить презентацию? — Голос хриплый, предательски срывается, выдает брюнетку с головой и Соболев точно бы все понял, если бы знал, если бы замечал, что происходило между ними, пока они еще работали вместе. — Нет, я думаю для нее это будет приятным сюрпризом, в конце-концов, она очень тепло отзывалась и о тебе и о твоей работе в целом, после прошлой презентации. — Да, это будет очень приятный сюрприз. — Саркастично тянет брюнетка. — Ладно, я поняла, тогда напишу вам, как все пройдет. — Буду ждать, удачи тебе. — Удача для неудачников, Артем Дмитриевич. — Ехидно бросает Гринёва и сбрасывает звонок. — Что с тобой? Ты аж побелела вся. — Маша сжимает ее плечо. — Со мной на презентации будет Юля. — Выдыхает девушка. — Пи***ц. - Так коротко и емко Маша описывает вообще все, что происходит внутри у брюнетки. Маша знала, конечно, она все знала, просто не могла не замечать, как Соня сжимает руки каждый раз, впиваясь ногтями в кожу и оставляя углубления полумесяцы, когда Воронов, рассказывая о работе, даже отдаленно заикался о Лебедевой, не могла не замечать, как она вздрагивала каждый раз, когда в баре появлялся хоть кто-то похожий на Юлю. Соня заваливала себя работой, чтобы уйти как можно дальше от тех мыслей, которые грызли ее и Зорина не доставала девчонку, стараясь только как можно сильнее занимать ее чем угодно. Бессмысленными разговорами, планами, сумасшедшими идеями. И вроде бы получалось. Вроде бы Соня начинала приходить в норму. — Так и есть. — Выдыхает брюнетка, чувствуя, как ее начинает бить мелкая дрожь. - Вот такой вот мне подарок на праздники от доброго волшебника Артема Дмитриевича Мороза. — Сонь, наверное, так должно было случиться, значит вам нужно встретиться и поговорить, как бы по итогу все это не закончилось. — Маша обнимает ее за плечи. — Ты же сама всегда говоришь, что ничего не происходит просто так. — Ты права, но это сложнее, чем кажется. — Сонька прячет взгляд на носках собственных ботинок и старается угомонить хаос мыслей в голове, которые потихоньку начинали сводить с ума. — Ну, ты же сильная девочка, сделай уже этот шаг и будь что будет, по крайней мере, ты выберешься из этой неопределенности. — Да, пожалуй, так правда будет лучше. - Соня вроде понимает всю правильность сказанных слов, ну внутренний испуганный ребенок стучится кулаками в грудную клетку и кричит, что просто хочет спрятаться от всего мира, который почему-то решил сделать ей больно. Поезд подходит к платформе, Маша помогает Соньке подняться, после чего Гринёва занимает свое место, втыкает наушники и пустым взглядом смотрит на пейзаж за окном. Внутри непонятно, то жарко, то холодно, ребра сводит, а дрожь в руках появляется с завидной регулярностью. Она прокручивает в голове тысячу и один способ, как случится эта встреча, что она скажет и как Юля отреагирует и каждый раз, каждый чертов раз в ее голове все заканчивалось крахом, болью и попытками не сойти с ума окончательно. Правильно говорят, если у тебя хреновое состояние — лучший выбор, добить себя грустными песнями. Соня следует ему идеально, несмотря на годы работы с психологом, всю свою осознанность и ментальную взрослость, которая должна была уберечь брюнетку от подобных слезных страданий в неопределенности, этим вечером Гринёва была девчонкой-подростком, страдающим от неразделенной любви в поезде под грустную музыку. Еще банальнее быть даже не могло…***
— Сонька, ты как? Добралась? — Спрашивает Воронов, когда Гринёва набирает его номер по видеосвязи и ставит телефон напротив своего лица. Она обещала позвонить ему сразу же, как устроится в отеле. — Хочешь поржать? — Не откладывая свежие новости в долгий ящик спрашивает девушка, понимая, что она очень хочется поделиться этими событиями с лучшим другом, который уж точно оценит весь масштаб трагедии. — У тебя такое лицо, что мне точно будет не до смеха. — Ваня напрягается и выжидающе смотрит на брюнетку. — Рассказывай давай, что уже могло случиться. — Соболев слился с презентации, сказал у него там дела какие-то будут, так что угадай, кто будет со мной завтра? — Нет. — Тянет Ваня, прекрасно понимая, о ком говорит брюнетка и что именно она чувствует в этот момент. Такое стечение обстоятельств казалось почти невозможным, особенно учитывая тот факт, что Соболев обещал никого больше не привлекать к презентации. — Да. — Ты влипла. — Думаешь я сама не знаю? Он мне когда сказал это, я думала забить на все и не садиться в поезд, к черту и Соболева и проект его, я вообще к этому не готова. Непонятно, чего ждать, непонятно, куда все это выльется и на сколько сильно меня накроет. — Гринёва чувствует, как в носу щиплет от подступающих слез. Нервы сдают быстрее, чем она ожидала, казалось бы, как глупо, между ними не было ничего, что могло вызвать в брюнетке такую реакцию, но она успела так сильно привязаться к ней, даже мысль допустить о том, что у них и правда может что-то получиться, а потом разбилась о собственные надежды. Больно, неприятно, но Сонька бы пережила, честно. Хоть Гринёва и понимала, как глупы были ее страдания, к слову, практически беспочвенные, ничего она не могла сделать с тем, что слишком быстро влюбляется и слишком сильно чувствует. — Сонь, я правда понимаю, как для тебя это будет тяжело, но это же официальная презентация, людей будет много и может быть она даже к тебе не подойдет, всегда надо верить в лучшее. — А я не знаю, что лучше, чтобы она игнорировала мое существование или чтобы наоборот была рядом, доставала, бесила, изводила, но была рядом. Я ненормальная, я знаю, можешь ничего не говорить. — Ты влюбленная, на этой почве у тебя крыша и поехала. — Выдыхает Воронов. — Может снова стоит поговорить? Время прошло, она, я думаю, чуть успокоилась и, возможно, это тот самый шанс, когда вы вдвоем в другом городе, расставьте уже точки над i, не может же это вечно продолжаться. — Не буду я разговаривать, я сказала все что хотела, она никак не отреагировала, зачем снова лезть? Она обижена. Гринёва так долго собиралась с мыслями, так долго набиралась сил, чтобы подарить Лебедевой свитер с таким трогательным признанием. Раскрылась перед ней, положила карты на стол, вроде как «давай, теперь твой ход.» Но Юля играла в шахматы и Гринёва получила свой мат. — Сонь — М? — Ты идиотка? — Зачем задавать вопрос, ответ на который ты знаешь? — Кто кроме тебя будет бороться за твое счастье, скажи мне? Ну ты же хочешь ее, во всех смыслах этого слова, блин, а тут судьба, а если быть точнее, судьба руками Соболева дает тебе такой шанс! Знаешь же, что твое, ты чувствуешь это, так вот бери и беги. — Проговаривает Ваня и чуть заметно улыбается, замечая в глазах брюнетки внутреннее согласие с его словами. — Куда бежать, Вань? — В ваше светлое будущее, Гринёва, я тебя знаю, ты боец, так бейся до конца. Знаешь что сильнее всего убивает? «Если бы». Если бы ты рискнула, если бы вы поговорили, если бы ты все же оказалась смелее. Вот эти «если бы», Сонь, будут мучить тебя еще очень много лет. Просто, знаешь, сделай это, чтобы потом ты самой себе могла сказать «я сделала все возможное, мне не в чем себя винить». — Ваня говорит пылко, с экспрессией, он всей душой болеет и за Соньку и за ее личное счастье и, почему-то, все еще отчаянно верит именно в то, что ее судьба быть рядом с Юлей. Соня не может не быть согласной. Знает, что он прав и никаких других аргументов у нее самой нет. Надо просто взять себя в руки здесь и сейчас, когда счастливое стечение обстоятельств буквально дает им шанс на еще одну попытку, а когда случается то, чего априори не должно было случиться, нельзя просто так игнорировать. — Ладно… — Соня выдыхает обреченно, ей настолько страшно, что внутри все холодом покрывается, а по коже бегут неприятные мурашки. Но она же смелая, правда? Слабоумие и отвага. — Что ладно? — Я сделаю все возможное, что от меня зависит. — Вот теперь я тебя узнаю, давай, иди спать, завтра тебя ждет презентация.***
Юля приезжает в Москву за пару часов до начала презентации. Внутренняя тревога буквально преследует ее, кажется, что-то должно случиться, но что именно, она никак не может понять, потому что никакой опасности быть не могло, хотя девушка даже самой себе признаваться не хотела, что ей было страшно встретить здесь Соню. Вероятность такого исхода была минимальной, но, тем не менее, она была и именно это заставляло ее руки дрожать, а колени подкашиваться. Соньке в тот момент казалось, что она еще никогда в жизни так не волновалась и дело было совсем не в презентации, а в том, что там внизу была Юля. Последнее, чего она ожидала — встретить здесь Лебедеву, более того, прежде чем она согласилась, Соболев несколько дней убеждал ее, что они будут с ним вдвоем и никого больше. Соня боялась. Соня очень сильно боялась. Чуть больше месяца прошло с их последнего разговора и от того, что она даже близко не представляла чего можно было ожидать от Лебедевой руки ее тряслись, ноги подкашивались а во рту пересыхало с регулярной частотой. Две, казалось бы, взрослые девочки, которые ведут себя, как маленькие дети. На днях они с Машей купили ей новый брючный костюм, бежевый, его идеальное сочетания с выглаженной белой рубашкой добавляло Соньке серьезности, взрослости, так же, как и черные туфли на каблуках. Соня смотрит на себя в зеркало, на завитые в красивые локоны черные волосы, на легкий макияж, и она готова даже поверить в то, что может Юля ее не узнает? Хотя было буквально слишком очевидно, что Лебедева узнает ее даже в толпе, точно так же, как и Соня узнает Юлю. Она видит ее ровно в тот момент, как открываются двери лифта. Красивая, серьезная, собранная, ищет глазами того, с кем должна быть и не понимает как обе они близки к катастрофе. Гринёва думает о том, чтобы оттянуть этот момент как можно сильнее, спрятаться и быть шокирующим фактором уже непосредственно на самой презентации, но только увидев ее там, среди снующих мимо людей Соня сама не замечает, как делает несколько шагов в направлении Лебедевой. Сердце колотится с такой силой, что вот-вот пробьет грудную клетку, ладони влажные, ноги едва ли не подкашиваются, но Гринёва все же удерживает себя в равновесии. Внутри то жарко то холодно и она даже допускает мысль о том, чтобы развернуться и убежать, спрятаться за огромным цветком, которых в этом отеле было слишком много и до последнего не высовываться, но в голове отчаянно пульсировала фраза, брошенная Ваней. «Бери и беги». И она обещала биться до конца. Тяжелых вдох до крайнего предела легких и шумный выдох в тщетных попытках хоть немного привести нервы в порядок. Здесь и сейчас, у нее есть всего-лишь несколько секунд на сумасшествие и она впивается короткими ногтями в ладонь, оставляя углубления-полумесяцы, так сильно стараясь верить, что ничего хуже уже не случится. Лебедева собранная, в белой блузке и черной юбке подходит к стойке регистрации, чтобы оставить свою подпись на стойке регистрации. — Здравствуйте, Лебедева Юлия Владимировна, «ART Style», проговаривает она, стараясь выдавить из себя улыбку на теплое приветствие девушки администратора, но выходит не то чтобы очень хорошо. Юля изучает документы и все обрывается вниз на бешеной скорости, когда в самом низу листа рядом со своей фамилией она видит еще одну, такую знакомую. «Гринёва С.А.» Это какая-то ошибка, этого просто не может быть. Соня уволилась, а другой Гринёвой в их фирме точно не было, она бы знала. Неужели Соболев допустил ошибку… Внутренняя паника смешивается с тусклым чувством надежды и этот ком ощущений буквально разрывает Лебедеву на части. — Здравствуйте, Юлия Владимировна. И мир вокруг перестает существовать. Этот голос она узнает из тысячи, низковатый, бархатный, поразительно теплый. Он мог принадлежать только одному человеку. Тому, которого Юля больше всего боялась встретить сегодня. Неужели это правда? Не ее больная фантазия? Лебедева так не хотела поворачиваться, но все ее тело будто бы нарочно издевалось над ней. Юля поворачивается и сталкивается с бездонными глазами, в которых плещется целое море невысказанности, обиды, но вместе с тем, поразительной теплоты, и это сбивает с ног. Соне физически больно смотреть на нее. Растерянная, удивленная, даже немного напуганная. Обе они слишком сильно боялись этой встречи и может быть, ни одной из них она не была нужна, но у судьбы на все свои планы, именно поэтому Соня стоит и заламывает пальцы, чувствуя, с какой скоростью бьется ее сердце, а Юля не может сказать ни слова, только смотрит на нее и понимает, что вот-вот сойдет с ума. У Лебедевой внутри что-то срывается и на огромной скорости летит вниз. Она просто смотрит на нее совсем неверящим взглядом. Девочка-мультяшка, на пару дней сменившая большой смешной свитер на брючный костюм, а высокий хвост на струящиеся локоны. Но она все еще была той самой мультяшкой, с огромными глазами олененка. И перед этими глазами Юля чувствовала огромную вину. То безусловное доверие, с которым Сонька всегда смотрела на нее, обезоруживало, но сейчас было что-то другое и что именно, Лебедева никак не могла понять. Только одно билось пульсациями под кожей, только одно было сильнее всего вокруг. Юлю очень скучала и в этом она готова была признать самой себе. — Привет, Сонь. — Тяжелый выдох, попытки кое-как собрать последние остатки сил, но голос дрожит и ломается. — Я понимаю, что вы не ожидали увидеть здесь меня, видимо, Соболев решил не озвучивать. — Она говорит настолько официально, что самой от себя тошно становится. Хотелось сменить тон, чтобы все было как раньше, до того момента, пока они обе не сломали все то, что так трепетно и так кропотливо пытались построить. — Ты права, я думала, ты уволилась. — Собиралась, даже пошла к Соболеву с заявлением об увольнении, но он меня не отпустил, сделал внештатным сотрудником, да и я, наверное, не готова была попрощаться с архитектурой. — Соня пожимает плечами и скрещивает руки на груди, закрывается, чтобы Юля одним неловким движением не сломала все те стены, которые Сонька так долго и так болезненно выстраивала. — Это хорошее решение, у тебя талант на самом деле, глупо было зарывать его. — Юля пытается быть показательно дружелюбной, хочет держать марку и не ломаться, на какой вообще в этом смысл, если она до сих пор помнит, как ее кожа ощущается под пальцами и как горит на губах от того единственного глупого поцелуя, после которого Юля сбежала. Она хочет прижать ее к себе и больше не отпускать, слишком сильно она задевает давно искалеченные остатки ее души и может быть, от того, что Сонька хороший гитарист, она научилась, ну, почти научилась извлекать красивую мелодию на ее расстроенных струнах. — Да, наверное, никогда не замечала за собой особого таланта, если честно, просто мы с Калюжной с самого начала старались вникать во все тонкости и всю специфику, а Соболев, спасибо ему большое, закрывал глаза на все мои выходки. Если бы он тогда не разрешил мне попробовать себя в макетах, может быть я бы не стала таким востребованным специалистом. — Смеется Гринёва, вспоминая тот день, когда Ахмедов так хотел забрать ее в свой штат. — Я думала ты все же пойдешь в «Город», для тебя это был бы большой прорыв. — Юля опускает голову вниз и тяжело выдыхает. Находиться рядом с Гринёвой было почти невыносимо, так как горела ее кожа, как лицо заливалось краской и как все внутри дрожало. Юля даже не думала о том, что ее так сильно накроет. — Вы обо мне плохого мнения. — Соня пожимает плечами и отводит взгляд в сторону, нервно переминаясь с носков на пятки и обратно. — Я все еще считаю, что Ахмедов мудак и я бы не стала работать с ним в любом случае. У Юли осторожно теплеет где-то под ребрами. Несмотря ни на что Гринёва ненавидит Максима именно из-за нее и, может быть, это не дает ей развиваться, но заставляет Лебедеву чувствовать себя лучше, чем пару минут назад. Как бы странно это ни было, в тот момент казалось, что Ахмедов — единственная ниточка, которая все еще их связывает. — Ты готова к презентации? Все в порядке? — Юля переводит тему, потому что понимает, еще пару минут и она сдастся Соне безоговорочно, а держаться становилось так сложно… — Да, все хорошо, мы с Соболевым сделали отличный проект, он даже не допускает мысли о том, что мы не выиграем. — Соня нервно смеется, по прежнему не осмеливаясь смотреть в глаза Лебедевой, чувствует, что начинает задыхаться от того концентрированного напряжения, которое летает между ними. Каждая хочет сделать шаг вперед. Обе боятся, что он окажется шагом в пропасть. — Не сомневаюсь, в конце концов, мы уже работали с тобой и я знаю уровень твоего профессионализма. — Да уж, веселое было время, мне кажется, ту неделю я запомню на всю жизнь, никогда раньше мне не приходилось работать в таком темпе. — Девушки, прошу прощения, но мы уже начинаем, пожалуйста, пройдите в конференц-зал. — Молодой человек перебивает их и ничего не остается, кроме как проследовать за ним. Соня мысленно благодарит его, она не знала, что еще можно сказать, да и внутренняя выдержка сдавала. Соня едва ли держалась на ногах. Ее голос дрожал, ноги подкашивались и девушка заламывала пальцы рассказывая заказчикам все тонкости подготовленного проекта. Если бы хоть кто-то в зале сопоставил моральное состояние Соньки и взгляды, которые на нее кидала Юля, стало бы настолько очевидно, что хихикающие на свои темы девчонки-секретарши нашли бы для сплетен тему поинтереснее, но Гринёва старается держать себя в руках, а Лебедева не может заставить себя оторвать взгляд от брюнетки. Гринёва чувствует, как она ее прожигает, понимает, что Юля смотрит неотрывно, хотя сама Сонька не находит в себе сил, посмотреть в ответ. И где же ты раньше была такая смелая? Когда закрылась от меня? Когда поцеловала и сбежала? Когда не остановила? Соня не признавалась себе, но в глубине души очень сильно хотела верить в то, что Юля скажет ей остаться в тот вечер, когда она пришла к ней с прощальной речью. Соня бросает на нее взгляд лишь однажды с почти немой мольбой. Перестань, пожалуйста, так смотреть на меня, иначе я не выдержу. Она хочет верить, что Лебедева поймет ее и она понимает, опускает взгляд в блокнот и выводит ручкой абстрактные узоры. Соня выдыхает, прикрывает глаза на пару секунд и продолжает свою презентацию. Заказчик даже не тянет с интригой, пожимая руку Гринёвой и поздравляя ее с очень удачным проектом, Соня натянуто улыбается, благодарит за доверие и срывается из конференц зала, тут же вылетая на балкон, даже не удосужившись накинуть верхнюю одежду. Четырнадцатый этаж открывал красивый вид на город, Гринёва подходит к самому краю ограждения, дрожит, едва ли не плачет. Она не знала, что будет так плохо. Руки дрожат настолько, что она пару секунд не может зацепить сигарету из пачки, но когда пускает дым по легким, вроде бы становится немного легче. Руками опирается на ограждение и наклоняется вниз. Снег крупными хлопьями падает на голову, на руки, на шею, но она даже не чувствует, поддаваясь внутреннему хаусу, понимая, что она уже не может с ним совладать. Юля видела, как Соня выбежала и что-то внутри больно бьется. Не зная зачем, она идет следом, бесшумно выбирается на балкон и тут же чувствует холодные порывы ветра, пробирающие до самых костей. Ей больно смотреть на девчонку, хрупкую, замерзающую, склонившуюся над ограждением и вот-вот готовую сорваться вниз. Юля молча смотрит на нее, позволяя огромному и всепоглощающему чувству вины сжирать ее изнутри. Она хочет закурить, но как назло оставила пачку в пальто, а просить у Сони казалось уже из ряда вон выходящим, так что Лебедева просто стоит и смотрит на нее печальными глазами, в которых встают слезы. — Долго стоять будешь? — Проговаривает Гринёва даже не оборачиваясь. Она устала, так чертовски устала, что сил не осталось вообще. Она не могла больше выносить эти взгляды, не могла сдерживаться, она, черт возьми, так сильно злилась на Юлю, что больше не могла молчать. — Сонь, я… — Она и не знает, что ей сказать, на языке вертятся тысячи слов, но не одно не оказывается озвученным, Юля просто стоит как идиотка, смотрит ей в спину и чувствует, как постепенно исчезает. — Почему ты не позвонила? — Гринёва разворачивается слишком стремительно, в заплаканных глазах недобрый огонь, который может мгновенно сжечь Лебедеву, губы дрожат, а руки сжаты с такой силой, что кожа на ладонях вот-вот лопнет от впивающихся ногтей. Она никогда не видела ее такой раньше, от Бэмби не осталось и следа и сейчас Лебедевой действительно стало страшно. — Я просто… — Ты просто забила! Юля, я открылась тебе, пусть и не прямо, потому что, да, мне не хватило смелости, но все было слишком очевидно. Я ждала, я очень ждала от тебя хоть какого-нибудь сообщения, даже «Гринёва, ты на хрен мне не нужна, оставь меня в покое», но ты промолчала, даже не посчитала нужным сделать хоть что-то. — Она взрывается, все, что было внутри и давило мгновенно вырывается наружу и ядовитой волной сносит Лебедеву. Она не ожидала такого от милой девочки в смешном свитере, но факт остается фактом, именно она сделала это с Соней. — Я хотела… — Хреново хотела. Ладно, это был твой выбор, промолчать, оставить меня без ответа и жить дальше своей жизнью, но зачем тогда все это? — Что? — Зачем ты вышла за мной? Зачем ты смотрела на меня так? Что происходит? Что ты делаешь? Я не хочу быть твоей игрушкой, черт, Юля, хватит! — Она почти срывается на крик и ей плевать выйдет ли кто-то еще на балкон, услышат ли ее. Соня потеряла контроль. — Мы можем поговорить? — Голос Лебедевой звучит почти умоляюще, по щекам текут слезы и Соня на какую-то секунду чувствует что-то кроме разъедающей ее злости. — Нам не о чем разговаривать. — Бросает Гринёва и выходит с балкона, хлопая дверью. Юля смотрит на город, плавно утопающий в сумерках и пытается найти хоть какую-то искру надежды на то, что дальше будет лучше. Соня прячется в ванной, плачет и думает о том, что это конец.