Недавака

— Арс, он так быстро не встанет, — Антон готов умолять, потому что хоть и рот у Арсения пылает, физиологию никто не отменял. — Развернись ко мне. Арсений скашивает безумные глаза, смотрит расфокусированно из-под чёлки и выпускает опавший член изо рта с таким видом, будто делает одолжение. После чего поднимается на четвереньки, мягко садится на пятки голыми ягодицами и с интересом смотрит на Антона. От этой выжидательной позы мажет невозможно, а в горле с трудом сглатывается комок. Хочется верещать и от преданно сложенных на коленях ладоней, и от закрутившегося вихра около уха, и от наливающегося на ключице засоса. Какой очаровательный. — Чем развернуться? — Тем самым, Арс. Приласкаю тебя по-другому. Тем более я обещал, помнишь, тогда, в первую совместную командировку? — Антон изо всех сил старается не выдать волнение, подбирает слова осторожно, словно подсекает рыбку в озере. Протяжный страдальческий стон характеризует отношение Арсения к этой идее. И в обычный день он бы точно отказался, — а он и отказывался! — сославшись на то, что не промыл всё в ду́ше до самого желудка, но сейчас разгар течки, на запах феромонов в воздухе можно топор вешать, поэтому Арсений хоть и колеблется, но всё же медленно разворачивается, перекидывает ногу Антону через грудь и усаживается к нему спиной. — Умница, мой хороший, теперь наклонись, мне не всё видно, — Антон проводит пальцами по прогибающемуся под ними позвоночнику. Арсений весь как ивушка — вот и гнётся, но и хлестануть в порыве может. Особенно, если резкие движения делать, не согласовав их предварительно. Во рту собирается слюна от открывающегося вида: упругие ягодицы раздвигаются, когда Арсений укладывается на Антона всем телом, демонстрируя до сих пор не сомкнувшиеся после первого раунда края алой дырки. Пылающие губы возвращаются к члену, не теряя надежды вернуть его к жизни. Они, словно в бульварных романах, кончили одновременно буквально пять минут назад, и если для Арсения это означало лишь немного сбросить бурлящее в нём напряжение, то Антону ещё требуется время восстановиться. Одно хорошо — пусть член ещё не вовлечён в повторный процесс, в него вовлечён сам Антон, и желание ублажать Арсения всеми методами никуда не делось, даже ещё больше разгорелось, когда перед лицом замаячили округлые мягкие ягодицы в крапинку мелких родинок и с отчётливым следом зубов на бледной коже. Стоматологи по нему, кажется, смогут даже взять Антонов слепок челюсти. Пальцы мягко обхватывают бёдра, задница ненавязчиво притягивается к лицу, и Антон жадно проходится языком от яиц к приоткрытому отверстию. Арсений после оргазма всегда становится ещё мокрее, у него и сейчас ноги влажные почти до внутренней части колен. Арсений стонет где-то внизу, мнёт постепенно напрягающийся член ладонью и губами — первый раз, когда Арсений взял в рот, Антон решил, что умрёт от асфиксии, потому что определённо забыл как дышать. Растягивающиеся на члене губы настолько выбивались из картины мира, где Арсений краснел от поцелуев в рабочих коридорах и стеснялся собственной эрекции, что Антон уж было решил, что тронулся умом. Но нет, Арсений весьма легко сошёлся пазами с минетом, и вот даже сейчас бесстыдно посасывает открывшуюся обратно головку — Антон в полной мере начинает чувствовать и горячий язык, и ребристое нёбо. Сознание медленно начинает плыть, кажется, что для второго захода вполне достаточно этого рта, сминающих мошонку пальцев и поджимающейся мокрой дырки перед лицом. Но план был другой, а в своей целеустремлённости у Антона никогда не было преград. Он решил — пусть и без предварительного озвучивания Арсению, — сегодня показать всю мощь и своего языка. После такой ласки Арсений не посмеет ему отказать в следующий раз! Это его собеседование! Или тестовое задание! Да чёрт с ними, формулировками, вообще. Язык оглаживает по кругу трогательно сжавшуюся в звёздочку дырку, тычется вовнутрь, активно работая. «Звёздочкой» заветное текущее местечко Антон называет только в своей голове; лишь однажды он назвал её так вслух и целый день смотрел в дикие Арсовы глаза, смутившегося донельзя и возмущённо осуждающего любые нежные синонимы для простых вещей. Подумаешь. — Привстань, мой хороший, — хрипит Антон, сильнее надавливая руками на бёдра. Арсений с недовольством отстраняется от члена, приподнимается на руках и заглядывает через плечо. — В смысле? Антон ёрзает головой по подушке, устраиваясь поудобнее, убирает со лба прилипшую кудряшку и — он уверен, абсолютно похабно и отвратительно — облизывается. — Садись на меня. Очередной страдальческий стон сигнализирует о пересечении нового барьера запретов, но всплеск феромонов и набухающая капля прямо по центру заветной «звёздочки» выдают Арсения с головой, а Антона этой самой головы лишают окончательно. Время подобрано идеально — сейчас Арсений не в состоянии генерировать сопротивление, а накатывающее возбуждение решает всё за него. Пыхтение выходит почти ненатуральным, пока Арсений всё же привстаёт на коленях, чтобы осторожно опуститься на указанный плацдарм. Антон ещё руками помогает так, чтобы не слышать возмущённое бормотание из-за плотно прильнувших к ушам ляжек. Хотя он уверен — скоро от этого бухтения и следа не останется, а недовольство сменится стонами. Вес приятно вжимает в подушку, хотя — ну да, кто бы сомневался, — Арсений не позволяет себе полностью расслабиться и полноценно сесть. Антон давит на бёдра, носом утыкается в копчик и языком с силой проводит от мошонки до дырки. Арсений пытается соскользнуть, дёргается, привстаёт, но Антоновы ладони пресекают попытки к бегству. — Н-н-е-е-ет, — Антон еле может расслышать сдавленное хныканье, только вот ягодицы, вопреки стонам, легко проходятся по подбородку и возвращаются обратно, к вываленному языку. И ещё. И ещё раз. И темп ловят сразу. Арсений амплитудно покачивается, всё сильнее притираясь к лицу, Антон же — надавливает языком всё сильнее, пока не получается проникнуть внутрь истекающего смазкой отверстия. Щёки, губы, подбородок — всё мокрое, но Антон ни за что сейчас не оставит в покое ни дрожащие под пальцами бёдра, ни сокращающиеся мышцы вокруг языка. Больше всего, конечно, уносит с понимания: Арсению нравится. И тут важно не путать стыдливые потребности тела в течку с искренней вовлечённостью в процесс! Антон видит — тьфу, то есть чувствует, — как Арсений мгновенно перехватывает инициативу, ищет удобную позу, скребёт ногтями Антону грудь, порыкивает утробно. Человек, которому плевать, как получать удовольствие, так кайфовать от языка в жопе не будет. Или Антон просто сублимирует собственный кайф в эти восторженные оправдания. Потому что он реально кайфует — от одуряющего запаха кружится голова, вкусом постоянно выделяющейся смазки затоплен рот, язык хоть и устал, но так же упорно добывает спазмы среди пульсирующих стеночек. И всё это с постепенно увеличивающимся весом тела на собственном лице — Арсений расслабляется, отдается полностью и уже не может контролировать свои ноги, лишь поскуливая и притираясь всё плотнее ягодицами. Даже абсолютно отвратительное в своей пошлости хлюпанье не снижает градуса возбуждения, скорее наоборот — увеличивает в разы с каждым довольным чавканьем и мычанием Антона. Арсений давит почти болезненно, трётся о щетину до красных следов и скулит на одной ноте. Дышать становится сложнее, но Антон понимает, насколько близок к цели, поэтому лишь увеличивает напор языком, большими пальцами натягивая нежную кожу. Бёдра под ладонями почти каменные, Арсений напрягается и привстаёт на коленях, чтобы в следующую минуту рухнуть Антону на торс, изливаясь толчками между их и так слипшихся тел. Собственный член позабыт, но Антону так плевать: такая реакция залюбленного и затраханного Арсения — его любимая, и слаще оргазма греет нутро. — Хорошо? Арс, ну скажи, хорошо? — пытается добиться ответа Антон, хотя сокращающееся колечко мышц перед носом красноречивей всего показывает результат — Арсений ещё проживает свой затянувшийся оргазм. — Бо-о-оже, — хнычет он вместо ответа в районе паха. Антон целует поджавшуюся дырку, получает в ответ ещё один судорожный вздох и с сожалением провожает удаляющуюся пятую точку — Арсений мешком падает на соседнюю подушку бёдрами. А Антон был бы не против ещё и дальше мять очаровательные мягкие ягодицы. — Отдохни, Арс, ты замечательно постарался, — и Антон не кривит душой: кончить от языка, да его самооценка сейчас где-то рядом с самомнением Волочковой. Уму непостижимо, как хотелось вогнать в Арсения язык, и от свершившегося сейчас хочется только по-идиотски улыбаться. Антон себе в этом не отказывает. — Не-е-ет, ты обещал, — Арсений вдруг приподнимается на коленях, грузно и медленно разворачивается и укладывает голову Антону на плечо. — Это ещё не всё. И пальцем тычет в покачивающийся Антонов член. Накопившийся на кончике предэякулят тяжело стекает вниз, марая Арсению палец, который он тут же засовывает в рот. Это вообще законно? — Так, может, вечером? Ты сил подкопишь, дождёмся новой волны, — Антон и сам не знает, почему Арсения отговаривает. В животе растекается жар возбуждения, на губах ещё чувствуется пряный Арсеньев вкус. Но это первая совместная течка, когда можно, и Антон просто боится сорваться. Альфья натура внутри беснуется и не находит больше ни одной причины себя сдерживать. Как бы Арсений с серьёзным лицом ни проводил ликбез по собственному состоянию в течку, угрожая изматывающим сексом, неуёмным энтузиазмом и чрезмерным либидо, у Антона по кругу бегущей строкой вертелось лишь «быстрее бы!» и «ну когда там?». И вот чего он сейчас включает? — Хочу тебя истощить, — горячо шепчет в ухо Арсений, явно считавший последнюю мысль у Антона со лба. — Чтобы в яйцах пусто было, а всё остальное на мне и во мне. Я чувствую, там ещё достаточно… Пальцы скользят по смазке, обхватывают член и пару раз проводят вверх-вниз. К залитым телесными жидкостями Арсеньевым рукам Антон так и не привык — порнушно на уровне издевательства, а ему на эти пальцы ещё в офисе смотреть и делать вид, что они не оглаживали никогда головку с такой тщательностью, с которой даже скобки в степлер не засовывают. Кстати, степлер Антон так и не вернул, а теперь и не планирует. Ассоциацию отныне обратно не развернуть. Ладонь ныряет под яйца и словно взвешивает их в руке, ну точно у быка-осеменителя. Хотя Антон уже недалеко от него отошёл — всё тело горит в предвкушении выполнения единственной предназначенной миссии «оплодотворять», а всё рациональное даёт по съёбам, разочаровавшись в отсутствии среды для жизни. — Давай презики, — капитулирует Антон, с удивлением отмечая ухмылку победителя на всегда нежном и мягком лице Арсения. Всего мгновение — и тот отворачивается, достаёт резинки и протягивает их уже с прежним невинным выражением. Руки сами Арсения разворачивают и бережно укладывают на бок. Сперма на груди стекает куда-то под мышку, Антону кажется, что он покрыт семенем вообще везде, хотя он в первый раз целомудренно кончил в презерватив, а Арсений — ему в кулак. Пожалуй, такую иллюзию создаёт пропотевшее насквозь тело — жарко до одури. — Хороший мой, ты прямо уверен? Точно? — Антон задаёт этот вопрос уже раз пятый за последние три дня, и каждый раз боится, что именно сейчас Арсений передумает. Но чему в их новорождённых отношениях Антон приятно удивился, так это стойкости принимаемых Арсением решений: уж если он на чём-то зациклится, отвертеться становится невозможно. — Антон, ну пожалуйста, не заставляй меня умолять! Или… Тебе такое нравится? — в голосе привычно сквозит течная сучливость, которую раньше Антон мог слышать лишь по телефону или через дверь, а теперь вот вживую и с блеском глаз впридачу. Несравнимо. — Зараза! — рычит Антон и почти истерически загоняет член практически на всю длину, млея, как нежно принимают его упругие мышцы, всё ещё расслабленные от оргазма. Арсений тоненько взвизгивает от резкого проникновения, но тут же протяжно стонет, вжимаясь спиной Антону в грудь. — Давай, — поднывает он, двигает бёдрами, пуская в себя ещё глубже. У Антона даже глаза закатываются от наслаждения — каждый раз, как первый, так мягко, так влажно, так хорошо. Набухший узел мешает толкаться дальше, и от мысли, что сегодня, в яйцах скручивает в спираль. И на вязке настоял именно Арсений, со всей серьёзностью предполагающий, что именно «полноценное соитие» даст понять его ненасытному телу, что подходящий партнёр найден и больше не требуется так агрессивно привлекать к себе внимание сводящими с ума обострениями. Теория, безусловно, занятная, но Антон перестал слушать то ли после слова «ненасытному», то ли после «повяжешь меня». Он на полном серьёзе считал, что до узла они дойдут только в Арсовых грязных разговорах или ближе к пенсии, возможно даже Антоновой. А тут такой подарок судьбы. Даже умолять не пришлось. Двигается Антон — вопреки бушующему внутри предвкушению, — медленно, размеренно, словно изучает каждый сантиметр и реакцию на каждом шагу. Арсений не разочаровывает — создаёт композиции звуков и двигается в синхрон, умножая ощущения. Внутри так тесно, кажется, что с узлом войти будет совсем нереально, но Арсений закидывает руку назад, находит горячий узел и начинает давить всем телом сам, так и не дождавшись инициативы от разомлевшего в тягучем темпе Антона. Зубы прикусывают губу всё сильнее по мере погружения, в голове белый шум и собственное прерывистое дыхание — мышцы сопротивляются совсем немного, преодолевают самую широкую часть, и узел полностью проскальзывает внутрь. Выдыхают они, кажется, одновременно. — Ох, чёрт, — Арсений бормочет в подушку, только и видно кончик уха в сбитых кудряшках. Антон на пробу двигает бёдрами совсем немного — практически невозможно, но так сладко и невыносимо близко. Оргазм не просто маячит на периферии — он уже стучит по лбу, начиная обратный отсчёт. Три. Антон пытается выйти, натягивает до предела, но в последний момент снова погружается обратно. Слышен судорожный всхлип в подушку. Два. Арсений сучит ногами, сжимается и мелко ёрзает на узле, не способный на бо́льшие фрикции. Один. Член дёргается, держать себя становится невыносимо. Потно, душно, кайфово до болезненных ощущений — Антон кончает долго, с наслаждением, выплёскивая всё накопленное напряжение за время прелюдии. Арсений хнычет, переплетением их пальцев гладит себя по члену — из него мажет белёсыми каплями. Вряд ли он способен сейчас на полноценную эякуляцию, но вокруг узла всё так сокращается, что сомнений в получаемом Арсением удовольствии не остаётся. Время с шумом в ушах замирает, оставляя вариться в этом состоянии неопределяемое количество минут. Они это сделали, правда же? Член всё ещё сдавливают упругие стеночки, меж их тел ни миллиметра расстояния — они впаяны друг в друга. С учётом узла — так точно. Ещё Арсений так сладко пульсирует вокруг, высекая ещё одни искры удовольствия, а Антон полноценно понимает, почему для альфы так важна вязка: технически, всего лишь узел в теле омеги, а по факту — единение душ, недоступное при обычном объятии. Кажется, что даже пальцами Антон водит не по липкой от пота и всё ещё вздымающейся от темпа груди, а вычерчивает своё имя на глади Арсеньевой души. — Люблю тебя, Арсений, люблю просто пиздец, — выдыхает Антон в красное ухо перед своим носом, касается мочки губами и вслушивается в реакции тела на своё признание: Арсений мелко трётся, дрожит в объятиях. Бледное плечо манит — пометить во время вязки как естественное её продолжение, — но они договорились, что для первой течки в качестве пары потрясений и так будет достаточно. Хотя Антон уверен, что Арсений всё же немного боится своей первой метки. Поэтому лишь осторожно проходится языком по солоноватой коже, легко прикусывает и так же легко отпускает — ты можешь мне доверять, я не сделаю ничего, чего ты не захочешь. — И я… Люблю тебя, — Антон слышит смущение и волнение, обнимает крепче, чтобы показать — быть искренним не страшно, он счастлив слышать это, Арсений в безопасности. — Ощущения невероятные. Сложно не согласиться. Даже после оргазма стеночки давят так приятно, словно продлевают ощущения. На самом деле, Антон способен и уснуть в таком положении, единственное, что его останавливает, это резинка — вряд ли её длительное использование пойдёт на пользу им обоим. Антон осторожно придерживает презерватив на узле, чтобы случайно не оставить его внутри, выходит членом из горячего плена. Арсений отзывается судорожным вздохом. — На сегодня всё? — вдруг спрашивает он, а в воздухе разливается уже знакомый пряный запах. Пальцы вздрагивают, презерватив проскальзывает в ладони, и член выскакивает из резинки с влажным чпоком. Сперма стекает прямо из раскрытого презерватива, так и не покинувшего до конца задницу Арсения. Ох, Антон теперь готов на многое, чтобы дожить до момента, когда никакие латексные преграды не будут им мешать. Возбуждение от увиденного простреливает так неожиданно, будто накрывает нахлынувший вне графика гон, Антон буквально только что мечтал уснуть, сцепившись с Арсением телами, а сейчас ошалело смотрит на собственную сперму, разделяющую ягодицу на две части, и не может подавить в себе растущий жар. Нежный секс у них сегодня уже был. Настало время животного. Голоса хватает только на хрип. — Нет. Не всё. Арсений удовлетворённо фыркает, лукаво щурит глаза и рукой приподнимает ягодицу. Запах омежьего желания заменяет кислород и повторно оседает на языке. Невыносимый.