Крылья юга

      Дни шли за днями. Незаметно для меня пролетел месяц. Герцог вошёл во вкус и каждый день придумывал мне новую работу. Иногда мне казалось, что он варит свои зелья не ради них самих, а чтобы испачкать побольше посуды и занять меня делом, поскольку неудачных микстур стало в разы больше прежнего.       В счастливые недели, когда Его Светлость заваливался в гарем, пил, спал и развлекался, я ходил на занятия с Ильтом. Отношения с учителем наладились, а когда он пару раз застал меня выползающим из подземелья после рабочего дня, его претензии вовсе сошли на нет. Он даже стал сам придумывать новые способы обучать безмолвного ученика. Хотя занятия с Ильтом выматывали и быстро надоедали, это давало свои плоды. Я уже знал много слов и их значений не только в замке, но и за его пределами. Пару раз мы ходили в картинную галерею, где молодой учитель показывал на картинах всякие «убранства», «платья» и «парики».       И всё же мне казалось, что все эти люди — сумасшедшие. Ну, хорошо. Вы придумали семь (!) повозок различной степени комфорта для передвижения запряжёнными лошадьми. Но зачем им давать такие разные названия?! Коляска, ландо, кабриолет, карета, дормез, дилижанс, омнибус. И Ильт ещё порадовал, что это самые распространённые, если будем учить сразу остальные — я не запомню. Можно подумать, я эти семь выучу.       Ещё Ильт учил меня считать. Но со счётом, как и со словами, шло туго — запоминал я неплохо, но не всегда всё понимал, а спросить не мог. А непонятные слова быстро забывались и будто выкатывались из головы. Вместе со словами обретались и фразы вроде: «выкатилось из головы», «не разевай рот, муха залетит» и другие насмешливые высказывания молодого учителя.       С Мойрой мы сдружились. Девчонка иногда засыпала вместе со мной, учила говорить, показывая, как двигать языком и губами для того или иного звука. Потом решила, что проще всего научить меня говорить — это научить меня читать. Мол, буду теперь я нам читать книги вслух, а она и так упахивается на этих бесконечных полах, полках и окнах замка.       Буквы давались мне тяжело, и вообще заучивать их было ужасно скучно. Однако в качестве презента Мойра обещала приносить мне книги с новыми историями, и я смогу их прочитать сам. Если научусь.       Немного осмелев, я стал хватать её за руку, когда встречалось незнакомое слово или непонятная фраза. Мойра догадывалась, чего я хочу и как могла, пыталась объяснить мне значение. Кажется, ей нравилось вот так посидеть со мной и поделиться историями.       Другие слуги не знали о её грамотности, хотя я и не понимал, почему она это скрывает.       В какой-то день герцог велел «перенести зверинец» в подвал. Зверинцем оказалось несколько клеток со всякими странными пищащими и рычащими тварюшками. Некоторые были величиной с собаку, другие — не больше воробья, третьи были небольшими комочками, но начинали подрагивать и разворачивались в огромное булькающее месиво. И весь этот зверинец каждое утро было необходимо накормить, напоить и почистить.       — Эти идиоты совершенно не умеют ухаживать за такими существами. А твари стоят денег! Будешь делать, как я скажу, понял?! А не то…       С момента, как Его Светлость скинул на меня уход за зверинцем из пяти несчастных, полузаброшенных существ, заморённых голодом, недостатком воды и заваленных отходами, их число постепенно разрослось до пятнадцати!       Теперь даже загулы Его Сиятельства не спасали меня от изнурительной работы. Казалось, я вставал с утра, чтобы рухнуть без сил вечером, а утром повторить свой подвиг заново. А хуже того, после суточных работ среди писка и гвалта — мне это всё снилось. Причём смешивалось и превращалось во сне в какую-то немыслимую белиберду. Типо птенцов странноватой птички горт, за которыми я ухаживал по утрам и вечерам, которые были одеты в коричневые платья горничных и носили колбы к булькающей жиже, называемой жул-дюр и обитающей среди прочих в подвале, а та намывала колбы пенкой и булькала что-то лёгкое, вроде песенок Мойры.       Большинство зверюшек были запуганы до предела, и проблем с их уходом не было. Но пара зараз методично убегала и пыталась покинуть подвал, тыкаясь во все углы. Засранцы царапались и кусались и совершенно не хотели возвращаться в клетки. Мне было их жаль, но за каждую потерянную тварюшку герцог обещал открутить мне голову. И вот однажды я упустил какого-то плоского, словно ремень для штанов, длинного червя. Я, как и всегда, переложил засранца в пустой террариум, чтобы почистить его собственный, и не успел закрыть крышку, как плоская пакость спружинила со дна вверх, перелетев борт стеклянной камеры. Я бросился ловить коричневое ползучее нечто, но миг — и оно просочилось между камней в стену!       Как назло, в этот миг распахнулась дверца зверинца, и на пороге появился хозяин. Быстро обежав взглядом обстановку, его глаза на долгий миг задержались на пустом террариуме. А в следующую секунду я уже летел спиной в стеклянный шкаф, где герцог хранил всякие пыточные инструменты, называвшиеся скальпелями, шприцами и другими причудливыми названиями. И если стекло почти не причинило проблем, оставив лишь порезы, то впившиеся в спину инструменты стали бедой.       Железяки прошили мою спину, воткнувшись глубоко внутрь. Оглушённый болью, я не мог ни вздохнуть, ни издать звук, ни пошевелиться. Последнее, что увидел, как искажённое бешенством лицо герцога разглаживается, превращаясь в мерзкую усмешку. По сути, в те первые побои меня спасло беспамятство. Я провалялся без сознания до самого утра. А утром раздражённый герцог пролевитировал меня наверх и небрежно шлёпнул на пол, прямо Урусу под ноги.       — Наказать.       — Наказать? Господин, он едва живой!       — Я всё ещё зол! — рявкнул герцог. — Этот гадёныш упустил Фаргранского червя! Фаргранского червя!!! Он обошёлся мне в пятьдесят золотых! Да и где я его раздобуду ещё раз?!       Голос взбешённой Светлости разносился по этажу, отражаясь от камня. Звук бил набатом по голове, меня мутило и нестерпимо болела спина. И очень хотелось снова провалиться в забытьё.       — Лечить можно?       — Нет! Не лечить, не кормить. Если издохнет — похороните, где всех. Всё! Я к своим пташкам, принеси туда… сам знаешь, что нужно.       — Да, Ваша Светлость, — ответил голос ошарашенного дворецкого вслед удаляющей светлости, продолжающей что-то гневно вещать.       Следующие несколько дней я почти не приходил в себя. Раны болели с каждым днём сильнее, и, кажется, я бредил, потому что по комнате то ходила мама и снова ругала меня за то, что пошёл в город, то ругался Мышь, мерзко ухмыляясь. А один раз мне и вовсе показалось, что я стою в какой-то комнате из светлого камня, а в огромные окна льётся солнечный свет. И стою я на коленях, произношу странные слова и кланяюсь в самый пол, задевая лбом прохладные камни.       Мамы, конечно, со мной не было, как и Мыша. Но когда я очнулся, со мной рядом дрыхла Мойра. Может, она меня и ругала? Хотя представить улыбчивую подругу за этим занятием я так и не смог. Покосился на девчонку, в полумраке комнаты под глазами у неё угадывались тени, волосы растрепались и тёмным полотном были раскиданы на подушке рядом. Я чуть пошевелился, и Мо тут же проснулась. Встрепенулась, посмотрела на меня сонными глазами и тут же разулыбалась. Тут же ожила и развела бурную деятельность: убрала с лица растрёпанные волосы, зажгла светильник и пару секунд таращилась на меня.       — Живой! — стиснула меня в объятиях. Я задёргался и замычал, больно было невыразимо! — Есть, пить будешь? Сейчас принесу, — и выскользнула из комнаты, не дожидаясь ответа.       Я прислушался к своим ощущениям. Тело ощущалось слабо, словно вместе с болью из него выдернули все ощущения. Ну и ладно, зато нет этой дикой агонии. Его Светлость ощущался слабо и всё ещё в крыле отдыха. Хорошо, может, и не прибьёт, когда вернётся. Меня немного отпустило чувство тревоги, и следом накатила слабость. Вернувшаяся Мойра почти силком напоила меня и заставила съесть суп. С грустью извинилась, что не может обработать мне раны, потому что нарушение прямого указа герцога карается смертью, только и смогла их водой промыть. Глаза у девчонки были красные, словно она плакала. Её что, тоже наказали? Но сил что-то спрашивать у меня не было, и, поев, я снова вырубился.       Спустя несколько дней, когда я уже начал вставать, герцог вновь позвал меня. Дрожа от страха и слабости, я выслушал его очередное задание и, немного успокоившись, пошёл исполнять.       — А ты оказался живучим, мерзкий полукровка, — герцог брезгливо скривил губы. — Одно слово — нелюдь! — и махнул рукой, проваливай, мол.       И работа вновь закрутилась. Мытьё склянок, зверинец, уроки Ильта и вечерние тайные посиделки. И так по кругу.       Порезы заживали довольно быстро. Мойра удивилась, что нигде не было «гноя», хотя раны даже не обработали. Девчонка пошутила, что я имею в роду кошек, ведь у тех тоже девять жизней. Хотя я всё равно заметил, что ей грустно. И от того, что со мной случилось, и ещё ей было стыдно, что она ничего не сделала, чтобы помочь.       Я гладил её по плечу в утешение и говорил: «Я в порядке» всё ещё заплетающимся языком. Герцог был страшен, я радовался и удивлялся, что в принципе эти дни был не один. И как ей смелости хватило?       Как ни странно, но никто не узнал о самовольстве Мо и её присутствии в моей комнате. Раззадоренный любопытством, я растолкал девчонку на разговор.       — Ах да, я попросила девчонок, и меня подменили. Наших, конечно, которые из рабов-полукровок, местные из города быстрее заложат.       Постепенно всё вернулось в колею. Все в замке работали, а герцог периодически раздавал указания. Мойра рассказывала последние сплетни, Фелисис подсовывала мне кульки со сладкими пирожками, а Урус только ворчал, что мне зря накупили столько дорогой одежды, раз я всё время ношу одёжку похуже и вылезаю из подвала затемно, вечно грязный, как шахтёр.       Накликал старикашка.