Сложность: Лечебная

Сидя на приятно прохладном кафельном полу, Натти, вооружившись ложкой, со смешанным чувством разглядывал содержимое обоих подносов, принесенных к обеду. Перед ним стояло две тарелки с овсяной кашей, сдобренной ломтиком масла, в свою очередь, присыпанного горочкой сахара, уже впитавшего в себя склизкую жижу овсянки, и от того почти бесцветного. В качестве гарнира, с тарелкой соседствовало несколько нарезанных овощей, еще сочных и свежих на вид. Запивать всё это предлагалось холодным апельсиновым соком, потихоньку плещущимся в маленьком бумажном стаканчике. К чему всё это описание еды? Ну, хотя бы к тому, что в обычной ситуации Натти и в голову не пришло бы питаться подобной, на его взгляд, гадостью. Но голод не тетка, и за три дня блужданий с пустым желудком планка его пищевых предпочтений ожидаемо упала (а если честно, то нормализовалась), и белк, не морщась, проглотил как свою порцию, так и порцию бобра-врача. Закончив с обедом, он начисто слизал остатки овсяной жижи с ложки и принялся с ее помощью дробить и ковырять набивший оскомину гипс. Его товарищ по несчастью (т.е. врач-бобр) лежал на честно выменянной койке, отвернувшись к стене и обняв обеими лапками свой хвост. Разглядывая трещины и щербинки на белой кафельной стенке, он мучительно размышлял, поможет ли сделанная прививка, или придется остаток и без того полной сложностей жизни ходить с неизлечимой болезнью? От врачебной деятельности его гарантированно отстранят, чтобы не разносил заразу, и остаток жизни ему придется заниматься какой-нибудь бесконтактной работой, время от времени переезжая в стационар, при каждом ухудшении самочувствия. А ведь случись чего, с такой болезнью и шанс на воскрешение падает - зачем в устоявшейся экосистеме существовать зверю с дырками в лёгких? Это уже брак, изъян... Постепенно, за этими мыслями, его глаза сомкнулись и он почти забыл о своих бедах, понемногу погружаясь в лишенный земных тягот сон, но шкрябающие звуки и постукивание вызвали у него интерес, плотно перебивший попытку уснуть. -Эй, граф Монте-Кристо – ты нам путь наружу копаешь? –Спросил он у Натти, не оборачиваясь. -Нет, гипс снимаю. –Честно признался тот. Бобр повернул голову к нему. Увидев, что пациент и вправду старательно херит его вчерашние труды, он вскочил с койки, и отнял у Натти ложку. -Вот зачем ты это делаешь?! –Нервно спросил он, отбросив ее в угол изолятора. –Хочешь, чтобы там всё криво срослось? -Нечему срастаться – у меня все в порядке! –Заявил белк, подбирая вторую ложку с подноса. -А ну, дай это сюда! -Вцепился в черенок ложки врач. -Отстань! –Возмущенно пискнул Натти, лягнув его в живот. –Командовать будешь, когда нас выпустят. -Это уж точно. –Прошипел бобр, скрючившись от удара. –Как только мы отсюда выйдем, я тебя целиком загипсую и поставлю в холле, как статую. Натти даже ложку отложил, представив себе, как стоит недвижной статуей на входе в больницу. Про него, по традиции, наверняка почти сразу забудут после того как поставят, и он в итоге помрёт от голода, или от чего-то другого, а в холле все так же будет стоять сначала запрятанный в гипс труп. Потом труп разложится, и за кучей гипсованных бинтов будет стоять скелет, или мумия от него самого. А он, Натти, за это время еще раз сто умрет, и столько же воскреснет, и может быть даже когда-нибудь снова окажется в больнице, увидит эту статую, и даже не заподозрит, что это он сам и есть, потому что воспоминания о не пережитом дне стираются из памяти... -Это ужасно! –Вслух сказал белк, покачав головой. -На самом деле, ты прав. –Немного погодя, согласился бобр, подумав о том, что угроза была действительно зловещей. Впрочем, Натти довольно быстро оправился ужасов, которых себе навоображал. Снова взяв ложку, он продолжил колупать повязку. Бобр, уперев лапки в боки, какое-то время терпеливо наблюдал за тем, как неблагодарный пациент рушит все его усилия, а потом позволил себе оскорбиться: -Надо же, какая скотина, –прикрыв глаза, уничтожающе начал он, –я старательно лечу ему перелом, а он так же старательно этому препятствует. -"Перелом", значит?.. –С многозначительным видом уставился Натти на гипс, а затем медленно поднялся с пола. В общем-то, мирный, обычно сосредоточенный только на поедании сладкого и бездумном шатании по окрестностям белк вышел из себя. Стоящее перед ним мурло в докторском халатике, которое несколько дней назад его чуть не кастрировало (или что он там собирался перерезать?), а потом всячески истязающего своими ненужными перевязками, теперь, ко всему прочему, начало ему грубить и отнимать вещи. Стоит ли говорить, что на такую грубость Натти собирался ответить грубостью? Тем более, что доктору он еще вчера утром хотел морду пощупать... Между тем, бобр продолжал стоять с прикрытыми глазами и рассуждать о неблагодарности пациента: -Именно, перелом. –Подтвердил он, подняв палец. –Разве можно так себя вести? Ты всячески мешаешь собственному лечению, еще и брыкаешься, когда я пытаюсь вмеша-А-А-А!.. Наставления оборвались на том, что Натти с садистским удовольствием наотмашь хватил его по шее загипсованной лапой. Бобр отлетел на койку, с ужасом уставился на нависшего над ним белку, и торопливо загородился тяжелой перьевой подушкой. -Сейчас я тебе покажу, какой у меня там "перелом"! –Прорычал Натти, накидываясь на него. Впрочем, он уже к этому моменту успел успокоиться, и обошелся только тем, что для устрашения помутузил подушку, удар за ударом выбивая из нее разлетающиеся по комнате перья, после чего присмирел окончательно, и вернулся к своему занятию, под зашуганным и одновременно недовольным взглядом продолжавшего прикрываться подушкой бобра. Сняв гипс, Натти облегченно вздохнул и смёл осколки под кровать. -Эй, ну не смотри букой. –Добродушно бросил он прячущемуся на кровати эскулапу. –Разве похоже на то, что у меня там что-то сломано? Подняв левую лапку, белк демонстративно встряхнул ее, поиграл кистью, пошевелил пальцами, и закончил тем, что показал бобру средний палец и хохотнул. -Надо же, какой гадёныш... –Прошептал в подушку бобр. Вечером, проглотив два скудноватых пайка, поданных на ужин, Натти, чувствуя себя хозяином положения, позволил себе обнаглеть и нарушить некоторые договоренности, принятые с утра. -Дай, я улягусь. –Решительно подпихнул он бобра крупом к стеночке. -Мы же договорились! –Возмутился тот, в свою очередь, пытаясь спихнуть Натти на пол. –Ты сейчас как свинья поступаешь. -Наш договор перестал действовать с того момента, как ты начал действовать мне на нервы. -Нельзя так поступать! -Еще как можно! Или поделим койку, или ты на пол отправишься. -Чтоб тебя... Подравшись еще немножко, оба улеглись спинами друг к другу и заснули. Следующим утром, едва разлепив глаза, Натти обнаружил себя в обнимку с эскулапом. Тот, обнаружив себя в том же положении, сразу спихнул его на пол и стал ожесточенно отряхиваться: -О, чёрт! –Брезгливо сказал он. –Опять ты со мной обжимаешься! -Вчера утром ты на меня налетел, когда я вышел на лестницу! –Парировал белк, поднимаясь на ноги. -И неизвестно, кто кого ночью первым обнял! "А бешенство передается воздушно-капельными путями?" –Обеспокоенно подумал бобр, садясь на койке. –"Надо будет это проверить... и провериться тоже не помешает..." Чуть позже, скрипнув металлической дверью, в изолятор вошла Петуния: -Показывайте, что там получилось. –Произнесла она, похлопывая по своей ладони линейкой. -У меня какая-то блямба выросла. –Пожаловался Натти, демонстрируя "пуговку". –Это и есть "туберкулёзм"? Замерив место укола, скунсиха ответила: -Нет, это его отсутствие. Поздравляю. -С чем? Не удостоив его объяснением, Петуния перешла к бобру, и вскоре все трое со спокойной душой покинули изолятор. Донельзя воодушевленный тем, что с заразой пронесло, бобр сыскал своих ассистентов, отдал им пару распоряжений, а затем сходил в отдел кадров, подал на бюллетень и отправился домой делать вид, что болеет. Ему больше не хотелось как-либо связываться с агрессивной белкой. Лучше переждать, пока этого сумасшедшего не выпишут, или не переведут туда, где ему место... Что касается Натти, то на него новость об отсутствии симптомов заражения не вызвала у него никакой реакции – он так и не понял, что вообще такого произошло, и просто радовался сомнительному возвращению из совсем огороженного пространства в чуть менее огороженное. Радость, впрочем, вскоре изгадил ассистент-травматолог, перехвативший его по пути в палату. Взяв Натти за лапку, как непослушного ребенка, он повел его на перевязку, по пути рассказав, что тот запугал врача своими выходками. Перед тем, как отпустить белку обратно в палату, ассистент всучил ему пакет с его выстиранной конфетной "одеждой", а затем пригрозил: -Если у тебя и этот гипс загадочно исчезнет, то придется применить что-то более радикальное. Хочешь знать, что? -Я хочу знать, где здесь туалет. –С показательно безразличным видом спросил Натти, надевая на себя размякшие и потускневшие после антибактериальной чистки леденцы. Выйдя в коридор, он повертел утяжеленной гипсом лапой, вздохнул и продекламировал: -Врач свалил, а его дело живёт. Лучше бы было наоборот... В туалете белк, насвистывая тематическую мелодию, избавился от еще не успевшей просохнуть повязки, и смыл обломки гипса в унитаз. Задержавшись у раковины и намывая лапы, Натти посмотрелся в висящее над ней зеркало. Поскалив отражению остатки своих зубов, он озабоченно посмотрел на потихоньку заживающие синяки у себя под глазами и перевел взгляд на рассеченную ударом швабры переносицу. Кажется, чуть раньше на ней был пластырь, но тот уже успел затеряться, и теперь выходило так, что Натти щеголял с еще не зажившим рубцом на щячле. Подвигав края ранки пальцами, белк озабоченно подумал о том, что от удара у него наверняка останется шрам, но сразу же приободрился: -Такие штуки неплохо привлекают внимание противоположного пола. –Улыбнувшись, подмигнул он отражению. Зазеркальный Натти синхронно подмигнул в ответ и показал большой палец. Под конец, интереса ради ткнув пальцем в центр рубца, белк зашипел от боли, аккуратно потёр переносицу, и вернулся в палату. Первым, кого он там увидел, был Хенди – оправившийся от лихорадки бобр валялся поперек койки, закинув лапы на стену и свесив голову к полу. Судя по такой позе, скучал он знатно, так что обрадовался даже появлению Натти, хотя на свободе их взаимоотношения было сложно назвать дружескими. -Ты? –Удивился он, повернув голову к нему. –Ну, с подселением тебя. -Приехали. –Выдохнул белк, направляясь к своей койке. –Я здесь дня за два до тебя оказался. -А что с тобой случилось вообще? –Потянувшись, спросил Хенди. Перевернувшись на живот, он оперся об культи и посмотрел вслед другу, всё еще ожидая ответа. Натти, не останавливаясь, раздраженно повёл плечами. Остановившись взглядом на его перевязанном, находящемся под характерным углом хвосте, бобр предположил: -Это из-за хвоста? Остановившись на месте, Натти болезненно поморщился. Ну, спасибочки тебе, Хенди, за напоминание о потере лучшей части тела... ну ладно, не о потере, но чем-то близком к тому. Вот когда этот чёртов хвост окончательно прирастёт? С чего вообще этот инвалид суёт свой розовый носик не в своё дело? -Нет, Хенди. –Буркнул белк. –Я зубы лечил. -Ты с зубами на больничную койку попал? Это как? -Летом, Хенди, всё летом... Оставив друга думать над своим абстрактным ответом, Натти навис над своей койкой. Раскинув лапки, он с удовольствием плюхнулся на нее, демонстративно отвернулся от Хенди набок и поджал лапы. Перспектива общения с этим суетливым работягой его совсем не прельщала - он слишком хорошо помнил, как при каждом пересечении с ним, тот хмурился и бросал на него неодобрительные взгляды. Натти всегда это бесило, но он не подавал виду, продолжая старательно отыгрывать свою роль вечно возбужденной от переизбытка глюкозы в организме белки. Хенди мог хотя бы разок, приличий ради, насесть ему на уши. Просто подойти, и начать бубнить что-то вроде: "Натти, пора бы заняться каким-то делом", или "Натти, тебе уже больше двадцати. Несолидно целыми днями жрать сладкое, а потом метаться по округе и корчить свои дурацкие рожи". Сделай Хенди это, Натти смог бы окончательно расставить все точки над "ы", и послать его куда подальше со своими нотациями, но бобр продолжал играть с ним в осуждающую молчанку, и тем самым нехило выкручивал ему яйца. Сейчас же, в палате, у него появился шанс хоть немного отыграться путем показного пренебрежения к тому, кого какой-то придурок записал ему в "друзья"... Тут Натти обеспокоенно оторвал голову от подушки. Почему он вообще думает о Хенди? И почему он до сих пор валяется в кровати? Теперь, когда проблемы с зубами окончательно разрешились, надо было бежать из стационара дальше, чем он видел. С неохотой подумав о том, что сейчас придется искать выход на волю, Натти лениво перевернулся на спину, потянулся, зевнул... и решил пока никуда не идти. Зачем торопиться? Он уже успел устать за утро, и идея чуть-чуть перекемарить, здорово теснила мысль направить стопы в сторону дома. Поджав хвостик под себя, Натти обхватил его, посетовал на то, что после починки тот потерял свою обычную подвижность, а затем нежно потёрся щекой о подушку и задремал. Собственно, чем еще в больнице заниматься? Так он доспал до полудня, а там злое июльское солнышко пустило чуть не орбитальный удар прямо в него – настолько стало жарко на занятой им койке. Приятные, в пастельных конфетных оттенках, сновидения Натти обгорели, и в следующий момент воспрянули в виде беспорядочно мельтешащих кошмаров, навеянными воспоминаниями о том, что ему пришлось пережить за всё время своего непонятного существования. Всё это от момента к моменту перебивалось обжигающим янтарно-розовым светом, постепенно расползающимся, наполняющим пространство вокруг Натти и грозившим раздавить его, такого маленького и совершенно безобидного. Раздавить просто так, или потому что его яркая шкурка не сочеталась с ним, контрастировала и выделялась. Он пытался не смотреть на свет, но в какую сторону он бы не повернул голову, тот всё равно оставался в поле зрения и даже так нестерпимо жёг его по глазам. Полностью отвернуться Натти боялся, чувствуя, что так его поглотит целиком. Хотя, какая разница? Свет всё надвигался, поглощая воздух своим жаром и, наконец, нахлынул на белку. Вскрикнув, взмокший Натти сел в кровати и снова закричал, не увидев вокруг себя ничего, кроме кромешной тьмы. Яростно протерев глаза, белк снова огляделся и чуть успокоился – тьма рассеялась, он был на месте, среди деревянных стен больничной палаты. Ни чета родным стенам, конечно, но в сравнении с полной тьмой не такой уж плохой вариант. -Не стоило есть столько сладкого... –Предположил Натти. –...хотя, когда я вообще это делал в последний раз? Погладив разгорячившуюся спину, белк повернулся к окну, поморщился и прикрылся ладошкой. Всё было куда проще – такая жара, такой назойливый свет, а он еще и лежит прямо под ним. Вот и напекло до кошмаров. А если он так и останется сидеть под солнцем, то и вовсе воспламенится, это как пить дать. Поднявшись с постели, Натти отряхнул взопревшую шерсть и только теперь заметил, что соседствовал не только с Хенди – одну из свободных коек занял подозрительно знакомый ему кот крайне истощенного вида. Зверь полусидел, опершись на подушку и загородив морду лапой. Будто почувствовав на себе взгляд белки, он растопырил пальцы и безразлично поглядел сквозь щелочки в его сторону, и спросил глухим из-за лежащей на морде лапы голосом: -Ты всегда такой буйный? -Обычно... –Хриплым голосом признался Натти. Приглядевшись к соседу, он просветлел и слез с койки. -Эй, а я ведь тебя помню! Мы с Лэмми тебя позавчера зашивали в мешок для тел. -И что - медаль тебе за это вручить, или выдать грамоту лучшего упаковщика трупов? –Огрызнулся кот все таким же глухим голосом. -Ну, не надо так козлить. –Миролюбиво отозвался белк, без приглашения подсаживаясь на краешек его койки. –Мне Лэмми сказала, что тебя кариес до самоубийства довёл. -Кариес? –Удивился кот, окончательно убрав лапу с морды. –Что за бредятина? Глядя куда-то сквозь рассевшуюся на его койке белку, он пояснил: -Меня вся эта ерунда с нашей "жизнью" довела. Что-то, или кто-то явно не хочет, чтобы мы жили, и все же мы воскресаем после каждого такого случая. Как по мне, если на то пошло, то лучше пусть это случится раз и навсегда, чем каждые несколько дней. Так что я раздобыл направление на эвтаназию, в обмен на полное донорство органов, затем припёрся к этой овце, и... -Ну, и что? –С любопытством спросил Натти. -А на что это похоже, умник? -Указал кот на себя живого. –Фигня эта их эвтаназия, если меня смогли вытащить! Стало только хуже – они говорят, что из-за отравы у меня отказало несколько органов. Еще и желудок постоянно таскают промывать. Меня уже доконало глотать эту их трубку, ты бы знал… -Да-а... –Протянул белк, и кивнул на пустующее место Хенди: -Кстати, куда он подевался? -Ушел на промывание, ему тоже назначили. Если тебе есть, куда смотаться, то сейчас самое время – он скоро придет и его начнет полоскать. Думаю, ты понимаешь, насколько это неприятно выглядит - я на это успел насмотреться, прежде чем меня сюда перевели. Кстати, а отчего ты с ним не захотел общаться? Мне показалось, что вы с ним вроде друзей. -Вроде. –Кивнул Натти. –Не очень-то я с ним дружу, если честно. -Ух ты, как здорово! Можешь считать, что у нас с тобой то же самое. Я не хочу с тобой разговаривать. Хотя бы потому, что я тебя не знаю. С тем, кот отвернулся к стене, давая понять, что разговор окончен. Белк только в этот момент ощутил, что когда с тобой поступают подобным образом, то это довольно обидно. Тем не менее, он сделал вид, что не понял сказанного: -Вчера какую-то неинтересную еду дали. –Заметил он, прислонившись к стене. –Я опять себя чувствую так, словно несколько дней не ел. -Обед через полчаса. –Буркнул кот. –А теперь, слезь с моей кровати - я хочу нормально улечься... Послушно поднявшись, Натти посмотрел на свою койку, от жары начавшую распространять запах свежевыглаженного белья. Помотав головой, он перевалился на свободное место, тактично расположенное в тенёчке и стал болтать лапой, совершенно не зная, как убить время до начала обеда. -Как же мне ску-у-учно... –Протянул он, полежав минуты две. Тут же скрипнула входная дверь. На пороге появился Хенди, в обнимку с трогательно выглядящим красным ведерком и с мрачным выражением на морде. -Сейчас станет весело... –Пообещал кот, лукаво глянув на Натти. Сам белк, однако, смотрел на друга. -Хенди, у тебя, случайно, еды с собой нет? –Спросил он, чуть приподнявшись в кровати. –Пара тостов, или банан, или что вы обычно на стройке едите? Едва Хенди услышал о еде, как его морду исказило болезненное выражение. Торопливо забравшись на койку, он обхватил ведерко всеми четырьмя и принялся блевать в него, чуть не засунув внутрь голову (каска помешала). -Говорил же, что весело будет. –Хихикнул кот, а затем ехидно поинтересовался у обалдевшего Натти: -Аппетит не пропал? -А у тебя? -Откуда ему быть… –Поморщился кот, а затем задней лапой выдвинул из под своей койки тазик: -Я же говорю – у меня та же картина, как у него, только я пока сдерживаюсь... -То есть, ты за своим обедом не пойдешь? –Допытывался белк, у которого успел назреть хитрый план. Тут уже у кота щеки надулись. Он согнулся, присел на кровать и конвульсивно дёрнулся, но сдержал рвотные позывы. Чуть придя в себя, он поднял Натти с койки, схватил его за шкирку и выставил в коридор со словами: -Слушай, иди уже поешь, не провоцируй! Несколько удивленный тому, как его грубо выперли, белк пошел по коридору, отыскал двойные двери с круглыми окошечками и таки не прогадал – за ними и был пищеблок. Взяв алюминиевый поднос, он пристроился небольшой очереди из поломавшегося зверья. Когда подошел его черед получать пищу, он пустился на реализацию своего хитрого плана: -Я возьму три. –Заявил Натти, в наглую заграбастав еще две порции на свой поднос. –Мои соседи не придут. Стоявший на раздаче медведь равнодушно пожал плечами и махнул лапкой, предлагая идти дальше. Довольный успехом Натти потащил отяжелевший поднос к ближайшему свободному месту, где и принялся за свои три порции. Через полчаса он с заметно разросшимся брюшком показался в палате и похвастался соседям: -До отвалу поел! Хенди, всё это время сидящий в обнимку с ведерком, и пытающийся отдышаться после того, как его знатно прополоскало, позеленел и вновь принялся тошнить. Кот-сосед поморщился и отмахнулся от Натти: -Сколько можно говорить о еде? Если меня затошнит от твоей болтовни, я тебя потом содержимым тазика оболью. Жестом показав, что будет молчать, Натти потоптался на месте, не зная, чем себя занять, и в итоге решил попытаться поспать еще раз – на переполненный желудок все равно как-то не бегалось, да и как не поспать после хорошего обеда? Правда, на свою раскаленную солнцем койку он ложится не стал, снова воспользовавшись ничейной. Расползшись по прохладному белью нетронутой пеклом кровати, белк счастливо вздохнул, понежился, и отрубился. Кот подсел к пришедшему в себя после второй волны тошнотиков Хенди и уверенно сказал, указав пальцем на Натти: -Димедролом накормили. -Не думаю. –Устало отмахнулся бобр. –Для Натти это вполне нормальное поведение. -Ну, тогда ладно… –Промычал кот, и продемонстрировал бобру колоду карт: -Не увлекаешься? -Только чёртежными, извини. –Помотал головой Хенди. -Да ладно, мигом втянешься. –Заверил его кот, тасуя колоду. –Слушай, как всё устроено… За картами оба зверя провели остаток дня, а затем и сами улеглись. А посреди ночи в палату заглянул ассистент-травматолог. Держась тени, он прошел к валяющемуся на ничейной койке Натти и схватил его за лапку. Не увидев наложенного утром гипса, ассистент со значением хмыкнул и удалился, сжав кулачки - только его коротенький гладкошерстный хвост мелькнул, на момент выхваченный светом беззастенчиво светящей в окно луны...