Вторым номером

Визит в президентский кабинет много времени занять не должен был, а значит вызовом такси до места встречи с будущими партнерами следовало озаботиться уже сейчас. Уж лучше она доплатит за ожидание: опаздывать не хотелось совершенно. — Да. Да, все верно: Шевченко, 23А. Двадцать минут? Вполне. Да, спасибо, всего доброго! Подшив необходимые бумаги в папку и наскоро покидав в сумку лежавшие на столе вещи, — в офис сегодня она возвращаться уже не планировала, — девушка двинулась к выходу из кабинета. По обыкновению, зацепившись взглядом о собственное отражение в висящем у двери зеркале, Кира принялась поправлять слегка растрепавшуюся укладку. Над этой ее повадкой Саша с Крис посмеивались еще с ранней юности, пусть и добродушно. Всякий раз, стоило им выйти погулять по городу, младшая Воропаева будто непроизвольно зависала на мгновение-другое, проходя мимо любой отражающей поверхности. Судорожно и с какого-то момента уже не вполне осознанно выискивая любые возможные несовершенства в своем облике, она что только ни призывала себе на помощь: витрины магазинов, тонированные стекла автомобилей, металлические фрагменты фасадов зданий… Раздражало порой саму, дичайше. Особенно, когда потворствовать этой привычке незаметно для чужих глаз не удавалось. Да и, надо сказать, педантичность, с которой Кира подходила к поддержанию собственного образа, сама по себе иногда казалась неуместной даже самым близким людям. Помнится, как-то после одного из показов еще в пору президентства Андрея, заметив жениха в обществе очередной обитательницы мастерской Милко, она выискала себе ассистента для многочасового препарирования ситуации в лице Сашки и уволокла того в свою квартиру, уболтав составить ей компанию на выходных. Стандартное переливание из пустого в порожнее в тот раз, надо сказать, перетекло во вполне душевные посиделки, почти как в детстве. Только теперь никто не имел права разогнать их спать, талдыча о значимости для здоровья человека циркадных ритмов. Впрочем, было и некому… Наутро братец, застукав Киру с утюжком для волос в руках, явил ей все великолепие собственной мимики, в узких кругах известной своей необычайной выразительностью. Собственно, справедливо: была суббота — они в тот день даже из дома выходить не собирались. Однако привычка, как известно, — вторая натура, а потому она, едва встав и ни секунды не подумав, принялась наводить за годы уже слегка приевшуюся, — «стерильную», как выражалась Кристина, — красоту. — Ну и кого ты хочешь наебать, заюш? Я ведь прекрасно помню, как мама по несколько часов вычесывала эти кудлы после твоих дачных «велопробегов». — Сам ты кудла, Сань… — Не, я кодла. Притом чрезвычайно подлая, — мурлыкнул брат, довольно потягиваясь. Воропаева и сама уже не помнила, что именно в свое время так задрало ее стандарты приемлемости повседневного внешнего вида, что она смирилась с необходимостью прикладывать немалое количество усилий ежедневно, дабы им соответствовать… Вон, что Крис со своим вечным взрывом на макаронной фабрике, что Сашка с, пусть и коротко стриженными, но все еще топорщившимися во все стороны темно-рыжими вихрами, — оба в ус не дули, ни на секунду не сомневаясь в собственном благолепии. С другой стороны, стоило ли удивляться? Старшие сестра и брат в целом по жизни были куда более самодостаточны, чем сама Кира. Может, сказалось то, что им повезло успеть провести больше времени с родителями, слегка беспокойными и ворчливыми, но всецело и безусловно принимавшими своих детей со всеми их закидонами, может… Чего уж теперь было гадать. Факт оставался фактом: уровню цельности, присущему каждому из этих двоих, она, в свою очередь, пока что могла только позавидовать. Отражалось это, к слову, и на их подходе к близким отношениям. Крис в принципе не представляла себя в рамках традиционного семейного уклада: «Что, прикажете мне осесть на одном месте во имя сомнительных бытовых удовольствий? Нет уж, благодарю покорнейше. Если только прибьется какой-нибудь любитель сосен-великанов да неба голубого вместо крыши, тогда и поглядим». Что же до Сашки, поди знай: он всегда был довольно скрытен. С уверенностью можно было сказать лишь то, что брат не склонен был жить необоснованными ожиданиями, а потому и людей из своей жизни отпускал довольно легко, когда они сами того хотели. Лишь в последнее время ей все чаще казалось, что он увлекся кем-то серьезнее, чем когда-либо до этого. Но и тут, однажды не совладав с любопытством и задав вопрос в лоб, в ответ Кира получила лишь уклончивое «Придет время — узнаете друг друга как следует, семейное сборище с претензией на смотрины, — не ерепенься, я ж тебя знаю, — это пока слишком уж грандиозный жест. Не хочу никого морально обременять». Обременять… Если подумать, за последние пару лет их отношения с Андреем превратились именно что в крест, который надлежало нести: куда и как долго, — неясно. И случай с Пушкаревой в этой трансформации стал, возможно, кульминационным, но никак не определяющим фактором: их, — теперь уже навеки только «будущая», — совместная жизнь дала трещину, что называется, задолго до. А, может, и вовсе с самого начала напоминала бракованную головоломку с неотшлифованными стыками, а потому никогда не складывающуюся, как задумано. Игра в прятки, которой Жданов с энтузиазмом увлекся, стоило ей намекнуть на серьезный разговор, если подумать, в сущности и не была для них чем-то поистине новым. Кира порой и раньше замечала, что мужчина будто готов был опрометью бежать от любых обстоятельств, способных вывести его на откровенность, подтолкнуть к необходимости быть полностью искренним. Впрочем, быть может, это то, к чему с неизбежностью приходят отношения, обладающие для партнеров неравной ценностью… Осознав когда-то, что Андрей, похоже, не в силах был открыться для того уровня близости, который был желанен ей самой, Кира опрометчиво, — но в ту пору еще так вдохновенно, — сочла, что ее любви хватит на них двоих. Дура. Не хватит. Ее никогда не хватает. По крайней мере, не для того, чтобы воздвигнуть на этом фундаменте прочный союз. Брак — уж тем более. Эта невостребованная, запертая внутри нежность в один прекрасный день начинает вырождаться в нечто уродливое, безобразное… Обрастает излишней требовательностью, претенциозностью, облачается в костюм жертвенности. А затем, натыкаясь на чужую, — частенько хорошо скрываемую, — пристыженность от несоответствия, и вовсе напитывается ядом, которым потом еще долго отравляет обоих сросшихся в этой болезненной, патологической спайке. Уж проще, чтобы не любили оба. Вот, когда и правда можно попытаться построить что-то надежное: на взаимном уважении и соображениях совместного комфорта. Глупо было бы отрицать, что в немалой степени на нее оказали влияние традиционно столь превозносимые представления о роли женщины, которая в своем стремлении спасти, а то воскресить хрупкую связь, как водится, всегда умна и всепрощающа. С завидной последовательностью всему этому вторила, конечно, и Маргарита: «Ой, Кира, сохранить любовь — это великое искусство». Непонятно только, куда необходимо было засунуть любовь к самой себе, когда это «искусство» начинало ассоциироваться, скорее, с попытками реанимировать то, что уже мертво. А некромантию при всей своей открытости оккультным знаниям не одобрила бы даже Крис. Сопротивляться напору потенциальной свекрови, конечно, было не всегда легко, особенно учитывая, какой заботой женщина пыталась окружить ее после гибели родителей. И пусть Марго без конца повторяла, что уже давно видит Киру частью своей семьи, ежу было понятно, что печется она в первую очередь о благополучии собственного сына. Впрочем, осудить ее за это едва ли кто-то осмелился бы… Так, — резко выдохнув, подхватилась девушка, — обретенная наконец способность критически осмыслять свои стремления и привязанности ее, конечно, несказанно радовала, но застывать в задумчивости в разгар рабочего дня повода явно не давала. Уже стоя в дверях, Кира еще раз окинула взглядом свое рабочее место и, убедившись, что ничего не забыла, заперла кабинет.