Завет

      Утро следующего дня было посвящено тренировкам. Во время обхода раненых Сакура активировала телепорт, который перенес ее в неизвестное место. Окружающий пейзаж был жутковатым. Разрушенный город, словно переживший бомбардировку, представлял собой картину тотального уничтожения. Бетонные здания превратились в груды обломков, металл и камень были изломаны под опасными углами. Огромные завалы простирались на мили вокруг, загораживая обзор. Вид напоминал Коноху после нападения Пейна. Сакуру захлестнула волна тошноты. На рушащейся лестнице, ведущей в никуда, сидел Саске. Его пустой взгляд был устремлен на нее. Его взгляд был холоден и беспристрастен, будто между ними никогда ничего не было, ни вчера, ни в другое время. Отстраненная аура окутывала его, словно он был ангелом, отрешенным от людских чувств. Это чувство не было взаимным. Сакура сглотнула, чувствуя, как ком подступает к горлу. Он был в той же одежде, что и прошлой ночью. За его спиной бурая река рассекала город-призрак. Солнце клонилось к закату, заливая пространство слева от них теплым светом, но не согревая душу Сакуры. Она искала в его глазах хоть какое-то подтверждение своим чувствам, но тщетно. Он оставался невозмутимым, словно каменное изваяние. Его переменчивость, то пылкость, то холодность, терзала ее сердце, оставляя лишь беспокойство. Саске кивнул, одарив ее величественным взглядом. —Сакура. —…Саске.— Куноичи приподняла бровь, отгоняя одинокие мысли. —Нужно ли мне трансформироваться? Он поднялся, стряхивая с брюк пыль, и развел руки в стороны. —Нет. Я уже проверил округу. Здесь никого. Она пожала плечами и развеяла трансформацию. Тело вытянулось, заполняя базовую черную одежду, подгонявшуюся под подростка. Тренировки на окраине деревни были неэффективны, но без них было опасно. Впрочем, если она действительно хотела тренироваться, то, независимо от внешности, любой, кто долго наблюдал бы за ее боем, сразу бы понял, кто она. Ее тайдзюцу явно было в стиле Страны Огня, и немногие шиноби Конохи могли сравниться с ней в этом. Никто, кроме Цунаде, не обладал такой же силой. Единственная причина, по которой ее фигуру в капюшоне еще не заметили враги в Стране Молнии, заключалась в том, что она всего один раз дралась в полную силу. Вчера. И это не продлилось дольше пятнадцати минут. Все ее противники погибли. Саске спрыгнул, чтобы сравняться с ней. Их взгляды встретились, и Сакура вздрогнула, вспоминая, как его пальцы касались ее бедра. Он отвел взгляд, выражая скуку. —Где мы? — спросила Сакура. —Узушиогакурэ. Вторая волна тошноты захлестнула ее, на этот раз сильнее. Харуно нахмурилась, выпрямилась и скрестила руки на груди. —Не стоит здесь тренироваться. Это священное место. —Священное? — фыркнул брюнет. — Оно заброшено. Какое тебе дело? Теперь, когда он это сказал, доказательства были повсюду. Печать Наруто украшала каждую ровную поверхность — выгравированная на земле под ногами, высеченная на расколотых камнях, усеивающих землю. Родина его матери. Кладбище его народа. —Наруто бы не понравилось, и мне не нравится. Я бы сказала то же самое про комплекс Учиха. —Пусть оно сгорит, мне все равно. —Не нужно так говорить. — Внутренний голос подсказывал ей проявить сочувствие, но она осознавала, что Саске не воспримет это должным образом. —Давай вернемся в Долину Ада. Это место было таким же пустынным, как и это извращенное кладбище. Из-под своего одеяния он лениво бросил в нее сюрикен. Она уклонилась, хмурясь, руки по-прежнему скрещены. —Тренируемся здесь или никак. На материке твой стиль боя слишком рискован. Опытному сенсору легко почувствовать твое дзюцу в земле из той долины, — протянул Учиха. — Здесь океан поглотит большую часть вибраций. —Я не буду использовать всю силу, — возразила Сакура, без труда уклоняясь от еще нескольких сюрикенов. — И прекрати! Я пытаюсь… Воздух задрожал, и Саске оказался прямо перед ней. Харуно еле успела наклониться назад, избегая Кусанаги, рассекавшего воздух в дюйме от лица. Кончики ее челки взлетели на ветру, падая на землю срезанными. Широкие зеленые глаза следили за клинком, пролетающим над ней, как будто все двигалось в замедленной съемке. Клинок пронзил бы ее насквозь, оборвав жизнь. Мощным выбросом чакры из стопы медик сотрясла землю, выводя Саске из равновесия. Пока он пытался приспособиться к изменившейся опоре, Сакура ловким сальто ушла из-под его меча. Вскочив на расколотый столб, она возвысилась над ним и сердито глянула на Саске. —Какие грубые манеры! Спарринг должен начинаться с Печати Соперничества! —В настоящей битве не будет такого снисхождения. —Не учи меня. Это не настоящая битва, поэтому давай установим правила и начнем с печати. Кусанаги опустился острием вниз. Саске расслабленно стоял, опираясь на бедро и слегка наклонив голову. Это знакомое высокомерное представление заставило ее сердце сжаться. —Никаких правил, — прозвучал его мелодичный голос. — Бьемся до тех пор, пока кто-то не сдастся. —Так уверен, что это буду я? -Сакура хрустнула костяшками пальцев, усмехаясь его дерзости. Его самоуверенность одновременно раздражала и манила. —Я не явился бы в медчасть, утверждая, что я лучший лекарь, чем ты. Комплимент или оскорбление? Печать на ее шее запульсировала от волнения, и куноичи уловила потемнение его глаз, даже на таком расстоянии. —Ладно. Но одно правило: никаких призывов. Если я вызову Кацую, она доложит Цунаде, и мне не поздоровится. Так что тебе тоже нельзя звать Аоду. Саске приподнял бровь. —Откуда ты знаешь имя моего призыва? —Я знаю о тебе больше, чем ты думаешь, Саске. Если согласен, сделай печать. — Сакура подняла указательный и средний пальцы, как требовал обычай. Мгновение спустя он последовал ее примеру. Сакура улыбнулась, достала из набедренной сумки пару перчаток и надела их. Прошло много времени с тех пор, как она сражалась в полную силу на близкой дистанции. Единственная надежда на победу — вести бой вблизи. В дальнобойном бою Саске был намного сильнее, но ей нужен был лишь один точный удар. Нельзя дать ему захватить преимущество. Молниеносно оказавшись у него за спиной, Сакура нанесла удар, усиленный чакрой, целясь в область между его лопаток.

***

Сакура потерпела поражение. Хотя она и предвидела такой исход, мастерство Саске всё же ошеломило её. Скорость Саске затмевала всё, с чем Сакура сталкивалась ранее. Мгновение ока — и она уже под ним, прижатая к земле. Снятие печати даровало ей прирост скорости, но его едва хватало, чтобы не отставать от стремительного вихря атак. Сражение с Саске требовало от Сакуры стойкости: она держала оборону, выискивая мимолетные шансы на контратаку, длившиеся не более четверти секунды. Нельзя сказать, что бой был совсем односторонним. Пару раз Саске был вынужден частично призывать Сусаноо, чтобы уклониться от её атак. Дважды ей удавалось пробить эту защиту и нанести удары. Один раз медик была в шаге от победы, но Саске успел подменить себя статуей, прежде чем её удар ногой достиг его рёбер. К моменту завершения поединка стемнело, а Саске изнемождённо дышал. Его запасы чакры были истощены, а тело покрыто сетью трещин от переломов. Сакура же осталась невредимой и едва ощущала усталость. В действительности, она могла бы одержать победу в этой тренировочной схватке. Её резервы чакры значительно превосходили его, если бы бой затянулся. Харуно гораздо лучше контролировала свой поток чакры, что позволяло ей не уставать в бою один на один. В режиме «Небесного исцеления» она была неуязвима для любых атак, за исключением расчленения, и практически неуязвима для всех техник высвобождения природы чакры. Её скорость и защитные возможности были на высоте; она могла бы уклоняться от его атак достаточно долго, чтобы полностью истощить его, и была достаточно быстра, чтобы вести бой в режиме тайдзюцу, невзирая на его попытки держаться на расстоянии. Однако Саске не сражался с ней в полную силу. Это становилось очевидным, когда он сдерживался перед нанесением смертельного удара или отводил руку в последний момент. Сакура также не выкладывалась на все сто, но возможностей для этого у неё было гораздо меньше. В большинстве случаев Саске даже не пытался расчленить её, хотя должен был понимать, что это единственный способ одержать над ней победу. Он не призывал полного Сусаноо и не делал попыток использовать Аматерасу. Шансы Сакуры на победу в честном бою, даже при везении, были ничтожны. Он — воин, она — медик, умеющий сражаться. Но даже если бы до этого дошло, ему пришлось бы изрядно попотеть, чтобы отправить её на тот свет. Сакура давно уже догадывалась, но воочию увидеть подтверждение своих подозрений стало для нее настоящим облегчением. Как и следовало ожидать, он одержал победу. Практически все четыре часа поединка она не прекращала использовать «Небесное исцеление». В конце он стоял над ней, тяжело дыша, приставив острие меча к ее горлу. У нее еще оставались силы продолжать, но Саске был явно на пределе и до этого момента поддавался ей. Призрачный круг из погибших членов Команды 11 и Сая окружил их, аплодируя завершению представления. От их бесплотных образов по спине Сакуры пробежал холодок — первый признак того, что система организма начала очищаться от утреннего успокоительного. —Молодец, Уродина. —Ты победил! — хмыкнула она, не обращая внимания на бормотание напарника. Дышала она чуть легче Саске, но пот с нее стекал не меньше. Учиха кивнул, убирая меч в ножны, и протянул ей руку. Сакура, взяв его руку, активировала «Технику Потока Целебной Чакры». Черные отметины расползлись от ее ладони по его руке, скользнули змеями под длинные рукава рубашки, скользнули по шее и лицу. Саске шикнул от дискомфорта, когда дзюцу насильно вправляло его тело. Странно, но люди, похоже, никогда не были готовы к тому, насколько болезненна вынужденная клеточная регенерация. Всего несколько секунд — и дело сделано. Сакура разорвала рукопожатие и деактивировала ромб. Запас чакры не сильно пострадал, но, возможно, ей нужно будет пополнить его медицинскими таблетками, когда она вернется. На всякий случай. —Неплохо для медика, а? — ухмыльнулась она Саске, наслаждаясь теплом, исходящим из печати. Она сосредоточилась на ее жужжании, и окружающие призраки снова превратились в безобидные пылевые облака. Саске приподнял рубашку, вытирая пот с лица. Рельефные мышцы живота мелькнули на мгновение, и она отвела взгляд, не позволяя мыслям унестись в запретную сторону. —То, что ты можешь исцелить раны, не означает, что их нужно получать, — сказал шиноби, опуская рубашку. Уголки ее губ опустились от мгновенной критики. Его черный глаз снова пристально изучал ее. —Ты же могла уклониться, но позволила мне попасть. —Не так уж и опасно. Я же могу вылечиться, — фыркнула она, отворачиваясь, чтобы он не увидел румянца на щеках. —Не стоит создавать бреши таким образом. Не забывай, ты медик, а не боец. Продолжай обороняться, пока противник не ошибется. Куноичи бросила на него сердитый взгляд из-под тишка. —Твои атаки были безупречны, поэтому я пошла ва-банк. И, как видишь, не прогадала. Саске дважды моргнул, ошеломленный ее дерзостью. Затем его лицо озарила ухмылка — та самая ухмылка Саске Учихи. Он отвернулся за секунду до того, как медик уставилась в землю. Воспоминание опалило ее мозг, наполняя мысли тьмой. Забытые шиноби, сбежавшие на день с войны на остров вдвоем. Холод позднего осеннего вечера, его чакра на каждом разрушенном строении, ее кратер разрушения, идеально вписавшийся в руины. Пыльная ухмылка посреди пустоши. Сколько еще его выражений ей предстоит вынести? —Кстати, не за что за лечение, — пробормотала Сакура, внезапно засмущавшись и не в силах вынести странную тишину природы, давившую на них. —Спасибо, — отозвался Саске, и ее сердце замерло. —Я думал, ты хочешь только отработать оборону, поэтому не был готов к такой саморазрушительной атаке. —Тогда будь готов. Я хочу победить. На самом деле… я думаю, что могла бы тебя победить, — солгала Сакура. Юноша тихонько засмеялся, его смех едва перекрывал шум воды рядом с ними. —Ну, я не сомневаюсь, что ты могла бы победить любого ниже меня. —Мм-м… Ладно, приму это за комплимент. Взгляд скользнул к реке. Какая же она грязная! —Может, стоит помыться перед тем, как уйти? —Делай что хочешь. Она пожала плечами и направилась к воде. —Тогда я вернусь, как только отмоюсь… И она действительно так думала. Было неловко находиться с ним вот так, вдвоем, да еще и на открытом воздухе. Обычно они оставались наедине только в тесных пещерах или маленьких комнатках, где все еще действовали правила, а люди находились всего за дверью. Здесь же было столько свободы, которую можно было взять. Слишком много для хрупкого ростка того, что зарождалось между ней и Саске. Сакура осмотрела реку. Вода казалась коричневой из-за дна, но сама была кристально чистой. Не было ни запаха загрязнения, ни намека на какие-либо вредные вещества. Сдернув с себя разорванную рубашку, Сакура была уверена, что тугая нагрудная повязка достаточно хорошо будет держалться, даже когда намокнет. Черные лохмотья ткани, которые она сейчас сжимала в пальцах, спасать уже не стоило. Сталкивая сандалии с ног поочередно, Сакура бросила тряпку на землю и медленно вошла в прохладную воду. От ее температуры по венам пробежала дрожь. Она зашла поглубже и присела, погрузившись по подбородок с довольным вздохом. Саске все еще сидел на берегу, наблюдая за ней. Она держала его на краю зрения, запрокидывая голову назад, чтобы намочить волосы. — Если не хочешь уходить, заходи ненадолго. Ненавижу твою привычку молча пялиться. — Я не пялился, — монотонно произнес он. Сакура фыркнула. — Если тебя это беспокоит, я обещаю, что не прикоснусь к тебе. Хотя бы и хотелось. — Даже смотреть не буду. Только чуть-чуть. — Так что можешь немного помыться. Она вдохнула и нырнула под воду, оттирая лицо ладонями. Румянец, въевшийся в щеки, не желал исчезать. — Я могу читать твои мысли, когда ты думаешь слишком громко, — раздался голос Саске, как только ее уши коснулись поверхности. Сакура резко обернулась, ошеломленно глядя на него. Без рубашки, Учиха внимательно изучал ее. Сакура, не сводя с него взгляда, старалась не смотреть ниже. Сосредоточиться на смысле его слов. Неужели он говорит о печати? — Ты отдавала мне приказы через нее, верно? — А-а… — А все остальное тоже из-за печати? — выпалила медик, пока не передумала. Саске вздохнул и, ступая в воду, двинулся к ней. — Ты должна знать, что я не люблю повторяться. — Ну, это… просто…— Стоит ли ей остановиться? Он не огрызался. Кажется, готов простить этот проступок, если она сейчас замолчит. Но… — Ты хочешь сказать, что тебе ни капельки не нравится? Саске сделал несколько шагов назад и, словно эхом повторяя ее движения, погрузился в воду. Его взгляд скользнул по лицу куноичи, прежде чем он сомкнул веки и скрылся под гладью реки. Вынырнув, брюнет стряхнул с лица и груди капли воды, озаренные багряным светом заходящего солнца. Этот багряный цвет… Напоминал ей оранжевый, в котором она потеряла Тен-Тен. Оранжевый, как маска Обито, в темной пещере поглотившей последние крики Сая. — Тебе и правда важно, нравится ли мне это? Внутренний голос отрицал. " —Да, — выпалила она слишком быстро, выдавая свою ложь. Суровый взгляд Саске, под которым юная Сакура бы съежилась, не сломил ее. Сакура, прошедшая войну, выдержала его, опустив подбородок и бросив на него косой взгляд. Их отношения застряли в игре хищника и жертвы. Отдавать и брать; подчиняться и завоевывать. Он был луной, вечно меняющей свой лик. Она — морским приливом под ним, подвластным его капризам. Иногда она становилась луной. Иногда они оба были приливом. Иногда — просто мужчиной и женщиной. На этот раз Сакура лгала, и оба это знали. Она хотела, чтобы Саске не просто наслаждался. Она хотела, чтобы он жаждал ее, искал, нуждался в ней, как в воздухе. Как она нуждалась в нем. Но для начала сойдет и наслаждение. — Если тебе нравится, этого достаточно, — добавила Сакура, надеясь, что, удвоив ставку, он отвернется, прежде чем ее храбрая маска рассыплется на осколки. Ложь давалась легче, когда он не приковывал ее к себе взглядом Риннегана. Жесткость сковала его взгляд. Резким движением Саске развернулся, отворачиваясь от Сакуры. Для простых людей этот жест не значил ничего, но в мире шиноби, в этой войне, где они еле выживали, он был красноречив. Его руки, изрезанные венами, терли кожу рук и груди, а ее щеки пылали румянцем от его неожиданного доверия. —Я все еще мужчина, Сакура, — хрипло прозвучал его голос. Осенние листья уже осыпались с ветвей, а ночной холод крепчал. Сакура привыкла к новому укладу жизни. Тоник она по-прежнему пила каждые пять часов, готовя новую порцию перед сном. Медицинский пункт под ее руководством работал исправно, запасы медикаментов пополнялись. Письма от Цунаде она читала каждые четыре дня. Кумо становилась все более родной, и Сакура возобновила переписку с Наруто и Ино. В промежутках между медицинскими осмотрами Райкаге поручал ей ликвидировать вражеские базы. Во время дежурств она делилась новостями с медиками Кумо, а у костра смеялась с товарищами по миссии. Расследование Мадары затянулось, и самодовольство от успехов снова охватило армию, и Сакуру в том числе. Враг, судя по всему, спал, и Саске три раза в неделю вызывал ее в Узушиогакуре на тренировки. Их спарринги были ей полезны, хотя медик ни разу не победила. Она чувствовала, что становится быстрее, атаки — точнее. Куноичи даже прислушалась к советам Саске и училась терпению, не пытаясь пробиться к победе, игнорируя боль. Бороться с Саске было познавательно и весело. Учиха не стеснялся критиковать ее, но делал это без излишней резкости. Ведь он, вероятнее всего, был лучшим бойцом их поколения. Его боевой интеллект был ошеломляющим, а манера сражаться — завораживающей. Не менее удивительным было его стремление хвалить Сакуру за успехи. Саске признал, что в тайдзюцу она была лучше. —Будь я не быстрее, всё бы кончилось плохо, — пробормотал он, когда она затронула эту тему. Спокойно Учиха сказал ей, что ее иммунитет к гендзюцу — самый высокий из всех, что ему встречались. Лишь Риннеган мог на нее влиять, и то лишь на несколько секунд. Их отношения развивались во что-то, что не было совсем дружбой, но и не страдало от той вынужденной дистанции, которую, как казалось, Саске стремился установить за последние месяцы. На пятой тренировке Учиха ее поцеловал. Они рухнули в руины чьего-то бывшего дома, и он прижал ее к разломанному кирпичу разрушенного камина. Бой длился всего два часа, но перед тем, как телепортироваться к нему этим вечером, Сакура провела сложную операцию. Она была измотана и быстро выдохлась. Он поднес кунай к ее шее, а бедро зажало между ног. Она тяжело дышала, хлопая глазами, пока пот стекал ей на глаза. Саске колебался ровно шесть секунд, прежде чем наклониться, его губы были в дюйме от ее. —Ты хочешь этого? — прошептал он. Она ничуть не колебалась. —Если ты хочешь этого, да. На его губах все еще висел вопрос, когда Саске прижался к ее губам с такой силой, что та не соответствовала тлеющему огню в его глазах. Сакура не удивилась. Этого она и ждала. Еще со второй тренировки она при любой возможности использовала внушение печати как оружие. Сакура обещала себе больше не делать этого, после того как он назвал это трюком. Она тоже не считала это честным — и на самом деле не собиралась этого делать. Но фраза «Я все еще мужчина, Сакура» засела у нее в голове, словно яблоко. «Я все еще мужчина», словно глупо было с ее стороны спрашивать, понравилось ли ему. Словно для него было самым естественным получать удовольствие от близости с ней. Возможно, куноичи искала смысл в словах, в котором снова хотела его найти. А может быть, и нет. Почему бы не использовать то, что у нее есть, чтобы узнать? Сакуре надоело чувствовать себя неуверенной и неспокойной из-за того, что зарождалось между ними. В одну минуту она была уверена, что может завладеть им; в следующую — что он ее не выносит. Разбираться в своих ментальных кульбитах по этому поводу было утомительно. Весь мир был в состоянии войны. Скорее всего, кто-то из них, а может и оба, погибнут в ближайшие год или два. Все, что происходит между Сакурой Харуно и Саске Учихой, — это горстка песка на пляже. Почему она вела себя как неуверенная девчонка? Любовь к нему длилась всю жизнь, а тут на блюдечке с голубой каемочкой возможность сблизиться. Он не отталкивал, как она думала, не ставил границы, не укреплял сопротивление влиянию печати. Саске, может, и не любил ее, но он все же мужчина. Он мог найти в этом то, что ему нужно, так же, как она получала от него желаемое, но лишь малую часть. Это новое развитие событий тоже вскоре стало частью рутины. Сакура прибывала на разрушенную родину своего дорогого друга, сражалась с одним из самых смертоносных шиноби мира, а затем, по окончании битвы, тут же целовалась с ним. Но на этом все и заканчивалось — поцелуями. Не то, чтобы Сакура была против. Саске целовал превосходно. Однако после пяти сеансов поцелуев у нее начинался зуд от того, что его руки не опускаются ниже пояса ее шорт. Хотелось ощутить то невыносимое тепло, которое разливается в животе, как тогда, когда он зашел в ее палатку и провел пальцами по ее рубашке. Как в его гендзюцу, когда эти пальцы скользнули вниз по ее ноге и обвили ее вокруг его талии. Несколько раз она пыталась просунуть руку между ними, чтобы схватить то, что упиралось ей в живот — показать ему, что это все весело, но ей нужно больше. Каждый раз, когда медик пыталась перейти дальше, он находил способы ее остановить. Он ловко отстранялся, прижимал ее запястья к бокам или голове. Переворачивал ее, так что девушке приходилось тянуться назад, чтобы снова поцеловать его. Отстранялся полностью, пока она не дулась и не обещала остановиться. Словно говорил: «Может, я и поддался, но это все, что ты получишь.» Его граница заключалась в том, что дальнейшее развитие событий исключено. Сакура не могла этого понять, поскольку было очевидно, что только разум Саске сопротивлялся инстинктивному продолжению того, что идет после поцелуев. Неужели он действительно ненавидел ее без влияния соглашения? Неверно ли куноичи истолковала оттенок его шарингана? Чем дальше, тем сильнее колебалась ее решимость не обращать внимания. Если этот мужчина умел что-то, кроме сражений, так это постоянно превращать ее обратно в неуверенную девчонку. На шестой сессии этой новой рутины Саске принес новости. Первые новости от врагов с начала изоляции — почти за три месяца. —Мадара перемещает силы. Мы разделимся на три последние координаты. —Он передислоцирует всю армию? —Угу. Они сидели на берегу реки, вода лениво омывала его лодыжки. Уже было слишком холодно, чтобы купаться, хотя они могли регулировать температуру тела достаточно хорошо, чтобы выдержать зимний воздух. Саске, лежа на спине, лениво подложил руку под голову. Вторая рука нежно покоилась на сгибе ее колена. Сакура, сидя на нем, старалась не двигаться, чувствуя его напряженное тело, прижатое к ее ягодицам. Она хорошо его изучила: если она будет слишком настойчивой, он ее оттолкнет. Он никогда не начинал разговор с ней в этой части их тренировок. Теперь, когда их губы не смыкались, Сакура невероятно смутилась их положением. Щеки ее покраснели, когда она попыталась встать, но его пальцы на ее колене вонзились в кожу. Его указательный палец скользнул между складкой бедра и икры. —Не двигайся, — прошептала печать. Сакура замерла с поднятой бровью. Саске пристально изучал ее, используя оба кеккей генкай. Его лицо было непроницаемым, не давая ни малейшей подсказки о его мыслях. Ей нравилось, что его глаз оставался красным во время этой части встречи, хотя она никогда бы не призналась ему в этом. Зная его упрямый характер, она была уверена: он больше никогда не активирует свой шаринган в ее присутствии из чистого упрямства. Напряжение в пальцах на ногах ослабло, когда она послушно повернулась к нему всем телом. Гормоны бушевали в крови. —Числа делятся поровну? — спросила девушка. —Не уверен. ХОн бросает все остальные базы, чтобы создать три совершенно новых…? —Мгм. — Саске закрыл глаза. Его большой палец едва коснулся верхушки ее колена, так что Сакура могла бы подумать, что ей это просто показалось. —Эти клетки настолько важны? —Он не сможет продолжать жить в своем теле, не вырастив их, — ответил он. Сакура не знала, куда деть руки. Во время поцелуя они лежали на его груди, но держать их там во время разговора было странно. Она неловко их подняла и скрестила на груди. Это решение сразу же принесло сожаление — сидеть на нем со скрещенными руками было еще более неудобно. —Что же нам делать? Должны ли Союзники атаковать одну из координат до того, как твоя армия займет позицию?» —Вероятно… К следующей встрече я узнаю, какая цель самая легкая, — сказал Саске. —Это должен быть быстрый штурм. Сакура кивнула. —Я сообщу Райкаге, чтобы он был готов. —Ага. Хорошо. Учиха не шевелился, наслаждаясь теплом ее тела в прохладный день. Сакура же не могла расслабиться. Она прекрасно понимала: он позволит ей остаться, пока она будет послушной и не станет перечить. Пока она будет играть по его правилам. —Мы уже почти на месте, — задумчиво произнесла Сакура. Вздох Саске был еле слышен. Он прекрасно знал, что она не позволит ему сидеть здесь, в этой неловкой тишине, но все же надеялся, что на этот раз она оставит его в покое. —Возможно, — пробормотал он после паузы. —Как думаешь, мы победим? Его пальцы на ее колене дрогнули. Сакура впитывала каждый момент: его волосы, рассыпавшиеся вокруг головы лучами солнца, губы, окрашенные ее блеском, гладкость недавно выбритого лица, безмятежного под холодным зимним солнцем, густые ресницы, лежащие на щеках. Харуно моргнула, словно делая фото, и снова положила руки ему на грудь. Его тело напряглось под ее прикосновением. Черные и обычные, его глаза пристально смотрели на нее, вопросительно приподнятая бровь выражала одновременно опасение и надежду. Он ждал, что она разрушит этот момент. Сакура тоже была к этому готова. Сакура не понимала, почему не могла просто насладиться тем малым, что он ей давал. Но ей казалось, будто она довольствуется жалкими объедками. —Ты вернешься, когда все закончится? — с надеждой в голосе спросила Сакура. — Тебе не дано знать границ, верно? — огрызнулся Саске, его взгляд потемнел от гнева. Он убрал руку с ее колена и попытался подняться, но она снова прижала его к земле. Сила Сакуры была неоспорима. —Ответь! — рявкнула она, ее лицо омрачилось гневом. — То, что мы иногда общаемся, и ты пробудила во мне некое подобие чувства, ничего не значит! Прекрати лезть в мою душу! Отторжение всегда было его первой реакцией. —Я не уверена, что имею право… — медик сильнее надавила на его грудь, надеясь, что следующие слова будут услышаны. — Дело в том, что я люблю тебя… —Вот и всё. Тебе пора идти. —Почему ты всегда так поступаешь? Почему… —Почему ты позволяешь мне сближаться, а потом отталкиваешь? — —Сакура, ты сама навязываешься. Ты воспользовалась печатью, хотя я предупреждал тебя. Я говорил, что это будет зря… —Зря? — фыркнула она. — Ты сам себя послушай! Сколько всего ты наговорил… —Потому что ты не можешь отпустить! Почему ты постоянно ноешь, будто ожидала чего-то другого? —Я знаю, что это не просто печать, я вижу… —Я с самого начала говорил, что это только печать! Ты витаешь в облаках… —Ты же видишь! Ты позволяешь мне сидеть на… — На твоем сломленном разуме, — процедил сквозь зубы Саске. — Думая, будто это что-то большее, — прорычал он, — хотя ты с самого начала знала, что это такое. Они смотрели друг на друга, тяжело дыша. Его глаза снова пылали гневом, сверкая красным и фиолетовым. Сакура чувствовала, как к горлу подступает ком. —Это было подло, — прошептала куноичи. Она наблюдала, как напряглась мышца на его челюсти, прежде чем он закрыл глаза и отпустил ее запястья. —Хорошо, про сломленный разум я погорячился. Не виню тебя за то, что сделала война. Но как только всё закончится, я уберу печать. Куда я пойду и что буду делать, тебя не касается. Наше соглашение, как и наша… связь, прекращаются. — Я не хочу этого… — Твои желания ничего не значат. Я сказал, как будет. —Почему ты продолжаешь меня целовать? — Сакура требовала ответа. — Я не понимаю, Саске. Дай мне понять. — Потому что печать причиняет мне боль, когда я не подчиняюсь твоим желаниям! — огрызнулся он. — Я же заключил сделку о преданности тебе, ради всего святого! Впервые Сакура услышала в его голосе настоящую ярость. Раньше он никогда не позволял себе выплескивать на нее такое разочарование. Его взгляд был устремлен в небо, словно шиноби боялся, что, посмотрев на нее, разгневается еще сильнее. — Какого черта ты еще от меня хочешь? Это печать, Сакура! Всегда была печать! И когда ее не станет, этому — он махнул рукой между ними — тоже придет конец. Медик впилась взглядом в его лицо, отчаянно надеясь найти хоть малейший намек на неискренность, но его выражение оставалось непроницаемым, как всегда. Его ноги согнулись, касаясь ее спины. Тихий плеск воды доносился на ветру. Ни птиц, ни прыгающей рыбы, ни стрекота сверчков — ничто не нарушало тишины, царившей вокруг них. — Но ведь это правильно ощущается, не так ли? — прошептала Сакура. Саске не мог не чувствовать то же самое. Невозможно было отрицать, как хорошо им было вместе. Она не позволит ему превратить эту правду в ложь. — Будь честен хоть раз в жизни! — воскликнула она. — Разве тебе неприятно мое тепло? Разве не приятно поговорить с тем, кто хочет тебя слушать? Я всегда была рядом с тобой, Саске. Я всегда верила в тебя. Неужели ты ничего не чувствуешь ко мне, помимо печати? — Мы посреди войны, а ты хочешь играть в романтику? — фыркнул брюнет. — Не будь смешной. Обнимать кого-то было бы приятно — неужели ты не думаешь, что печать действует и на тебя? — Его холодный взгляд снова скользнул по ее лицу. — Неужели ты настолько глупа, чтобы не понимать этого? Сакура сжала его рубашку в кулаках, зажмурив глаза. — …Это не просто печать для меня. Я всегда этого хотела, еще до печати. Я всегда любила… — Любовь? — перебил он. — Мы годами не разговаривали. Мы пытались убить друг друга. Я хотел уничтожить твою деревню и убить всех, кого ты знаешь, а ты все еще говоришь, что любишь меня? В его голосе звучало раздражение. — Сакура, это никак не может быть любовью. —Любовь не нуждается в оправданиях, — прошептала куноичи, глядя в его суровые глаза. —Я любила тебя с самого детства. —Именно в этом проблема, — хмуро отозвался Саске. —То, что ты чувствуешь — это не любовь, а привязанность к несбыточному будущему. Твоя печать ухватилась за эту фантазию и заставила тебя поверить в ее реальность. Но это не так. Сидеть на нем так близко, умоляя признать подлинность своих чувств, казалось ей невыносимо неправильным. Харуно отстранилась, чувствуя жжение в щеках. —Я знаю, что реально, а что нет, — прошептала она, стараясь сдержать дрожь в голосе. —Очевидно, нет, — фыркнул брюнет. —Это ничего не значит. Мы союзники по договору, и наши отношения не выходят за рамки этого. Все остальное — просто выпуск пара. Она сжала кулаки, борясь с желанием закричать. " —Это не просто выпуск пара! Это… Но слова застряли у нее в горле. Саске не хотел ее слушать. Он уже прижал палец к свитку печати на запястье, и из него выскочил ярлык. Хмурясь, он дотянулся до ее лба и ткнул им в него с такой силой, что Сакура вскрикнула от боли. —Ты чертовски надоеливая, — прорычал шиноби, отшатываясь. Сакура почувствовала знакомое ощущение натяжения в животе и вскинула на него испуганный взгляд. Он собирался перенести их обоих, но ее руки были на нем. Он тоже перенесется… Чакра Саске окутала ее, и техника телепортации поглотила их, скрывая от нее процесс извлечения. Бесполезное действие, как и в первый раз; у нее осталось больше чакры после их предыдущей схватки, чем у него. Они грубо приземлились в её палатке в Кумо. Саске, воспользовавшись её замешательством, выскользнул из-под неё. Бирка упала на землю, став бесполезной. Паника сдавила ей грудь из-за внезапно образовавшегося между ними пустого пространства. Сакура знала, что он может не вернуться к ней неделями, если уйдет расстроенным из-за этого спора. Протянув руку, Харуно обхватила его лодыжку нежной хваткой. Сакура готова на любые жертвы, лишь бы сохранить близость с Саске. Если он попросит ее отступить, она без ропота подчинится. Она готова стать тенью, раствориться в воздухе, лишь бы он снова вернулся к ней. За последние несколько недель куноичи постепенно осознала, что его присутствие действует лучше, чем любые успокоительные. Его чакра отгоняла всю ту грязь, скрывавшуюся за неправильным поворотом мысли, изгоняла призраков, которые теснились вокруг неё в тихие моменты. Саске был для нее тихой гаванью. Единственным местом, где бури в ее душе стихали, а осколки разума не рассыпались вдребезги. Его взгляд дарил ей тепло, способное сварить эти осколки вместе, даруя ей внутреннюю целостность. Он ей нужен. Он был единственным, кто заставлял её чувствовать что-то хорошее. Их тренировки создали зависимость от печати. —Прости, Саске, — прошептала медик, не совсем искренне. —Я люблю тебя. Не стоило на тебя давить.Я больше не буду. Хотя, скорее всего, буду. Резкая перемена в настроении Сакуры озадачила Саске. Она не привыкла так легко отступать, и он нахмурился, изучая ее лицо. Вероятно, он уловил противоречивые мысли, роящиеся в ее голове, но она надеялась, что он все же примет ее предложение. Сделав глубокий вдох, он вздохнул и опустился на колени, чтобы их лица оказались на одном уровне. Это движение заставило ее сглотнуть ком в горле, боясь спугнуть его и заставить покинуть палатку. Ей хотелось закричать: «Видишь! Ты не можешь сказать, что это просто печать! Посмотри на себя!» Мысли бушевали в ее голове, и куноичи была уверена, что он не может не слышать их. Его действия разительно отличались от холодных слов. Саске говорил так, будто хотел, чтобы она его возненавидела, но его поступки говорили об обратном. —Через два дня я позову тебя, чтобы обсудить план нападения. Не переживай, — он обхватил ее запястье и осторожно высвободил свою лодыжку из ее хватки. — Мне пора. Слишком рискованно оставаться здесь дольше. Спустя два дня, как и было обещано, ей доставили послание. Не совсем обычную записку, но Саске не стал ее вызывать. Вместо этого он передал короткий, но емкий приказ: Немедленно атакуйте последнюю координату в Стране Ветра. Время на операцию — четыре дня. Мадара прошел очищение, его тело не будет готово к бою в течение четырех дней. Ожидайте сопротивление — примерно 12 000 врагов. У вас будет девять часов, чтобы уничтожить убежище, прежде чем прибудут подкрепления из Страны Огня. Харуно телепортировалась к шатру Райкаге, который немедленно созвал экстренное собрание Каге в Югакуре. Он хотел, чтобы она присутствовала, но Сакура не была готова увидеть Цунаде. Пока нет. Может быть, никогда. Райкаге уже знал всю новую информацию, которую она собрала о Саске. Ее присутствие не было так уж необходимо. Как и было согласовано по прибытии на базу, куноичи добросовестно докладывала о каждой встрече, на которую ее вызывали. Добросовестно, насколько это было необходимо для победы Союзников в войне. Она подробно рассказала Райкаге о боевом стиле Саске. Описала с точностью до секунды, как часто он мог использовать Риннеган. Перечислила дзюцу, которые он предпочитал использовать правой и левой рукой. Сколько он мог удерживать каждое дзюцу. Сколько раз он мог использовать техники высвобождения чакры, прежде чем ему потребуется подзарядка. Оценила размер его запасов чакры. Сакура раскрыла почти все сведения о Саске, которые собрала, граничащие с предательством. Однако в армии действовал активный приказ не убивать младшего Учиху, и она сомневалась, что даже с дополнительной информацией его смогут одолеть на поле боя. Но это могло спасти некоторых из Союзников. В этом контексте Сакура могла оправдать раскрытие этой части информации о нем. Итак, она поделилась почти всем. Почти. Сакура могла отдать этой войне все, но не его. Это было только ее. Его возбуждение, ощущаемое между ее ног. Его ладонь, сжимавшая ее шею. Тихие, темные шепоты, о которых он, как она была уверена, даже не подозревал. То, как его руки бездумно тянули ее обратно, если она пыталась уйти до того, как он сам решал, что сеанс окончен. Она до сих пор не понимала: Почему Саске так яростно сражался против Союзников. Почему он восстал против своего клана. Что заставило его отказаться от многолетнего пути мести. Что он планировал делать после того, как Мадара будет побежден. Почему он целовал ее, когда ненавидел, когда к нему кто-то прикасался, а затем ругал ее, когда она думала, что это могло что-то значить. Зачем он утешал ее после убийства Сая? Почему кричал на Какаши? Какова была его цель в том, чтобы помогать Союзникам? Зачем он скрывал свою личность, но позволил ей найти себя? Множество вопросов терзали ее душу. Сотни невысказанных, безмолвных, ждущих ответа. Харуно не знала, с чего начать, за что зацепиться. Многих ответов она боялась с самого начала. Эти вопросы заполняли все пустоты в ее сознании, стоило ему только отойти. Он был вездесущ, даже в своем отсутствии. Тренировки с Саске пробудили в ней неведомое прежде. Печать на ее теле начинала вибрировать, когда она слишком долго не ощущала его чакру. Сакура всегда испытывала чувства к Саске, но то, что расцвело в ее душе за последние несколько недель, не поддавалось простой логике. Это было что-то инстинктивное, животное. Базовая потребность, которая утолялась только тогда, когда его руки заключали ее в защитную клетку. Харуно не сомневалась: армия будет готова через считанные часы. Поэтому она помчалась в медицинское крыло и отдала приказ начать производство солдатских пилюль. Рецепт был для них новым, поэтому движения медлительные и неуверенные: рис мололи, цветы сушили и растирали, семена дробили, а затем все это скрепляли водой и чакрой. Сакуре оставалось только надеяться, что Цунаде и медицинская база Конохи хорошо подготовлены к грядущей битве. В ее руках снова будут тысячи жизней. Спасение — долг, бремя, от которого не сбежать. Снова поле битвы, не знающее конца, и новые тела на нем. Друзья, которых не вернуть. Тяжесть ответственности на плечах и призрачный выбор, терзающий душу. Сакура заставляет себя двигаться, не думая. Молоть, сушить, мять, давить, смешивать, связывать. Механические движения, бездумная работа. Двигаться, не думать. Та же мантра, что вела ее сквозь войну. Единственное, что держало ее на плаву в этот бесконечный год. Не думать, просто двигаться. Медицинская палатка — ее дом, где всегда есть работа, всегда есть те, кому она нужна больше, чем себе. Двигаться, не думать. Но мантра уже не помогает. В мыслях снова Узушиогакуре. Рукоять Кусанаги, омытая лунным светом. Пыль на потном теле, на груди, на щетине. Крепкий Саске, прижимающий ее к треснувшей печати Узумаки, украшавшей некогда зал собраний. И зловещая усмешка Орочимару, въедающаяся в память. «Ты и правда веришь, что Каге освободят Саске…? Он мертвец, если Союзники победят… Слова бьют, как обухом по голове. Пестик выскальзывает из рук, палец стукается о ступку, наполненную рисом. Взгляды медиков, полные тревоги. Злобный мат и быстро заживающий синяк. Такого раньше никогда не было. —Не отвлекайтесь! — резко бросает она подчиненным, хотя рассеянная именно она. —Нам нужно сделать как можно больше снадобий.